Синица

— Донат Рубиконас Седой, я вижу, что эта рабыня ещё не владеет цивилизованным языком. Она меня не понимает. Будь добр, ответь на мой вопрос. Откуда она родом?

Донат, не меняя позы, изображая вселенскую скуку, зевнул, смерил взглядом амазонку и только после этого, снизошёл до ответа:

— Думаю, что она Венедка, её привели дикари, именующие себя Лютичами. По их словам, поймали её где-то в восточных землях. И да, они меж собою общались на своём, змеином, — шипяще свистящем языке.

— Спасибо уважаемый Донат. Благодаря твоим словам, я знаю, как мне должно поступить. — Ответила воительница, всем своим телом, осанкой, наклоном головы, изображая покорную благодарность, кою, таким как она, стоит проявлять перед римским гражданином.

Затем, амазонка, переключила своё внимание на молодую женщину, которая всё ещё держала в своих руках миску с кашей. Небольшой поворот головы, еле заметная коррекция осанки и перед прислуживающей ей девушкой стоит грозная предводительница. И говорит она жёстко, рубленными фразами:

"Восьмая, перед нами твоя соплеменница. Я думаю, что за полтора года, пока тобою развлекался сын твоего бывшего хозяина, ты не забыла родной язык?" — было упущено как несущественное что, защищаясь от насилия, девушка ударила вернувшегося с попойки хозяйского сына двузубой вилкой, случайно попавшимся ей под руку. Произошло это в тот момент, когда тот, разорвав её тунику, повалил рабыню на пол, прямо возле обеденного стола. Благо, вилка угодила в руку, не причинив особого вреда, поэтому насильник не был покалечен. Благодаря чему, её, вместо казни, перепродали в школу гладиаторов, вместе с сестрою.

— Нет Спартация, я прекрасно помню свою речь.

Поставь чашку на стол и объясни Пятой, что она должна сделать. И проконтролируй её. Чуть что, вздую обеих".

Спартанка отдала приказ, и начала наблюдать за действиями той, кто ещё не заслужил своего настоящего имени, а только нумерацию. И рабыня, поставив на стол миску с чечевицей, начала действовать. А именно, развернувшись к новенькой всем телом, принялась ей что-то растолковывать. Судя по реакции, Пятая её прекрасно понимала. Вот только в конце монолога своей землячки, спрятала руки за спину, гордо вскинула голову, и медленно, отрицательно ею покачала. Восьмая заговорила более громко и в её голосе зазвучали нотки металла, Спартации даже показалось, что эта девка подражает её манере обращения с младшими воительницами. И еле сдержала самодовольную улыбку. Что не говори, но этот факт говорит о том, что её авторитет весьма высок и ей подражают. А тем временем, наглая славянка вновь ответила отказом.

"Не вижу рвения. Я что, должна умереть от жажды?" — Этой фразой, Спартанка решила подстегнуть Восьмую к активным действиям. Можно сказать, что это у неё получилось. Младшая из амазонок, в несколько больших шагов, оказалась рядом с Пятой, и наотмашь ударила ту по левой щеке. Пощёчина прозвучала громко и звонко. Что прозвучало как сигнал к действию и новенькая, с утробным рычанием, более подходящим дикому зверю, кинулась на свою обидчицу.

Те, кто, когда-либо видел дерущихся женщин, тот знает, как быстро они впадают в ярость и рвут друг дружку зубами, стараются выцарапать противнице глаза, разодрать кожу лица, и вырвать клок волос. Но. Спартация чётко уловила момент, когда стравленные ею рабыни были готовы впасть в подобное состояние, и ..., вмешалась в самый последний момент, не допустила этого. Внешне неторопливо, без лишней суеты, рыжая воительница подошла к катающимся по полу невольницам и нанесла Пятой мощный, поставленный долгими тренировками удар ногою в голову. После чего, поймала за волосы, вскочившую на ноги и кинувшуюся на поверженную оппонентку Восьмую. Когда та, остановилась и повернулась к ней лицом, провела мастерски исполненный удар в живот.

