Смоленская Русь. Княжич Прода9

К моменту началу строительства печей (доменной, пудлинговых, нагревательных, сталеварной) удалось изготовить множество дополнительного оборудования: прежде всего приводного, а также механические цилиндрические меха, огнестойкие керамические изделия (трубы, желоба, сопла и др.)

Сам завод, из-за дефицита гидравлических мощностей (речушки-то, скорее даже ручьи, мелкие), оказался разнесён на две соседние речки Ильинка и Городянка. Особых проблем в их запруживании не возникло. В плотинах, их перекрывающих, были проделаны специальные каналы для поступления воды в систему деревянных лотков, которые направляли воду к водяным колёсам, а вешнячный прорез в плотине служил для регулировки уровня воды, в том числе и для сброса излишков воды во время паводков. Образовавшиеся пруды быстро заполнились рыбой, которая теперь вместо вод Днепра, попадала в желудки рабочих. Дети местных тружеников днями напролёт удили рыбу.

На Ильинке разместили два "цеха": первый — по "обогащению руды" (перед плавкой руда сортировалась, дробилась и промывалась для удаления пустой породы) и сталелитейный цех. Остальные металлургические производства разместили на речке Городянке, для чего её запрудили аж в трёх местах. Поэтому вырисовывающиеся предприятие, чьи производственные мощности оказались разбросаны по разным местам, совсем не соответствовало моим понятиям, как должен быть устроен завод. Но я понимал, что без применения паровых машин невозможно будет добиться компактности производства.

Перед началом строительства Авдий с мастерами под моим контролем изготовили глиняные модели металлургических печей.

— Никогда таких печей не клали, княжич, уж не обессудь, но я не поручусь, что вылепленная тобой печная ...

— система, — подсказал я ему нужное слово зодчему.

— ... ага, с и с т е м а будет работать. На словах-то у тебя всё лепо выходит, а как всё это кирпичом выложим ...

— Не переживай Авдий, если выложите печи герметично (значение этого слова зодчий уже давно уяснил и даже сам его употреблял), то всё будет работать как надо. Правда придётся вам после каждого цикла внутреннюю облицовку печи поправлять.

— А без большого жара хорошего железа у тебя не выйдет ...

— Всё так, Авдий, всё так ...

— Ну, что же, если наша артель раньше Божьи храмы строила, то и печи твои мудрёные выстроим. Герметично! Но заработают ли они так, как ты мыслишь, я ещё раз повторю, не знаю!

— На том и порешим! План работ у тебя есть, делай своё дело, а я буду поглядывать за вашей работой, да подсказывать.

Посвятить свободное время только лишь одному строительству я не мог. Купцы, образовавшие недавно "СПТП" ("Смоленское Паевое Торговое Предприятие") уже не терпеливо "били копытами". Они, делая вид, что приходят на приёмы к Изяславу Мстиславичу, а сами, то и дело, выискивали и подлавливали меня, приставая с одним и тем же вопросом " Когда зачнём бумажное, или мыльное дело?". Тянув время, я попросил их разделиться пополам, одна половина займётся мыльным производством, другая — бумажным. Около седмицы бояре с купцами делились, затем опять, с удвоенной силой начали мозолить глаза. Мы оформили наши отношения документально, приняв Устав и заверив учредительные документы у князя. Так образовалось два СП по производству мыла и бумаги. СП были паевыми товариществами, организовывались они по принципу 50% паёв у меня, 50% — у боярско-купеческой братчины. Как потом в этой братчине промеж себя они делили доли — я особо не интересовался.

Бояр, вошедших в СП по производству бумаги, я отослал пока подальше, пообещав заняться ими через неделю — полторы, как только разберусь с мыльным предприятием.

Когда все эти СП с боярами документально оформлялись у князя, я на недельку отправился в Гнёздово, чтобы всё подготовить для показа. Гнёздовские "химические мастерские" имели у себя соответствующее оборудование, приготовить в нём мыло — раз плюнуть! Я планировал боярам всё показать и объяснить, а уж строить печи с огромными чанами — это уже будет их забота! Когда они своими силами развернут производство, то я буду им лишь поставлять необходимые им для производства вещества.

В назначенный день и час явились, как в сказке "огнём горя двадцать два богатыря". К речному причалу прискакали 22 боярина, и они действительно горели, но не огнём, а нетерпением. Прибыли они не в одиночестве, а со своими мастерами, которых намеривались отрядить впоследствии на работу в СП.

Среди мастеров, прибывших вместе с боярами, каких только специалистов не было — гончары, гвоздочники, кожевники, лучники, древоделы, зиждители, каменщики, тульники, кузницы, котельники и даже мясники с пирожниками! Все они были или закупами или холопами, жили в боярско-купеческих подворьях, работали там же в мастерских, обслуживая боярское хозяйство, а также поставляя свою продукцию на рынок, естественно, с согласия боярина. Мне ещё подумалось, вот, где оказывается, квалифицированная рабочая сила зарыта!

