Остаться человеком

— Может, отдашь ножик-то, — начинает гундеть хромоножка наша, — мне же его Настоятель подарил. Спросит меня: "Слышь, Хромой, а где мой подарочек? Дай-ка глянуть, давненько я его не видел", что мне ответить?

"Вот так новость, штык-то мой любимый, оказывается, дареный. Да не кем-нибудь, самим батюшкой. Надо будет на заметку взять", — это я так думаю, а вслух продолжаю потешаться:

— Ну, если так, скажи батюшке правду. Хотя он вряд ли такой поступок угодным Спасителю зачтёт.

— Это уж точно, — мямлит Хромой. — За такое по головке не погладят. Отдай, а?

— Э, нет. Так не получится. Что же мне с тобой делать? — делаю задумчивое лицо. Хромой напряжённо смотрит на меня. Ждёт. Тут я и выдаю. — Слушай, а может, ты отыграться хочешь?

Тут Верка моя встряла, будь она неладна. Осторожненько из-за стола поднимается, глаза в пол. Сама кротость, блин.

— Милый, нам пора.

Сказала — и выходит. Я чуть не плюнул от досады. Вот же здрасте вам. Придётся теперь идти. Эх, сорвалось. Я же вижу, Хромой завелся, его бы сейчас как мальца сделал. А тут... ну, да ладно.

Догнал супругу я уже в тоннеле:

— Куда это, — спрашиваю, — спешим?

— Знаешь, Ходок... Я вот думаю, а тебе не стыдно?

— Ты о чём это?

— Видишь же, Хромой словно дитё малое? Он тебе постоянно проигрывает.

Я только плечами пожал:

— Что с того? Я же для дома, так сказать, для семьи стараюсь.

— Да пойми ты, у других забирать — себе счастья не прибавить.

Что тут ответишь? Странная она у меня. Липнут ко мне странные эти, что супружница, что деваха вчерашняя.

Додумать эту анормальность мне не дал какой-то пострел. Подбежал, запыхался весь, видать, сильно спешил. За рукав меня дёргает, а сам тараторит — дескать, Старик срочно в церковь звал.

Я лишь вздыхаю. Вот и всё, вот и накрылся свободный денёк. На жену глянул:

— Ты как?

— Я с тобой, посижу тихонечко в уголке подожду. Может, обойдётся и не зашлют тебя никуда, ведь только вчера вернулся.

Как же, обойдётся. Коль Старик пострела пригнал, а не сам пришаркал, точно не обойдётся. И к гадалке не ходи.

* * *

Я как за алтарь пробрался, так и замер. Верка мне в спину врезалась, засуетилась сразу, через плечо заглядывает. Интересно ей, что там я такого увидал. А я знай себе, стою да любуюсь.

— Ничего себе идиллия! — говорю. — Они тут, понимаешь, чаи гоняют. Прямо святая троица.

Верка наконец не выдержала, меня внутрь втолкнула, сама перекрестилась и следом юркнула.

Посмотреть действительно было на что. За столом чинно восседали Старик и Настоятель, а напротив расположилась моя давешняя девка. Сейчас она, облокотившись на стол, что-то яростно доказывала старцам.

Как только нас заметили, все трое вмиг заткнулись, да на нас уставились. Я чуть не заржал, лица у собеседников были такие, словно мы с Веркой их за воровством фасоли застукали. Фасоль?! Ого! На столе данный продукт присутствовал, аж три банки. По одной, значит, на брата. Красиво живём. Вот эти банки меня более всего и доконали Я поближе к нашей троице подошёл. Молчат. А мне что? Мы люди не гордые. Скамью отодвигаю — и за стол. Уселся я, значит, и вкрадчиво так спрашиваю:

— А скажите мне, батюшка, чревоугодие — это грех?

Спрашиваю, а сам ложку со стола беру и из ближайшей ко мне банки черпаю. Скажу честно, черпаю от души. Верка в спину меня тычет, дескать, ты чего? Совсем одичал в своих походах?