А тем временем, пока Восьмая согнувшись пополам, оседала, Пятая зашевелилась, как-то замедленно, неуверенно поднялась на четвереньки, сморщившись зажмурила глаза, замотала головой. В этот момент, Спартанка и нанесла ей пару не очень сильных, но весьма болезненных ударов ногами по корпусу. После чего, указывая на неё рукой, обратилась к охраннику:

"Донат, ты сам всё видел. Я думаю, что эту рабыню стоит наказать, за непослушание. Необходимо об этом доложить ланисте, чтоб он, а не я, принял относительно её решение ...".

Утро добрым не бывает. Именно сегодня, эта аксиома в очередной раз доказала свою незыблемость. Не успел Аврелий закончить свою не отменную прогулку после завтрака, как к нему подбежал один из дежурных охранников и доложил, что прибыл Мамерк Эмилий Хромой Второй(Персонаж вымышленный), старший сын Эмилия Хромого и желает переговорить со своим ланистой, то есть, с Аврелием. Так же, отставной легионер уточнил, что, судя по его виду, хозяин чем-то не доволен. Так что, пришлось срочно менять свои дальнейшие планы, то есть, пустить на самотёк тренировку гладиаторов, перепоручив её проведение своим помощникам, и поспешить навстречу владельцу школы гладиаторов, как говориться: "Помчаться со всех ног". — Впрочем. О том, что владелец прибыл в свои владения, подтверждал его звучный голос, который разносился по всей школе, и от этого, по спине "бежали мурашки". А самое страшное, по его тону выкриков, было невозможно понять, то ли Мамерк на самом деле злится, то ли просто чего-то весьма эмоционально обсуждает, или с кем-то уже общается.

"Приветствую тебя Аврелий! — вполне ожидаемо прозвучал трубный голос племянника одного из сенаторов Рима, который смог избавиться от родственника, выхлопотав ему "хорошую" должность в легионе, но в дальней провинции. — Вижу, солнце ещё только встало, а ты уже весь в делах! Молодец!"

Высокий, широкоплечий римлянин, с густой, кучерявой, но, при этом совершенно седой шевелюрой, неспешно вошёл в зал, куда только что вбежал Аврелий. На тяжёлом, угловатом лице Мамерка, его серые глаза, казались неестественно маленькими, а сломанный нос и тяжёлая челюсть говорили о том, что этого человека должно бояться — дольше проживёшь. То есть, в общении с ним, лучше всего проявлять здоровую осторожность. Излучаемую Марком Эмилием Хромым Вторым угрозу, дополняла добротная броня с неизменной эмблемой изображающей козерога и перевязь кожаных ремней, фиксирующих на его широкой груди достойный уважения комплект фалер (лат phalerae — медаль).

— Привет Мамерк! Дозволь тебя спросить: "Что привело тебя сюда? Решил проведать старого друга, или кто-то навёл на меня какую-то напраслину, и ты явился карать невиновных?" — Если последнее, то готов прям сейчас держать перед тобою отчёт обо всех тратах твоих денег, и почему я действовал так, а не иначе.

— А-а-й-й-я! — радостно вскрикнул дальний родственник сенатора, остановившись и указав на друга пальцем. — Боишься! Молодец. Правильно делаешь! Но успокойся, будь за тобою какая-либо вина, я бы прислал сюда вечно угрюмого Квадрата, с его контубернией, и они бы, без лишних слов, порубили как тебя, так, и всех твоих приближённых".

— Кто тебя знает. — мысленно возблагодарив богов за то, что, если так можно сказать его друг, центурион первой центурии, первого вспомогательного легиона, не имеет к нему претензий, ответил Аврелий. — Вдруг ты поверил в чьи-то хитрые наветы.

-Ты это что? Говоря эти гнусные слова, решил таким способом меня обидеть?! Да?! — центурион, мгновенно "сбросив" с себя маску радушия, взревел как разъярённый бык и сжал кулаки.

— Нет. Я всего лишь реально смотрю на жизнь, и понимаю, что у меня много завистников. И самое главное. Среди этих интриганов есть множество непревзойдённых мастеров по сочинению правдоподобных небылиц. Так что, предпочитаю быть готовым ко всему.

