Ждан уже минуту, не меньше, смотрел на этот потолок и пытался начать думать. Он понимал, что жив, но это понимание не радовало — а точней, в него не получалось поверить. Он совершенно точно помнил, что умер. Он и сейчас не был уверен в том, что жив. И не доверял ощущениям — этому потолку наверху, жёсткой кровати под собой, тому, что он дышит.

А ещё — ещё колено было перебинтовано и плохо ощущалось.

И, когда Ждан понял это и сообразил, что подобное может приключиться лишь с живым — он осмелился чуть повернуть голову. И сразу увидел брата.

Желан — в трусах — сидел на такой же раскладной кровати по соседству и с широкой улыбкой смотрел на Ждана.

— Я живой, — сообщил Ждан, и в этом голосе было удивление. Желан кивнул, потом молча упал на колени и обнял лежащего брата, прерывисто дыша. — Живой, — повторил Ждан и поскорей тоже обхватил Желана.

Какое-то время они молчали и не двигались. Всё равно никто не видел и никто не мог бы над ними посмеяться. Потом Желан отстранился и сел на кровать брата. Вздохнул:

— Теперь мы, наверное, пленные... — и подытожил: — Тоже не сахар.

Мальчишки пригорюнились. Потом Желан вдруг широко улыбнулся и сказал:

— А всё-таки ты живой. Это главное. Теперь чего-нибудь придумаем! Сбежим или ещё что.

— Конечно, — сразу радостно согласился Ждан. И сообщил: — Есть охота.

— Охота, — кивнул Желан. — И пить — тоже... Я уже давно не сплю, а сколько проспал... Внутри всё ссохлось.

Они помолчали. Пить на самом деле хотелось, но не так уж смертельно, можно было потерпеть и ещё, и — ещё долго. Обоим не хотелось, если честно, чтобы сюда входил кто-то из сторков — и это нежелание отчётливо ощущалось каждым из них в мыслях другого. Потому что это было бы ясным подтверждением их плена — а так, пока никого нет, кроме них, можно было не думать о нехорошем. Снаружи были слышны разные звуки — подсознательно складывавшиеся в привычную картину военного лагеря. Интересно, дверь заперта?

И тут дверь распахнулась.

И мальчишки вздрогнули, потому что внутрь вошёл сторк.

Сторк был молодой, не намного старше по виду, чем земляне. Высокий, в форме и снаряжении, но без шлема. Мальчишки подобрались, невольно придвинулись друг к другу. Лицо сторка было бесстрастным, глаза — внимательными и... да, не злыми, скорей любопытными. И Ждан, и Желан неожиданно подумали — подумали порознь одинаково, а потом обменялись этой мыслью — что сторк мог бы, случись иначе, быть им хорошим товарищем, самым обычным, таким же, как землянин. И от этой мысли становилось как-то неловко и грустно...

— Сейчас принесут есть и пить, — сказал между тем вошедший, этими самыми внимательно-любопытными глазами окинув братьев. Сторк выговаривал русские слова правильно, но очень медленно, явно подбирая их и выстраивая в уме — тщательно, звук к звуку. Потом добавил: — я мало знаю ваши слова. Так. У вас есть наши сторки... мы будем менять вас. Скоро.

Мальчишки мысленно перевели дух. В размене не было ничего позорного. А сторк неожиданно щёлкнул пальцами — как делают "на удачу" русские мальчишки, только намного резче и звучней. Внутрь вбежал мохнатый четырёхрукий раб (в ошейнике), быстро, ловко поставил на столик между кроватей две глубоких тарелки, наполненных чем-то дымящимся, высокий цилиндрический сосуд серо-серебристого цвета, два таких же стакана, положил две ложки совершенно земного вида. Сторк ещё раз щёлкнул пальцами и, сделав какой-то странный сложный жест, повернулся и так же быстро, как вошёл, вышел за рабом.

Желан поднялся, бесшумно на цыпочках подошёл к двери, приоткрыл её. Послышался почти испуганный окрик на местном языке, судорожно мелькнул штык, и мальчишка, отшатнувшись, захлопнул дверь и сообщил хихикающему брату с нервным смешком:

— Не заперто.