Настоятель внимательно проследил, как я тщательно пережевал редкое кушанье, не менее тщательно облизал ложку и демонстративно отложил её в сторону.

— Нет, Ходок, это не грех. Вот наглость — это грех, притом частенько так случается, что и смертный.

— Надо же, — я делаю максимально удивлённое лицо, — а я всегда думал, что наглость — это второе счастье.

— Ты ошибался, сын мой.

Неожиданно батюшка хлопнул Старика по плечу и расхохотался:

— Да, дружище, не прогадал ты. Преемничка себе достойного вырастил.

— Я тут, собственно, и ни при чём, он и сам не промах. — Старик из-под густых бровей зыркнул в мою сторону. — В одном ты прав, Настоятель, будет на кого знания наши оставить. Этот прохиндей и сохранит, и приумножит.

Я от такой душевной обстановки даже расслабился. Как выяснилось, зря.

— Да вы что, старые, совсем из ума выжили? — вскричала синеглазая. — Вы слушаете, что я вам тут столько времени талдычу?

— Ты девка, того, не заводись, — одёрнул мою вчерашнюю пленницу Старик. — Чай, тут не дурачки собрались. Ты сказала, мы подумали.

— Ходока вон позвали, — вставил свою толику Настоятель.

— Точно, — согласился Старик. — Сейчас и поспрошаем Ходока нашего, не зря же он казённую фасоль тут наворачивал.

— Прям так и наворачивал, — я искренне возмутился. — И съел-то всего ложку...

— Но ведь съел? — Старик дождался моего невнятного кивка и продолжил. — Ну, а раз съел, так сиди теперь и молчи, пока старшие не спросят. Переваривай.

Я, кстати, всегда догоняю быстро и шуточки от серьёзного разговора отличить могу. Велели заткнуться, будет исполнено. Посидим послушаем.

Впрочем, как вскоре выяснилось, слушать здесь как раз намеревались меня.

Старик с Настоятелем довольно дотошно интересовались, не заметил ли чего-нибудь подозрительного в поведении рыбарей. О чём говорят на рыбацких ярусах, свежая ли рыба продавалась. Я отвечал честно. Ничего не заметил, как и всегда: говорят о бабах, рыба — свежая. Много ещё чего около этого и спрашивалось, и отвечалось. Я всё никак понять не мог, чего там наши старцы темнят, словно сболтнуть чего лишнего боятся.

Наконец Старик, удовлетворенно щурясь, отстал от меня, горемычного. Я только теперь заметил, что у меня от всех этих вопросов-ответов в горле пересохло.

— Попить есть чего? — осторожно осведомился я у Настоятеля.

— И попить есть, и выпить, — Настоятель, с самым серьёзным выражением лица, оглядел меня с ног до головы. — Последнее тебе не помешает, мятый ты какой-то сегодня.

Верка, стоя у меня за спиной, ехидно прыснула, дескать — так и есть.

— Так что видишь, Наденька, зря все твои опаски. Никто у нас за спиной дрын не ошкуривает. — Настоятель ласково потрепал девку по плечу.

"Значит, ты у нас Наденька", — по привычке отметил я. Что ж, запомним. И имя, и интонацию, с которой имя названо было.

Наденька молча встала из-за стола, отошла чуть в сторону и встала так, чтобы видеть всю нашу компанию разом. И лишь после этого заговорила:

— Ушастый предупреждал, что вы, скорее всего, мне не поверите. Он говорил, — теперь она обращалась лишь к Старику, — точнее просил...

Деваха стушевалась, казалось, ей тяжело давалось каждое слово. В комнате повисла тягостная недосказанность. Я посмотрел на стариков, казалось, оба окаменели. Если честно, мне это уже порядком наскучило.

— Да вы сегодня договорились, что ли, все в недомолвки играть?

Наденька вздрогнула. Я прямо почувствовал, как лопнуло висевшее в комнате напряжение. Хлоп — и нет его, словно рыбий пузырь в огонь бросили.

— Ушастый перед самой смертью потребовал никогда не винить тебя в смерти мамы.