Бояре подобрались разновозрастные и разной комплекции, а потому в лодью они залазили кто, кряхтя, а кто по-молодецки прыгая прямо с причала. По Днепру спускались меньше часа. Моё обширное Гнёздовское подворье нещадно дымило печными трубами, их было заметно ещё с реки. Дымный шлейф при перемене ветра иногда накрывал расположенный по соседству город, коптя луковки церквей.

У пристани бухты канаты быстро размотали дежурившие на Торгу речные ярыжки, принайтовали лодью к самому причалу и перекинули на неё сходни. Среди встречающих, как обычно, обтирался гнёздовский посадник и несколько местных бояр. Как только приплывшие смоленские бояре начали лобызаться со своими гнёздовскими коллегами, я тут же вскочил на подведённую дворянином лошадь и поскакал к себе на подворье. Гостей передал на попечение Петра. Мне нужно было убедиться, что для показа всё готово.

Бояре с купцами, узрев мои производства, лишь удивлённо качали головами. Мастерские в их подворьях и рядом не стояли с этой производственной площадкой. По размаху, разве, что крупнейшие монастыри, могли хоть как-то сравниться с увиденным ими здесь. С дороги я отвёл бояр в свой терем-пятистенок, пообедать. Не забыл о мастерах, прибывших с боярами, отослав их обедать в столовую находящуюся в бараке.

А затем повёл изнывающий от нетерпения народ в заранее отведённый закуток, рядом с мастерскими. Светить перед боярами и их мастерами пламенными печами и иным оборудованием в мои планы не входило. Мы, не стройной толпой, вошли под навес, и расселись по установленным здесь же лавкам, образовав периметр вокруг стоящего в центре чана с остывающем варевом. Во время моей последней поездки мы с рабочими уже успели отрепетировать весь этот не сложный производственно-рекламный процесс. Поэтому сейчас, мои люди сноровисто вливали, перемешивали, а я громко комментировал происходящее.

— В этом чане, — я встал с лавки и подошёл к привлекающей всеобщее внимание посудине. — Расплавленное и немного охлаждённое сало.

— Что за сало? — раздалось в унисон несколько голосов.

— Обычное свиное, без кожи и мясных прожилок, не солёное. Можно любое использовать, даже морского зверя (китовое), не это главное! Думаю, растопить сало ни для кого не составит труда и с этим всё понятно?

— Да! Понятно княжич!

— А в этом кувшине, — рабочие поднесли его поближе ко мне, — растворённая и подогретая в воде сода, если быть точнее едкий натр.

— Какой натр? Сода? — тут же со всех сторон послышались вопрошающие голоса.

— Да! Но не забивайте себе голову, соду для производства я вам буду поставлять, производить её вам не придётся!

— Мы готовы и соду делать! — сказал один из бояр, а остальные громко одобрили эту мысль.

— Знаю, что вы на всё готовы! Если хотите её производить — пожалуйста, закупайте морские растения, пережигайте их. Но, сразу скажу, это дело для вас будет хлопотным и не выгодным. Проще её у меня купить! Тем более, поставки соды на наше паевое предприятие будут бесплатными, своё я возьму на продажах мыла.

— Дальше что делается? — не выдержал один бородач, внимательно наблюдая за действиями рабочих.

А они, во время моего спича, начали выливать подогретый содовый раствор в чан с расплавленным салом.

— В расплавленное сало заливают раствор соды. В этом же растворе, для лучшего пенообразования, добавлено немного поташа. Поташ я тоже делаю в своих мастерских. Всё это вместе перемешивают, доводя до однородного состояния. Затем содержимое чана разливают по деревянным ящикам, хорошо окутанным сукном, и ставят в теплое сухое место на 4 — 5 дней.

Рабочие, в подтверждении моих слов, быстро осуществили все эти манипуляции, и не спеша принялись относить залитые жидким мылом ящики, в хорошо протопленный сарай.

— Вы знаете, на той седмицы я плавал в Гнёздово, и всё, что вы сейчас наблюдали, уже проделывал. Поэтому, нам нет надобности ждать несколько дней пока мыло затвердеет, уже есть готовое!

Тут же был внесён ящичек с кусковым мылом, вроде хозяйственного. Бояре шумной толпой налетели и принялись разбирать куски. Присутствующие здесь же боярские мастера, по приказу своих хозяев, побежали за водой. Через несколько минут бояре весело поласкались в мыльной воде, намыливая свои руки и одежду своих мастеров — пробуя, по моему совету, отстирать въевшиеся в них пятна и грязь. Установилась радостное, праздничное настроение. Неожиданно прозвучал вопрос, от которого все сразу стихли.

— Владимир Изяславич, так ты и сам можешь мыло делать, всё у тебя для ентого есть, зачем же мы тебе сдались?!

— Всё, да не всё! — чуть задумавшись, ответил я силлогизмом. — Чтобы наладить серьёзное производство необходимо строить большие печи с салотопленными котлами! А у меня на это нету ни времени, ни сил! Денег, тоже, на всё сразу не хватает, признаю прямо! Я, конечно, могу и своими силами начать производить, выиграю впоследствии в деньгах, но потеряю время!

— Княжич, да какие твои годы!? Всё наверстаешь, — весело заметил боярин Дмитр, на что сразу же получил гневную отповедь.

