Распахни своё сердце

Роман и сейчас направлялся к Сизову по опустевшим в обеденный перерыв коридорам, но решил завернуть в туалет, да так и застыл перед приоткрытой дверью, услышав знакомые голоса.

— Не дёргайся, Толь, — на тихое возмущение Антоновой ответили невнятным мычанием.

— Танюх, а у тебя руки волшебные! — Костя хохотнул. — А мне поможешь, если такие же затруднения возникнут?

— А у тебя помощниц мало? — Татьяна фыркнула. — Да не дёргайся, Финогенов, если без мужского достоинства остаться не хочешь!

Смирнов заглянул в небольшую щель, позволяющую увидеть лишь зеркало над раковиной, и замер: в отражении было три фигуры, одна из которых стояла спиной к зеркалу, но не узнать лысый череп было невозможно, другая, нагнувшись, с интересом заглядывала ему ниже пояса, а чёрная шевелюра третьей слегка выглядывала сбоку, но слишком красноречиво выглядывала возле того самого места, куда так внимательно пялился Кондратенко.

— Дай, я попробую! — Костя опустился на колени, а Татьяна сдвинулась в сторону, позволяя рассмотреть своё лицо с закушенной пухлой нижней губой.

— А ты сможешь? — она недоверчиво изогнула изящную тонкую бровь.

— Не учи отца сексом заниматься! Толик, не бойся, я аккуратно! — голова Кондратенко скрылась из виду.

— Осторожнее, повредишь ему что-нибудь! — Антонова потянула руку вперёд. — Вот так, спокойнее. Да не дёргай ты!

— Не мешай, — Константин проворчал под нос, а Финогенов снова замычал.

У Романа задёргался глаз, а на лбу выступил пот. Вот такого он точно не ожидал: великий соблазнитель Костя оказался геем, обслуживающим охранника на пару с секретаршей генерального. Дешёвое дрянное кино, невольным зрителем которого он оказался.

Не выдержав, он развернулся и на деревянных ногах пошёл к Сизову, а в туалете продолжался разговор и возня.

— Кондратенко, у тебя руки растут оттуда, откуда у всех ноги, — Татьяна оттолкнула бывшего любовника и перехватила длинными пальцами иголку. — Толик, почти готово. Сейчас только узелок сделаем, — она ловко сделала петлю и затянула нитку. — Вот и всё, — щёлкнув маникюрными ножницами, она поднялась, поправляя юбку-карандаш.

— Спасибо, Тань, — Финогенов выплюнул закушенную нитку, которую Антонова по бабкиным приметам засунула ему в рот, запретив разговаривать.

— А мне спасибо? — Костя встал, отряхиваясь, и подошёл к раковине. — Первый раз подобным занимаюсь.

— Пуговицы никогда не пришивал? — брюнетка убирала в сумку швейные принадлежности.

— Не мужское это дело. Толик тоже сам не смог.

— Не снимать же штаны, — Щербатый пожал плечами и стал заправлять светлую рубашку в брюки.

Именно в этот момент распахнулась дверь, ударив по стене, и на пороге появился разъярённый Дмитрий с раздувающимися от гнева ноздрями и мечущим молнии взглядом серых глаз.

Немая сцена продлилась несколько секунд, после которых Татьяна охнула и поспешно застегнула сумку.

— Извините, вам, наверное, в туалет надо, я сейчас, — она рванулась к выходу, но Сизов и не думал освобождать проход, продолжая злобно таращиться на замершего с расстёгнутой ширинкой, но невозмутимым видом Финогенова и двоюродного брата, моющего руки.

— Дим, ты ещё копытом поскреби, — Константин повернул ручку крана и оторвал кусок бумажного полотенца.

— А?

— Говорю, копытом поскреби, пар-то из ушей уже идёт. На мочевик надавило так сильно, что ли? Так ты не волнуйся, мы уже закончили.

— Чем вы тут занимались?

— Эм, — Кондратенко почесал тёмно-русый затылок, как делал всегда, когда задумывался, — а сам как думаешь? Чем могут заниматься в туалете два мужика с девушкой?

В воцарившейся тишине послышался визг застёгивающейся молнии на брюках Щербатого.

Антонова цокнула языком, с укоризной глядя на бывшего любовника, и бочком протиснулась мимо уже сделавшего шаг внутрь помещения генерального, чтобы тут же столкнуться с презрительным взглядом прищуренных тёмно-зелёных глаз. Дверь с грохотом захлопнулась, оставляя её наедине с одним из самых мерзких людей, которых ей когда-либо доводилось встречать.

— Принесите три чашки кофе в кабинет Дмитрия Александровича, — Роман брезгливо поморщился и уже совсем тихо добавил, не думая, что застучавшая каблуками по коридору Татьяна услышит: — Рот бы с мылом прополоскала, дешёвка.

Антонова резко остановилась и круто развернулась на каблуках, возвращаясь. Задрав голову, она с вызовом посмотрела на финансового директора и процедила сквозь зубы:

— Как вы меня назвали?

— Татьяна Михайловна, давайте не будем строить из себя оскорблённую невинность? Я готов извиниться перед женщиной, которую незаслуженно обвиню в чём-то, но не перед той, кому плевать, перед кем и где раздвигать ноги.

Пощёчина была больше обидной, чем болезненной, потому что складывалось ощущение, будто брюнетка пренебрежительно пожалела Смирнова, мазнув ладонью по его щеке. Хотя он успел за эти секунды порадоваться, что секретарь его друга не имеет длинных когтей, предпочитая аккуратные короткие ногти квадратной формы.

— Кофе будет в кабинете, — развернувшись, женщина быстро пошла прочь, а Роман смотрел ей вслед, усмехаясь и думая о том, что если и в постели она такая взрывная, то тогда понятно, почему одного мужика ей мало.

А в туалете бушевали свои страсти.

Дмитрий, схватив брата за грудки, прижал его к стене:

— Я же просил быть сдержаннее!

— Дим, успокойся!

— Не умеешь член в трусах держать?

— Отпусти его, — Толик подошёл сзади и отстранил Сизова от растрёпанного Кости.

— Ты вообще молчи! Будет тут всякая мразь тявкать! — генеральный взбрыкнул и локтем съездил Щербатому по рёбрам.

— Дим, ты рехнулся? Я пошутил! — Кондратенко подлетел к Финогенову: — Толя, всё в порядке?

— Расслабься, малой. Давно меня не щекотали.

— Щекотно тебе? — Дмитрий, развернувшись, замахнулся, но его руку мгновенно перехватили, сжав запястье.

— Не знаю, чего ты так взбесился, но можешь не беспокоиться о репутации своей компании, — Щербатый говорил без единой эмоции на лице. — Малой любит идиотские шутки. Если так интересно, то Татьяна мне пуговицу пришивала, а этому портному-самоучке захотелось поучаствовать в процессе.

— Через час чтобы был в моём кабинете, понял? — вырвав руку из захвата, Сизов шагнул к двери. Обернувшись через плечо, он кинул брату: — Не попадайся мне на глаза до конца рабочего дня, — и поспешно вышел, хлопнув дверью.

— Припадочный, — поправляя рубашку, Костя бубнил под нос, обиженно сопя.

— Научись держать язык за зубами. Я не хочу, чтобы о Таньке трепались.

— Прости, — Кондратенко виновато отвёл взгляд.

— Не передо мной извиняться надо.

— Я понял.

* * *

— Пуговицу? — Роман чуть не выронил чашку, не донеся её до рта.

— Да, — Дмитрий нервно стучал пальцами по столу. — Не могли другое место найти?

— Ну, если подумать, не самый худший вариант.

— Между прочим, это ты с бешеными глазами оповестил меня о том, что мой братец стал педиком и отсасывает Финогенову!

— Если бы ты видел то, что видел я, тоже подумал бы нечто подобное.

— Чёрт, как же стыдно перед Татьяной, — Сизов поморщился.

— Если она не подсыпала цианида в кофе, значит, не обижается.

— Ромыч, как можно быть таким сухарём?

— Это я сухарь? — Смирнов поставил чашку на блюдце. — Я должен расшаркиваться перед каждой шалавой?

— Да с чего ты взял, что она такая?!

— Они все одинаковые, — поднявшись, финансовый директор вышел из кабинета.

Дмитрий откинулся на спинку кресла и вздохнул. Сколько ещё это будет продолжаться? Да, бывшая жена его друга оказалась той ещё дрянью, закрутив роман с каким-то денежным мешком, а потом метнувшись к другому, но нельзя же всех женщин воспринимать, как продажных дешевок, жаждущих нажиться, раздвигая ноги. Уже после развода, переехав в столицу, Смирнов поднялся по служебной лестнице, а теперь и вовсе занимал приличное место с хорошей, мягко выражаясь, зарплатой и мог позволить себе многое из того, чего не позволял раньше.

Погрузившись в размышления, Сизов не заметил, как пролетело время, и три коротких стука заставили его вздрогнуть.

— Войдите.

Финогенов, сделав несколько шагов, молча остановился возле стола, равнодушно глядя на генерального.

— Анатолий Евгеньевич, — Дмитрий занервничал и перешёл на официоз, — вы должны понимать, что я сорвался, решив, что происходит недопустимое. Уровень нашей компании не позволяет никаких вольностей на рабочем месте. Сожалею, что допустил мысль, подвергающую сомнениям репутацию своих сотрудников.

