Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Изумрудка смущённо кивала, мол, да, сидела дома, плела на русалок сети.
А Янтаринка, опустошив раковину и вскинув руку в широком торжественном жесте, стала предлагать нам своих подозреваемых:
— Да что вы набросились на Изумрудку? Давайте подозревать всех!
— Всех — это кого? — поинтересовался Джек — Синий нос — У кого ещё столько счётов к пиратам?
— Я предлагаю Агату с Гагатой.
— Месть? Для таких-то легкомысленных особ? — возразил я.
— А глядите, — настаивала Янтаринка — вот не зря у нас говорят, что не бывает недостатка идей, случается только неподнесённая вовремя раковина с коньяком, — но наш-то можжевеловый самогон будет получше твоего коньяка, — Агата и Гагата старались выручить капитана, оставшегося без сорока гвардейцев. Они даже подталкивали его плот к течению, которое должно было вынести капитана на юг. А Лазурита взяла и сманила их избранника в пучину, утопила его.
— Ну, распробовала девушка силу голоса, — пожал плечами Джек — Синий нос.
— Нет, — возразил ему боцман Дик, — Нашла повод грудями перед капитаном гвардии потрясти. После столько-то лет застёгнутой по любой жаре на все пуговицы среди своих головорезов.
— Повод для мести? — настаивала Янтаринка.
— Агате с Гагатой? Хохотушечкам в коралловых веночках? — закричал Джек — Синий нос.
— В понедельник и вторник они вместе со мной селёдку чистили, — поддержала защиту Агаты и Гагаты Изумрудка.
— Значит не они, — вздохнула Янтаринка.
— Как это не они? — Джек — Синий нос утих и даже, разливая самогон, подмигнул боцману Дику — Кто вместе с Изумрудкой селёдку чистил, тот с нею заодно Лазуриту в сети к бесобойцам и подкинул.
— Может быть, Бирюза? — предложила Янтаринка.
— Почему Бирюза? — удивился Джек — Синий нос.
— Эта томная-то наша утопленница-то? — осторожно спросил я.
— Бирюза тоже пела капитану, оставшемуся без сорока гвардейцев, — объяснила Янтаринка, — А томным возвышенным особам приходят в голову, необъяснимые и опасные мысли.
— Бирюза заплывала ко мне вторник выпросить кусочек-другой селёдки, — сказала Изумрудка.
— Вот! — подытожил Джек — Синий нос — за кусочек жирненькой селёдки наняли бедолагу Бирюзу, чтобы нашла она, поймала и связала многоопытную головорезку, — и обновил в раковинах самогон, — Ну, Изумрудка, за закуску!
— Но кого-то нам надо подозревать! — обиделась Янтаринка.
— Я предлагаю подозревать Хризолитессу, — сказал боцман Дик.
— Хризолитессу подозревать не надо! Она моя подруга! — запротестовала Янтаринка, — Она моя единственная подруга здесь.
— И что с того? — спросил я.
— У неё не было возможности. Мы почти не расставались.
— Зато она там вместе с тобой ближе всех находилась к 'Золотой Лилии', — подхватил идею Джек — Синий нос, — А если у Хризолитессы ещё и был сообщник, который поднёс ей поближе связанную Лазуриту, то, думаю, она могла и отлучиться ненадолго, чтобы подбросить русалку в сети.
— Отлучаться Хризолитесса, конечно могла, — признала Янтаринка, — Да хотя бы, когда караулила наши вещи внизу, пока я лазила по скалам и строила для нас удобный подъём в пещеру. И помощник ей если бы и понадобился, то лишь для того, чтобы выманить Лазуриту поближе к 'Золотой Лилии'. Одна незадача. Нет у неё причин для убийства.
— Её причина — ты, — подсказал я.
Джек — Синий нос так и замер, не донеся селёдку ко рту. Он прежде всех понял, что я не шучу.
— Я? — возмутилась Янтаринка.
— Твоё отчаянье. Твоё проклятие. Твоя боль, — поддержал меня боцман Дик.
— Я не просила Хризолитессу ни о чём таком, у меня и мыслей не было о мести.
— Зато твоего проклятия хватило, чтобы вызвать бурю, твоей скорби, чтоб не заметить русалочий хвост, а твоего отчаянья прибыло столько, что сам Морской Царь со всей его свитой оказался рядом с ним мелкой галькой, — рассудила нас Изумрудка.
