Смоленская Русь. Княжич Прода3

Картина получится не полной, если сюда не будут добавлены многочисленные княжеские слуги. По большей частью фактически они были 'привилегированными холопами', т.е. рабами полностью зависимые от князя, но выполняющие управление от лица князя в его дворцовом хозяйстве, личных уделах и волостях. Такими слугами были, например, 'ключники', 'тиуны' и 'огнищане' — заведовавшие и управлявшие княжеским хозяйством удельными или вотчинными землями. Поэтому реальный "властный вес" таких княжеских "рабов" мог быть поболее многих бояр.

Больше всего беспокойства Изяславу Мстиславичу, да и мне тоже, по нижеизложенным причинам, доставляла боярская 'шобла', через день собирающаяся в княжеском тереме на междусобойчики. Обсудив свои дела, заботы и тревоги, быстро исчерпав все свои 'профессиональные' темы, бояре неизменно переходили к никогда не иссушаемому источнику для интересных разговоров — начинали сплетничать, перемывая косточки себе и другим.

Вот типичный и довольно распространенный меж боярами разговор о личности и повадках княжича, дословно переданный мне Вертаком.

— Что думаешь, о нашем княжиче?

— Странный он какой-то. Не по годам разумный, да только откуда он мог такие разумения взять?

— Я своих сынов грамоте не обучаю, чай не дьяки, а родовые бояре, есть, кому за них на бересте карябать!

— А на нас он глядит так презрительно, будто мы его холопы.

— Ты думаешь презрительно? Мне так кажется, что с еле видимой ухмылкой, да такой, какой он, как я заметил, поглядывает на шутов, да гусляров.

-А ведь твоя, правда! Бог, ведать ему разум затуманил, если над 'наибольшими' людьми насмехается!

— Да ... лучше пускай книги читывает, и про меж себя посмеивается, нам-то что! Не он же наш князь, а будет ли, и когда — Бог ведает!

— Твоя, правда! Поперёд княжича имеются есчо старшие родичи!

После нескольких часов проведённых в тереме, бояре, наконец, разъезжались по домам. Изяслав Мстиславич отдыхал или занимался своими делами, но с первыми ударами колокола к вечерне некоторые из 'отмороженных' бояр могли за какой-либо надобностью заглянуть во дворец и проторчать там до ночи, без передыха работая главным боярским органом — языком. Моими поистине любимыми днями недели стали вторник, четверг, суббота и воскресенье, так как, по давно заведённой традиции, в эти дни бородачи в горлатых шапках принципиально не гостили у князя. Могли объявится в тереме или по персональному приглашению, или, если не дай Бог, случается какое-либо ЧП общегородского масштаба.

Моей скромной персоне бояре уделяли внимание не только на словах, но и на деле. Если со своими дворянами и прочими детьми дружинников (главным образом бастардов, незаконнорожденных), проживающих, как и их отцы, постоянно с князем, я в силу объективных причин общался в круглосуточном режиме, то с детьми смоленских бояр встречаться, ещё не доводилось. Но спустя седмицу с момента моего приезда в Смоленске, бояре исправили это упущение.

После полудня бояре нашли меня в обществе моих дворян-оруженосцев и без лишних разговоров всунули в нашу устоявшуюся компанию своих отпрысков.

Барчуки тусовались во дворе. При моём появлении все низко склонили головы, послышалось:

— Здравствовать тебе, княжич!

— И вам всем не хворать!

Затем прошёлся, знакомясь, по всему этому немалому, шумному скопищу подростков. Барчуки все как на подбор были моими ровесниками (плюс-минус пару лет).

Князь с боярами, присутствующий при нашем знакомстве, с умильной улыбкой на устах, указав мне на сбившихся в кучу барчуков сказал.

— Идите на дворе играйтесь!

