11. Мечты, мечты

Черные рваные прорехи уже сожрали половину звезд. Над горизонтом поднималась лиловая засветка от пробудившегося подводного источника. Или где-то там, на чужих небесах, поднималось солнце Заарнея.

— Матиас, у тебя когда-нибудь было заветное желание?

В глубине души я надеялся, что у иномирца есть нечто свое. Заветные желания, пусть неисполнимые, делали нас лучше — возможно, и у Матиаса было что-то подобное.

Лицо заарна смягчилось, наполняясь внутренним светом:

— Да, — тихо, словно доверяя тайну, ответил он. — Я хочу убить Лорда.

С самого начала путешествия я опасался конфликтов. В тесноте плыли боевые маги Шеннейра, гильдейские заклинатели, внутренняя служба, и я, светлый; делать нечего, паек ограничен, и на корабле не столь много углов, где можно спрятаться. Но была вещь, которая объединяла. Миль всех достал одинаково.

Солнце неправильно светило, море было неправильного цвета, корабль неправильно плыл. Команда — обычные люди, не маги — забаррикадировалась в рубке. На третий день после отплытия из Токитири мастер проклятий прямо с утра вырубил охлаждающие печати по всему кораблю, мотивируя тем, что ему дует. Когда я выглянул из каюты, Миль угрожающе нависал над последней, дохленькой морозильной печатью, а объединенные темные озверевшие силы готовились броситься на ее защиту. Жара и солнце потихоньку подтачивали общую стойкость, вызывая странные мечты об экипировке островного отдела.

Хотя если бы печати были отключены, Миль бы их включил. Дело было вовсе не в жаре или в холоде, а в том, что ему не нравилось, куда мы едем и что собираемся делать.

— Миль, вы всем мешаете, — попробовал достучаться я. — Неужели вам приятно знать, что из-за вас кому-то будет плохо?

Миль возмущенно вскинулся. Что мешает, он, может, и понимал, но не понимал в упор, почему его, мага высокого ранга, это должно волновать.

— Низкое светлое соглашательство.

— Мне тоже жарко, — по-простому сказал я. — И если вам холодно, то мы установим обогреватели лично для вас в вашей каюте. Верно?

Боевые маги сурово кивнули, а предупредительно стоящие за ними службисты и техники закивали истово. На идее сжечь Миля на медленном огне все сдружились окончательно.

Миль странно посмотрел на полусдохшую морозильную печать и ушел наверх, так ее и не тронув. Темные разбрелись по кораблю, восстанавливая систему охлаждения обратно.

Снаружи все сияло, и находиться на открытой палубе было почти невыносимо. Вдалеке среди сверкающей синевы то и дело мелькал изогнутый парус. Маги-нэртэс оказались очень прилипчивы.

Шеннейр практически все время проводил наверху — в одиночестве и подальше от Миля, который довел и его. Я поправил накидку, проверив, чтобы она закрывала голову, и подошел к другому борту.

Корабль плыл на юго-восток. Я не хотел выходить, но все равно стоял здесь и ждал, когда на горизонте появится гористый профиль Маро Раэту. Что там сейчас? Покрытый застывшей лавой голый камень? Зеленые джунгли с певчими птицами, поднявшиеся вновь, как будто ничего не случилось? Мои детские воспоминания были размытыми; я помнил причал, волны и ракушки на берегу. Возвращаться в родные места, может быть, и не стоило, но мне было любопытно.

Мимо проплыл крохотный коралловый островок, и следующий. Океан оставался чист.

— Ваш остров был обречен тогда, когда вы на нем родились, — Миль, как и я, смотрел на синий провал, что начинался за следующим островком. — Магистр принадлежит своей стране. У него нет родителей и места рождения. Источник заберет все это.

...Вот это, несколько клочков суши и воронка от взрыва — все, что осталось от великого Маро?

Я никогда не скучал по дому. Я думал так, но на самом деле я очень, очень скучал, а его больше нет.

