| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Много запросили?
— Пришлось по "Катеньке" дать, а после дела пообещал ещё и "Петрушу" накинуть.
— Каждому?
— Да не, Александр Иванович! Жирновато им будет по "Петру" каждому. Поделят.
— Кого нужно убрать они знают?
— Не извольте беспокоиться, сказал, что человечка одного, а им-то без разницы — что того, что другого, плати только.
— Было бы очень хорошо, любезный господин Белых, чтобы эти двое, если им придётся платить за выполненное дело, потом не проболтались. Нигде и никогда. Ваши-то люди серьёзные?
Белых самодовольно ухмыльнулся.
— А как же? Всё сделают, коль я велю, — и тут же с опаской посмотрел на Гучкова. Тот сделал вид, что оговорки не заметил.
— Как я понял, Александр Иванович, вы уже нанесли визит к адмиралу.
— Если поняли, к чему вопрос?
— Так может быть и договориться с ним сумели? Он нас, как, поддержит или останется в сторонке? Что мне передать своим благодетелям?
— Как мне показалось, адмирал не прочь нас поддержать, — после некоторого раздумья проговорил Гучков.
— Так показалось, или встанет на нашу сторону?! — и тут же немного отстранился от мгновенно побагровевшего Гучкова.
— Я вам, господин Белых, что, пророк, или господь, читающий в душах человеческих как в открытой книге? Вы что себе позволяете?!
— Простите покорно, Александр Иванович, вырвалось. Нетерпение всему виной, да желание и благодетелей моих удоволить и вам услужить.
Немного попыхтев, как большой ёж, Гучков остыл.
— Думаю, что поддержит. Он, определённо, не глуп. Сначала повёл себя очень осторожно. Когда я сделал ему выгодное предложение по жене, он отказался и к своей семье не подпустил. Аж глазами на меня засверкал.
— Так может мало предложили? А насчёт жены — она ж на сколько лет его моложе! Естественно, что адмирал её от всякого оберегает. Может, Александр Иванович, нужно было в плепорцию предложить, — Белых козырнул услышанным от хозяев словом, — он-то, как-никак, командующий флотом. И у него потребности должны быть побольше, чем у многих генералов. А у него даже собственного дома нет. Пока ходил в холостяках, дом ему был не нужен. На корабле был ему дом. Теперь другое дело. А заиметь собственный особняк, да, может, неподалёку от Воронцовского, каждому лестно будет. Адмирал-то наш, говорят, из настоящих! На море геройствовал, а денег-то и не скопил. А уж, как ребёночек появится, так и вовсе. И дом нужен и прислуга. Я тут кое у кого поспрошал и узнал, что наш адмирал прибавления в семействе ожидает.
— Адмирал поделился со мной этой новостью.
— Так значит нужно увеличить цену.
Теперь уже самодовольно усмехнулся Гучков.
— Наша беседа, милейший господин Белых, постепенно стала более доверительной, а к окончанию встречи почти приятельской. И вот тут-то адмирал и озвучил свои чаяния. Хотя, нужно признать, что деньги ему потребны не лично, а для дела.
-Так я в жизни не слышал, чтоб кто-то просто сказал — дай мне столько-то.... Все говорят намёками. И сколько же адмиралу нужно "для дела"?
— Не менее шестисот тысяч. Золотом. Думаю, что потребуется больше.
От услышанной суммы Белых присвистнул, — да мои орлы за такие деньги пятерых адмиралов...
— Помолчите, Белых, — уже почти рявкнул Гучков. Водитель Степан повернулся к собеседникам. Взгляд его был устремлён на хозяина, а вот ствол крупнокалиберного "Бульдога", в левой руке, смотрел точно в пузцо Белых.
— Спокойно, Степан, спокойно. Просто господин Белых несколько забылся, с кем говорит и как, — с доброй улыбкой обратился Гучков к своему "водителю", — вот я и не сдержался.
Степан внимательно посмотрел на хозяина, потом перевёл совершенно безмятежный взгляд на Александра Поликарповича, который действительно стал похож на сильно испуганную крыску, и улыбнулся. Спокойно, так, обещающе...