Только этого мне не хватало! Кто бы знал, как я 'рад и жажду общения' с этими избалованными, сопливыми юнцами! Но слово князя закон, хочешь — не хочешь, а придётся с ними развлекаться. Вместе со своими дворянами, я первым делом перезнакомился с молодой боярской порослью, стараясь запомнить их имена. Как оказалось, с некоторыми я был ранее знаком, вернее бывший хозяин теперь уже моего тела. От барчуков не укрылось то обстоятельство, что я никого из них совсем не помню. То-то будет теперь пересудов у родителей этих великосветских малолеток! Да и пускай языки мозолят! Им не привыкать!

Лучше всего людей сближает какая-либо совместная деятельность, детей и подростков — прежде всего игры. Но у местных с фантазией было туго, из коллективных игр, кроме догонялок и пряток они ни во что более не играли. Не долго думая сыграть я с ними решил в футбол, разделив подростков на две команды, благо численный состав подобрался подходящим для этой игры. Вкратце объяснив правила, и набив шерстью кожаный мяч (правда больше похожий на регбийный) мы весело принялись его гонять. Вечером, барчуки с явным сожалением покидали подворье, до того их захватила новая игра.

В первый день среди подрастающего поколения для себя я выделил следующих оболтусов, в будущем могущих мне быть полезными. По крайней мере, в них читался интеллект, присутствовала определённая харизма, сила воли и соответственно организаторские способности.

Притомившихся и вспотевших футболистов, внимательно наблюдавший за 'матчем' Перемога, сразу же погнал в тепло, чтобы не простыли на улице. Усевшаяся передохнуть на лавки молодёжь взахлёб болтала и пила квас, обменивавшись меж собой яркими впечатлениями от княжичей забавы. Я лишь польщённо принимал в свой адрес возвышенные дифирамбы, сохраняя при этом не свойственное моему возрасту спокойствие и степенность.

На следующий день, я вместе с Перемогой и своими дворянами обедал в опустевшей гриднице. Князь с дружиной отправились на охоту, с ночёвкой в селе Погоновичи. Прибыть в Смоленск они должны будут завтра вечером. В княжьем дворце сразу стало заметно спокойней и тише.

Еженедельно устраиваемые князем охоты были вовсе не блажью, а насущной необходимостью. Прокормить полторы сотни дружинников, регулярно находящихся при князе можно было лишь, периодически устраивая охоту на дикое зверьё, плотно заполонявшее местные лесные дебри. А если всё потребляемое дружиной и дворней мясо покупать только лишь на рынке — то недолго и разориться. Свежая дичина — кабаны и олени весьма недурственно дополняли суровый, по моим слегка избалованным меркам, рацион питания. Закончив обед, я хотел было направиться к плотникам, но был в сенях перехвачен Завидом — сыном кузнеца.

— Эй, княжич, — окликнул меня внезапно вынырнувший из-за угла чумазый паренёк лет тринадцати, — батя мой просил тебя, если сможешь, то вечером зайти, заготовки хочет показать.

— Лады, Завид, — ответил я, но видя, что сын кузнеца отчего-то замялся, спросил:

— Что у тебя ещё, говори!

— Эта, княжич, — Завид из чумазого мигом превратился в красного, как рак, — хотел спросить, ты вот, из Зароя себе в услужение смердов взял. Вот я и подумал, может ты и меня к себе, на службу возьмёшь?

— А может, ты холоп, кнута хочешь отведать, разреши княже, мы его на конюшню сволочём, а то этот раб, похоже ума в своей кузне лишился, — первым, на речь сына княжьего холопа среагировал 'конюший' Лют.

' — Всё-таки в Зарое я взял свободных смердов, а Завид — холоп, по сути, раб', — подумалось мне уже успевшему нахвататься местных предрассудков.

— Умолкни, Лют, — я сразу осадил не в меру ретивого подростка, на несколько секунд задумавшись, ответил Завиду.

— Значит так, в дворяне, пока ты в холопстве, я тебя произвести никак не могу, может быть в будущем, если окажешься полезным для меня человеком, — от этих слов Завид приободрился и расправил ссутулившиеся по-началу плечи, — но для этого ты должен стать прежде всего грамотным, как, есть у тебя желание научиться читать, писать и считать, а?