— Но это моё личное, моё собственное проклятие, — возразила Янтаринка, — Хризолитесса не стала бы вмешиваться в мою беду без спроса. Правда, не стала бы. Она чуткая, она верная подруга. Вы не знаете, какая она!
— Мы не знаем? — глазки-щёлочки Джека — Синего носа так и выпучились, так и округлились.
— Хризолитесса, — принялся я объяснять девушке, — в отличии от других русалок не жила никогда ни человеческой жизнью, ни вылуплялась из икринки в русалочьей семье. Пару тысяч лет назад она была горной речкой на Тероне. А когда землетрясение раскололо остров, и он ушёл под воду, она обернулась русалкой. Хризолитессе совсем небезразлично, кто тут мутит бурю. Если уж она признала твою правоту, то могла бы устранить Лазуриту просто во избежание новых проклятий в Синем море.
— Мне кажется, Хризолитесса предложила бы поединок, — заступилась за русалку Изумрудка.
— А вот я бы не стал драться с падалью, — сказал Джек — Синий нос, — Да ещё и ругаться из-за неё потом с Морским Царём. А Хризолитесса за две тысячи лет не стала разве мудрее меня?
— Мудро было бы не втягивать в свои подводные дела бесобойцев, — парировала Янтаринка.
— Почему? — спросил Джек — Синий нос.
— Слишком подло. Слишком глупо натаскивать бесобойцев на русалок.
— Вот это точно, — согласился Джек — Синий нос, — Я бы на месте бесобойцев Лазуриту развязал и испытания на ней проводил. Да хотя бы, чтобы ловчие русалочьи сети усовершенствовать.
10. Обвиняемая Хризолитесса
Никого из нас не обрадовало открытие, что бывшую пиратку Лазуриту погубила звонкая Хризолитесса.
Дошутились.
Кто же знал.
В неловкой, склизкой тишине водяной Джек — Синий нос поднял новый тост:
— За любовь к истине!
— Не стану я за такую истину пить, — боцман Дик поставил свою раковину на стол.
Джек — Синий нос нахмурился и привстал.
— Охолонись! — попросил я товарища и даже потянул его за хвост, чтобы тот присаживался пить обратно.
— Не ссорьтесь, мальчики! Ну? — Изумрудка прильнула к боцману Дику, — Никто из нас не скажет про Хризолитессу Морскому Царю. Правда?
— Да ясно, что не скажет, — вздохнул Дик, — Только бы поговорить с ней надо, пускай больше не впутывает посторонних в наши дела.
— Я объясню ей про бесобойцев, — кивнула Изумрудка.
— Объяснишь? Что ты ей объяснишь? — водяной Джек — Синий нос выпучил левый глаз, — Две тысячи лет девчонке!
— А тебе сколько сотен лет дураку? — возразил я другу, — Она-то в душе до сих пор — чистая горная речка. Ей, что бесобойца напоить, что вон Дика, когда Царь Морской домой его отпустит. Подружилась с Янтаринкой, вот и утолила её боль. Как сумела, как придумала.
— Если уж нашла способ выманить Лазуриту в глухое место и связать, то могла бы её и в трюме каком замуровать, — проворчал Джек.
— Это, чтобы у нас в Синем море проклятий добавилось? — вопросил я его.
— А у бесобойцев на корабле, думаешь, без проклятий обошлось? — возразил боцман Дик.
И я видел, как он сжимал кулаки, спрятав их за седыми кудрями Изумрудки.
— Я думаю, что Хризолитесса рассчитывала, что бесобойцы окажутся мастерами своего дела и избыточных проклятий не допустят, — ухмыльнулся Джек — Синий нос.
— Это чистая-то горная речка рассчитывала на мастерство бесобойцев? — спросила Изумрудка.
— Думаю, что её просто замутило страданиями Янтаринки, а как русло наполнилось, поток понесло, — объяснял тогда я.
— Хризолитесса была со мною доброй, чуткой, предупредительной, приветливой, — Янтаринка выхлестнула из раковины самогон и тут же потянулась к бутылке.
Предупреждая желание девушки, я налил ей до самых краёв, да обновил заодно в раковинах у других собутыльников:
— Ты видела тёплые блики на поверхности рек, — утешал я тогда девушку.