Минуты через две к Белых вернулась способность относительно связно рассуждать и мыслить.
— Вы поймите, любезный господин Белых, — довольный произведённым впечатлением, продолжил Гучков, — ваши орлы адмирала, конечно, смогут, смогут... А, вот, дивизию линкоров и дивизию крейсеров они смогут нам предоставить?
Белых молча сопел. Сказать было нечего.
— Думаю, что с адмиралом нужно поделиться, — рассуждал, как ни в чём не бывало, Александр Иванович, — офицеры его почти боготворят, для матросов он как отец родной. Вы слышали, что он учинил на кораблях?
— Нет-с, не слыхал, — с Белых слетели остатки фамильярности. Он всегда понимал, что никак не ровня Гучкову, но как же хотелось. Поговорить. На равных. Без усвоенной за годы угодливости. Вот и поговорили.
— Он корабельную чарку обратно ввёл.
— Да быть не может! Сам царь отменил ведь! Я ведь самолично указ читал.
— А вот он ввёл. Представляете, кто он сейчас для нижних чинов, да и для офицеров?
— Да как же это? И его не наказали? Это ж, считай, против Государя пойти!
— Видимо, именно его и не хотят наказывать. Он ведь действительно герой. И на Балтике немца гонял, причём так, что наш флот увеличился за счёт новейших трофеев. И здесь достиг того, о чём никто и помыслить не мог. Как такого накажешь? Да ещё за водку для нижних чинов. Со времён Петра Великого флотских к чарке приучали. "Потёмкина" помните, Александр Поликарпович, броненосец мятежный?
— Как не помнить, ваша милость, я тогда в Одессе по делам благодетелей моих обретался. Там ведь все думали, что моряки город захватят. Кто ж против пушек пойдёт?
— Так вот. Про плохое питание, возможно и правду говорят, но основная причина восстания в том была, что господин Голиков запретил матросскую чарку за какую-то провинность, а офицеры в кают-компании продолжали спокойно шампанское и коньяк попивать. Вот морячки и озверели.
— Да, ваша милость, дела...
Немного помолчав, Гучков продолжил.
— Непременно передайте Павлу Павловичу, что со слов адмирала, ему необходимы деньги для вооружения дивизии каких-то новых пехотинцев, морских вроде...
— Так для цельной дивизии и мильёна не хватит, ваша милость, — Белых понял, что снова прервал Гучкова и прикусил язык.
— Кроме нового оружия, — не обратив на его слова ни малейшего внимания продолжил Александр Иванович, адмирал говорил, что ему новые бронеавтомобили и бронеходы нужны, причём немало. Причём нужно ему это всё быстро, для этого и хочет золотом, а не ассигнациями.
— Так ведь, Александр Иванович, ежели вы говорите, что он с нами будет, и мильён не станет неподъёмной суммой. Думаю, что Пал Палыч половину указанного сразу выделить сможет. На святое ведь дело, на флот, — хихикнул Белых. Гучков тоже улыбнулся.
— Да, уж, на святое, хе-хе. Но у меня другой план. Я пообещал адмиралу разместить его заказ через военное ведомство, причём, разместим его на своих предприятиях. И адмирала уважим, и сами немного заработаем. Определённо, после этого мы сможем с ним полностью договориться. По всем вопросам.
— А не может он сам захотеть к царю приближённым стать?
— Не похоже. Тогда бы он с Балтики ни ногой. Всё к государю поближе. А он действительно воюет, и власть его не интересует! Раза три наш адмирал удостаивался встречи с государем, но не с глазу на глаз, а прилюдно. И переписки между ними нет. Мне бы доложили. Да и с чего бы государю с обычным адмиралом, хоть и героем, переписываться? Хотя, после их встреч, наш царь подписывал весьма неожиданные, и частенько, и неприятные для нашего дела указы.
Александр Иванович ненадолго задумался. Белых почтительно помалкивал.