— Есть, княжич! — с этими словами Завид бросился мне в ноги, горя желанием их облобызать.

— Встань! — сын кузнеца нехотя поднялся, — кроме тебя из княжьих челядинов ещё кто захочет учиться, как думаешь?

— Мыслю я, княжич, что захотят чуть ли не все! — от этих слов мне пришла в голову интересная мысль. Самому обучать челядинов мне уж точно не позволят, а вот дворяне — вполне смогут! 'Всего-то делов — создать нечто вроде пирамиды образовательной, я учу четырнадцать дворян, а каждый из них по десятку челядинников, и будут у тебя через пару лет больше сотни образованных людей, а там их хоть в княжью канцелярию, хоть в тиуны, хоть куда угодно ставь!

— Иди, и к вечеру собери мне всех желающих обучаться грамоте, с обоих княжьих дворов. Выбирай только от семи до шестнадцати лет, младше или старше названного мной возраста гони, они не подойдут.

— Где людей-то собирать повелишь? — спросил озадаченный Завид. Я задумался, а в разговор вступил 'меченоша' Нерад.

— Княжич, отец твой с дружинниками на охоте, конюшни пустые, там челядь можно собрать.

— Так и порешим! — я рубанул рукой, — давай Завид, беги, собирай желающих учиться, а я подойду в конюшни к вечеру.

Завид низко поклонился и тут же сорвался в 'галоп'.

— Княже, на кой тебе это надо? — рядом раздался густой бас Перемоги, заставшего конец разговора, и прибывающий от него в слегка обалденном состоянии. — Что за блажь тебе в голову стукнула. Это же надо додуматься холопов грамоте учить! Век тому не бывать, невместно князьям в обучении вместях с холопами состоять, князь тебе это не позволит. Давай я велю всех челядинов разогнать, а Завида выпороть, а? — с надеждой в голосе спросил Перемога.

— Не надо, дядька. Я сам лично их обучать ничему не буду. Обучать челядинов будут мои дворяне, каждый из них получит своих учеников. А в начале следующей зимы я этих учеников у дворян лично проверю, какие они успели получить знания. — С последними словами я окинул взглядом внимательно прислушивающихся к нашему разговору мою малолетнюю свиту. — Тот из дворян кто лучше всех своих учеников выучит — получит от меня подарок, а если кто из дворян за полгода толком ничему своих учеников выучить не сможет, то такой ближник мне вообще не нужен будет, из дворян изгоню! — сказал как отрубил и уже пристально посмотрел на особо ярых 'смерданенавистников'. Те стояли притихшие, погружённые в глубокий мыслительный процесс.

' — Ничего, привыкайте, я ваше средневековое болото быстро растормошу!' — думал я, улыбаясь с лёгкой издёвкой.

— А как это всё, княжич, происходить будет? — спросил первым пришедший в себя Вертак.

— То, чему обучаю вас я, вы этому же обучаете своих учеников. Где их учить, когда, сколько времени — дело ваше, но исходить, я думаю, надо из их успеваемости.

— Так ты мне княжич так и не ответил, зачем холопам грамота? — опять встрял, будь он не ладен, Перемога.

— Из них потом выйдут хорошие воины, тиуны или писцы, а там видно будет. — Недолго думая ответил своей назойливой няньке.

— Какие войны из них, смех один!? — не желал сдаваться Перемога.

— Дружинниками командовать само-собой они вряд ли смогут, а вот, скажем отрядами городских ополчений — вполне! Опять же, из них добрый чиновный люд может выйти, сам ведь знаешь, что князю толковых людей всегда не хватает. Перемога без всякого энтузиазма, но согласился с моими доводами, сказав напоследок.

— Пускай сам князь решает, потыкать твоей прихоти, али нет, — и не довольно пробурчал, — Совсем, Изяславич, от твоих выходок у меня ум за разум заходит!