— Ходят слухи, что темный магистр Шеннейр разрушил Маро Раэту, потому что там должен был родиться будущий светлый магистр, — с удовольствием проинформировал Миль.

Ох уж эти слухи. Не будь меня — был бы кто-то другой.

— Шеннейр! — хотя зачем спорить; тот, кто может развеять слухи, прямо под рукой. — Шеннейр, вы вызвали извержение Маро, чтобы уничтожить меня как будущего светлого магистра?

— Чего? — раздраженно откликнулся тот. — Да отстаньте от меня с вашим Маро Раэту, не трогал я его!

Черная стрела сорвалась с его пальцев и унеслась вдаль. На паруснике нэртэс что-то вспыхнуло, кораблик завалился на бок и остался позади. Больше нас не преследовали: намек наши темные псевдосоюзники поймали вполне.

— Вот видите, Миль, — наставительно сказал я, но тот лишь усмехнулся:

— Да кто ж вам правду расскажет?

С каждым часом цель становилась все ближе, и тоскливое предчувствие, на которое я пытался не обращать внимание, уже становилось невозможно отрицать.

Светлый магистр...

Магистр — это символ. Источники мира привыкают к своим воплощениям и жестоко мстят за их смерть. Но это не все.

Магистр — это больше, чем человек. Магистр — посредник между людьми и магией. У Источников мира нет разума; именно через магистров они считывают все человеческое, значения всех знаков, что передают люди.

Если умирает темный магистр, темная магия сходит с ума. Заклинания прекращают работать, прежде безопасные печати убивают и прочие прелести бесконтрольного разрушения, пока гильдия сбивается с ног в поисках нового главы. Того, кто придется не по нраву, капризная Тьма сожжет, но выбор людей и выбор Источника расходятся не так часто: искры магов — его часть, так что Источник воспринимает общие чаяния. Магистром всегда становится тот, кто должен им стать.

Я видел, что несмотря ни на что, поддержка Источника остается с Шеннейром. На месте Тьмы, я бы даже не думал над выбором.

Со светлой магией немного иначе. Светлый Источник глубже встроен в структуру нашего мира; он гораздо сложнее и многослойней, чем темный. Последствия наступают не сразу, но они неотвратимы — мор, голод, неурожай, все живое перестает расти и плодоносить, у людей рождаются мертвые дети, и дальше только хуже. Взбесившаяся Тьма страшна, но против нее можно бороться — Свет заберет даже желание и силы для борьбы. У темных есть дни на поиск, полные приключений, но ряд светлых магистров в идеале не должен прерываться. Слишком долго лечить последствия. Подходящий кандидат рядом далеко не всегда, но светлый Источник снисходителен, и он смиряется с заменой — человеком, кто будет поддерживать равновесие до тех пор, пока не будет найден настоящий магистр. Я — как раз такая замена.

Не знаю, на что рассчитывали темные. Должно быть, со своей волшебной башни им видней. Думали, что справятся с последствиями? Слишком давно светлые магистры не погибали? Все же казнить меня высший совет не решился. С сильным магистром гильдия процветает и магия работает лучше, но я всегда был заменой, и моя единственная цель — передать флажок дальше. Можно убить человека — светлого магистра убить нельзя. Он родится под другим небом, будет смотреть на другие звезды, и даже среди мира, полного бед, полного тьмы, появится тот, кто решит все исправить и примет эту роль на себя.

Больше скажу — в мире бед и тьмы такой человек появится крайне быстро.

И все же...

— Это всего лишь вулкан, — незнамо зачем добавил Миль.

Мои сородичи ждали меня. Но я плыл к ним на корабле, полном темных. Как магистр, глава темной гильдии, вместе с теми, кто был их палачами.

Так уж повелось, что у многих магов есть семьи. Гильдия превыше всего; но служить одной идее, полностью отсекая все человеческое — немного нездорово. Личные отношения стараются не предавать огласке — закрытая тема, что правильно. Любому человеку, даже темному магу, нужна опора под ногами, уверенность, что когда он вернется домой, то не обнаружит своих родных мертвыми. От вырезанной семьи люди почему-то ломаются.