— Да нет, он и сам высказался в том смысле, что государь мягок. Причём резко высказался. Не любит он Николая, явно не любит.
— Вам виднее, Александр Иванович, вы с ним разговаривали.
— Разговаривал, верно. Но гарантировать не могу. Поэтому пусть ваши люди слишком не расслабляются. Вдруг потребуются их навыки.
— Так ведь тогда новый командующий нужен будет, Александр Иванович.
— Замену найти не проблема. Есть у меня адмиральчик на примете, есть.
— А тот не взбрыкнёт?
— Мы его давненько уже прикармливаем, а тут, как вы понимаете, коготок увяз — всей птичке конец. Так что не решится. Да и не ради власти мы это задумали, и не ради денег, а ради России!
— Так что, моим-то, работу давать?
— Вы подождите пока. Но пусть наготове будут, время у нас ещё есть. Жду вас сегодня к себе, в гостиницу, часам к десяти пополудни. Там всё и обговорим.
— Ну, тогда до вечера, Александр Иванович.
Авто с Гучковым плавно покатилось по брусчатке в сторону городской больницы. В ту же сторону, усердно крутя педали велосипеда, ехал какой-то студиозус, с улыбкой на конопатом лице и в студенческой тужурке. Белых, опасливо оглянувшись, с ненавистью сплюнул в сторону уехавшего и направился к стоявшей на другой стороне улицы пролётке, в которой сидели два неприятных типа с бандитскими рожами.
— Ну чо, Белый, порешал с этим бобром насчет работы, — просипел один из пассажиров.
— Вечером вновь встречаемся, тогда всё и разъяснится, а пока давайте к базару, наведаемся.
— Вечером, вечером... Нам нужно дело сделать и обещанное получить, — продолжал выражать недовольство сипатый, и продолжил, уже с угрозой, — смотри, Белый, не обмани...
И тут произошло мгновенное превращение Александра Поликарповича. Всё раздражение и вся злость, которые скопились в нём во время "беседы" с Гучковым, выплеснулись на недовольного подельника.
— Заткни фонтан, Лобан! Не с сявкой базаришь. Забыл кто ты, и кто я? Забыл, какие люди за меня слово говорили? Да тебя под брусчатку закатают, если ещё что услышу подобное, — господин Белых превратился в настоящую крысу с оскаленной пастью, хищно поблёскивающими, налитыми кровью и безумием глазками.
Напарник Лобана предусмотрительно помалкивал, слегка отодвинувшись от своего подельника.
За пролёткой, в том же направлении, не спеша катила бричка с парой пассажиров. Им было просто по пути.
16 августа 7.30. Севастополь.
Кабинет командующего флотом.
У разведки и контрразведки ненормированный рабочий день. Точнее будет сказать, что такое понятие, как рабочий день, вообще отсутствует. Есть слово работа. И она есть всегда.
Почти сутки сотрудники отдела контрразведки Черноморского флота, сменяя друг друга, колесили по городу, отслеживая все связи Гучкова, и тех, с кем он встречался. Ротмистру Тяпкину, как руководителю этой операции, не удалось даже на полчаса прилечь на кушетку в своём кабинете. И, похоже, что раньше сегодняшнего вечера, ему это и не удастся. С раннего утра ему пришлось вдумчиво читать донесения своих сотрудников. Потом беседовать с каждым, задавая уточняющие вопросы, после чего их дополнения вносились в черновик его рапо?рта для адмирала. Иван Николаевич уже привык произносить слово рапо?рт по флотскому обычаю, с ударением на последний слог — рапо?рт. Ра?порт, а уж, тем паче, доклад, пусть мазута сухопутная пишет, а мы — флотские!
Отпустив всех своих людей ближе к двум пополудни, он ещё раз перечитал все донесения, после чего сел переписывать рапо?рт набело. Глаза у ротмистра покраснели и норовили закрыться, а голова от недосыпа была тяжёлая, гудящая, так и норовила упасть на стол, чтоб придавить составляемый им для адмирала документ о проделанной работе. И вот, с огромным трудом сдерживая зевоту и стараясь выглядеть бодрым, он идет по коридору к приёмной адмирала. Как казалось Тяпкину, они неплохо поработали. Войдя в приёмную командующего, он был готов к тому, что адъютант через какое-то время соизволит доложить адмиралу о нём — привык к пренебрежительному отношению к жандармам со стороны армейских, и особенно, флотских офицеров — как неожиданно услышал уважительное, — проходите, господин ротмистр, командующий вас ожидает.
Перехватив поудобнее папку, контрразведчик вошёл в кабинет.
Дверь ещё не успела закрыться за спиной Тяпкина, как адмирал с явным нетерпением воскликнул.
— Присаживайтесь, господин ротмистр, присаживайтесь.
И как только Тяпкин умостился на стуле, спросил.
— Ну что ж, докладывайте, что там ваши орлы нарыли на Гучкова?
Ротмистр уже привык к некоторой эксцентричности адмирала. О том, что адмирал порой использует в речи слова, вроде и непонятные, но в контексте фразы Короната, кажущиеся давно знакомыми и даже единственно правильными, он также слышал. Многие из этих словечек уже с успехом использовали флотские офицеры. Да и сам Трёпов уже знал, что означают словосочетания "облом", "чесать репу", "шевелить батонами", "откровенно тупить" и некоторые другие, употребляемые исключительно в мужской компании, а кое-какими выражениями любил щегольнуть и сам.
"Адмирал явно в нетерпении — отметил про себя Тяпкин. А вот если бы он заговорил как боцман Тимонин с "Императрицы", вот тогда адмирал был бы не в духе".
Старший боцман Тимонин был легендой Черноморского флота. Уже хорошо за шестьдесят, килограммов под полтораста, был он лучшим боцманом флота. Неоднократно собирался списаться на берег, так как выслуга ему давно это позволяла. Но продолжал служить. Было дело, в прошлом году Бахирев лично предложил старику остаться. Отказать командующему Федосеич не смог. И в команде "Императрицы Марии" всегда был порядок и божья благодать. В случае любого непорядка, достаточно было "папе", как уважительно величали его не только нижние чины, но и многие из офицеров, прокашляться, и сказать "Ёбтыть!" — причём слышно это было даже на противоположном берегу бухты — как непорядок устранялся волшебным образом, словно сам собой.
Раскрыв папку и достав первый лист, начал доклад.
— Ваше превосходительство, по выходу из здания, господин Гучков остановился переговорить с ожидавшим его господином. Беседа длилась не более пяти минут. О чём говорили, выяснить не удалось. После чего господин Гучков и собеседник сели в автомобиль господина Гучкова и там находились не менее пятнадцати минут. После этого, собеседник господина Гучкова вышел из авто, причём вид имел подавленный, на лице были капли пота. Автомобиль с господином Гучковым направился к городской больнице, где с началом войны располагается флотский госпиталь.
Его собеседник сел в пролётку, где негромко, но явно ссорился с одним из двух, ожидавших его субъектов. Вид, нужно сказать, у обоих явно разбойный, хотя одеты прилично. За пролёткой и пассажирами также установлено наблюдение.
По прибытию в госпиталь, господин Гучков постарался собрать персонал госпиталя и выздоравливающих раненых для беседы. По сути, ваше превосходительство, это была попытка организовать митинг, что запрещено Указом государя с началом войны.
Но, главный врач приказал врачам и сёстрам милосердия побыстрее разобрать медикаменты, что привезли на двух повозках, которые подъехали к госпиталю ещё с утра, но ожидали личного прибытия господина Гучкова. Таким образом персонал госпиталя был занят, а выздоравливающие, немного послушав, разошлись. Судя по его виду, господин Гучков был этим очень недоволен.
— А о чём шла речь?
Тяпкин своими словами, кратко, пересказал смысл выступления Гучкова на митинге.
— Вот ушлёпок! — вырвалось у меня. Иван Николаевич с интересом уставился на меня, явно запоминая свежий адмиральский неологизм.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