Толпа разгорячённых, раскрасневшихся от споров, буквально брызжущая эмоциями юнцов вывалила во двор. Мне всё-таки удалось их убедить, что ничего зазорного в преподавании нет, даже наоборот, они, обучая челядь, сослужат княжичу добрую службу, т.к. подготовят грамотных людей, столь необходимых всему княжеству. Эти доводы их не очень трогали, а потому пришлось торжественно пообещать, что учительствовать они будут только два года, а затем будут раз и навсегда избавлены от этой тяжкой повинности. Ну а если кто, всё же, пожелает продолжить преподавать, то я для того особую должность при князе измыслю. На том, к всеобщему удовлетворению, и порешили.

На улице было холодно, земля была покрыта ещё не истоптанным свежевыпавшим снегом, зима, не смотря на март месяц, всё ещё не желала уходить. Из конюшни доносились крик и ругань — кто-то кого-то пытался выпроводить, видимо что-то не могли поделить, но при появлении княжича со свитой сразу установилась мёртвая тишина. Десятки и десятки юных глаз пристально уставились и принялись с затаённым страхом и любопытством рассматривать вошедших. — — Впрочем, нам тоже было на что посмотреть.

Собравшиеся в одном месте две сотни молодчиков отчего-то напомнили мне жертв немецкого лагерного геноцида. Все они были, как на подбор одеты в нечто вроде бараньих тулупов, под которыми просматривались длинные, сношенные холщовые рубахи и портки, на ногах лапти одетые поверх утеплённых портянок. Ну чем не ученики?

— Слухайте, холопы, что вал княжич молвить хочет — прервал установившуюся тишину Перемога, и с сомнением посмотрел на своего подопечного.

— Мои дворяне возьмутся вас обучать в течение двух лет чтению, письму и счёту. Всех нерадивых и дурней они будут отсеивать, каждый второй из вас будет моими дворянами отчислен за неуспеваемость. Те из вас, кто сможет выдержать два года учёбы, из грязных холопов превратятся в княжий служивый люд.

— Благослови тя Бог, княжич!

— Спасибо!

— Век молить за тебя будем!

Немую толпу вдруг разорвало криками, народ начал лезть друг на друга, из задних рядов в передние, желая лично высказать слова благодарности. Первые ряды дружно бухнулись на колени, начав креститься и громко молиться. Гул и сутолока всё нарастали, пока один из дворян громко не щёлкнул кнутом, прокричав:

— А ну замолкли! — поймав мой одобрительный взгляд 'меченоша' Вториж, ещё более зычным голосом продолжил, — живо порядок навели, богомольцы хреновы!

Меньше чем через минуту установилась первозданная тишина, все взоры опять были прикованы ко мне.

— Завид, сколько людей собралось, сосчитал? — я спросил, наверное, у единственного в этой толпе умеющего считать больше ста, сына кузнеца, отиравшегося в первых рядах.

— Две сотни и ещё семь человек, княжич, — уверенно и с поклоном ответил невольный катализатор всего этого действа. — Из них больше сотни городских ...

— 'Примерно по пятнадцать человек на 'брата' — быстро в уме я разделил количество учеников на учителей.

— А теперь, слушайте меня, — сказал я, думая о том, как бы всю эту толпу распределить по своим дворянам, — выходим из ворот по одному человеку, медленно и не спеша. Как скажу стоять — все сразу остановились. Давайте, с Богом, потихоньку на выход, по одному! — Такие меры предосторожности были необходимы, чтобы избежать возможной сутолоки и давки.

Первые ряды с недоумением потянулись к выходу. У каждого на лице застыл вопрос 'А как же обещанная учёба?'. Вслух никто ничего не посмел даже пикнуть, а лишь покорно последовали за вышедшим на улицу княжичем с его свитскими.

Тем временем я принялся отсчитывать выходящих из конюшен. 'Тринадцать, четырнадцать, ага вот какой-то заморыш и будет пятнадцатым' — про себя скрупулёзно пересчитывал выходящих на 'свет Божий'.