Угрожать семьям своих врагов, использовать их, убивать их, строго запрещено. Негласное соглашение; гильдия и магистры выступают гарантом. Моральные уроды встречаются — а где их нет? — но не чаще, чем в принципе встречаются отбросы среди человеческих популяций. Мы убивали темных, с этим спорить не стану. Но не трогали их семьи. Никому даже в голову не пришло искать по ним информацию.

Может быть, зря.

Шеннейр нарушил правила. Но преимущество получает именно тот, кто делает то, что до него никто не делал. И теперь я не знал, что сказать бывшим заложникам, чьи жизни были выкуплены чужой жертвой. Знаете, я тут сотрудничаю с Шеннейром, и очень неплохо? Где-то в этом моменте меня дружно сбросят со скалы и будут правы.

— Повторите, я не понял, — возмутился Миль. — Вы боитесь, что светлые вас не примут? После всего, что вы ради них прошли? Да убейте этих неблагодарных тварей и наберите новых!

Я не допустил прецедент. Если бы Шеннейр убил заложников, светлые бы ударили в ответ, и веками выстроенные запреты рухнули бы в единый миг. Но теперь все, что сделал Шеннейр — остается преступлением, и это только его клеймо.

Я ничего не проходил ради них.

Остров, на который отправили ссыльных, охраняли заграждающие печати, такие большие, что их влияние было ощутимо до появления. По горизонту расползлась белая дымка; она приближалась медленно, очень медленно, пока стена серых восьмигранников не поднялась до самого неба.

Темные прекратили праздно шататься по палубе и встали на заранее отведенные места. Разговоры притихли; корабль замедлил обороты и остановился.

Нижний край печатей почти касался воды. Туман, расползающийся от них, то и дело накрывал нас плотными непроницаемыми клубами.

Стабильные стационарные печати — сплошная геометрия. Динамические ближе к природе; они меняются, перетекают из формы в форму, и уследить за ними гораздо сложнее. Искусственная упрощенность против природной сложности. Можно сказать, что люди ограничивают себя, используя прямые линии и стандартные схемы; что магия должна быть как искусство, как полет фантазии. Но объем информации, который может переработать человеческий мозг, тоже ограничен, и в обыденной жизни требуется не полет фантазии и непредвиденные последствия, а четкий результат после выполнения заранее известного ритуала. Динамические печати опасны своей непредсказуемостью и слишком большим числом возможных путей развития.

Погодные проклятия тоже были динамическими. И они уже встроились в структуру нашего мира. Спасибо, предки, за шторма, за тайфуны, за ураганы. Отличная вышла корректировка климата.

— А скажите-ка мне Миль, — внезапно щелкнул пальцами Шеннейр, — если вы все равно тут болтаетесь. Светлым вообще на двенадцать лет должно было хватить припасов, которые мы им оставили?

В сложном выражении на лице Миля вполне читалось "какие припасы?".

Темный магистр уставился сквозь туман, а потом одним движением отмел сомнения:

— Светлые. Справятся как-нибудь.

Форму печатей поддерживал жесткий паутинный каркас, чуть выгнутый в центре, и все вместе они походили на панцирь. Чтобы никто не покинул остров и никто не добрался до него. Заклинание открывалось стандартной формулой — разрешение магистра и три голоса высших.

На палубе был заранее расчерчен восьмигранник с треугольником в центре и четырьмя жертвенниками: по углам и в центре. Шеннейр встал на один из углов и открыл стеклянный фиал. Капля крови упала на алтарь, и где-то высоко над нами, на огромной печати, вспыхнула синяя точка.

Синий ирис, знак Гвендолин.

Шеннейр перешел к следующему жертвеннику и, бросив на меня самодовольный взгляд, достал следующий фиал.

Белый ромб, знак Олвиша Элкайт.