— Иди поедим, — пригласил Ждан. — А наши прорвались и ушли, ты понял?! — он даже подпрыгнул на кровати, но тут же сделал вид, что просто устраивается удобней.

— Ногу береги, лежи! — прикрикнул Желан. — Так, ладно... что там принесли?

В тарелках оказалось горячее, много — консервированное мясо и варёные местные овощи, видом похожие на крупный горох, а вкусом — на горох же, но с морковным привкусом; их ели и земляне. Еда на вкус землян была недосоленной, но что делать — не потребуешь же посолить?!

— И почему у сторков всё такое недосоленное? — недовольно "пробурчал" (вслух теперь не было сказано ни слова) Ждан. — Помнишь консервы, которые мы захватили тогда? — Желан кивнул, сунув нос в сосуд. — То же самое...

— Вода, — обрадованно сказал Желан, поспешно разлив её в стаканы, одним духом вылил в себя свой. Ждан тоже начал пить, сопя от удовольствия. — У них на планете соли мало. Даже война была из-за водоросли, в которой соль и йод. Вроде нашей морской капусты.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво и уважительно спросил Ждан, берясь за ложку.

— Потому что я на корабле справочник по их истории читал, а не с санитаркой целовался.

— Я не только целовался, — заметил Ждан гордо. — И мы ещё и адресами обменялись.

— Угу, прилетим мы такие в отпуск, а из дома "уа, уаааа!" — и мама с ремнём встречает. Она нас не путает, не надейся.

— Она обрадуется, — грустно заметил Ждан. — Уже просто что мы вернулись... — и вдруг весь длинно вздрогнул. Тут же извинился — вслух: — Прости. Я просто вспомнил, как подумал — как она будет без нас...

— Не надо, не вспоминай, — Желан заработал ложкой. Активно жуя, сказал: — Помнишь, как дядя Слава говорил?

Энсайн Багоев, он же "дядя Слава" для почти всего состава эскадрона, был ещё и непререкаемым авторитетом почти во всём. И Ждан с готовностью вспомнил:

— Что было — прошло, на пользу пошло. Прошлых страхов не забывай, думам о них воли не давай... Хорошо бы, он был жив.

— Да, наверное, все наши живы, — уверенно сказал Желан. — Мы же только наших коней видели, и всё... — и сам примолк, даже есть стал медленней. Ждан шмыгнул носом и спрятал глаза.

И тут дверь открылась снова.

И вошёл сторк.

Другой, и братья его узнали сразу.

Не сводя глаз с вошедшего, они подобрались, как два зверька, положили ложки. Они вовсе не ненавидели сторков в целом — было просто не за что, а в бою настоящий солдат не испытывает ненависти к тому, кого убивает, ему это совершенно не нужно. Приходивший перед этим молодой парень был скорей даже симпатичным. Но этот... и Ждан, и Желан хорошо помнили, как он их вёл к дереву и что сделал потом.

Не испытывая ненависти к сторкам, они дружно и от души ненавидели этого конкретного сторка. И — боялись, себе в этом можно было признаться. Ведь бояться можно, даже когда не трусишь...

Сторк нёс в руках их сабли без ножен — гусарские клинки длиной в восемьдесят сантиметров без рукояти каждый, с удобной полуортопедической этой самой рукоятью, позволявшей вращать оружие в кисти и при этом достаточно её защищавшей, заметно изогнутые, с расширенным концом, лёгкие (меньше килограмма), быстрые и острые, как бритва. На серых, с защитным антибликовым покрытием, полотнах нестерпимо поблёскивали убийственно заточенные кромки.

Мальчишки переглянулись быстро. Видеть сабли в руках врага было ещё хуже, чем видеть своих разделываемых коней.

И... зачем пришёл сторк?

— В моём Роду много хороших кузнецов, — неожиданно сказал вошедший. — Так повелось издавна. Но такой стали нам не сделать. Такую сталь у нас сейчас делают лишь на Дэорт Дэйгни — есть такой остров... — и неожиданно прочёл: — Зак'ДэорДэйг тэд ратта,

Тэ'ДэорДэйг кум атта,

Фордан закс нэй ниатта... по-вашему это будет нескладно, но — примерно так: "Клинок с Дэорд Дэйгни для боя, что как песня. Петь на Дэорт Дэйгни лучше всего умеют молоты. Клинок не принесёт победу тому, кто не слышит этих песен..." — он поморщился неожиданно (это вышло у него куда живей улыбки), потом пробормотал: — Какие вялые слова... — и вдруг перебросил обе сабли в одну руку, прищёлкнул по клинку Желана ногтем, и тот отозвался мрачным, глухим и протяжным звоном. — А! — лицо сторка совершенно неожиданно прорезала улыбка — странная, больше ничего в этом лице, в глазах не изменившая. — Ему не нравится, что его держит в руке враг. Слышите, как он гневается на меня? — сторк внимательно посмотрел на сталь у рукояти. — Вижу волка... Это Золинген? — он взглянул на мальчишек, и те одновременно кивнули, не сводя со сторка угрюмых глаз. — Когда мы победим — я непременно там побываю.

— Пройдёте в колонне пленных, — ответил Желан. — Может, и раньше, чем хотите. А насчёт победы — утрите рожу асфальтовым полотенчиком, как у нас говорят.

— Сторки не бывают пленными, — голос сторка был отчётливо снисходительным.

— А на кого вы нас тогда собрались менять? — уточнил Ждан. И неожиданно спросил: — И ещё... обязательно было с нами затевать войну, чтобы побывать в Золингене?

— Войну начали вы, — сторк не злился, не раздражался, он констатировал факт, доводил до глупцов истину. Ждан помотал головой:

— Не. Начали воевать — правда, мы. А начали войну вы.

Глаза у сторка вдруг сделались мутноватыми и остановившимися. Мальчишки едва сдерживали восторг — вражеский офицер, которого они, чего греха таить, боялись и который неожиданно так обидно-снисходительно говорил с ними, "завис", пытаясь осознать невозможный для его мышления парадокс. Парадокс, сам собой сорвавшийся с губ Ждана — и угодивший в цель, как, бывает, без промаха поражает её в ярости, наугад пущенный камень. Мальчишки знали ещё по занятиям в школе, что сторки обожают плести словесные кружева, изящные построения из намёков на намёки, где сказанное незаметно для собеседника противоречит само себе, а противоречащие друг другу вещи говорят на деле одно. Не-сторку без знания их старинного языка и вообще истории зачастую даже трудно понять, о чём говорит сторк-собеседник. А за словесной вязью почти всегда прятался жёсткий и совершенно определённый мыслительный процесс — сторк стремительно просчитывал варианты действий в то время, как его оппонент барахтался в услышанных и всегда неверно понятых, хотя и не лгущих ни на каплю словах, как муха в смоле. Но в этом сочетании жёсткого мышления и вьющейся иносказаниями речи таилась ловушка, в которую сейчас попал Гэол — сказанное земным мальчиком нельзя было опровергнуть логически, потому что в сказанном не было логики, лишь убеждённость в своей правоте. Убеждённость того типа, которую сторки отлично различали интуитивно — как землянин интуитивно различает сказанную ложь — и за которой признавали абсолютную правоту. Потому что именно так высказывались их древние герои, потому что именно такие нелогичные истины лежали в фундаменте их собственной цивилизации.

Сторки верили им безоглядно и не умели опровергать.

Гэол в самом деле не понимал сказанного землянином — и в то же время ощущал какую-то высшую истину сказанного. Он осознавал, что сейчас выглядит глупцом. И что юные земляне это видят и этим наслаждаются. Но он уже сделал ошибку, причём — при всех. И не собирался повторять её или совершать новую.

— Я принёс ваши клинки вам, — сказал он. И добился своего — теперь поражёнными выглядели земляне. — Поклянитесь, что не поднимете их на нас, пока вы в плену и не попытаетесь бежать.