— Быть может, за солнце? — подняла тост Янтаринка.
Джек — Синий нос завращал было выпученным правым глазом, но я быстренько ущипнул его за хвост, чтобы хоть в этот раз друг промолчал:
— Я выпью с тобой, девочка, и за солнце. Оно сблизило вас. У Хризолитессы, когда над морем стоит ясный день, в пепельных кудрях играют солнечные блики, а ты, милая, из ларца взяла солнечный камень — янтарь.
— Я не хотела, чтобы так. Клянусь, я не хотела!
— Ты молода и светла, моя златовласая. Ты не умеешь пока вглядеться в двухтысячелетнюю глубину.
Думаю, что слова мои немного утешили девушку, потому что вскорости она возвратилась к обсуждению, как нам теперь быть. После ещё пары раковин, выпитых в тишине, Янтаринка, единственная из всех нас, сообразила:
— А что мы будем делать, если Морской Царь обвинит в убийстве Лазуриты кого-то невиновного?
— Да кого же тут обвинишь? — спрашивал я, — Никаких улик, никаких следов.
— Так вона сколько подозреваемых нашли! — улыбнулась мне девушка.
— Это мы любя, — улыбнулся в ответ боцман Дик.
— Но меня-то царь обвинил по-настоящему!
— А ведь права Янтаринка, — закивала Изумрудка, — Я сама, когда про Лазуриту узнала, первое, что подумала, это как хорошо, что ты, Дик, на севере. Возвратись пораньше, хвост даю, отобрал бы у тебя Морской Царь перстень.
— А что за перстень у Дика? — спросила Янтаринка.
— Волшебный он, из лунного серебра — объяснил Джек — Синий нос, — Боцман Дик же — во всём человек, разве что триста лет подневольный царю, а перстень позволяет ему дышать под водой.
— Как бы нам поостеречься от невинных обвиняемых? — спросила нас Изумрудка.
Боцман Дик нахмурился и насупился. Джек — Синий нос тяжело вздохнул, мол, судьба. Я смущённо развёл руками.
И вот тут выступила Янтаринка.
Девушка выхлестнула полную раковину самогона и, сметя со стола очередным торжественно-театральным жестом вазочку с мидиями в креветковом соусе (прежние её жесты не достигали посуды), храбро объявила:
— Я попробую предостеречь Морского Царя от ошибки.
Мы с Джеком опасливо переглянулись.
А вот боцман Дик тут же пересадил у себя на коленях Изумрудку так, чтобы стало удобнее наклониться к девушке и спросил:
— Помощь тебе какая нужна?
Янтарника задумалась:
— Боцман Дик, а ты помнишь корабельное ремесло? Сможешь мне реквизит смастерить?
— Конечно, милая. Чем смогу. Да больше всех у нас Джек — Синий нос на все руки мастер. Тоже поможет.
Мой друг кивнул:
— Что нужно, Янтаринка?
— Мне нужны надёжные кошки и крючья. А ещё я хотела бы обшиповать себе железом хвост.
— Нарисовать сможешь, что надо? — спросил девушку Джек, — Я пришлю тебе досок и грифелей.
— Думаю, да. К утру.
Надо тебе признаться, что от вида того, как Янтаринка разглядывала свой хвост, верно вообразив его уже ошипованным железом, у меня аж зачесались заушные жабры!
Ветра в пещере не было, водоросли на них не повисли. Зачесались они просто от чувства надвигающихся неприятностей.
— Что ты задумала? — поинтересовался я у нашей новой собутыльницы.
— Я потихоньку ночью проберусь на 'Золотую Лилию' и выкраду у бесобойцев протоколы суда над Лазуритой и судовой журнал. Да, мне ещё будет нужно что-то непромокаемое, чтобы притащить бумаги сюда. В них везде должно быть указано время. Почитаем их — прикинем, в какой период Лазуриту могли подбрасывать в сети. Думаю, этот период не в три дня выйдет, а куда меньше. А ещё нужно будет учесть время, необходимое на дорогу до 'Золотой Лилии' и обратно. Одно дело, доказывать, что не плавал к бесобойцам все три, а то и четыре дня. Другое — что появлялся где-то на виду в нужные нам несколько часов. Даже сюда за селёдкой ведь не только Бирюза заглядывала? Правда?
