Беседы в чайной избе

— городской аппарат, господа, во все времена почитал своей главной задачей сохранение статус-кво. Не знаю, насколько это было оправдано раньше, но сейчас такая функция мэрии просто необходима. Я бы определил её так: всячески препятствовать будущему, запускать свои щупальца в наше время, обрубать эти щупальца, прижигая их калёным железом... Мешать изобретателям, поощрять схоластиков и болтунов... В корректорских повсеместно ввести исключительно классическое видение. На высшие городские посты — старцев, обременённых семьями и долгами, не меньше пятидесяти лет, чтобы брали взятки и спали на заседаниях...

— Что вы такое несёте, Шурик? — Заметил архивариус укоризненно.

— Нет отчего же, — сказал серый кардинал, — необычайно приятно слышать такие умеренные, лояльные речи.

— Я ещё не закончил, господа!... — Перебил начинающееся обсуждение оратор. — Талантливых писателей назначать администраторами с большими окладами. Все без исключения стихотворения принимать, плохо оплачивать и класть под сукно. Ввести драконовские налоги на каждую товарную и производственную новинку. "А чего я, собственно стою?" — подумал Шурик и сел. — Ну как вам это понравилось? — спросил он серого кардинала.

— Вы совершенно правы, — сказал серый кардинал. — А то у нас нынче все романтики. Даже старший корректор. Консерватизм — это наше спасение.

Шурик отхлебнул водки, и сказал горестно:

— Не будет никакого спасения. Потому что все дураки-романтики не только верят во вдохновение, они ещё и любят вдохновение, они воображают, что не могут без вдохновения. Потому что вдохновение — это, кроме всего прочего, дешёвые компьютеры, говорящие бытовые приборы и вообще возможность делать поменьше а получать побольше. И потому наш бедняга сентиментальный мэр вынужден одной рукой... то есть, не рукой, конечно... одной ногой нажимать на тормоза, а другой на акселератор. Как гонщик на повороте. На тормоза — чтобы не потерять управление. А на акселератор — чтобы не потерять скорости, а то ведь какой-нибудь демагог, поборник вдохновения, обязательно скинет с водительского места.

— С вами трудно спорить, — вежливо сказал Ай-чай.

— А вы не спорьте, — сказал Шурик. — Не надо спорить: в спорах рождается истина, пропади она пропадом. — Он нежно погладил желвак и добавил: — Впрочем, у меня это, наверное от невежества. Все литераторы — поборники вдохновения, а я не писатель, и даже не поэт. Я просто небезызвестный директор мётел и швабр. Бывший, правда.

— Что это вы всё время хватаетесь за затылок? — Поинтересовался Анатоль.

— Какая-то сволочь долбанула, — сказал Шурик. — Кастетом... Правильно я говорю, серый кардинал? Кастетом?

— По-моему, кастетом, — сказал серый кардинал. — А может быть и кирпичом.

— Что вы такое говорите? — удивился Ай-чай. — Каким кастетом? В этом захолустье?

— Вот видите, — наставительно сказал Шурик. — вдохновение! Давайте выпьем за консерватизм.

Позвали домового, выпили ещё раз за консерватизм. Пробило девять и в зале появилась известная пара — молодая женщина в мощных очках и её долговязый спутник. Усевшись за свой столик, они включили торшер, смиренно огляделись и принялись изучать меню. Молодая женщина опять пришла с портфелем, поставила его на свободное место, рядом с собой. Она всегда

была очень добра к своему портфелю. Продиктовав заказ домовому, они принялись молча глядеть в пространство. Странная пара, думал Шурик, удивительное несоответствие. Они выглядят, как в испорченном бинокле: один в фокусе, другой расплывается, и наоборот. Полнейшая несовместимость. С молодой женщиной в очках можно было бы поговорить о вдохновении, а с долговязым — нет. Долговязый мог бы меня двинуть кастетом, а женщина в очках — нет... Но я вас сейчас совмещу. Как бы мне это вас совместить? Ну, например, вот... Какой-нибудь городской банк, подвалы... цемент, бетон, сигнализация, долговязый набирает номер на диске, стальная балка поворачивается, открывается вход в сокровищницу, оба входят, долговязый набирает другой номер, на другом диске дверца сейфа открывается, и женщина по локоть погружается в бриллианты.

Критик О. Латунский вдруг расплакался и схватил Шурика за руку.

— Ночевать, — сказал он. — Ко мне. А?

Шурик немедленно налил ему водки. О. Латунский выпил, вытер под носом и продолжал:

— Ко мне. Вилла. Фонтан есть. А?

— Фонтан — это у тебя хорошо придумано, — заметил Шурик уклончиво.

— А что ещё есть?

— Подвал, — печально сказал Латунский.

— А испанский сапог там имеется? Или хотя бы ошейник с кандалами?

— Нет! — Испугался О. Латунский. — Только следы. Боюсь. Страшно. Хочешь — продам?

— Лучше подари, — предложил Шурик.

О. Латунский часто-часто заморгал.

— Жа-алко-о, — сказал он.

— Скупердяй, — сказал Шурик с упрёком. — Это у тебя с детства. Ну и подавись своей виллой. Виллы ему, видишь ли, жалко!

— Ты меня не любишь, — горько констатировал критик О. Латунский. — И никто.

— А господин Мэр? — агрессивно спросил Шурик.

— "Мэр — отец народа" — оживляясь, сказал О. Латунский. — Эскиз в золотых тонах... "Мэр на трибуне". Фрагмент картины: "Мэр на пляжном побоище". Страница 79, том первый.

— А ещё? — поинтересовался Шурик.

— "Мэр с клетчатым платком" — сказал О. Латунский с готовностью. — Панно. Панорама. Эскиз взят из того же первого тома, страница 22. Фамилию художника к сожалению не помню.

Шурик, соскучившись, отрезал кусочек мититеи, сунул в рот и принялся, медленно прожёвывая, слушать серого кардинала.

— Вот что, Ай-чай, — говорил тот. — Отстаньте вы от меня. Что я ещё могу. Отчётность я вам представил. Рапорт вам готов подписать. Хотите жаловаться на охранника кота учёного — жалуйтесь. Хотите жаловаться на меня...

— Не хочу я на вас жаловаться, — отвечал архивариус, прижимая руки к груди.

— Тогда не жалуйтесь..

— Ну посоветуйте мне что-нибудь! Неужели вы ничего мне не можете посоветовать?

— Господа, — сказал Шурик. — Скучища. Я пойду.

На него не обратили внимания. Он отодвинул стул, поднялся и, чувствуя себя очень пьяным, направился к стойке. Барменша Шушара перетирала бутылки и смотрела на него без любопытства.

— Как всегда? — Спросила она.

— Подожди, — сказал Шурик. — Что это я у тебя хотел спросить... Да! Как дела, Шушара?

— Над чайной избой дождь, а везде солнце, — коротко сказала Шушара и налила ему очищенной.

— Проклятая погода стала у нас в городе, — сказал Шурик и опёрся на стойку. — Что там на твоём барометре?

Шушара сунула лапку под стойку и достала "метеорологер". Все три стрелки плотно прилегали к блестящему, словно отполированному коло.

— Без просвета. — Сообщила она, внимательно разглядывая "метеорологер". — Дьявольская выдумка. — Подумав, добавила: — А вообще-то бог его знает, может быть, он давно уже сломался — который год уже вокруг жара, а над чайной дождь, как проверить?

— Можно выйти подальше в океан и нырнуть поглубже, — сказал Шурик.

Шушара усмехнулась.

— Смешно, — сказала она. — Господин этот ваш, Ай-чай, смешное дело, двести бочек эликсира предлагает за эту штуку.

— Спьяну, наверное, — сказал Шурик, непроизвольно икнув.

— Может и спьяну, только где он столько нашего эликсира достанет?

— Действительно. — Опять икнул Шурик. — Простите... Зачем она ему?..

— Я ему так и сказала, — Шушара повернула "метеорологер", поднесла его к правому глазу. — Не дам, — заявила она решительно. — Пусть сам поищет. — Она сунула странный прибор под стойку, посмотрела, как Шурик крутит в пальцах рюмку и сообщила:

— Джульетта твоя приезжала.

— Давно? — небрежно спросил Шурик.

— Да часов в пять, примерно. Выдала ей ящик коньяку. дежурный администратор всё гоняет, никак не остановится. Гоняет персонал за коньяком, жирная морда. Тоже мне — член Изнакурножа... Ты за неё не опасаешься?

Шурик пожал плечами. Он вдруг увидел Джульетту рядом с собой. Она возникла возле стойки в мокрой куртке с откинутым капюшоном. Девушка не смотрела в его сторону. Он видел только её профиль и думал, что из всех женщин, с которыми он раньше был близко знаком, она самая красивая, и что такой у него больше, наверное, никогда не будет. Она стояла, опершись на стойку, и лицо её было очень бледным и очень равнодушным, и она была самой красивой... У неё всё было красиво. всегда. И когда она плакала и когда она смеялась, и когда злилась, и когда ей было наплевать, и даже когда мёрзла, а, особенно, когда на неё находило...

"Ох и пьян же я, подумал Шурик. — И разит от меня, наверное, как от О. Латунского".

Он вытянул нижнюю губу и подышал себе в нос. Ничего не почувствовал.

— Дороги пересохшие, пыльные, — говорила Шушара. — Дымка... А потом, я тебе скажу, что этот администратор это наверняка бабник, старый козёл.

— Дежурный администратор импотент, — возразил Шурик, машинально проглотив

очищенную.

— Это она тебе рассказала? — Поинтересовалась барменша, внимательно наблюдая за Шуриком.

— Брось, Шушара, — сказал он. — Перестань.

Шушара ещё раз пристально посмотрела ему в глаза, потом вздохнув, хмыкнула, присела на корточки, покопалась под стойкой и выставила перед Шуриком пузырёк с колдрексом и начатую пачку нюхательного голландского табака. Шурик глянул на часы и стал смотреть, как Шушара неторопливо достаёт чистый бокал, наливает в него безалкогольного пива, капает из пузырька и всё так же неторопливо мешает стеклянной палочкой. Потом подталкивает бокал с содержимым ему. Шурик выпил и зажмурился, задерживая дыхание. Свежая, отвратительно-свежая струя дурацкого лекарства ударила в мозг и разлилась где-то за глазами. Шурик потянул носом воздух, сделавшийся нестерпимо холодным, запустил пальцы в пачку с нюхательным табаком.

— Ладно, Шушара, — сказал он. — Спасибо. Запиши на меня, что полагается. Они тебе скажут, что полагается. Пойду.

Старательно втягивая носом запах табака, он вернулся к своему столику. Очкастая молодая женщина со своим долговязым спутником торопливо поглощали свой незамысловатый ужин. Перед ними стояла единственная бутылка — с местной минеральной водой "Живица". Анатоль и серый кардинал, освободив место на столе, задрав угол скатерти, играли в карты, а критик О. Латунский, обхватив обеими руками нечёсаную голову, монотонно бубнил:

"Взвод железных боциев — опора Мэра". Повесть... В счастливый день имени Вашего Превосходительства... "Мэр — дедушка детей". Аллегорическая картина... Художника забыл... Надо сказать архивариусу. Пусть по документам посмотрит".

— Я пошёл, — сказал Шурик.

Жаль, сказал серый кардинал. — Впрочем, желаю удачи.

— Привет Администратору, — сказал Ай-чай, подмигнув.

"Дежурный администратор правая рука Мэра" оживился О. Латунский. — Портрет. Недорого. Поясной... Купил у одного пройдохи подешёвке.

Шурик взял свою зажигалку в виде слоника, пачку "Золотого руно", мундштук с золотой каймой, куда вставлялся фильтр сигарет, и пошёл к выходу. Позади критик О. Латунский ясным голосом произнёс:

"Я полагаю, господа, что нам пора познакомиться. Я — О. Латунский, критик Мастера и Маргариты, а вот вас, сударь, я не припомню..."

В дверях Шурик столкнулся с лысеющим чёрно-цветочным магом и его командой материализованных приведений и монстров "Продукты Богохулия". Маг был очень озабочен, очень мокр и уступил Шурику дорогу.

На улице шёл осточертевший дождь.

* * *

— Давно я вас не видел в городе, — сказал Анатоль насморочным голосом.

— Не так уж давно, — возразил Шурик. — Всего два дня.

— Можно с вами посидеть, или вы хотите побыть вдвоём? — Поинтересовался на всякий случай местный архивариус.

— Присаживайтесь. — вежливо согласилась Джульетта.

Архивариус опустился в кресло напротив девушки, и крикнул: "Шушара, двойное виски!" Смеркалось, крокодилуша задёргивал шторы на окнах. Анатоль включил торшер.

— Я вами восхищаюсь, — обратился архивариус к Джульетте. — Жить в таком темпе и сохранить прекрасный цвет лица... — Он чхнул, непроизвольно кивнув. — Извините. Этот дождь меня доконает... Как рассуждается? — Обратился он к Шурику.

— Неважно. Не могу я рассуждать, когда пасмурно — всё время хочется выпить.

— Что это за скандал вы учинили у экс-министра? — спросил Анатоль.

— А, чепуха, — сказал Шурик. — Искал справедливости.

— А что случилось?

— Скотина секретный агент охотился на муз с капканами. Одна попалась, повредила ножку. Я взял капкан, пошёл в мэрию и потребовал расследования.

— Так, — сказал Анатоль. — А дальше?

— В этом городе странные законы. Поскольку заявления от потерпевшего не поступило, считается, что преступления не было, а был несчастный случай, в коем никто, кроме потерпевшего не повинен.

— А что кардинал?

— А что кардинал... — Поморщился Шурик. — Ничего. Говорит, это не его проблема.

— Ну-ну. — Покачал головой Анатоль.

— Я сказал экс-министру, — продолжал Шурик, — что приму это к сведению, а он мне объявил, что это угроза; на чём мы и расстались.

— А где это случилось? — спросил Анатоль.

— Около парка заблудившегося детства.

— Около парка? Что это музам понадобилось в парке?

— По-моему, это никого не касается, — резко сказала Джульетта.

— Конечно, — поторопился согласиться Анатоль — Я просто удивился... — Он сморщился, зажмурил глаза и со звоном чихнул. — Фу, чёрт, — ругнулся он. — Прошу прощения.

Он полез в карман и вытащил большой носовой платок. Что-то со стуком упало на пол. Шурик нагнулся. Это был кастет. Шурик поднял его и протянул Ай-чаю.

— Зачем вы это таскаете? — спросил он.

Архивариус, зарывшись лицом в носовой платок, смотрел на кастет покрасневшими глазами.

— Это всё из-за вас, — произнёс он сдавленным голосом и высморкался. — Это вы меня напугали своим рассказом... А между прочим, говорят, здесь действует какая-то местная мафия. То ли бандиты, то ли хулиганы, а мне, знаете ли, не нравится, когда меня бьют.

— Вас часто били? — Поинтересовалась Джульетта.

Анатоль посмотрел на неё. Она сидела в кресле, положив ногу на ногу и курила, опустив глаза.

"Бедный Анатоль, — подумал Шурик. — Сейчас тебя отошьют..." — Он протянул руку и одёрнул слегка задравшийся край юбки на коленях девушки.

— Меня? — переспросил Анатоль. — Неужели у меня вид человека, которого часто бьют? Это надо поправить. Шушара, ещё двойное виски!... Да, так на следующий день я зашёл в слесарную мастерскую, и мне там в два счёта смастерили эту штуку. — Он с довольным видом осмотрел кастет. — Хорошая штучка, даже серому кардиналу понравилась...

— Угу. И даже отникилировали. — Усмехнулась Джульетта.

— А как же?! Там у них и гальваника имеется.

— Вас так и не пустили в Храм? — Постарался перевести беседу Шурик из опасной плоскости.

— Нет, не пустили, и надо понимать, не пустят. Я уже разуверился. Я уже написал жалобы в три инстанции, а теперь сижу и сочиняю отчёт, — пожаловался Анатоль. — На какую сумму Храм Девяти в минувшем году получил панталон. Отдельно мужских, отдельно женских. Дьявольски увлекательно.