Разинув от удивления рот, я обернулся и посмотрел на Старика. Таким я его никогда не видел, я вдруг отчетливо понял, что он действительно очень стар. Казалось, из него только что выпустили весь воздух. Но Наденька, словно не замечая разительных перемен, продолжала вколачивать свои "гвозди-слова" в крышку стариковского гроба.

— Так знай, я не виню тебя, — деваха чуть помедлила, а затем бросила старику прямо в лицо особенно едкое, — я не виню тебя, дедуля.

* * *

Да уж, разговорчик у нас вывернулся странный. Это что же получается? Если я Надежде сейчас поверю, как жить-то дальше, если кругом сплошная ложь?

Ладно. Высказался так высказался. Вроде как полегчать должно, а нет, не легчает, вот же подлючая жизнь.

Бред! Всё, что сегодня происходит, это просто бредятина.

Холодная вода хоть немного, но помогла рассеяться царящему в моей голове сумбуру. Наскоро промокнув лицо какой-то тряпицей, я вернулся в комнату.

— Ну, как? — осведомился Настоятель. — Полегчало?

Я обвёл всю компанию задумчивым взглядом.

— Знаете, видимо, я совсем тупой, но какого хрена нам с детства вдалбливали, что всё окружающее — это элитное бомбоубежище? Что мы — последняя надежда человечества? Что нам предстоит стать новыми Адамами и Евами?

— Это всё он придумал, — Настоятель кивнул в сторону Старика. — Уверял ещё меня, что только так мы сможем взрастить поколение с нужным балансом самоуважения и социальной ответственности.

— Точно, — усмехнулся Старик. — Была такая мыслишка, каюсь. Но уж очень хотелось построить мне Город Солнца в отдельно взятом болоте.

— Чего построить? — не понял я.

— Да теперь неважно, — отмахнулся Старик. — Благими намереньями, как говорится. Надеюсь, вы нас простите, мы тогда молодые были.

Старик помолчал, за него завершил мысль Настоятель:

— Молодые, это ты верно заметил. Молодые и непозволительно глупые.

И было так...

* * *

В чьей гениальной голове родился план опробовать систему жизнеобеспечения объекта "Сигма" на заключённых, ни Ковалёву, ни Мальцеву известно не было. Учёных просто поставили перед фактом — Родине нужны добровольцы. Родина подумала и решила, что Ковалёв и Мальцев идеально подходят на эту роль. Оба не бездари, но и звёзд с неба не хватали. У каждого на счету докторская степень и полное отсутствие личной жизни. Мальцев к тому времени уже год, как разведён, а Ковалёв, так тот вообще не удосужился омрачить свою биографию узами Гименея. К тому же перспектива, честно сказать, просто завораживала.

В случае успешного завершения проекта каждому был обещан солидный грант и лаборатория в Подмосковье для реализации любого проекта на собственное усмотрение. А восемь лет, да что такое восемь лет, когда тебе чуть больше тридцати?

Будущие академики строили планы на будущее, Родина одобрительно подбадривала учёных в этом невинном занятии.

В любой большой стране всегда найдутся и богатства, от которых ломятся недра, и сами недра. Родина была очень большой страной. На протяжении более чем ста лет в горах, которые на ближайшие годы должны были приютить "Сигму", велась добыча изумрудов.

Секрет этот Родина хранила очень ревностно. Широкой публике было известно лишь одно — "Малышевское" изумрудно-бериллиевое месторождение. О втором же знали лишь посвящённые. Сменялись политические режимы и правительства, а старые горы так и были одним из самых больших секретов. Притом секрет этот был известен ещё более узкому кругу, чем тот, в котором знали о военных базах на Луне. Да что и говорить, Родина была очень рачительной хозяйкой и никогда не складывала все яйца в одну корзину.

Лишь прибыв на место, Мальцев и Ковалёв смогли в полной мере оценить размах строительства, а заодно и что наряду с системой жизнеобеспечения на "Сигме" будет проходить испытание и новейший ядерный реактор.