— А-а-й-й, молодец! За что я тебя и уважаю, Аврелий, так за твою прямоту. Ты даже во время службы в легионе, не пресмыкался передо мной. — резко сменив личину гнева на улыбку, проговорил Мамерк. — А относительно болтовни про то, что ты меня обворовываешь, было такое. Мне буквально недавно на нечто подобное тонко намекали. Но. Как мне сказали по секрету, этот, так сказать гражданин обыкновенный маргинал, попал в дурную историю и был отправлен к нам на неприметную должность сигнифера (казначей), чтоб значит, отсиделся, пока "отбушуют страсти" и в Риме, о его участии в каких-то грязных делах позабудут. Но, и здесь не сиделось мерзавцу спокойно. Но не переживай, я во всём разобрался. Он, этот мерзкий клеветник, обворовывал моих солдат, при этом, умело подставляя никого иного как меня. Также, подозреваю что он решил прибрать к своим загребущим ручонкам и мою школу, вот и выставлял тебя как хитрого вора. Ну а я, этого вора наказал, по-своему, поймал его в тихом месте и заставил выпить яд. Вообще-то, вначале, сгоряча, я хотел его сдать примипелу. Но. Этот Веллей, сын одного уважаемого префекта, упросил меня наказать его тайно, без позора для семьи. Так что, в Рим ушло известие о том, что этот декурион погиб от несчастного случая на охоте. Кстати, его подельники на самом деле погибли на той самой, подстроенной мною забаве. Не поверишь, но на них напали вездесущие коварные "варвары". Всё произошло так неожиданно, охотники увлеклись преследованием подранка и углубились в небезопасные земли. Так что, всех погибших похоронили со всеми почестями, кремировали то, что осталось к моменту как их нашли. Всё было сделано, как подобает поступать с телами доблестных воинов. Ведь они отбивались от превосходящих их противников до последнего, так и погибли с оружием в руках. Ну а своих погибших и раненых собратьев, как и оружие наших воинов, кроме амуниции, Венеды унесли.

— Хорошо, ведь он, и его подельники знали, что делали. По их делам им и воздалось. Забудем об этом. Хотя нет. Раз отец этого мерзавца является префектом и имеет в Риме власть, значит, рано или поздно, с его стороны стоит ожидать огромных неприятностей. Он сумеет собрать всю информацию, проанализировать её и в итоге, узнать, что на самом деле произошло с его чадом. Но прочь уныние, раз ты здесь, то может быть, пойдём, попаримся в терме, там и пообщаемся — без лишних ушей. Кстати. Вчера я привёз в школу новых рабов, среди них есть три женщины из так "горячо любимых" тобою Венедов. Их предназначение ублажать наших гладиаторов, так одна из них покамест девственница. Если желаешь, пока она "чистая" могу уступить её тебе. Впрочем, стоп. О чём это я? Она и без того твоя.

— Ай молодец! Расстарался, подхалим мелкий. Хорошо. Пусть готовят терму. Но девку не надо. На данный момент, я желаю только одного, чтоб твои опытные массажисты поработали с моим телом. Понимаешь ли, старею друг, и начинаю уставать от навалившихся на меня дел. Очень устаю.

Вот так, беседуя, неспешно ступая по мозаичному полу, оба римлянина вышли на галерею, чтобы перейти к ступеням, ведущим в атриум. А далее, друзья собирались направиться в хозяйскую терму. Но римляне задержались, чтоб окинуть взглядом один из участков двора. Да, с их места были прекрасно видны обе площадки для тренировок гладиаторов. На той, которая была поменьше, под присмотром заслужившего свободу бойца, устало переставляя ноги, увязающие ступнями в песке, бегал десяток обозлённых женщин. Одиннадцатая, понуро опустив голову, стояла привязанной к столбу. А рядом с нею, борясь со скукою, бездельничал белокурый худощавый мальчишка-раб, лет десяти. Этот малец уныло наблюдал за наказанной славянкой, и стоило ей прикрыть глаза, бил бедолагу по бедру стимулом. Пусть ему не хватало сил нанести более или менее ощутимый удар, но всё равно, он причинял пусть не значительную, но боль, не давая своей жертве покоя.