— Ты тут воду не мути, как говорит Владимир Изяславич! Что ты его отговаривать принялся, в своём ли ты уме!? Не любо тебе — так выйди из нашей братчины, никто тя силой не держит!

— Правильно! — Не твоего ума дело князей учить, что и как им делать! — тут же понеслось злым многоголосьем от остальных бояр и купцов. Бородачи солидарно обрушились гневным потоком на посмевшего высказать столь крамольную мысль, очень испугавшись, что княжич послушает дельный совет, да и решит обойтись без них.

— Тихо! Успокойтесь! — увещевал бояр присутствующий здесь же Перемога. — Всем слухать княжича! — все взоры опять обратились ко мне.

— Не будем городить огород! Решили делать дела вместе — значит, так тому и быть!

Обстановка сразу разрядилась, все уселись на свои места, не забыв при этом зажулить, всё вынесенное для демонстрации мыло.

— Всё, что я вам хотел показать и рассказать — вы увидели и услышали! Теперь дело за вами! Распределяйте между собой обязанности кто, чем будет заниматься, кто производить, кто закупать сало, кто и где будет продавать. Найдите место для производства, прикрытое от чужих глаз. А за мной дело не встанет, как только вы развернётесь, сразу начну вам поставлять, в счёт своей доли, соду и поташ.

Пару часов бояре, под моим присмотром, распределяли меж собой обязанности. Мне часто приходилось выступать третейским судьёй в перманентно разгорающихся спорах. Но, в итоге, обо всём сумели благополучно договориться. И уже вечером, эта шумная делегация, всем скопом отплыла обратно в Смоленск. А я остался в Гнёздове, продолжать подготовку для встречи с пайщиками бумагоделательного предприятия.

Я не стал заморачиваться с производством туалетного мыла. Для этого нужны экзотические масла, ароматические вещества и красители, которых на Руси, днём с огнём не найдёшь! Обычное хозяйственное мыло здесь будет пользоваться бешеным спросом. Здешняя публика, даже аристократическая, пока ещё совсем не избалована, моется в банях, натираясь золой. В Европе с этим банно-прачечным делом, пока ещё войну не ведут, но относятся к частому мытью тела настороженно. Мыло стоит втридорога, но его не так просто ещё и найти в продаже! К тому же, хозяйственным мылом можно не только мыться, но ещё и стираться, и мыть посуду, о чём я не преминул боярам заметить.

Через шесть дней ко мне в гости в Гнёздово приплыли 19 бояр-купцов, являющихся пайщиками пока ещё существующего лишь на бумаге, вернее на пергаменте, бумагоделательного паевого предприятия.

В производстве бумаги тоже пока ничего сложного изобретать не стал, совсем отсутствовали нужные для этого станки и машины. Боярам я предложил два способа варки целлюлозного сырья (льна, конопли, соломы, опилок) — с использованием каустической соды ("натронный способ") и с использованием сульфата натрия (сульфатный способ). В последнем случае, если специально не отбеливать хлорной известью, получалась желтоватая бумага обёрточного типа. Очень хорошая бумага, совсем не требующая отбеливания выходила из конопли. Натронная целлюлоза получается при очень высокой температуре, но варка её шла быстрее, чем при производстве сульфитной целлюлозы — здесь и температура ниже, но и операция длится дольше.

Впоследствии у нас чаще применялась натронная варка, причём, в целях экономии соды я объяснил рабочим предприятия, как выпаривается и прокаливается бывший в употреблении варочный раствор, чтобы его можно было повторно использовать с добавлением малого количества новой соды.

Бумажное сырьё, вместе с раствором на демонстрационном испытании, варилось в открытом чане, к этой массе добавлялись также мел, глина и клей. Впоследствии, для ускорения процесса, стали варить в закрытых котлах под давлением.

Полученная масса тщательно промывалась в корытах и вычерпывалась оттуда ситом, затем отжималась, но не на "прессе", а под камнем, поднятом при помощи ворота. По необходимости отбеливалась с помощью мною же и производимого "белильного порошка" (хлорной известью), затем опять промывалась и отжималась.

Далее бумажную массу выкладывали на деревянные формы с подложенным на них сукном. Сначала выкладывают один лист и накрывают его сукном, сверху кладётся новый лист и т.д. до 150 — 200 слоёв — образуется так называемый "столбок". Столбок кладется под "пресс" (под камень), после прессования сукно вынимается, а все бумажные листы снова прессуются, после чего вешаются для просушки. После просушки бумага снова прессуется для выравнивания листов. Затем листы сортируются и считаются.

Таким способом не мудрёным способом, при полном отсутствии механизации, в 1234 году бояре умудрились произвести 250 стоп бумаги, или, без малого 50 000 листов. Свою долю прибыли я договорился с пайщиками получать бумагой. Половина всей моей бумажной доли пошла на нужды делопроизводства и в школу.

Только было я собрался на боковую, как прискакал гонец от боярина Андрея Микулинича, компаньона стеклоделательного предприятия. Челядинин передал от гонца одно лишь слово "марганец!" и я тут подорвался с места.