— Как вы этого добились?! — ритуал не предписывал молчание, но я зажал рот ладонью. Шеннейр упорно не вдавался в детали, но я был уверен, что Олвиш никогда, никогда не даст позволение.

— Какой же я магистр, если не способен заставить своих магов делать то, что они должны делать? — туман вновь накрыл палубу, но ухмылка в голосе Шеннейра звучала отчетливо.

Темному магистру нравилось развлекаться даже в мелочах.

Миль стоял на третьей узловой точке, и все взгляды были сосредоточены на нем. У нас были разрешения и от Нэттэйджа, и от Вильяма, и, наверное, от самого Миля, но все эти высшие были избраны уже после смещения действующего магистра. Не составляло удивления, что большая часть высшего совета, как и я, находилась в гильдии на птичьих правах.

— Что будет, если этим... — прошептал Матиас, опасливо покосившись на печати и заворачиваясь в одеяло как в мантию, — штукам мы не понравимся?

— Штуки уничтожат остров.

"Что вы от меня хотите, я был не в духе, когда их строил", как сказал мне Шеннейр.

Миль повел перчаткой перед собой, и над его ладонью завис черный клубок. Сейчас мой заклятый недруг мог все испортить, и меня вовсе не успокаивало ощущение, что заарну хотелось бы, чтобы это случилось.

Но Миль не решится.

Вокруг алтаря Миля, вокруг него одного, горели витые свечи, создавая атмосферу. Свечи из вытопленного человеческого жира и крови. Даже жертвенник казался выщербленным, старым, покрытым копотью — им явно пользовались, и пользовались часто. Клубок развернулся, заполняя пространство вокруг Миля шерстяными нитями. Заклинатель стоял, закрыв глаза; губы его беззвучно шевелились, а пальцы перебирали по воздуху, словно вслепую выискивали что-то.

Когда человек умирает, его печати, отзвук его магии, еще остаются в памяти Источника, пока не распадаются и исчезают. Но это уже сфера, недоступная человеку...

Уже позабытое ощущение темной магии нахлынуло волной, скручивая тело, сдавливая голову до привкуса желчи во рту. Потревоженный темный Источник ворочался в своем ложе, тоненькая кожица лопалась, выворачиваясь гнилым мясом; я как будто оказался в могиле среди трупов, нет, снова в карантинном бараке, среди зараженных, в пропитанном миазмами болезни воздухе, и было невозможно дышать, нельзя дышать, и хотелось расцарапать себе горло, стереть с себя кожу, которая соприкасалась с этим...

Я обхватил себя за локоть, проводя по вырезанным буквам, и с усилием сделал глубокий вдох. Только человек хозяин собственного разума. Не призраки и не тени.

Туман над палубой сгустился, скрывая лица; оставляя только фигуры и разгорающиеся искры, откликающиеся на темный призыв. Шеннейр сиял всех ярче, и сейчас я знал, что он железной рукой держит остальных.

Матиас поднял руки вверх, ладонями к небу.

Неужели вы считали, что этот мир уже не исправить? Люди заражаются магией...

Сердце сдавило болью. Я заставлял себя держаться отстраненно, но не мог справиться с ощущением, что мы делаем что-то неправильное...

За преградой ждут мои товарищи. Мы все делаем правильно.

Над палубой пронесся тихий вздох, и внутри печати повис сотканный из нитей, уродливый, но все же узнаваемый символ.

Алый мак, знак Алина.

Шеннейр хлопнул в ладони, выводя всех из транса, и рассмеялся. В эмоциях темного магистра не было ни страха, ни трепета.

Последний этап — разрешение магистра — прошел без изысков. Шеннейр полоснул ножом по руке и приложил ладонь к четвертому жертвеннику, и ограждающую печать рассекла ало-черная трещина. Над палубой пробежал сдержанный радостный гул; корабль потихоньку двинулся вперед, и заклинание провернулось вокруг своей оси, пропуская нас дальше.