— За что ты её так жестоко наказал? — с ленивой медлительностью указав на рабыню рукой, поинтересовался Мамерк.

— Это не наказание, а привидение новенькой к покорности. Ты видишь рабыню из нового поступления. И не окажись она сегодня у этого столба, я бы в ней разочаровался и перевёл на самую грязную и тяжёлую работу.

— Премного наслышан о твоих методах приручения этих варваров. Я просто уверен ..., нет, я знаю, что твои люди, сменяя друг друга, в эту ночь, ей не давали спать.

-Да. Всё именно так и было. Но иначе, от этих варваров послушания не добиться. И не смотри на меня так хитро, — над её телом никто так и не надругался. Ты же знаешь, что беременная женщина-боец, не приносит ничего, кроме убытков. Поэтому, ради чужой похоти, не стоит портить такое ценное имущество.

— Всё-всё, верю, убедил. В этих делах, ты разбираешься намного лучше меня. — центурион говорил тихо и даже улыбался, вот только на его лице, это выглядело как-то натянуто, неестественно.

— Да Мамерк, всё так и есть. Но, ты ведь не просто так сюда прибыл? — бесстрастно глядя в глаза работодателю, поинтересовался Аврелий. — Или желаешь поговорить о делах позднее, когда вдоволь попаримся, и нам, обоим, сделают восстанавливающий массаж?

— Всё позже. О наших проблемах поговорим потом. В начале отдых, а дела подождут.

Пока друзья вели этот диалог, к наказанной рабыне, шаркая по песку ногами, приблизился старик лекарь и сразу же посмотрел на её руки. После чего, он, неуловимо быстрым движением извлёк из ножен, покоящихся под поясной верёвкой короткий ножик, и уверенными движениями, стал резать верёвки, удерживающие её запястья. Одновременно с этим, подвергшаяся наказанию женщина встрепенулась, внутренне собралась. Как только руки Пятой освободились, она тут же этим воспользовалась, постаралась наотмашь ударить своего надоедливого обидчика, мальчишку раба, онемевшей из-за нарушения кровотока, правой, рукой. Вот только сделать это не получилось, заметив нелепый замах, мальчишка резво отскочил, прыжком назад, а славянка, обиженно хекнув, упала на песок. Что было не мудрено, потому что её ноги всё ещё были связаны, в районе щиколоток. Всё это не осталось незамеченным и, оба римлянина, прервав беседу, с недоумением смотрели на то, что происходило внизу.

— А-а-й-й-я-я! Ты смотри что происходит! Ха-ха-ха! — несдержанно, с неправдоподобным ликованием указывая на извивавшуюся в попытке встать рабыню, закричал Мамерк. — Этот Гераклус, возомнил себя хозяином, и только что отменил твой приказ! А-а-ха-ха! Подобного я ещё негде не видел!

— Эй, Гераклус! Ты что себе позволяешь, плебей! — покраснев от негодования, еле сдерживаясь чтоб не перейти на крик, поинтересовался Аврелий. — Думаешь, раз ты служитель Асклепия, тебе многое дозволено?

— Прости хозяин, — вжав голову в плечи, и повернувшись к Рецию лицом, ответил старый грек, — я всего лишь забочусь о сохранности твоего имущества.

-Поясни. — тоном не обещающим ничего хорошего, поинтересовался ланиста.

Всё также, не поднимая взгляда, лекарь заговорил скороговоркой. Говорил так, как будто спешил успеть сказать всё, пока его не заставили замолчать. От чего, в этот момент, он выглядел каким-то жалким и сильно напуганным человеком.

— Тот, кто привязывал эту рабыню к столбу, перетянул верёвки на её запястьях. И у этой невольницы, начали синеть кисти. Ещё немного, и всё, этот товар можно будет считать испорченным. Так как для спасения её жизни, кисти рук пришлось бы отрезать. Безрукая рабыня нам не к чему, и мы бы просто оставили её подыхать. Считай, что вы просто выкинули те солиды, которые вы за неё уплатили.