Изумрудка закивала.
— Русалки не лазают по надводным кораблям, — говорил тогда я.
— Я — акробатка, — возразила Янтарнка, — У меня сильные руки, да и хвост подтягивать я уже натренировалась.
В заушных жабрах мне сделалось в тот момент так щекотно, что, сознаюсь тебе, стал было прикидывать, не прикинуться ли мне спившимся простаком и не вытряхнуть ли из жабр детрит прямо там, где мы пьём и едим.
Таки да! Этот орган меня не подвёл!
— Рыбью кожу на обёртки и сумку из неё же мы тебе, конечно, найдём, — сказал боцман Дик, — Только в нашей компании принято беречь девушек. А поэтому мы отправимся на 'Золотую Лилию' все вместе.
11. 'Золотая Лилия'
Следующую неделю мы с Джеком и Диком готовили инструменты или, как это назвала Янтаринка, 'реквизит' для вылазки на 'Золотую Лилию'. Наши дамы тем временем терпеливо расспрашивали русалок и тритонов о том, кто, где и когда видел Лазуриту, не ссорился ли с ней и где находился сам в момент её пропажи и убийства. Я попросил Изумрудку найти нам побольше подозреваемых. Не найдём ничего оправдывающего наших русалок на 'Золотой Лилии', так хоть собьём Морского Царя с толку количеством потенциальных убийц. Всех он в бочку не закатает, кто виноватее не выберет, а Хризолитессу никто из нас выдавать не хотел.
Хорошо ещё, наша двухтысячелетняя девочка не появлялась пока при дворе.
Надо сказать тебе, что поиск Лазуритиных врагов был для Изумрудки с Янтаринкой нетрудным делом. Бывшая пиратка обернулась на дне весьма склочной особой.
К среде мы насчитали уже: пять тритонов, отхлёстанных хвостом по щекам; двух тритонов, связанных хвостами и двух тритонов, не давших себя побить: первому из них, дедушке Пану Гусичу просто повезло — Лазурита в тот день ещё осваивалась в водной среде и в новом теле, а вторым был мажордом Бакланя — он, говорят, ещё мальком умел прекращать русалочьи свары.
Обидевшихся на Лазуриту русалок мы нашли восемь: обозванных грязными словами Агату и Гагату, избитых Опалицу и Ониксачку, Малахитицу с выдранными локонами, покусанную Гранатицу, доведённую до истерики Бирюзу и Сапфириду с прищемлённым раковиной хвостом.
Конечно, за такие обиды никто не стал бы губить русалку. Но согласись, каждая из них выглядела убедительнее, чем претензии царя к Янтаринке или даже его возможные обвинения Хризолитессы, которые с покойной не только не ссорились, но и даже не разговаривали и не виделись при дворе.
Боцман Дик выцарапывал на обломке раковины бочку, в которую сторожевые угри заталкивали всех обиженных из нашего списка. Изумрудка пеняла ему, что не стоит так шутить над усопшей. А Янтаринка спрашивала:
— Почему?
На что Изумрудка отвечала:
— Мы собираемся читать протоколы её допросов. Нам будет стыдно сначала смеяться над её пиратскими выходками, над тем как она пыталась самоутверждаться при дворе, а потом узнать, как её мучили.
— Мне не будет стыдно, — отвечала Янтаринка, — Мне будет хорошо.
— Это правильно, малявка, — подержал девушку боцман Дик, — На таких широких плечах, как у тебя, в самый раз вынести и скорбь, и ненависть.
— Плечи у меня широкие, потому что я — акробатка. А почему малявка? — спросила Янтаринка.
— Потому что и месяца ещё не проплавала в море — самый что ни на есть — малёк.
— Янтаринка Первая проплавала в море три года, — вздохнула не в лад Изумрудка.
— А потом? — спросила её Кэтлин — Янтаринка Вторая.
— Истончилась от янтаря.
Я в то вечер сидел точил шипы там же, а потому видел, как испугавшись Изумрудки, — а может быть, даже не испугавшись, а, напротив, обрадовавшись, что вот он — выход из волн, — наша девочка ухватилась за ожерелье, но потом медленно опустила руки, оглаживая живот и верхнюю, мясистую часть хвоста:
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |