Второй фрагмент книги о Бахиреве от Калашникова. 4 глава

Глава Четвёртая

15 августа. Севастополь. Кабинет командующего.

Вице-адмирал Бахирев Михаил Коронатович.

Александр Иванович Гучков.

Я с утра был несколько недоволен. Чем? Да всем! Бывает такое, что и солнышко светит, и цветы цветут, и кофе крепкий и сладкий, а не радует. Почему? Потому что кофе какой-то сладкий, солнце слишком яркое, а цветы, видимо, левые, как в анекдоте. Ничего не радует. Ждёшь чего-то неприятного. Гадости какой-то.

Стук в дверь

— Разрешите, ваше превосходительство, — это Серёжа Никишин.

— Разрешаю, Серёжа, разрешаю.

Серёжа зашёл в кабинет, плотно притворив за собой дверь.

— Ваше превосходительство! Господин Гучков просит, чтоб вы его приняли.

— Кто?

— Гучков.

Ну, вот они, ожидаемые неприятности. Не хотелось бы мне пока с этим господином встречаться, ну да, человек предполагает....

— Так точно. Вот его визитка. И Никишин, раскрыв кожаную папку, достал и протянул мне прямоугольник дорогого белоснежного картона, на которой золотом было оттиснуто

"Гучков Александр Иванович" и ниже "Особоуполномоченный Красного Креста Его Императорского Величества Николая II Самодержца Всероссийского"

Сюрприз, однако! Хотя о том, что этот господин в Крыму, мне доложили в тот момент, когда его поезд покинул Джанкой. Я полагал, что он, по пути в Севастополь, на денёк-другой задержится в Симферополе, инспектируя тамошние медучреждения, и прибудет сюда не раньше вечера. А ему, видимо, нужно срочно увидеться со мной, причём настолько, что, бросив свои прямые обязанности, он поспешил сюда. Ну вот, настроение окончательно испорчено. Но рано или поздно наша встреча должна была состояться.

— Зовите, раз уж пришёл. И, Серёжа, на всякий случай, сообразите что-нибудь под коньячок. Вдруг потребуется. И вызовите начальника контрразведки и его помощника ротмистра Тяпкина.

Сообщите что я их жду по "Трапезундскому делу".

Собственно, никакого "Трапезундского дела" не было, это был просто сигнал "Особое внимание" для контрразведчиков.

Первым порывом было встать и пойти навстречу Гучкову, но я подумал, что не велика шишка, чтоб его у двери встречать. Да и в знакомцах мы с ним не состоим, нас никто друг другу не представлял.

И вот в кабинет заходит человек, который в моем мире, был одним из непосредственных организаторов того кошмара, что начался с февраля семнадцатого в России. И хотя мне он был лично неприятен, но приходится играть роль вежливого хозяина и вставать из-за стола, как бы с намереньем двинуться навстречу гостю.

— Здравствуйте, Александр Иванович, — глядя на визитную карточку делаю вид что читаю имя-отчество, — хотя мы с вами и не знакомы лично, но я наслышан о ваших трудах в деле оказания помощи раненым и увечным российским войнам.

Я специально не стал упоминать о том, что он ещё и председатель военно-промышленного комитета. Будет с него и санитарно-медицинских дел.

— И я также наслышан о ваших воинских подвигах, Михаил Коронатович.

— Ну что вы, господин Гучков, какие же это подвиги. Я же в основном только приказы отдаю, это офицеры и матросы флота подвиги совершают.

-Ну, не надо, господин адмирал, не надо. Я ценю скромность, но ведь без вашего командования не было бы и побед. Это всем известно, даже вашим недоброжелателям.

— А у меня, Александр Иванович, и недоброжелатели есть? Хотелось бы со списком ознакомиться, — сыграл я в прямолинейного служаку.

— Да стоит ли о них говорить, Михаил Коронатович? Жалкие, ничтожные личности, обычные завистники из "паркетных военачальников". Такие всегда были и всегда будут. Сами слова доброго не стоят, а мнят себя Цезарями и Александрами Македонскими. Лучше к вашим, господин адмирал, делам вернёмся, — не очень изящно, но вывернулся Гучков.

Ведь на Балтийском море германский флот, несмотря на своё превосходство, несколько раз терпел от вас поражения. А тут, на Чёрном море, какими победами мог похвастаться ваш предшественник? Никакими. И это за полтора года войны. Но, как только вы возглавили флот, так за полгода завоевали полное господство в море, армия именно с вашей помощью заняла огромные турецкие территории, при этом вы почти полностью уничтожили флот противника.

— Да нет, кое-какие корабли у турок ещё остались.

— Да это разве корабли? Так, корыта с экипажами. Из пролива боятся высунуться. Главное то, что вы германские корабли уничтожили. А это означает что наши приморские города теперь в полной безопасности. Турки в одиночку не посмеют подойти близко ни к Крыму, ни куда-либо ещё.

"Как поёт, как поёт! Прям курский соловей. Заслушаешься! Надо останавливать, а то скоро в этом сиропе утону".

— А вы-то, Александр Иванович, какими судьбами к нам в Крым? Неужто здоровье поправить после слякоти столицы? Или по делам? — и я жестом предложил Гучкову занять дежурное гостевое кресло.

— Здешнюю погоду со столичной, конечно, не сравнить, там уже осень, а здесь продолжается лето. Но поверьте, господин адмирал, сейчас мне меньше всего хочется говорить о погоде. Война, господин адмирал, во всём виновата война, — пафосно провозгласил Гучков и важно прошествовал, именно прошествовал к креслу, но почему-то остался стоять.

— Раненых солдатиков много, а обустройство госпиталей, по воле Императора на мне! Приходится по всей стране ездить, во всё вникать, всё проверять, всё сам, всё сам. Вот к вам, в Крым, заглянул.

"Да, уж, ты, гадина, вникаешь. Во всё вникаешь. Если бы вашу мерзкую Думу с комитетами различными не лишили прав, ты бы уже войну про..., пардон, проиграл. Одного хочешь, скотина ты этакая — власти. И заботой о России только прикрываешься".

А на лице вежливая улыбка.

— Раненых и правда, много. Особенно в последнее время. На фронтах бои идут. Я не знаю, как обстоят дела в других госпиталях по России, но тут, в Крыму, мы стараемся по мере возможностей поддерживать уход за ранеными и их лечение на должном уровне. Особенно это касается морских госпиталей.

— Да-да, я это уже отметил, — с царственным видом соизволил согласиться Гучков, — по пути сюда я сделал остановку в Симферополе, и проверил обустройство пары госпитальных учреждений, развернутых в городе. Увиденным я остался доволен. Да-с, доволен. Врачей в достаточном количестве, сестёр милосердия тоже хватает. Даже санитары, из выздоравливающих солдат и нестроевых опрятны, помыты. Уход за ранеными удовлетворительный. Питание даже лучше, чем ожидалось. Я, Михаил Коронатович, надеюсь, что и в других госпиталях так же обстоят дела?

"Ах, ты ж, крыса сухопутная, доволен он! Радетель за раненых! Твою ж мать! Да ты явно какие-то козни строил всё это время. Сторонников себе подбирал, чтобы государя под себя подмять. И ко мне, гадёныш, с этим же прибыл! Удостовериться, что Коронат тебе не помешает! Или что может помешать... Так, так, Миша, угомонись, убери подальше свой норов казачий, бешеный. Опасная эта крыса, что напротив тебя, очень опасная. И весь флот может не спасти, если что. Ну ладно, теперь я буду, как и положено адмиралу — прямой, открытый и с одной извилиной. От фуражки. Ну ладно, с двумя".

— А я, так просто уверен, Александр Иванович. Да вы садитесь, садитесь, что стоять-то? В ногах правды нет. Может коньячку с дороги? — я, как настоящий пьющий адмирал, потёр ладони, требовательно посмотрев на собеседника.

Эти жест и взгляд не укрылись от внимания дражайшего Александра Ивановича. На губах промелькнула снисходительная улыбка.

— Я думаю, что с дороги, будет уместно и пригубить, — неторопливо опускаясь в кресло, проговорил гость.

"Ну-ну. Поулыбайся, скотина, поулыбайся. Потом увидим, чья будет очередь улыбаться".

Прежде чем сесть за стол, я нажал кнопку вызова. Тут же нарисовался Никишин.

— Серёжа, коньячку нам сообразите.

Усевшись в кресло, я начал откровенно рассматривать человека, с которым мне раньше не приходилось встречаться, но в дальнейшем, однозначно придётся схлестнуться насмерть. Он, на сегодняшний день, имеет намного больше возможностей навредить мне, чем я ему, причём навредить серьёзно, вплоть до летального исхода, но, есть одно НО. Он обо мне знает только то, что я адмирал Бахирев. И всё. А вот я знаю о нём всё, что мне нужно. Самое главное, я знаю его истинные планы. Остальное приложится. Только бы самому не проколоться, не выйти из образа.

Александр Иванович также без стеснения разглядывал сидящего напротив него нынешнего хозяина Черноморского флота. Налитая большая пузатая рюмка коньяка этому очень способствовала. Можно и не спеша отхлёбывать и изучать объект. Красота!

Сейчас Гучков производил странное впечатление: Полувоенный френч из дорогого сукна. (Сам не из кадровых военных, но казаться военным человеком, видимо, любит.) На рукаве шёлковая белая повязка с вышитым мулине красным крестом (подчеркивает, что он сугубо мирный). Аккуратная, с проседью, борода, идеальная прическа, открытая дружеская улыбка и при этом ощущение чего-то липкого и нечистого! Впрочем, возможно, только я его так воспринимаю, а на других его внешний вид производит самое наилучшее впечатление. Взгляд же гостя был оценивающий, как у механика, который решает, подходит ли ему эта деталь или в брак её!

— Ну и какие ваши планы, Александр Иванович? — начинаю первым, быстро оприходовав свою рюмку — из образа выходить нельзя. Наливаю себе ещё, предварительно предложив гостю. Гучков отрицательно покачал головой, но взгляд несколько потеплел. Адмирал становился понятен.

— Проинспектирую Севастопольские госпитали, съезжу в Феодосию, в Керчь придётся заглянуть. Имею личное поручение государя — посмотреть изменения в Ливадии. Там всё ремонт никак не закончат.

"Да уж, именно тебе император поручил за своей Ливадией присматривать. Уже себе дачку на лето подыскиваешь, собака страшная. Ну ничего, дай срок. Получишь ты у меня крымской землицы. Сам тебе местечко подыщу".

— А что же вы, Александр Иванович, везде сам, везде сам? Помощников у вас разве нет? — спрашиваю, прихлёбывая коньячок.

— Да, как не быть, Михаил Коронатович, есть, конечно. Но, как их не учи, всё равно не справляются, приходиться самому и за госпиталями следить, и производство снарядов контролировать, а от государственных чиновников ни малейшей помощи, только места занимают и денег хотят! Бездари и казнокрады!

"Красавчик, Иваныч, красавчик. Знает, как я в Питере с чинушами бился. Молодец. Сейчас адмирал его понять должен и поддержать".

— Согласен с вами, Александр Иванович. Мне тоже они крови попортили, ещё на Балтике, куда там немцам с их одиннадцатидюймовками. Согнуть их нужно, в бараний рог, да и проредить бы их не мешало, — расчувствовавшись, адмирал, то есть я, весомо пристукнул кулаком по столу. После чего осушил рюмку.

— Вам подлить, Александр Иванович?

— Пожалуйста, Михаил Коронатович, половиночку.

Наливаю Гучкову по заявке, себе, естественно, полную — ох, расстроится моя Настёна сегодня. Ну, это для дела.

Взгляд Гучкова, хотя и изрядно потеплевший, никак не соответствовал пустопорожней болтовне, что сейчас имела место. Он оставался цепким и внимательным, улавливающим даже не эмоции, а намёк на них!

Но, с каждой выпитой мною рюмкой, он становился более расслабленным, что ли. Адмирал был почти понятен. Оставалось попробовать предложить ему вкусную морковку, так, чтобы этот солдафон не взбрыкнул. В Питере о нём ходили разговоры, что мог и в личность заехать при намёке на взятку. Но тогда он женат не был, или только что женился. Со временем всё и все меняются.

"Гучков не дурак, и открывать карты сразу не будет, сейчас ему важен не ответ, а моя реакция на его намёки и каверзные вопросы. Пока будем играть по его нотам. Поэтому надо сделать вид, что я готов идти с ними. Но не бесплатно. Не за идею. Интересно, а чем меня будут покупать? Гучков наверняка знает, что я завёл дружбу с людьми, занимающими не последние места в промышленных и банковских кругах, и сколько я там получил средств под мои идеи. Даже малая их часть "прилипнув" к рукам, сделает меня вполне состоятельным человеком, а это значит, что заговорщикам меня дешевле убить, чем купить".

— Вот вы правильно подметили, Михаил Коронатович, что без помощников трудно. Но у вас, как минимум, есть один надёжный и верный вам помощник.

Я искренне поперхнулся шустовским бальзамом, недоумённо глядя на своего визави.

— Вам с супругой повезло. Она ведь ваш настоящий помощник. Насколько я знаю, во время службы в Морском госпитале в Ревеле, Анастасия Степановна зарекомендовала себя, как сестра милосердия, с самой лучшей стороны, за что была заслуженно награждена медалью. Да и тут, будучи, правда, уже вашей супругой, помогла отменно наладить работу крымских госпиталей. И ведь совершенно безвозмездно этим занималась. Такое поведение достойно всяческой похвалы.

"Ну, сучонок, похвалю я тебя, дай срок. Однако, как вползает в душу, змеюка. Если бы не знания из прошлого-будущего, я бы сейчас уже начинал подтаивать от удовольствия".

— Так что, господин адмирал, я всерьёз подумываю назначить Анастасию Степановну на это направление официально. С регулярной выплатой соответствующего, нужно сказать, немаленького, жалования. И с иными, хоть и хлопотными, но приятными возможностями.

"Минуточку, Иваныч, это ты через мою жену меня хочешь приручить? А мне долю? Я адмирал или где? Я командующий или как?"

Я осушил очередную рюмку, и уже не спрашивая согласия гостя, подлил ему в рюмку и наполнил свою.

— Жена то у меня золото, этого никто не оспорит — изображаю немного пьяного, — да и мало кто рискнёт оспорить, — бросаю на Гучкова заинтересованный взгляд, — вот только она в данный момент наверняка откажется от вашего предложения, хотя и интересного.

— Жаль, очень жаль. Отчего же?

— Через месяц мы ожидаем прибавления в семействе.

— Вот об этом-то я не подумал, — Гучков облегчённо всплеснул руками, и зачастил со счастливой улыбкой.

— Поздравляю вас, Михаил Коронатович и Анастасию Степановну, что не побоялись в такое непростое время родить ребёночка. Это действительно настоящая радость в семье. Но и заботы возрастут. Ведь ребёночку много чего нужно. Да и мамочки молодые много и заботы, и средств требуют.

"Ага, ты мне ещё про шелешпёр расскажи, Иваныч. Ну, давай-давай, предлагай".

— Михаил Коронатович, но ведь после родов ваша супруга могла бы, например, помочь со сбором пожертвований на нужды раненых. Это будет символично и трогательно — жена адмирала, только что ставшая мамой, собирает пожертвования для раненых. Сейчас многие женщины, даже и императорской фамилии, занимаются сбором средств.

"От ведь, сучий потрох! Мне, герою Балтики и Чёрного моря, адмиралу, ранения имеющему копейки предлагаешь!!! Фигушки, я плотоядная, ой, — я алчный, серебролюбивый и золотолюбивый. Денег давай!!! Делаем холодную и немного презрительную мину".

— Спасибо, Александр Иванович, но Анастасия Степановна и так до недавнего времени была всецело занята реорганизацией госпитальных хозяйств и добыванием лекарств. Ведь, как вы, разумеется, понимаете, милостивый государь, качественно лечить, если отсутствуют даже корпия и чистые тряпки для перевязки раненых, просто невозможно. Я уж не упоминаю нормальные вату и бинты. Про лекарства и хирургические инструменты я вообще не упоминаю. И виноваты в этом не только военно-медицинские чиновники, отдавшие все поставки иностранным компаниям, но и ваше ведомство, в том числе и вы лично, как его руководитель. На свою медицину до войны денег пожалели, и почти все лекарственные препараты, медицинские приборы, и хирургические инструменты закупали в Германии, да ещё и откаты, наверное, получали за это. А с началом боевых действий лекарства перестали поступать, и как теперь прикажете лечить наших солдат?! — и несильно, так, кулачком по столу.

А посему, милостивый государь, я считаю, что Анастасия Степановна уже изрядно потрудилась на благо Отечества, теперь пусть занимается мужем и будущим ребёнком, как и положено примерной жене, — я со значением поджал губы и в очередной раз ополовинил рюмку.

При слове "откат" на физиономии собеседника появилось недоумение, но тренированный мозг экономиста и интригана быстро нашёл ответ на всё то, что сейчас прозвучало и происходило в кабинете. Моё обращение "милостивый государь", после обозначения размеров будущей взятки, видимо, также было правильно понято.

— Согласен с вами, Михаил Коронатович, полностью согласен, — Гучков даже поднял руки в защитном жесте, якобы признавая поражение, — есть моя вина в происходящем, есть. Каюсь — недосмотрел, поверил отчётам не совсем добросовестных чиновников. Поэтому сейчас и мотаюсь по России, стараюсь привести дела госпитальные в должный вид.

Ещё в разгар войны с Японией наше правительство ошибочно или намеренно подписало "Русско-германский торговый договор", где предоставило Германии особые торговые преференции. Последствия этого шага мы сейчас и пожинаем. Каждый год мы поставляли в Германию за копейки по несколько тысяч тонн лекарственных растений, а покупали их лекарства, но уже за полновесное золото и всего десятками пудов.

Но сейчас положение с медикаментами понемногу исправляется, и как ни цинично это звучит, именно благодаря войне и большому количеству раненых и увечных. В Казани и других городах налаживается производство столь необходимых лекарств и инструментов. Но всё же, ещё многое приходится закупать у наших союзников и в Америке. И, ведь, как кстати вышло, что буквально за неделю до запланированной мною поездки в Крым, из Северо-Американских Штатов пришла большая партия медикаментов. Зная, что во всех госпиталях большая нужда в лекарствах, в том числе и здесь, наш комитет направил в Крым партию лекарств, и я хотел бы, чтобы ваша супруга помогла распределить эту партию по всем крымским госпиталям. Она ведь уже занималась распределением лекарств, и я полагаю, что ей лучше нас известна потребность в лекарствах в том или ином госпитале. А в помощь ей можно подключить её очаровательную сестру. Она же не откажется помочь Анастасии Степановне?

— Что касается моей свояченицы... Молода она ещё для таких дел, голова закружиться может. А супруга моя, как я уже имел честь вам сообщить, семьёй заниматься будет.

Физиономия моя приняла недовольное выражение. Даже рюмка с шустовским была демонстративно отодвинута. "Где взятка, скотина ты этакая? Деньги давай".

— А насчет распределения лекарств можете не беспокоиться. На флоте есть главный врач, статский советник Евгений Кириллович Яблонский. Он непременно справится. Кроме того, что он хирург от бога и прекрасный администратор, это ещё и кристально честный человек.

— И опять я согласен с вашим решением, Михаил Коронатович, — как ни в чём не бывало, продолжил Гучков, — я лично знаком с доктором Яблонским, и уверен, что Евгений Кириллович справится с этим делом. А Анастасия Степановна пусть домашними делами займётся, опять вы правы. Не добавите ли мне коньячку, Михаил Коронатович, отменный он у вас.

"Ну-ну, давай ещё за Победу предложи тяпнуть".

— А давайте, Михаил Коронатович, выпьем за победу над врагом.

— За победу не грех, Александр Иванович, — ну, прямо, как в воду смотрел.

Мы выпили, как и положено, до дна, и тут Гучков, не ожидая традиционного, следующего "За Государя!" спросил.

— А не подскажите, Михаил Коронатович, как вам удалось заставить фабрикантов о рабочих думать?

— Да чего там заставлять? Поставил условием, что заказ военный, и будет размещён только на тех заводах, владельцы которых мои условия выполнят. Они денежки посчитали, да и согласились. Прибыль всё решает, в том числе и личная, — запускаю я серьёзную мысль в беседу.

— И опять согласен, Михаил Коронатович, для промышленников и банкиров это самый важный довод. Да и не только для них.

— Да-да, — и я замолчал — пусть дальше поёт.

— У меня, господин адмирал, вот что недоумение вызывает. Вы ведь настоящий морской волк, а ваши изобретения, почему-то, в большинстве своём, для нужд армии. Бронеходы, блиндированные авто и поезда, какое-то новое оружие для пехотных частей. Хотя есть и пара кораблей, которые в две смены строят и перестраивают по вашим планам на Петроградских заводах. Почему так?

— Так ведь армия должна принести победу России в этой войне, а флот играет вспомогательную роль, — я вальяжно уселся в кресле, всем видом демонстрируя вернувшееся расположение к собеседнику и желание любого подвыпившего человека, особенно адмирала, донести свою гениальность до туповатого собеседника. Ну, может и не туповатого, но донести, причём всю.

Гучков, очевидно не раз оказывался в подобной ситуации, так как едва заметно, но поморщился, и мгновенно рванул в сторону.

— Согласен, так может нужно деньгами помочь? Я, по возвращению в столицу, могу поспособствовать, чтобы министерство под ваши проекты деньги выделяло в первую очередь, тем более что от всех ваших, известных мне проектов, государству Российскому только польза!

Делаем вид, что наживка, брошенная Гучковым, мне даже очень приглянулась.

— Деньги для войны нужны всегда. Вы верно помните это высказывание кого-то из старых немцев "Для войны нужны три вещи, деньги, деньги и ещё раз деньги". Планы у меня есть, мысли, что и как улучшить есть, а вот денег-то катастрофически не хватает. Мне сейчас нужно, по самым скромным подсчётам, для дела, а не для себя лично, никак не менее шестисот тысяч, конечно, лучше бы семьсот-восемьсот. А вот миллион, будет совсем хорошо. И не ассигнациями, Александр Иванович.

Гучков несколько оторопел от адмиральского аппетита.

— И на что же вам потребна такая солидная сумма, господин адмирал, да ещё золотом?

— Понимаете, Александр Иванович, в данный момент в составе Черноморского флота формируется дивизия морской пехоты и срок у нас до ноября. А на сегодня сформирован только полк, да и вооружён он не так, как нужно для морпехов. И автоматические винтовки нужны и пулемёты, да и иное многое в количестве немалом. И бронеходы, упомянутые вами, тоже нужны и иная техника. И орудия с миномётами. Да так, сразу, всё не перечислить.

Собеседник потихоньку приходил в себя от моих аппетитов. Да и коньячок мы попивать не прекращали. Я, правда, в значительно больших количествах. Ну так ведь я — адмирал. И уже почти свой человек. Ага, свой. Среди чужих!

— Наслышан, наслышан, Михаил Коронатович, я об этих ваших бронеходах. И, как говорят, очень даже хорошо они себя зарекомендовали в летнем наступлении. Сейчас Военное министерство планирует начать собирать ваши бронеходы ещё на нескольких заводах. Это подтверждает, что сия боевая машина нужна в войсках.

— То, что я подал идею с бронеходами господам Пороховщикову и Менделееву, ещё не делает меня автором этих машин, Александр Иванович. Идея, да — моя, а вот её воплощение в чертежах и металле, это их заслуга. Они и до меня над этим же работали. Я только немного подправил их усилия, как потом оказалось, в правильном направлении...

— И к ним тут же пришли слава и материальное благополучие в виде больших министерских заказов — со смехом прервал меня Гучков.

— Если бронеходы оказались нужны армии, так почему же на этом немного не заработать. Ведь указанные мной господа не альтруисты, а промышленники, и выгода для них не на последнем месте.

После слов "немного заработать", на губах Гучкова, появилась улыбка. "Да на этих заказах можно заработать миллионы" — читалось на его лице. Наверняка и о моём гешефте подумал, паразит.

— Как вы, Александр Иванович, правильно сказали, бронеходы очень нужны в наших войсках. Но и в формирующейся дивизии они нужны также. Хотя бы десяток-другой. Но если их ждать от сухопутного ведомства, то, когда оно ещё соизволит нам их выделить. Быстрее будет, если мы сами разместим заказ на оружейных заводах. А для этого нужны деньги. А при условии, что платить будем золотом, так наш заказ вне всякой очереди пойдёт.

— А знаете, Михаил Коронатович, — после некоторого размышления Гучков решил сделать мне очередное предложение. Я, как председатель военно-промышленного комитета, могу поспособствовать в размещении заказа для нужд морской пехоты на казённых предприятиях. И обойдётся он вам значительно дешевле, чем на частных заводах. А с указанными вами деньгами, я думаю, проблем так же не будет.

— Буду вам весьма признателен, Александр Иванович, и по окончании наших дел, то есть поставки бронеходов в дивизию, можете на меня рассчитывать, да-с, всецело можете рассчитывать, — я не заглатываю, а радостно сжираю наживку.

— Есть ещё одна просьба, Александр Иванович, продолжаю я брачный танец, — не могли бы вы, при ваших связях в столице, поспособствовать, чтобы мои проекты не оказывались под сукном. Ведь господа Пороховщиков и Менделеев, да и некоторые другие промышленники-патриоты с нетерпением ждут согласований Военного министерства на новые виды вооружения и техники. Они готовы всё это производить на благо нашей Родины-России, а некоторые кабинетные полководцы мешают истинным патриотам в этом святом деле.

"Ну, Иваныч, как тебе спич? Про патриотизм, почти всегда и везде, ты сам вещаешь, а тут тебе. Вон как приосанился, патриот, твою мать! Фу-ух. Аж физиономия, чувствую, покраснела, пока всё это выговорил. Теперь Гучков будет твёрдо уверен, что знает, с кого я долю малую, адмиральскую, имею. Ну что ж, пуст так. Тем быстрее смирится с названными мной суммами".

— Обещаю вам, уважаемый Михаил Коронатович, что этим вопросом я обязательно займусь сразу же по возвращению в столицу. России необходимо хорошее оружие! — принял важную позу Гучков.

"Маладца, Иваныч, а что у нас с приглашением на белый танец — подумал я"

— Вот только, если бы прав у Думы было побольше, все было бы куда быстрее и проще! Можно было бы многие вопросы через Думу решать.

— Да, уж, не ко времени наш государь ограничил полномочия Думы, взяв всю власть в свои руки. Хотя, возможно всё дело в том, что решения любых вопросов через Думу месяцами, а то и годами шло. А сейчас у нас война, Александр Иванович, война. И любой вопрос нужно решить за несколько минут, так как времени долго рассуждать нет. Я вот тоже, на флагманском мостике за минуту решения принимаю, и как вы убедились, принимаю правильные, — я горделиво выпрямился, слегка качнувшись — выпил же адмирал — и принял позу Наполеона I, — вот окончится война, тогда можно и поспорить за каждую букву в том или ином законе, указе и так далее. А сейчас нет. Скорость всё решает. Ну и опыт. Так что власть сильная должна быть, жёсткая!

-Так и мы за сильную власть!

— Хотя, вот не ощущаю я твёрдости Государя. Вроде и власть вся у этого, как его, ГКТиО. Мягок наш государь, мягок. А подсказать-то и некому.

— Я так же думаю, Михаил Коронатович. Наш государь всем хорош, однако со всеми делами сразу справиться никто не сможет. У него сейчас при дворе всяких разных помощников много, а нужны только верные и умные. Экономика в упадке. Во всём чувствуется нехватка. А цены-то растут! Народ ропщет! И ещё эта война.

— Да ещё союзнички эти, провалиться бы им в преисподнюю с их островом и милой Францией.

— Ну зачем же вы, Михаил Коронатович, так категорично? Они всё же выполняют принятые на себя обязательства по военным поставкам.

— Вы уверены? — я пьяно улыбнулся. — В прошлом году меня чуть не сосватали в закупочную комиссию адмирала Русина. Кое с кем из её членов я имел беседу после их возращения из поездки. По вопросу о необходимости выполнения взятых обязательств по количеству поставляемого вооружения, причём уже оплаченного золотом, эти канальи в один голос отвечали, что в настоящий момент их промышленность в состоянии обеспечить потребности только своих армий и поэтому они будут снабжать собственные армии. За наше-то золото! Так, министр вооружений Великобритании Ллойд-Джордж откровенно заявил, что "наш первейший долг — это забота о вооружении нашей армии, и как бы велики не были нужды наших союзников, во многих случаях наши ещё больше".

Гучков молчал. А что сказать? Козлы у России союзники. Были козлы, есть козлы и всегда будут козлы.

— А вот, послушайте-ка, Александр Иванович, что мне один знакомый офицер, воевавший на Юго-Западном фронте в 9-й армии рассказал. В августе 15-го года штаб Юго-Западного фронта разослал по войскам телеграмму, в которой предлагал вооружить часть безоружных пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки. Штабные идиоты, во главе со своим идиотом-командующим, решили, что эти роты могут быть привлечены для прикрытия своей артиллерии.

Этот рассказ произвёл впечатление даже на такого циника, как мой гость. Мне послышалось, что он даже тихо заматерился, слегка отвернувшись к окну.

— Абсурдность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что многие командиры дивизий отказались давать ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет командования.

Вспомните, Александр Иванович, ведь в самом начале войны, когда у нас со снарядами и патронам к винтовкам было всё в порядке, мы побеждали. Когда начал ощущаться недостаток в винтовках и пулемётах, а также патронов к ним, а главное в орудиях и снарядах, мы и тогда еще дрались на равных. Но вот когда наша артиллерия онемела, а пехоте стало практически нечем стрелять, вот тогда наша армия захлебнулась в собственной крови.

Да и сейчас в войсках полтора десятка, а возможно и больше разновидностей винтовок различного калибра. А это огромные проблемы со снабжением боеприпасами. И главная причина всего этого, простите, бардака — некомпетентность высшего военного командования. Того же Великого князя Николая Николаевича-старшего.

— А является ли это простой некомпетентностью, Михаил Коронатович, подхватил мяч Гучков, может это предательство со стороны некоторых высших чинов, назначенных на свои должности Государем, так как некому было ему подсказать правильные персоны для назначений.

— Да, тут и без предательства, было немало туповатых и трусоватых генералов, умевших только одно — ублажать высокое начальство парадами, смотрами и выездами на природу.

— А что, господин адмирал, на флоте таковых не имеется?

— Есть, как не быть, но гораздо меньше.

— Так и адмиралов намного меньше чем генералов.

И я и Гучков в разговоре поддакивали друг другу, постепенно подталкивая собеседника к единственно правильной мысли — с властью что-то надо делать — но пока держали выводы при себе.

Поговорив ни о чём ещё минут пять, Гучков откланялся, сославшись на неотложные дела, но пообещал ещё раз заглянуть. А я пообещал подготовить для него список того, что нам необходимо для полного укомплектования дивизии. Понятно, что ничего он делать не будет, но чем чёрт не шутит. Если я ему нужен, а, похоже, что нужен, может какую-то часть заказа и протолкнуть. Простились мы за ручку, у дверей, как добрые приятели.

После того, как будущий "правитель России" покинул мой кабинет, я поднялся, раскрыл окно и задумался. Похоже, Гучкова я убедил в своей потенциальной лояльности. Мало того, я могу стать полезным, только заговорщикам не стоит мелочиться. Адмирал знает, сколько ему нужно денег, а флот в его полном, а главное, в единоличном распоряжении. Но устал я, с любезным Александром Ивановичем, устал. Нет у меня опыта лицедейства, особенно на подобном уровне.

Нужно приобретать, подумал я... и жахнул ещё одну полную рюмку. Адмирал я или нет? Настя ведь всё равно бурчать будет.

— Серёжа, — крикнул я.

Дверь немедленно распахнулась, в проёме появился адъютант.

— Слушаю, ваше превосходительство.

— Проси.

Через несколько секунд в кабинет вошли начальник контрразведки Автономов и его заместитель, ротмистр Тяпкин.

— Прошу, господа, присаживайтесь. Господа офицеры, ваши люди наготове?

— Так точно, ваше превосходительство, — ответил Автономов.

— Сейчас от меня вышел господин Гучков. Мне нужно знать всё о всех тех людях с кем он будет встречаться. Абсолютно всё. Где родился, где крестился. Жена, любовница, интересы, пристрастия и пороки. В дальнейшем ваши люди должны выявить и взять на контроль уже круг их знакомых. И как только в поле зрения ваших людей попадет кто-то относящийся к личному составу флота, или привлекающийся к ремонтным работам на кораблях флота, таких брать под самое плотное наблюдение. Господа, вам понятна задача? Речь идёт о боеспособности флота.

— Так точно, ваше превосходительство, — встав, ответили оба.

— Хорошо. Прошу не вставать, господа. Это задание я поручаю лично вам, ротмистр, — обращаюсь к Тяпкину. Прошу вас проследить лично, чтобы наблюдение за господином Гучковым и за господами с подобным положением в обществе, осуществляли только сотрудники вашего отдела, причём отменно подготовленные. Вы должны понимать, что если подобные господа узнают, что за ними ведётся наблюдения, то они поднимут нешуточный шум. А нам этого вовсе не нужно. А вот если они будут встречаться с сомнительными личностями, то к наблюдению за теми подключайте местных сотрудников и агентов, если своих людей не хватит. Александр Петрович, вы в недавнем прошлом служили в Корпусе, и я думаю, что вы поддерживаете приятельские отношения с кем-то из бывших сослуживцев. Не могли бы вы для нашего дела привлечь тех, кто умеет работать и имеет отменно плохую память после окончания дела?

Автономов на минуту задумался.

— Ваше превосходительство, двух-трех офицеров я могу постараться привлечь.

— Отлично. Если договоритесь с ними, познакомьте их с ротмистром, а он по своему усмотрению привлечет их к работе.

— Слушаюсь.

— Господа, прошу о проделанной работе докладывать мне ежедневно. Если нет вопросов, прошу немедленно приступить.

Коротко переглянувшись с шефом, Тяпкин тут же выскользнул за дверь.

— Вот что ещё Александр Петрович! Из адмиралтейства получено предписание об усилении охраны кораблей. Сейчас самое благоприятное время для всяких агитаторов-болтунов, а также для устройства взрывов на кораблях. Многие корабли находятся в ремонте, а проникнуть на ремонтирующийся корабль много легче, чем на находящийся в строю. Необходимо ограничить доступ на корабли тех лиц, что будут взяты вашими сотрудниками под наблюдение. Приезжающих в Севастополь, желательно также брать под наблюдение, выяснять цель прибытия в главную базу флота. Всех, назовём их экскурсанты, под любым предлогом из города выпроваживать совместно с полицией. Они уже получили подобное задание. А вы их и проконтролируете.

— Ваше превосходительство, ваше распоряжение понятно, но у меня нет достаточного количества людей, чтобы всё это осуществить.

— Попробуйте договориться с вашими бывшими коллегами. Я также переговорю с начальником жандармского управления о выделении вам в помощь некоторого количества людей. Есть сведения что германский морской штаб не оставляет попытки произвести подрыв на одном из наших линейных кораблей. Особое внимание уделите всему, что творится вокруг "Императрицы Марии" и её экипажа.

-Ваше превосходительство, сегодня из ГМШ от капитана первого ранга Виноградова, поступил циркуляр. Там говорится, что из Швеции, ещё две недели назад, пришло донесение. Командование Кайзерлихмарине направило несколько групп для организации и проведения диверсий на Балтике и в Севастополе. Подробности неизвестны, но благодаря этому донесению, одну из таких групп перехватили при переходе границы со Швецией. А два дня тому назад из Одессы пришло сообщение, о перестрелке в зоне ответственности 22-й Измаилской пограничной бригады. Подобное случается довольно часто, но потом я получил копию подробного рапорта о случившемся. Так вот, мы предполагаем, что это одна из тех самых диверсионных групп, под видом контрабандистов, попыталась проникнуть к нам через Румынию. При переходе нарвались на пограничную стражу. Без стрельбы не обошлось. Один из так называемых "контрабандистов" был убит, ещё один сумел уйти в Румынию. А вот третий был ранен и захвачен живым. Это Николай Фёдорович Солдатов, 1883 года рождения, мещанин Харьковской губернии, из "социал-демократов", участник боевой группы. Не раз попадал в поле зрения полиции, и в Корпусе дело на него заведено. В 1912-ом году тайно покинул пределы империи, скрываясь от правосудия за границей. Проживал во Фрайбурге недалеко от швейцарской границы.

— Александр Петрович. Я разрешаю, если будет нужно, письменный приказ дам, социалистов-революционеров и, особенно, социалистов-демократов после допроса с пристрастием в камеру можно не помещать. Зачем на них тратить продовольствие, медикаменты, да и время тоже. Членов боевых групп разрешаю использовать для тренировок личного состава по рукопашному бою и практических стрельб. До самой их смерти. Остальных можно давить по-тихому. Включая женщин. Не смотрите на меня так. Именно женщин. Хотя женщинами их называть нельзя. Они с удовольствием убьют неповинных людей, только для того, чтобы заявить о себе. Чтобы увеличить "уважение" к себе среди таких же тварей как и они сами. Они уже убили Императора, который отменил крепостное право. Они взорвали несколько бомб, что привело к смерти нескольких десятков простых прохожих. Они грабят банки, убивая банковских клерков и посетителей, чтобы просто забрать деньги. Хотя эти моральные уроды используют красивое слово "экспроприация". Они живут в Швейцарии, гуляю по берегу Женевского озера или ходят на экскурсии в горы. Там они жрут вкуснейший швейцарский шоколад и планируют уничтожение России. Поверьте, Александр Петрович, их можно назвать бешеными собаками, но для собак это будет оскорблением. Собаки никогда не принесут столько горя, сколько эти "женщины". Поэтому разрешаю использовать вместо мишеней на стрельбище. Бегающих мишеней.

Бывший жандармский ротмистр, а нынешний старший лейтенант флота и начальник контрразведки, удивлёнными глазами посмотрел на своего адмирала. Необычное, надо признать, зрелище. Покрасневшее лицо. Злобное выражение глаз. Но главное — абсолютная уверенность в своей правоте. И спокойный голос профессора на очередной лекции.

В большинстве случаев флотские не были кровожадными, а тут адмирал предлагает без суда и следствия уничтожать людей, мало того — женщин, причём предлагает крайне цинично, обыденно. Это было несколько пугающе, и хотя сам Александр Петрович был вовсе не пацифистом, его немного покоробило.

"Эх, Александр Петрович, Александр Петрович. Вот такие как ты, честные служаки, и прос..., то есть пролюбили Россию. О порядочности думали, о чести, о соблюдении законов. А здесь не служака, не офицер, здесь ассенизатор нужен. В дерьме нужно ковыряться. В человеческом. И залезть придётся по самые уши. Не знаешь ты того, что я знаю. Может и хорошо, а то бы ты застрелился. Не слышал ты про Землячку Розалию Самуиловну, Тоньку-пулемётчицу, про женщин-министров, которые после посещения городов России докладывали главе государства что они понизили смертность и увеличили продолжительность жизни в этих городах, про таких же министров, запрещавших поставки в страну настоящих лекарств и патронирующих торговлю недействующими "медпрепаратами", и на вопрос "Почему?!", с улыбкой отвечавших, что в цехах, где производят эти "лекарства" работают "тоже люди и им кушать нужно". И про басаевых с трактористами не слышал. И слава богу.

С террористами нельзя договариваться, их нужно уничтожать. А чтобы потенциальные террористы задумались, тех, кто пойман на "горячем", уничтожать нужно с семьями. Как там, у евреев? — до седьмого колена? Ну, иногда можно вторым ограничиться. Хотя, Библия, это главная книга для истинного христианина. Руководство, можно сказать, к действию. Соответствовать нужно.

А как вспомнишь этих тварей, что в Чечне склады с оружием оставили, а потом оставили там же русских людей, без оружия, на потеху этим тварям, на мучения и смерть. А потом на всю страну раздавалось:"Шамиль Басаев, говорите!" Поубивал бы мразей".

Опомнился. Офицер пристально смотрел на меня. Представляю. Такого адмирала он точно ещё не видел. Я сильно потёр лицо ладонями.

— Это всё?

— Убитым, — продолжил контрразведчик, — как показал Солдатов, был их проводник, из румын.

— Теперь-то он может что хочешь про своего напарника сказать, с мертвого какой спрос. Румын он или Папа Римский, нам теперь не узнать.

— У нас так же есть сомнения, и мы считаем, что этот убитый был не румыном, а именно немцем. И определённо он был офицером германской разведки.

— Это только предположение? А доказательства у вас есть?

— Не похож он на румына, ваше превосходительство. Да и бельишко на нём слишком дорогое для простого проводника, шёлковое. К тому же представители с румынской стороны утверждают, что им неизвестен этот человек. Почти всех своих контрабандистов они знают, так как..., знают, одним словом.

— А наши погранцы что, святые? Или те своих, а наши своих знают, — с улыбкой спрашиваю.

— Я думаю, ваше превосходительство, что безгрешных людей нет. Но с ними пусть их командиры разбираются. Тем более, что у них аж два руководства есть — Департамент Пограничной стражи и Министерство финансов.

— А кто на заставе начальником?

— Ротмистр Пажусь Вацлав Людвигович. Он из польских шляхтичей. Очень даже боевой офицер. Первые два ордена он получил ещё на Японской. И ещё два, будучи уже на службе в пограничной страже.

— Хорошо, что ещё удалось выяснить?

— "Контрабандистом", что скрылся на сопредельной стороне, является российский подданный. Фамилию его Солдатов не знает, только кличку. "Шпынь". По всей видимости, снова лжёт. Больше о нём ничего не знает, или не хочет говорить.

— Цель проникновения на территорию Российской империи?

— Говорит, шли за товаром, который намеривались закупить в Одессе. Потом морем переправить в Румынию.

— Деньги на товар конечно были, и наверное немалые.

— Так точно, ваше превосходительство. Около семидесяти тысяч рублей, четверть из них золотом, всё это обнаружено у нарушителей в поясах, надетых на тело, под одежду. Возможно, и у третьего был такой же пояс.

— Очень интересно, это какой же товар они намеривались закупить на такую сумму? И сколько? Нет! Никакие это не контрабандисты. Вот что, Александр Петрович, придётся вам срочно отправиться в Одессу. Я прикажу подготовить эсминец. Через пару часов будьте готовы. Хотя нет. У вас в отделе есть прапорщик Устинов. Его отправьте. Вы мне тут будете нужны. А Устинову объясните следующее. Надо как следует потолковать с этим "контрабандистом". Основательно потолковать. Но так, чтобы не помер после первого же разговора. Очень нужно чтобы он рассказал всё, что знает. Понимаете, Александр Петрович, — ВСЁ. А вот после того, как Устинов абсолютно убеждён в его правдивости будет, этот наш "контрабандист" может и на встречу с творцом отправляться. Меня он уже не будет интересовать. Совсем. Вот это, голубчик, доведите до Устинова. У меня, Александр Петрович, очень нехорошие предчувствия. Кстати, а ранение-то у этого жулика серьёзное?

— Да нет. Но сидеть он ещё долго не сможет.

................................................................................................................

Выходил из здания штаба флота Александр Иванович в весьма приподнятом настроении. И коньячок у адмирала весьма неплох, да и удалось, всего за одну беседу, понять Бахирева, оказавшегося обычным, можно сказать типовым представителем российского генералитета. Прямолинейный, пьющий, грубоватый, слегка самодур, упрямый, умом особым не блещущий и, как и многие флотские, сторонящийся политики, но, что необычно для человека в его чинах, ворующий застенчиво.

В целом, Коронат произвёл приятное впечатление. Правда сумма, озвученная им, была, как бы это, несколько тяжеловата. Зато обещанная поддержка любых идей и действий Александра Ивановича, явно стоила этих денег. Главное, что Николаем II этот солдафон тоже недоволен. Гучков, было, направился к персональному авто, но заметил недалеко от здания неприметно одетого типа с немного "крысиным" лицом.

— Здравствуйте, уважаемый Александр Иванович — поздоровался сей господин, приподымая шляпу-котелок над головой.

— А, господин Белых. Добрый день. Когда прибыли? — вполне равнодушно поприветствовал Гучков доверенного человека братьев Рябушинских,

— Второй день, как здесь, вас ожидаем.

— Ну что ж, пройдёмте до автомобиля. Я сейчас направляюсь на Херсонскую, в госпиталь, поговорим по пути.

— Благодарю покорно, но никак невозможно. Я, Александр Иванович, тут не один, да и в другую сторону нам.

— Ну что ж, пара минут у меня есть. Поговорим в авто.

Как только Гучков подошел к авто, шофёр тут же раскрыл перед ним дверцу. Разместившись на заднем диване, Гучков предложил своему визави присесть напротив и начал задавать вопросы.

— Квартиру подобрали, господин Белых?

Собеседник мотнул головой в знак согласия.

— Сложности были?

— Господь не допустил, Александр Иванович.

— Люди есть?

— Конечно, Александр Иванович, как же без них.

— Прибыли с вами или местные?

Гость кивнул в сторону шофера, как бы спрашивая, а можно ли говорить при нём.

— Можно, господин Белых, можно. Степан давно при мне и преданность свою не единожды доказал.

Белых громко шмыгнул носом, Александр Иванович чуть заметно поморщился. Необходимость общения с плебеями всегда раздражала. Но нужно, нужно.

— Так что у вас с людьми?

— Так, двое со мной прибыли, но они пока на хвартире сидят. Носа на улицу не кажут. Ещё двоих я тут нанял. Да вон они, в пролётке дожидаются, — мотнул головой Белых в сторону стоящей на другой стороне улицы пролётки.

Гучков оценивающе посмотрел на нанятых Белых мордоворотов. Одеты, сидевшие в пролётке двое пассажиров, были вполне прилично, а вот лица, точнее хари, полностью соответствовали их профессии. Хотя, если их порознь увидеть, так и терпимо будет. А вот вместе они производили весьма отталкивающее впечатление. "Ну, так не детей крестить собираемся" — подумал Александр Иванович.

— Много запросили?

— Пришлось по "Катеньке" дать, а после дела пообещал ещё и "Петрушу" накинуть.

— Каждому?

— Да не, Александр Иванович! Жирновато им будет по "Петру" каждому. Поделят.

— Кого нужно убрать они знают?

— Не извольте беспокоиться, сказал, что человечка одного, а им-то без разницы — что того, что другого, плати только.

— Было бы очень хорошо, любезный господин Белых, чтобы эти двое, если им придётся платить за выполненное дело, потом не проболтались. Нигде и никогда. Ваши-то люди серьёзные?

Белых самодовольно ухмыльнулся.

— А как же? Всё сделают, коль я велю, — и тут же с опаской посмотрел на Гучкова. Тот сделал вид, что оговорки не заметил.

— Как я понял, Александр Иванович, вы уже нанесли визит к адмиралу.

— Если поняли, к чему вопрос?

— Так может быть и договориться с ним сумели? Он нас, как, поддержит или останется в сторонке? Что мне передать своим благодетелям?

— Как мне показалось, адмирал не прочь нас поддержать, — после некоторого раздумья проговорил Гучков.

— Так показалось, или встанет на нашу сторону?! — и тут же немного отстранился от мгновенно побагровевшего Гучкова.

— Я вам, господин Белых, что, пророк, или господь, читающий в душах человеческих как в открытой книге? Вы что себе позволяете?!

— Простите покорно, Александр Иванович, вырвалось. Нетерпение всему виной, да желание и благодетелей моих удоволить и вам услужить.

Немного попыхтев, как большой ёж, Гучков остыл.

— Думаю, что поддержит. Он, определённо, не глуп. Сначала повёл себя очень осторожно. Когда я сделал ему выгодное предложение по жене, он отказался и к своей семье не подпустил. Аж глазами на меня засверкал.

— Так может мало предложили? А насчёт жены — она ж на сколько лет его моложе! Естественно, что адмирал её от всякого оберегает. Может, Александр Иванович, нужно было в плепорцию предложить, — Белых козырнул услышанным от хозяев словом, — он-то, как-никак, командующий флотом. И у него потребности должны быть побольше, чем у многих генералов. А у него даже собственного дома нет. Пока ходил в холостяках, дом ему был не нужен. На корабле был ему дом. Теперь другое дело. А заиметь собственный особняк, да, может, неподалёку от Воронцовского, каждому лестно будет. Адмирал-то наш, говорят, из настоящих! На море геройствовал, а денег-то и не скопил. А уж, как ребёночек появится, так и вовсе. И дом нужен и прислуга. Я тут кое у кого поспрошал и узнал, что наш адмирал прибавления в семействе ожидает.

— Адмирал поделился со мной этой новостью.

— Так значит нужно увеличить цену.

Теперь уже самодовольно усмехнулся Гучков.

— Наша беседа, милейший господин Белых, постепенно стала более доверительной, а к окончанию встречи почти приятельской. И вот тут-то адмирал и озвучил свои чаяния. Хотя, нужно признать, что деньги ему потребны не лично, а для дела.

-Так я в жизни не слышал, чтоб кто-то просто сказал — дай мне столько-то.... Все говорят намёками. И сколько же адмиралу нужно "для дела"?

— Не менее шестисот тысяч. Золотом. Думаю, что потребуется больше.

От услышанной суммы Белых присвистнул, — да мои орлы за такие деньги пятерых адмиралов...

— Помолчите, Белых, — уже почти рявкнул Гучков. Водитель Степан повернулся к собеседникам. Взгляд его был устремлён на хозяина, а вот ствол крупнокалиберного "Бульдога", в левой руке, смотрел точно в пузцо Белых.

— Спокойно, Степан, спокойно. Просто господин Белых несколько забылся, с кем говорит и как, — с доброй улыбкой обратился Гучков к своему "водителю", — вот я и не сдержался.

Степан внимательно посмотрел на хозяина, потом перевёл совершенно безмятежный взгляд на Александра Поликарповича, который действительно стал похож на сильно испуганную крыску, и улыбнулся. Спокойно, так, обещающе...

Минуты через две к Белых вернулась способность относительно связно рассуждать и мыслить.

— Вы поймите, любезный господин Белых, — довольный произведённым впечатлением, продолжил Гучков, — ваши орлы адмирала, конечно, смогут, смогут... А, вот, дивизию линкоров и дивизию крейсеров они смогут нам предоставить?

Белых молча сопел. Сказать было нечего.

— Думаю, что с адмиралом нужно поделиться, — рассуждал, как ни в чём не бывало, Александр Иванович, — офицеры его почти боготворят, для матросов он как отец родной. Вы слышали, что он учинил на кораблях?

— Нет-с, не слыхал, — с Белых слетели остатки фамильярности. Он всегда понимал, что никак не ровня Гучкову, но как же хотелось. Поговорить. На равных. Без усвоенной за годы угодливости. Вот и поговорили.

— Он корабельную чарку обратно ввёл.

— Да быть не может! Сам царь отменил ведь! Я ведь самолично указ читал.

— А вот он ввёл. Представляете, кто он сейчас для нижних чинов, да и для офицеров?

— Да как же это? И его не наказали? Это ж, считай, против Государя пойти!

— Видимо, именно его и не хотят наказывать. Он ведь действительно герой. И на Балтике немца гонял, причём так, что наш флот увеличился за счёт новейших трофеев. И здесь достиг того, о чём никто и помыслить не мог. Как такого накажешь? Да ещё за водку для нижних чинов. Со времён Петра Великого флотских к чарке приучали. "Потёмкина" помните, Александр Поликарпович, броненосец мятежный?

— Как не помнить, ваша милость, я тогда в Одессе по делам благодетелей моих обретался. Там ведь все думали, что моряки город захватят. Кто ж против пушек пойдёт?

— Так вот. Про плохое питание, возможно и правду говорят, но основная причина восстания в том была, что господин Голиков запретил матросскую чарку за какую-то провинность, а офицеры в кают-компании продолжали спокойно шампанское и коньяк попивать. Вот морячки и озверели.

— Да, ваша милость, дела...

Немного помолчав, Гучков продолжил.

— Непременно передайте Павлу Павловичу, что со слов адмирала, ему необходимы деньги для вооружения дивизии каких-то новых пехотинцев, морских вроде...

— Так для цельной дивизии и мильёна не хватит, ваша милость, — Белых понял, что снова прервал Гучкова и прикусил язык.

— Кроме нового оружия, — не обратив на его слова ни малейшего внимания продолжил Александр Иванович, адмирал говорил, что ему новые бронеавтомобили и бронеходы нужны, причём немало. Причём нужно ему это всё быстро, для этого и хочет золотом, а не ассигнациями.

— Так ведь, Александр Иванович, ежели вы говорите, что он с нами будет, и мильён не станет неподъёмной суммой. Думаю, что Пал Палыч половину указанного сразу выделить сможет. На святое ведь дело, на флот, — хихикнул Белых. Гучков тоже улыбнулся.

— Да, уж, на святое, хе-хе. Но у меня другой план. Я пообещал адмиралу разместить его заказ через военное ведомство, причём, разместим его на своих предприятиях. И адмирала уважим, и сами немного заработаем. Определённо, после этого мы сможем с ним полностью договориться. По всем вопросам.

— А не может он сам захотеть к царю приближённым стать?

— Не похоже. Тогда бы он с Балтики ни ногой. Всё к государю поближе. А он действительно воюет, и власть его не интересует! Раза три наш адмирал удостаивался встречи с государем, но не с глазу на глаз, а прилюдно. И переписки между ними нет. Мне бы доложили. Да и с чего бы государю с обычным адмиралом, хоть и героем, переписываться? Хотя, после их встреч, наш царь подписывал весьма неожиданные, и частенько, и неприятные для нашего дела указы.

Александр Иванович ненадолго задумался. Белых почтительно помалкивал.

— Да нет, он и сам высказался в том смысле, что государь мягок. Причём резко высказался. Не любит он Николая, явно не любит.

— Вам виднее, Александр Иванович, вы с ним разговаривали.

— Разговаривал, верно. Но гарантировать не могу. Поэтому пусть ваши люди слишком не расслабляются. Вдруг потребуются их навыки.

— Так ведь тогда новый командующий нужен будет, Александр Иванович.

— Замену найти не проблема. Есть у меня адмиральчик на примете, есть.

— А тот не взбрыкнёт?

— Мы его давненько уже прикармливаем, а тут, как вы понимаете, коготок увяз — всей птичке конец. Так что не решится. Да и не ради власти мы это задумали, и не ради денег, а ради России!

— Так что, моим-то, работу давать?

— Вы подождите пока. Но пусть наготове будут, время у нас ещё есть. Жду вас сегодня к себе, в гостиницу, часам к десяти пополудни. Там всё и обговорим.

— Ну, тогда до вечера, Александр Иванович.

Авто с Гучковым плавно покатилось по брусчатке в сторону городской больницы. В ту же сторону, усердно крутя педали велосипеда, ехал какой-то студиозус, с улыбкой на конопатом лице и в студенческой тужурке. Белых, опасливо оглянувшись, с ненавистью сплюнул в сторону уехавшего и направился к стоявшей на другой стороне улицы пролётке, в которой сидели два неприятных типа с бандитскими рожами.

— Ну чо, Белый, порешал с этим бобром насчет работы, — просипел один из пассажиров.

— Вечером вновь встречаемся, тогда всё и разъяснится, а пока давайте к базару, наведаемся.

— Вечером, вечером... Нам нужно дело сделать и обещанное получить, — продолжал выражать недовольство сипатый, и продолжил, уже с угрозой, — смотри, Белый, не обмани...

И тут произошло мгновенное превращение Александра Поликарповича. Всё раздражение и вся злость, которые скопились в нём во время "беседы" с Гучковым, выплеснулись на недовольного подельника.

— Заткни фонтан, Лобан! Не с сявкой базаришь. Забыл кто ты, и кто я? Забыл, какие люди за меня слово говорили? Да тебя под брусчатку закатают, если ещё что услышу подобное, — господин Белых превратился в настоящую крысу с оскаленной пастью, хищно поблёскивающими, налитыми кровью и безумием глазками.

Напарник Лобана предусмотрительно помалкивал, слегка отодвинувшись от своего подельника.

За пролёткой, в том же направлении, не спеша катила бричка с парой пассажиров. Им было просто по пути.

16 августа 7.30. Севастополь.

Кабинет командующего флотом.

У разведки и контрразведки ненормированный рабочий день. Точнее будет сказать, что такое понятие, как рабочий день, вообще отсутствует. Есть слово работа. И она есть всегда.

Почти сутки сотрудники отдела контрразведки Черноморского флота, сменяя друг друга, колесили по городу, отслеживая все связи Гучкова, и тех, с кем он встречался. Ротмистру Тяпкину, как руководителю этой операции, не удалось даже на полчаса прилечь на кушетку в своём кабинете. И, похоже, что раньше сегодняшнего вечера, ему это и не удастся. С раннего утра ему пришлось вдумчиво читать донесения своих сотрудников. Потом беседовать с каждым, задавая уточняющие вопросы, после чего их дополнения вносились в черновик его рапо?рта для адмирала. Иван Николаевич уже привык произносить слово рапо?рт по флотскому обычаю, с ударением на последний слог — рапо?рт. Ра?порт, а уж, тем паче, доклад, пусть мазута сухопутная пишет, а мы — флотские!

Отпустив всех своих людей ближе к двум пополудни, он ещё раз перечитал все донесения, после чего сел переписывать рапо?рт набело. Глаза у ротмистра покраснели и норовили закрыться, а голова от недосыпа была тяжёлая, гудящая, так и норовила упасть на стол, чтоб придавить составляемый им для адмирала документ о проделанной работе. И вот, с огромным трудом сдерживая зевоту и стараясь выглядеть бодрым, он идет по коридору к приёмной адмирала. Как казалось Тяпкину, они неплохо поработали. Войдя в приёмную командующего, он был готов к тому, что адъютант через какое-то время соизволит доложить адмиралу о нём — привык к пренебрежительному отношению к жандармам со стороны армейских, и особенно, флотских офицеров — как неожиданно услышал уважительное, — проходите, господин ротмистр, командующий вас ожидает.

Перехватив поудобнее папку, контрразведчик вошёл в кабинет.

Дверь ещё не успела закрыться за спиной Тяпкина, как адмирал с явным нетерпением воскликнул.

— Присаживайтесь, господин ротмистр, присаживайтесь.

И как только Тяпкин умостился на стуле, спросил.

— Ну что ж, докладывайте, что там ваши орлы нарыли на Гучкова?

Ротмистр уже привык к некоторой эксцентричности адмирала. О том, что адмирал порой использует в речи слова, вроде и непонятные, но в контексте фразы Короната, кажущиеся давно знакомыми и даже единственно правильными, он также слышал. Многие из этих словечек уже с успехом использовали флотские офицеры. Да и сам Трёпов уже знал, что означают словосочетания "облом", "чесать репу", "шевелить батонами", "откровенно тупить" и некоторые другие, употребляемые исключительно в мужской компании, а кое-какими выражениями любил щегольнуть и сам.

"Адмирал явно в нетерпении — отметил про себя Тяпкин. А вот если бы он заговорил как боцман Тимонин с "Императрицы", вот тогда адмирал был бы не в духе".

Старший боцман Тимонин был легендой Черноморского флота. Уже хорошо за шестьдесят, килограммов под полтораста, был он лучшим боцманом флота. Неоднократно собирался списаться на берег, так как выслуга ему давно это позволяла. Но продолжал служить. Было дело, в прошлом году Бахирев лично предложил старику остаться. Отказать командующему Федосеич не смог. И в команде "Императрицы Марии" всегда был порядок и божья благодать. В случае любого непорядка, достаточно было "папе", как уважительно величали его не только нижние чины, но и многие из офицеров, прокашляться, и сказать "Ёбтыть!" — причём слышно это было даже на противоположном берегу бухты — как непорядок устранялся волшебным образом, словно сам собой.

Раскрыв папку и достав первый лист, начал доклад.

— Ваше превосходительство, по выходу из здания, господин Гучков остановился переговорить с ожидавшим его господином. Беседа длилась не более пяти минут. О чём говорили, выяснить не удалось. После чего господин Гучков и собеседник сели в автомобиль господина Гучкова и там находились не менее пятнадцати минут. После этого, собеседник господина Гучкова вышел из авто, причём вид имел подавленный, на лице были капли пота. Автомобиль с господином Гучковым направился к городской больнице, где с началом войны располагается флотский госпиталь.

Его собеседник сел в пролётку, где негромко, но явно ссорился с одним из двух, ожидавших его субъектов. Вид, нужно сказать, у обоих явно разбойный, хотя одеты прилично. За пролёткой и пассажирами также установлено наблюдение.

По прибытию в госпиталь, господин Гучков постарался собрать персонал госпиталя и выздоравливающих раненых для беседы. По сути, ваше превосходительство, это была попытка организовать митинг, что запрещено Указом государя с началом войны.

Но, главный врач приказал врачам и сёстрам милосердия побыстрее разобрать медикаменты, что привезли на двух повозках, которые подъехали к госпиталю ещё с утра, но ожидали личного прибытия господина Гучкова. Таким образом персонал госпиталя был занят, а выздоравливающие, немного послушав, разошлись. Судя по его виду, господин Гучков был этим очень недоволен.

— А о чём шла речь?

Тяпкин своими словами, кратко, пересказал смысл выступления Гучкова на митинге.

— Вот ушлёпок! — вырвалось у меня. Иван Николаевич с интересом уставился на меня, явно запоминая свежий адмиральский неологизм.

— Везде выставляет себя и своих подельников, — ещё одно словечко в копилку жандарма, — из военно-промышленного комитета, мать её, Госдумы, спасителями Отечества, а государя и его ГКТиО, так и норовит представить предателями, или, по крайней мере, бездельниками.

"Эх, Коля, Коля, который N 2. Не можешь ты этого сделать. Не рискнёшь! А ведь, взять всю эту думскую гопоту за мягкое, отвисшее брюшко, да на фронт, в окопы, а потом в атаку, на пулемёты. Сразу бы стало в стране чище, деньги на содержание этой сволочи экономились бы, да и у немцев патронов поубавилось. Вот это и была бы для России реальная помощь от уважаемых, всенародно избранных депутатов Государственной Думы".

— Что было дальше, Иван Николаевич?

— Далее он проинспектировал работу этого медицинское учреждение. В общей сложности, в госпитале пробыл около двух часов. После этого отправился в кафе Мисинского, где, как оказалось, у него был заказан кабинет...

Продолжение доклада вызвало у меня серьёзное беспокойство. Выходит, что на вверенном мне флоте, среди офицеров появились потенциальные предатели и возможные террористы. И один из них встречался с Гучковым в кафе. Лейтенант Эрнест Райский, с линкора "Мария". С моего флагманского и самого мощного линкора. А может это была просто случайная встреча? Я остановил доклад и задал этот вопрос Тяпкину.

После краткого раздумья ротмистр сообщил.

— И так, и так может быть ваше превосходительство. Кушали в одном кабинете, наверняка разговаривали. Но вот специальная ли была встреча — уверенности нет.

— Кто в этот момент вёл наблюдение за господином Гучковым?

— Прапорщик по адмиралтейству Измайлов, ваше превосходительство.

— Лейтенант был один?

— Так точно, один.

— Много ли посетителей было в заведении, когда туда вошёл Райский? Были ещё свободные кабинеты или столики в заведении?

— Ваше превосходительство, заведение господина Мисинского очень популярно в городе и, несмотря даже на военное время, там всегда много посетителей.

Всё верно — популярно. Я вспомнил, как месяца два назад я не смог устоять перед своей ненаглядной, когда она уговорила меня посетить это кафе, но предупредила, что хорошо бы столик заказать заранее. Это сделал по моей просьбе Никишин, заказав столик на четверых. Кафе располагалось практически на берегу, в здании оригинальной архитектуры. С фасадной террасы можно было любоваться прекрасным видом на Севастопольскую бухту и стоящие на рейде корабли, а с тыльной стороны был роскошный сад, огороженный кованной чугунной решёткой, выходящий на Нахимовский проспект. Как-то раз я был в Севастополе несколько дней, ещё в той жизни, и уникальное здание театра Луначарского, выходяшее фасадом на небольшую Артиллерийскую бухту я запомнил именно по саду и красивой решётке.

Так, отвлёкся я что-то.

... — продолжал Тяпкин, — посетителей было много и свободных столиков не наблюдалось. Райский пришел в кафе после господина Гучкова, не найдя свободного столика он собирался уйти, но в этот момент к нему подошёл половой и что-то сказал, показывая на кабинет где находился господин Гучков. После этого он прошёл туда.

"Может я зря заподозрил лейтенанта, и эта встреча просто случайность? — засомневался я. И тут же другая мысль — а если нет? Может быть эта "случайная встреча" разыграна? Может. Да, сейчас и понятия не имеют о такой конспирации, как в конце века, но "Императрица"-то ведь взорвалась! Всё же лейтенант Райский обычный флотский офицер, а не матёрый агент гестапо или КГБ, чтобы разыграть сцену случайной встречи. Вредно было смотреть всякие шпионские фильмы, там, в своём времени, сейчас бы и голову не ломал. Но ведь "Марию" взорвали!!!

— Господин ротмистр, прошу вас максимально точно ответить. Лейтенант искал именно Гучкова или свободное место? Была ли встреча случайна? Контрразведчик, при официальном обращении, подтянулся и задумался, и даже непроизвольно пожал плечами. Всё понятно, точного ответа у него нет.

— Вот что, Иван Николаевич. Мы сейчас не имеем ответа на этот архиважный вопрос. А должны иметь. Приказываю установить за Райским наблюдение. Когда, куда, с кем и зачем? Двадцать четыре часа в сутки! Даже, лучше, чтобы двадцать пять.

Ротмистр в изумлении уставился на меня.

— Это как же, ваше превосходительство? В сутках, ведь...

— Иван Николаевич, пусть на час раньше начинают, — уже с улыбкой перебил я его. Обстановку следовало чуть разрядить, а то ротмистр уже почти спёкся. Устал мужик, устал.

— Люди должны меняться, а наблюдение оставаться постоянным. Где сейчас прапорщик?

— Отдыхает, ваше превосходительство. Ему со вчерашнего дня пришлось немало по городу поколесить, так я его, да и других, кто был вчера занят по этому делу, отпустил отдыхать до обеда.

— В три часа пополудни я его жду, сам с ним поговорю.

— Слушаюсь.

— Что ещё по Гучкову, Иван Николаевич?

Как выяснилось, после госпиталя и неудавшегося митинга, дражайший Александр свет-Иванович отправился на станцию к санитарному поезду, потом побывал на корабельной стороне. Вечером остановился в "Гранд-отель", что на Екатерининской улице. А за два часа до полуночи его посетил тот самый, похожий на крыску, господин, что встречал после беседы со мной. И опять он прибыл не один, его сопровождали те же самые неприятные типы из пролётки.

— Выяснили что за люди?

— Так точно. Правда, пришлось подключить жандармское управление. Визави господина Гучкова, это некто Белых Александр Поликарпович,1881 года рождения, мещанин московской губернии. Прибыл в Севастополь позавчера по делам коммерции. Представляет "Торговый дом Кузнецов, Рябушинские и К?" а, точнее, Окуловскую бумажно-писчую фабрику. Привёз образцы писчей бумаги для канцелярий и контор. Снял комнату на Новороссийской улице.

— Уверен, что он такой же коммерсант, как я балерина. А кто его компаньоны?

Один из них это местный, из "иванов", Щасный Аристарх. Специализируется на квартирных кражах, но пока с поличным пойман не был. Говорят, что и душегубством не брезгует. Но, опять же, пока не поймали.

Из "иванов" — так в этом времени в криминальном мире называли авторитетного вора — вспомнил я рассказ бывшего жандармского ротмистра Автомонова о иерархической лестнице среди местных уголовников. (Из преступного мира выделяется группа уголовников называемые "Иванами" — Иваны, родства не помнящие. Название этой категории имеет тройную "нагрузку". Во-первых, название "родства не помнящие" стигматизирует данную группу как маргиналов, "изгоев". Во-вторых, разрыв с семьей, обществом становится критерием, по которому определяется принадлежность к клану, братству, преступников. В-третьих, когда преступники попадали в руки полиции их "классическим" ответом на вопросы об анкетных данных становится "не помню". Эта категория преступников выполняла своего рода, идеологическую функцию. Считалось, что настоящий преступник может вести только такой — кочевой образ жизни, без дома, без семьи, не сотрудничая с государством и ни в коем случае не работая). Так же я узнал что насчитывалось около 30 воровских специальностей. Наиболее высоко в иерархии стояли воры, чьё ремесло было связано с "техническими навыками". Высоким статусом в преступном мире обладали "медвежатники" и "шниферы" — взломщики (первые взламывали или взрывали, вторые подбирали коды и ключи). Древнейшая воровская специальность — карманник. Одних только специализаций карманников (по месту совершения краж: транспорт, улица, базар; по предпочитаемым карманам: боковой, внутренний, задний) насчитывалось десятки. Воры-карманники, совершавшие "гастроли" за рубеж ("марвихеры") считались элитой этой специальности.

Решать, конечно, Вам, но я бы вынес.

— Второй, это некто Иван Зыков по кличке Лобан. Трудится в рыбацкой артели.

— Вы не находите, ротмистр, что у них получается какое-то интересное сообщество? Коммерсант, вор-душегуб и рыбак.

— Нечему удивляться, ваше превосходительство. Коммерсант — это деньги, связи. Вор может проникнуть в помещение и украсть или убить кого нужно. Рыбак — это лодка или баркас и запасной путь из города, по воде.

Что-то показалось мне очень важным в словах ротмистра. Я жестом попросил его прерваться.

— Проникнуть и убить кого нужно. Кого нужно...

А кому это может быть нужно, Иван Николаевич?

— Очевидно, ваше превосходительство, самому Белых, или его хозяевам.

— А кто сейчас в городе для него хозяин?

— Судя по всему — господин Гучков.

"Очень интересно получается. Гучков, я уверен, прибыл в Севастополь с одной реальной целью. Пообщаться с вице-адмиралом Бахиревым М.К. Со мной, то есть. Твою дивизию! Так это ж для меня бригаду собрали? Чтоб, если что, адмирала, меня, значит, на тот свет спровадить?! А я с ним тут игры в Штирлица затеял!!!". Мне реально стало не по себе.

Я перевёл взгляд на ротмистра. Тяпкин ответил мне понимающим взглядом и поднялся.

— Ваше превосходительство! Ваша жизнь слишком ценна для флота и России, чтобы ей рисковать. Прошу разрешения покинуть кабинет, чтобы отдать соответствующие распоряжения. Уверен, что об этих господах никто ничего более не услышит. Только вопрос, если позволите?

Я сидел со всё ещё ошарашенным видом, и машинально кивнул.

— Господина Гучкова тоже устранить?

"Так. Приплыли, карапузы. Нужно думать. А как, если я ещё не в себе?"

Я несколько неуклюже поднялся из кресла, подошёл к шкафу, но опомнившись, вернулся к столу. Коньяк-то так на столе и остался.

Налив себе грамм, этак, сто пятьдесят, приглашающе кивнул на бутылку Тяпкину. Тот отрицательно покачал головой, а я залпом замахнул "живой воды".

Через минуту адмирал Бахирев был готов к работе.

— Иван Николаевич, отставить! Эти орёлики мне живыми нужны. До самого конца. Пока мы всю банду не накроем. Нам, самое главное, что? — предотвратить взрывы на кораблях флота. Уверен, что именно для этого наши "герои" в Севастополе собрались.

— Понял, ваше превосходительство. Прикажу усилить наблюдение.

— Ну что ж, Иван Николаевич, как я понял, что-то конкретное о состоявшемся разговоре Гучкова с Белых, вы рассказать ничего не сможете.

— Нашему агенту не удалось подслушать, так как в коридоре у двери постоянно находились Щасный и Зыков. Сам номер находился на втором этаже, окна которого выходят на улицу и к которым незаметно не подобраться.

— Плохо, плохо, очень плохо — проговорил я сам себе вслух. Эх, сейчас бы какой-нибудь микрофончик направленного действия, хоть и китайский. Так батареек нет! Эх, прогресс, где ты? — подумал я с сожалением.

— Ваше превосходительство, ну не подставлять же было лестницу к окошку, — проговорил с обидой в голосе Тяпкин, видимо решив, что определение "плохо" касается работы его сотрудников. Ваш личный приказ был вести наблюдение скрытно и ничем себя не обнаруживать.

— Ротмистр! Я ни в чем не упрекаю ни вас, ни ваших людей. Наоборот, работа проделана большая и качественная. А "плохо" это я так, для себя сказал. Я многое бы дал за то чтобы знать, о чём была беседа за закрытыми дверями у господина Гучкова.

Гостиница "Грант-Отель" номер господина Гучкова. Несколькими часами ранее.

Белых, как и было обговорено, вечером приехал в "Грант-Отель" к Гучкову. Его сопровождала та же самая парочка, что и утром. Оставив их в коридоре с приказом никого к двери не подпускать, пока он не выйдет, Александр Поликарпович с некоторой опаской постучал в дверь апартаментов.

Дверь открыл "добрый" знакомец Белых — шофер Степан, увидев которого, посетитель зябко передёрнул плечами. Степан без всякого выражения на лице осмотрел Белых, вдумчиво оглядел каждого из его сопровождающих и распахнул дверь пошире.

— Александр Иванович вас ожидаёт, — объявил Степан, и пропустив в прихожую только Белых, принял у того котелок и трость. Пригласив гостя в кабинет хозяина, Степан расположился в прихожей на стуле, напротив двери, готовый в любую минуту откликнуться на зов Гучкова. Белых, войдя в комнату, обнаружил хозяина номера сидящим за столом и просматривающим какие-то бумаги.

— Располагайтесь, — пригласил Гучков гостя, даже не глядя на вошедшего и продолжая заниматься своим делом. Чай кофе или может, шустовского?

— Благодарствую за предложения, но откажусь.

Гость, поняв, что утренний разнос продолжения иметь не будет, спросил разрешения закурить, и, получив оное, взяв со стола огромную хрустальную пепельницу, развалился в удобнейшем кресле, умудрившись сделать это одновременно и вальяжно, и с опаской. Достал из кармана пиджака кожаный портсигар и закурил папиросу "Кадо", выжидающе посматривая на своего патрона.

— Итак? — через пару минут обратил своё внимание на посетителя Гучков.

— Я бы хотел узнать, что вы решили насчёт адмирала?

— Господин Белых, думаю, что акцию пока придётся отложить, — проговорил Гучков.

— Но у нас всё готово, — с нотками огорчения и недовольства ответил гость.

— Я же сказал, пока. Хотя, возможно, что и совсем отложим, — совершенно спокойно продолжал Александр Иванович.

— Так вы думаете, что адмирал будет с нами?

— Думаю, что будет. Но устранять его нет нужды. Есть интересная мысль на этот счёт.

Белых обратился в слух. Если уж Гучков что-то предлагал, то сам Пал Палыч Рябушинский всегда слушал со вниманием, а тут и нам послушать не грех. Но Гучков не торопился говорить, продолжая заниматься своими бумагами.

— Так что за план-то, ваша милость? — не выдержал Белых, нетерпеливо затушив папироску в хрустале.

— А скажите-ка мне, любезный господин Белых, как по-вашему поведёт себя император, если вдруг на одном из кораблей флота произойдёт авария? — наконец оторвавшись от бумаг и убрав их в ящик огромного стола из красного дерева, спросил Александр Иванович.

— Так я думаю, что разные поломки на них постоянно случаются. Думаю, что и не узнает он ничего.

— Вы абсолютно правы, — Гучков посмотрел на гостя, с явным удивлением. Так мог посмотреть профессор Московского Императорского Технического Училища на связно рассуждающую обезьяну.

— А если один из кораблей взорвётся?

Белых задумался, но опять ненадолго.

— Так ему же опять не доложат. Сами разбираться будут. Да и сколько этих кораблей-то, чтоб из-за каждого самому императору беспокоиться? Турок, опять же тихо себя ведёт. А что за корабль-то?

— И опять вы правы, голубчик. А вот если что-то нехорошее произойдёт с одним из линкоров, а то и с несколькими?

— А вот это, Александр Иванович, уже скрыть не удастся. Найдётся, кому в Петербург доложить. И под шпиль и лично государю. Тут уж, думаю, что никого по головке не погладят. Разбираться будут. Думаю, что тщательно. И адмиралу уж точно достанется.

— Ну, а если утонет пара линкоров, да прямо в бухте? Что тогда произойдёт, любезный господин Белых?

— Понаедет сюда разбираться толпа генералов да адмиралов. А Бахирева точно с должности снимут. Хорошо, если в отставку не выпрут. А то и под суд пойдёт. Война ведь идёт.

— А если, в добавку к этому, поднять шум в газетах об адмирале, что царские указы напрочь игнорирует, про сухой закон, например, да боевые корабли топит? Ведь у господина Бахирева и завистников хватает и недовольные им и в Военном, и в Морском министерствах есть. Да и в Думе поднять большой шум по этому поводу.

— А вот тогда, ваша милость, карачун наступит Коронату, — откровенно заржал Белых.

Александр Иванович с одобрением смотрел на "разумную говорящую обезьяну" и сам посмеивался.

— Вот мы и добрались до правильного порядка действий, любезный господин Белых. Мало того, что его с должности снимут, так ещё и накажут от души. И вот тогда он, несправедливо царём обиженный, к нам сам, как колобок, прикатится. И не за деньгами, а за восстановлением справедливости. А нам хорошие адмиралы, которые умеют воевать, обязательно будут нужны.

— Я вас понял Александр Иванович. Но это не то, на что рассчитывали мои ребята. Они у меня по ножичкам, да кистенькам умельцы. Ткнут кого надо и вся недолга. Потом денежку трудовую дуванят в кабаке каком, а то и в семью несут честно заработанное. Только вот, броненосцы они не взрывали! И как это делать не знают. К нему ночью на лодке подплывать нужно? Или как? И, ведь чтоб его подорвать, нужно очень много динамита.

— Господин Белых, не нужно так много вопросов. Вашим людям не придётся ничего взрывать. Это сделают другие. Но достать потребное количество динамита или тола должны именно ваши люди.

Белых наморщил свою крысиную мордочку, а потом, начиная надуваться важностью произнёс.

— С этим, Александр Иванович, я думаю, особых сложностей не возникнет.

— Недели хватит?

— Всё, ваша милость, зависит от цены и количества.

— Деньги будут. А вот насчет количества.... Полагаю, пуда, а лучше двух, нам хватит. Корабли ведь сами по себе плавающие пороховые погреба. Поднеси только спичку и взрыв будет услышан в столице.

— А кто же такое дело свершить сумеет?

— Есть человек. Попозже познакомитесь.

— Так он из мастеровых или из флотских?

— Этот человек, любезный господин Белых, сильно обижен на адмирала, и не прочь ему подложить ба-а-альшую свинью.

— Опасно с такими дело иметь, Александр Иванович. Пап Палыч завсегда говорил, что за денежку малую человечек и работает способнее, а уж за большую, и на риск весело идёт. А тут что? Сегодня обижен, а завтра, что хотел получил, и всё! Избави бог, прижмут такого, так он всех и сдаст.

— Так на такой случай, любезный господин Белых, есть вы и ваши "мальчики". Вы ведь знаете, что нужно будет сделать после того, как он свою часть дела выполнит.

— Так, зарежут его в лучшем виде, не извольте беспокоиться, а вот если он раньше попадётся?

Гучков с минуту что-то обдумывал, ему явно не понравился этот вопрос.

— Хорошо. Сделаем так: я больше с ним встречаться не буду, мне всё равно через два дня уезжать, — после минутного раздумья проговорил Гучков, — дела вести с ним вам придётся. Сведёте знакомство, как бы случайно, обо мне ему ни слова.

— Так он может и сам догадаться, что я от вас, стоит только заикнуться о том, чтобы устроить аварию на корабле.

— Не догадается. Конкретного разговора на сей счёт с ним не было. Мне это вообще, пару часов, как в голову пришло. Прочитал в газетах, понимаете, что у итальяшек линкор взорвался. "Леонардо да Винчи". Не читали?

Белых отрицательно помотал головой. "Эт у вас, всё, у господ. Кофе, коньяк, газеты-конфеты. Обед в ресторации по расписанию. А тут всё оббегай, всех найди, да и слова сказать не смей! А с тобой как с собакой. "Любезный господин Белых" с ненавистью повторил он в уме обращение Гучкова. У меня, может тоже отчество есть. Не безродный я!"

— И итальяшки во всём обвинили австрияков. Умора! — Александр Иванович негромко рассмеялся.

Борис Александрович. Информацию о событии точно нужно поместить в примечания. Если решите.

— А тут, у нас, значит, должны отметится германцы, так как турки своими рожами быстро бы засветились. Правильно я вас понимаю?

— Отлично, господин Белых, просто отлично! — Гучков несколько раз беззвучно приложил ладонь к ладони — аплодисменты продемонстрировал и восхищение, — быстро думаете и, главное, правильно! Но ведь и турецких лиц в городе немало. Греки, татары — попробуй отличи их от турок.

Александр Иванович опять задумался.

— Нет, если всё получится, как планируем, нужно будет сделать так, чтобы на немцев подозрение пало. Да, именно на немцев. И своим "мальчикам" пока не говорите, для чего именно нужен динамит.

— Так может, мне ещё нескольких недовольных среди морячков поискать. А то с одним иметь дело, как-то ненадежно. Может всё сорваться. А если их будет несколько, да ещё с разных кораблей...

— Только делайте это очень осторожно. Помните, господин Белых, чем больше посвящённых, тем больше риск провалить всё дело. Кстати, пока не забыл, фамилия этого офицера Райский. Он лейтенант с линкора "Императрица Мария".

16 августа. 08.30. Севастополь.

Кабинет командующего флотом.

Вице-адмирал Бахирев.

Контр-адмирал Пилкин.

— Похоже, Владимир Константинович, что заговор выходит на финишную прямую.

— Это вы о визите господина Гучкова, Михаил Коронатович?

— Именно о нём. И, что интересно, Владимир Константинович, ведь по сравнению с той историей, произошли очень заметные изменения. Россия уже выбралась из пропасти, в которую она провалилась в том пятнадцатом году, война идёт в нашу пользу, причём по всем фронтам, а в семнадцатом мы бы окончательно переломили немцев и австрияков на суше. Флоты их нам практически не страшны, если только немцы с наглами не объединятся. Хотя, это вряд ли. А там, глядишь, и наша победа не за горами. Но союзнички наши это тоже просчитали. А им наши успехи как серпом по ..., по одному месту. Вот и Гучков засуетился. Видимо, получил от хозяев указание поторопиться с подготовкой смещения Николая II. А на его место кого-нибудь из Великих Князей посадить.

— Да вряд ли, Михаил Коронатович, кто-то из Великих на такое согласится.

— Ой ли, Владимир Константинович, а давайте о бывшем Главкоме вспомним. О Николае Николаевиче. Который сейчас на Кавказ сослан. И лично храбр, и образован, да и не дурак. И России не враг. Но вот помани его Престолом Российским, и ведь не побежит, а даже полетит. Аки птица кенгуру, мать его! Хотя правитель из него, как из дерьма пуля.

— Вынужден согласиться, Михаил Коронатович. Да, думаю, что не он один рад будет престол занять. Только, как-то вы про императорскую фамилию, совсем без уважения.

— Так я ведь знаю, как эта фамилия Россию про..., пролюбила. От слова полностью. Но бог с ней, с фамилией. Сейчас у нас государь всё же вменяемый. А вот союзнички наши...

— Эти господа всегда старались ослабить Россию, особенно к этому стремилась Англия, которая хотела не ослабления России, а, желательно, потери суверенитета. Боятся, что мы покусимся на их колонии, особенно трясясь за Индию.

— Да на кой хрен нам их Индия?! Свою бы землю обиходить. Не о том сейчас речь Владимир Константинович, не о том. Вы же понимаете, что Гучков и компания отдают себе отчёт в том, что если не привлечь на свою сторону командующего Черноморским флотом, то в дальнейшем, этот командующий, то есть я, может доставить им немало хлопот. Вплоть до ареста и заключения в каземат до решения суда или императора. И им нужно крайне срочно или получить меня в друзья, или избавиться от несговорчивого адмирала.

Сначала Гучков просто решил меня недорого купить. Причём через супругу. И я, вроде бы, не при чём, и Настя сотню тысяч "заработает", а точнее, украсть сможет.

— Это как же?

— Предложил, чтобы Настенька занялась распределением медикаментов по госпиталям.

— Каков шельмец!

— Да нет, Владимир Константинович, не шельмец. Он подлец и вор, наживающийся на войне и горе народа. И меряет он всех по своей мерке. Но тут у него не получилось. Я отговорился Настиной беременностью. Не до дел ей сейчас. Так эта зараза тут же "переобулась" и про свояченницу речь повела.

— Что-что он сделал, Михаил Коронатович? Переобулся? А зачем?

Я замер в ступоре. Вроде мне-то всё понятно, а вот как объяснить человеку начала ХХ века российский жаргон начала ХХI?

— В кругу толсты?х, некрасовых и прочих фетов, — продолжил я с интонациями зануды-учителя, — это выражение означает резкое изменение оценок, взглядов, суждений на, как правило, прямо противоположные первоначальным в кратчайший временной момент.

Пилкин начал беззвучно трястись от смеха.

— Ох, Михаил Коронатович. Ну вы и словечки иногда используете. Хотя, вроде и коротко, и понятно, после ваших пояснений, конечно.

Ну да, что есть, то есть. Иногда выдам что-то, а потом думаю.

— Так что там со свояченницей?

— Ну, тут я просто на дыбы стал. Ольга, ведь, та ещё стерва, и согласится, и начнёт, и быстро поймёт, что к чему. Медикаменты в нынешнее время на рынке довольно дорого стоят, и тот, у кого есть к ним доступ, точно может озолотиться. А отвечать родственнику придётся, мне, то есть.

Пару минут помолчали, под рюмку шустовского.

— Владимир Константинович, читали рапо?рт Трёпова?

— Так точно.

— Меня очень беспокоит одно обстоятельство — встреча Гучкова с лейтенантом Райским. Ведь в октябре месяце взорвался линкор "Императрица Мария", ну, я вам про это рассказывал. Остаётся всего пара месяцев.

— Да, я помню об этой трагедии. Но тут-то всё может быть по-другому. Вы же ещё говорили, что неизвестно было, то ли это случайность, то ли диверсия врагов, то ли диверсия "друзей"?

— Читать то мне довелось много разного. Точного ответа не было. Но нам, Владимир Константинович, нужно готовиться ко всем трём вариантам, а лучше бы, и к четвёртому быть готовыми. А вот к какому такому четвёртому — не знаю, — добавил Бахирев, заметив недоумённый взгляд Пилкина. И подозрение было на нескольких офицеров, но ничего не доказано. Но не зря ведь Гучков здесь появился. И ещё эта встреча...

— Но сейчас взорвать "Марию" проблематично. Боезапас выгружен, сам линкор послезавтра будет поставлен в док. А чтобы его разрушить, так тут пудом динамита не обойтись.

— Всё верно. Но есть и другие корабли. Например, можно подорвать один из броненосцев. Да и на линкоре можно устроить диверсию, чтобы продлить срок его ремонта. Вывести, например, из строя турбины. И, если подобная диверсия удастся, то последствия её могут отразиться на доверии императора к руководству флота. А как предупреждал меня адмирал Григорович, подобным подарком тут же воспользуются мои недруги.

— Так вы думаете, Михаил Коронатович, что Райский может быть тем самым, кто пронёс адскую машинку в вашем мире в артиллерийский погреб "Марии".

— Да не знаю я. Я даже не помню фамилий тех офицеров, на кого пало подозрение в организации диверсии. Их вроде двое было, или трое. Так что не будем нашего Райского исключать из числа подозреваемых. Он же артиллерийский офицер, а раз так, то ему проще всего будет устроить подобную диверсию. Вот мы и будем неотступно за ним приглядывать.

— Дай то Бог, чтобы это только подозрения были, и сей офицер был ни в чём не замешан.

— На бога, как говорится, надейся, а верблюда привязывай. Кстати, времени у нас всё меньше, а мы не готовы.

Пилкин посмотрел непонимающе.

— Это я о том, что в нашем распоряжении менее полугода до известных вам событий.

— А, это вы о "февральских событиях", — догадался Пилкин.

— О них самых. Если мы хотим их не допустить, то надо вплотную заняться господами заговорщиками.

— Что, Михаил Коронатович, сами возьмётесь за револьвер или предпочитаете кинжал?

— Если очень прижмёт, то и простой дубиной оприходую. И рука не дрогнет. Но у меня на примете есть один человек, который, как я думаю, возьмётся за это. И сделает всё что нужно, намного лучше меня или вас. Потому, как подготовлен он к этому. Причём готовило его Государство.

— И кто же это?

— Вы не поверите, Владимир Константинович, такой же, как и я. Из моего прошлого оказался товарищ.

— Вот как! И кто это? Я его знаю?

— Не уверен. Возможно, видели, но тоже вряд ли.

— Я заинтригован.

— Сейчас это некто Дубровин. Поручик из 1-го Морского. Командовал ротой при взятии Синопа. Хорошо, кстати, командовал. Там был тяжело ранен. Теперь находится на излечении в Морском госпитале. А вот в моём времени это точно был офицер, только сухопутчик. "Сапог", как у нас говорили. Но, видимо, не простой, а десантник. А это уже большой нам плюс.

— А как же вы о нём узнали?

— Случай, господин контр-адмирал, случай. После того как наши заняли город я сошел на берег чтобы осмотреть его. Осмотрел батарею, которая доставила нам столько хлопот. Там, если вы помните, не турки, а немцы бились. Побродил по городу. Заглянул к Лобачевскому, обсудили дальнейшие совместные действия, а на обратном пути зашёл в госпиталь. Вот как будто кто-то мне нашёптывал в ухо — иди в госпиталь, иди в госпиталь — вот и зашёл. Раненых было так много, что частью они лежали во дворе. Вот и он там лежал. Лежал и бредил. А я услышал. Ну, а понять, что и как, много времени не нужно. Серёжу я попросил, чтобы за этим человеком и уход был достойный, и чтобы информация о нём постоянно у меня была.

— Попросили, стало быть?

— Ага, причём вежливо, как всегда.

— И Серёжа ваш также вежливо всех остальных попросил?

— Думаю, что именно так и было, Серёжа вообще застенчивый и деликатнейший человек.

И в два голоса дружно расхохотались.

После очередной, нужно признать, весьма умеренной порции коньяка Пилкин спросил

— И как вы намерены использовать этого Дубровина?

— Хочу, воспользовавшись опытом эсдеков, организовать группу боевиков-ликвидаторов.

— Организовать группу! А кого в неё будете набирать? Не уголовников же?

— Хороший вопрос. Хотя и уголовники могут принести пользу нашему делу в некоторых делах. За определённую сумму они могут за нас делать грязную работу. Только их нужно привлекать втёмную или после того, как они свою работу сделают, их уничтожать.

— Пилкин бросил на своего командующего хмурый взгляд, но явного удивления не выказал. Привыкает потихоньку к подобным мыслям.

— Хотелось бы, конечно не опускаться до методов, которые практикуют наши "друзья" островитяне.

— Не получится. В белых перчатках дерьмо, извините, не убирают. А убрать его немало придётся. И быстро. И запачкаемся по самую макушку, да и наглотаемся вдосталь.

— Да понимаю я, Михаил Коронатович, понимаю. Но вот... Да, чтобы остановить это безумие, придется вымазаться. Так что там с этим поручиком?

— Хочу этого Дубровина поставить во главе отряда. Подготовка у него что надо, сам сможет наших, даже пластунов, многому научить.

— А если он просто откажется?

— Не откажется. Есть три варианта откуда он. И два это точно то, что нам нужно, а вот третий под вопросом.

— Объясните, пожалуйста.

— Первый, самый лучший вариант, если он из Чечни к нам попал. Он там такого насмотрелся, и накушался, что здесь всех врагов России рвать в клочки будет. Он на тех дерьмократов с кривозащитниками и правителями, алкашами и ворами, вдоволь нагляделся. И на депутатов, которые из Думы и на других всяких. И от подобных личностей свою страну уберечь точно захочет.

Второй вариант очень похожий. Это если он перед уходом армии из Афгана воевал. Там тоже предателей среди тех, кто с большими звёздами хватало, да и дебилов откровенных тоже. И правители-маразматики — полный паноптикум. И пиндосов с наглами и другими гейропейцами он уже "добре бачив". Так что это будет наш человек.

Вот третий — это если в Афган только вошли. Тогда с ним долго беседовать придётся. Туда пацаны после училищ идейные шли, по велению сердца, да по конкурсу.

— И когда вы намерены с ним поговорить?

— Его через пару дней выписывают из госпиталя. Вот и приглашу к себе. Думаю, не откажется.

— Но ему ведь положен месячный отпуск на поправку здоровья.

— Понимаю, но гучковы и их хозяева ждать не будут, пока мы отпуска отгуляем

— Сам-то он из каких мест?

— Из Пскова.

— Так наверно родители или родственники имеются. Жена или невеста, поди, тоже есть.

— И родители есть и невеста имеется. Только сомневаюсь я, что его в Псков потянет.

— Почему же это. Михаил Коронатович, Родина, родственники...

— Владимир Константинович, вы сейчас говорите о поручике Дубровине, а я уверен, что это уже другой человек, мой современник. И встречаться с чужими родственниками он не захочет.

— Но вы-то со своими, после ранения, встречались.

— Так я был с молодой женой, да и давно на Дону не появлялся. Опять же адмирал! Тут любые странности в поведении спишут на что-нибудь. А он простой поручик. И попасть впросак ему легче лёгкого. Чую я, что недавно он в это тело попал.

— Как это?

— А вот чую и всё!

— Ну, раз так, тогда дождёмся, когда его выпишут и поговорим.

— Естественно поговорим. А там уж ему самому решать, поедет он к родителям или ещё куда.

— Михаил Коронатович, а вы не обратили внимания на то, что он из Пскова?

— Да нет. А что?

— Вы рассказывали, именно во Пскове Николай II отречётся от престола. И Дубровин тоже оттуда. Так может это не случайно?

— Может и не случайно. Не думал об этом. А вот по какому поводу вы-то ко мне зайти решили, Владимир Константинович, а то всё разговоры разговариваем, а вы про причину своего визита молчите. Случилось что?

— Можно сказать и так. Адмирал Григорович едет к нам. Прибудет через три дня.

— О как! Иван Константинович едет. Это хорошо. А ещё что вам из Питера нашептали?

— Да ничего такого, Михаил Коронатович, чтобы нас опечалить, как раз наоборот. Намекнули, что адмирал везёт целый саквояж крестов.

— Кресты, это неплохо. Наш-то запас поистратился. Григорович значит, двадцатого прибудет, если по пути нигде не задержится.

— Так, вроде не должен.

— Тогда надо к двадцать второму собрать всех, кого мы представили к наградам на торжественное построение. Списки у вас есть?

— Списки-то есть. Вот только всех ли из этого списка утвердили, я сказать не могу.

— Да и я думаю, что зажмут награды. Может, даже и половину от представленных листов. У меня по этому вопросу такая задумка есть. На кого у Григоровича наград не хватит, тех наградим "ценным серебряным рублём". А в дальнейшем, этих людей снова представим к наградам, и они своё, заслуженное получат. Конечно, только тех, кто наградное серебро не пропьёт — моё превосходительство изволило пошутить напоследок.

— Так это же, Михаил Коронатович, было ещё в екатерининскую эпоху, когда Суворов своих солдат за подвиги награждал серебряным рублём.

— Я не Суворов, да и в суворовские времена рубль для солдата серьёзной деньгой был. А на нынешний и выпить-то толком не удастся. Поэтому предлагаю вот что. Поручите кому-нибудь толковому, чтобы изготовили пару сотен коробочек из красного дерева с крышками. Если в крышку стекло вставлено будет, это совсем хорошо. Внутри коробочки углубление по размеру монеты и выложена коробочка должна быть бархатом в георгиевских цветах. Дым и пламя! На крышке коробочки пластина медная с надписью "За храбрость".

Этот же офицер или другой, но тоже толковый решит вопрос с флотским казначеем о выделении двухсот серебряных рублей в отличном состоянии. Лучше конечно совершенно новых.

Ювелиры в городе есть. Таблички из меди сделают, стёкла отшлифуют, рубли отполируют и лаком покроют. Хотя, пары офицеров будет мало. Используйте столько, сколько нужно. Главное, чтобы быстро. Труд и ювелиров, и краснодеревщиков оплатим. Деньги я выделю.

— Михаил Коронатович, — у Пилкина аж глаза на лоб полезли, — вы когда же это всё придумать успели?

— Да прямо сейчас в голову пришло, чего тут сложного-то? Получится простенько и со вкусом.

— Вот в такие моменты, Михаил Коронатович, я убеждаюсь, что вы из другой эпохи человек. Думаете вы не только быстро, как бы это правильно сказать? Не так вы думаете. Не как мы все. По другому, — Пилкин замолчал, покачивая головой.

— Простенько... Ну, за Георгия я не скажу, но вместо Анны, я бы лучше такой рубль получил.

— Да не переживайте, Владимир Константинович, если ваши награды не утвердили, получите рублик наградной в коробочке, — говорю с совершенно серьёзным лицом.

— А могут не утвердить? — и оба от души смеёмся.

— Разрешите исполнять, Михаил Коронатович?

— Разрешаю, Владимир Константинович, только не забудьте, торжество по поводу приезда и награждений тоже на вас. Как думаете, управитесь?

— Так точно, ваше превосходительство, — и улыбающийся Пилкин вышел из кабинета.