Братья переглянулись. Ждан вздохнул и пожал плечами. Желан ответил Гэолу:

— Мы не можем дать такой клятвы. Сбежать — обязанность пленного.

— Ни к чему, — возразил сторк. — Вечером мы передадим вас вашим. Уже связались и договорились.

У мальчишек округлились счастливо рты и глаза. Они глядели на сторка почти как на родного человека — чуть ли не растроганно.

— Клянусь, что до завтрашнего утра я не попытаюсь причинить никому из наших врагов никакого вреда... если только защищая свою жизнь, — сказал Желан и, встав, отдал салют. Несмотря на то, что он был одеты только в трусы, выглядело это серьёзно. Ждан, мотнув головой в ответ на протянутую братом руку, встал сам, неловко выпрямился и повторил, отсалютовав:

— Клянусь, что до завтрашнего утра я не попытаюсь причинить никому из наших врагов никакого вреда — если только защищая свою жизнь.

Сторк сделал шаг вперёд — и клинки легли на кровати.

* * *

Вутта принесли в штаб после полудня, когда Желан стоял около складной скамьи рядом с домом, где их держали, как раз напротив штабного дома — Ждан сидел на самой скамье, вытянув вперёд раненую ногу в свежей повязке, залитой сверху медицинским клеем. На обоих юных капралах была их форма — отмытая и вычищенная, вернули и все личные вещи, но из оружия — только сабли...

...Вутта принесли на большом куске серо-красной туземной ткани, который был для убитого мал, и ноги в острорёбрых сапогах раскачивались маятником в такт шагам тех, кто нёс тело.

Стрелявший снизу из тяжёлой винтовки снайпер — видимо, из пластунов, выстрел был произведён над ничейной землёй, а они нередко там ползали по самым разным делам, в том числе и для свободной охоты — убил накьятт, и пуля, пробив его нагрудник, вылетев через спинной хребет зверя, попала тоже снизу в сочленение грудного панциря и бронефартука Вутта, разорвала печень, пробила лёгкое и остановилась в сердце.

Вутт умер мгновенно, как и его накьятт. С земли видели, как крылатый всадник камнем упал с высоты и тут же бросились за ним, наугад обкидывая район выстрела из шаровиков. Неизвестно, достали ли кого-то или нет...

...Убитых сторков братья видели и раньше. Но это было, как положено, убитые враги. Ни разу в жизни ни Ждан, ни Желан не задумались ни на миг, что смерть сторка может быть несчастьем для кого-то ещё. И только теперь, когда они смотрели на молчаливое тесное кольцо быстро собравшихся врагов около лежащего на земле Вутта, оба начали понимать, что сейчас эти сторки видят перед собою убитого друга.

Просто убитого друга.

— Сейчас нас прикончат, — "прошептал" Ждан. — Обидно.

— Думаю, это как раз тот случай, когда мы можем защищать свою жизнь, — так же молча ответил Желан, кладя ладонь на рукоять сабли...

...Мальчишки ошиблись.

Даже если бы перед сторками оказался убийца Вутта — о мести не могло бы идти и речи, общая война исключала личную месть. Убийство не было целенаправленным убийством именно этого сторка — значит, не могло быть и целенаправленной мести убийце. Таких мыслей не возникло даже у двух родичей Вутта, стоявших тут же, хотя в иной ситуации месть немедленно стала бы их основной целью. Впрочем, и тогда они едва ли бы набросились на убийцу сразу — мстить так было верным признаком труса.

Но лицо Гэола, когда он подошёл к пленным, было каменным. Он глядел сквозь землян и лишь чуть поднял руку, сказав:

— Ждите, сейчас поедем.

Это поразило мальчишек. Они даже переглянулись. Однако, Гэол не солгал — очень быстро он подъехал сам на раскрашенной в коричнево-зелёно-буро-рыже-жёлтую мешанину лёгкой машине без кабины, с рогатым рулём, напоминавшим велосипедный, по центру. В коробчатом кузове было пусто, две длинным скамьи по бортам — откинуты вверх и закреплены.

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