На первом же совещании молодым ученым, уже успевшим к тому времени стать закадычными приятелями, был представлен невысокий светловолосый юноша. Голубоглазый гений из Новосибирска, чуть заикаясь, постарался донести до своих коллег основные принципы работы реактора. По его словам, в отличие от своих нестабильных предшественников, сырьем для которых служил обогащенный плутоний, его детище использует для получения энергии совершенно новый для современной науки принцип — аннигиляцию.

Наибольшей трудностью при подготовке объекта к запуску стала проблема общей герметизации ярусов. Все стены, полы и своды были покрыты особым полимером, который, помимо невероятной прочности, обладал целым рядом полезных для Родины свойств. Среди этих достоинств — и практически стопроцентная непроницаемость. В настоящий момент объект был практически полностью готов к эксплуатации.

На язвительный вопрос Мальцева: "Не пытается ли юноша презентовать им вечный двигатель?" молодой человек ответил, что различия, разумеется, есть, но суть профессор уловил.

Уже вечером, распивая привезённую из Москвы нестандартно большую бутылку "Столичной", Ковалёв вновь поддел Мальцева:

— А паренёк-то не промах. Такому ухарю палец в рот не клади. Как он тебя уел?

— Что есть, то есть, — согласился Мальцев. — Парнишка далеко пойдёт... Слышишь, Погодин, это я о тебе.

Задремавший к этому моменту юноша, услыхав свою фамилию, встрепенулся:

— Ну, прекратите уже, товарищи. Честное слово, даже неловко. Просто я, когда увлекаюсь, не всегда думаю, что отвечаю. Точнее, что ответить — это я думаю, а вот как ответить, с этим промашки случаются.

— Да ты не смущайся, дружище. — Мальцев одобрительно потрепал парнишку по плечу. — Я думаю, мы сработаемся. Как считаешь, Ковалёв, я прав?

— А то, — усмехнулся Ковалёв, попыхивая импортным "Пегасом", — Чтоб такие молодцы, как мы, да не сработались. Я в такую казуистику не верю!

* * *

Последние грузовики покинули территорию объекта, и створки шлюза начали медленно смыкаться.

Ковалёв, преисполненный чувством нешуточной торжественности, коснулся клавиши системы общего оповещения:

— Товарищи! Соратники и друзья! Я искренне благодарен всему нашему многонациональному народу и лично товарищу Первому Секретарю за оказанное мне доверие и предоставленную возможность стать руководителем этого проекта. Особенно отрадно, что дело мы своё начинаем в канун славного тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Я верю, те высоты, которых вскоре достигнет наша наука, послужат делу всеобщей победы прогрессивного человечества. Удачи нам всем! Ура, товарищи!

Эхо испуганной птахой метнулось по многокилометровым коридорам и тоннелям "Сигмы".

Блокировав все каналы внешней связи, Ковалёв дал команду на полную герметизацию объекта.

Не отрывая взгляда от показаний датчиков, Мальцев отрапортовал:

— Первая стадия завершена. Контур замкнут. Все приборы и устройства работают в штатном режиме.

— Центральный, принято, — Ковалёв быстро перекрестился. — Господи, спаси и сохрани.

Мальцев улыбнулся, он уже успел познакомиться с этой небольшой странностью Ковалёва. Ничего, от общего дела не убудет, да и лишним не окажется.

— Погодин, как там у тебя? — Ковалёв немного тревожился за парня. Хотя постоянно убеждал себя в том, что тревоги напрасны.

— Реакторная на связи, у меня всё в полном порядке.

— Принято, — Ковалёв бегло прошёлся по списку. — Всем постам! Готовность номер один. Последний отчёт в порядке нумерации.

— Служба биологического контроля, ярусы со второго по четвёртый, готов.

— Принято. Дальше.

— Арсенал и стратегический запас, ярус пять, ярус тридцать шесть, готов.

— Служба энергетического контроля резервных накопителей, ярусы с шестого по двадцатый, готов.

— Служба режима, ярусы с двадцать первого по тридцать пятый, заключённые готовы. Ситуация штатная.