— Это всё? — Толик лениво скользнул взглядом по столу начальника.

— Я не хочу, чтобы в будущем возникали подобные курьёзы.

— Всё?

— Надеюсь, мы поняли друг друга?

Щербатый, кивнув, развернулся к двери, но не успел сделать и шага, замерев.

— Ты ведь узнал меня, да? — Сизов поднялся из-за стола, обошёл его и встал за спиной охранника. — Узнал, чувствую.

— Не понимаю, о чём вы, Дмитрий Александрович.

— Всё ты понимаешь, — развернув мужчину за плечо, генеральный пытливо посмотрел на него. — Напомнить?

— А девочка настойчивая попалась, — Финогенов сбросил чужую руку с плеча, усмехаясь. — Ты так расстроился, что тебе не вставили? В Лёнькином клубе раз в месяц бывают тусовки для своих, на которых нет ни одного натурала. Может, тебе повезёт, если сходишь? У него отборная клиентура, поверь.

— Откуда в тебе столько дерьма? — Дмитрий стиснул зубы так, что жевалки заходили.

— А я неправильный урод.

— То есть?

— Что снаружи, то и внутри, — Щербатый вышел, не закрыв за собой дверь.

— Ублюдок, — Сизов выдохнул, глядя на удаляющуюся широкую спину, обтянутую чёрным пиджаком.

Его снова выставили полным идиотом. И кто? Какой-то охранник, возомнивший себя пупом земли. Да, а по поводу тусовки для своих надо обязательно узнать у Леонида, потому что звучит очень соблазнительно.

* * *

Спокойно закончиться день по определению, видимо, не мог, поэтому, принимая вызов от бывшей жены, Роман был готов к чему угодно.

— Ромочка, здравствуй!

— Привет, Лар. Что случилось?

— Думаешь, я не могу просто позвонить тебе?

— Думаю.

— Ты всегда был проницательным.

— Чего тебе?

— Ладно, ближе к делу, — тон женщины с игривого сменился на сухой. — Марат уезжает в командировку в штаты на год.

— Поздравляю.

— Я еду с ним.

— Рад за тебя.

— Ты не понимаешь? Олег и Егор будут жить с тобой.

— Если ты не забыла, я уже два года в Москве.

— Я отправлю их к тебе. Устроишь ребят в школу и не забудь, что Олег не должен прекращать заниматься борьбой, а Егор — плаванием.

— Ты раньше предупредить не могла? — Смирнов едва сдерживался, чтобы не заорать. Нет, он любил своих сыновей, но подобные вещи нужно обговаривать и обдумывать заранее.

— Времени не было. В выходные они будут у тебя. Денег я им дам, не беспокойся.

— Я в состоянии обеспечить своих детей без подачек твоего ублюдка.

— Ах, я и забыла, что ты теперь птица высокого полёта! Что ж так поздно поднапрягся?

— Поздно ли? Думаешь, я так сожалел, что решил любыми способами вернуть тебя? Если ты не забыла, это я подал на развод.

— Ромочка, ты сухарь. Никакие деньги не помогут тебе, запомни. Женщины любви хотят, а не любования ледяной статуей!

— Пошла ты.

— Уже иду. Номер и время прибытия поезда сообщу позже.

Роман выругался и сжал в руке телефон. Да, его бывшая жена умела изгадить настроение.

А ведь когда-то всё было хорошо. Они были молоды, влюблены и счастливы. Смирнов познакомился с Ларисой, когда её сыну Олегу было три месяца. Он принял ребёнка, как родного. И спустя годы, после развода, он опроверг правило, гласящее, что мужчина любит чужого ребёнка, пока любит женщину, родившую его. Нет, Олега он обожал и к Егору порой был гораздо строже, считая, что старший уже достаточно взрослый, а вот мелкому надо вправлять мозги, чтобы не наделал каких-нибудь глупостей. Какие глупости мог натворить тринадцатилетний мальчик-отличник, который краснел, как девочка, если смущался, и, волнуясь, начинал заикаться?

Здорово, конечно, что мальчишки будут жить у него целый год, ведь он так редко видел их в последнее время, но возникала куча новых проблем, начиная с поиска школы и заканчивая всевозможными бытовыми мелочами.

Вздохнув, Роман покинул кабинет, направляясь к другу. Сизов обязательно поможет выкрутиться из этой ситуации.

Коротко обрисовав детали, Смирнов в очередной раз пробормотал, что его бывшая жена та ещё дрянь. Дмитрий думал пару минут, потом его лицо озарила широкая улыбка, и он вызвал секретаря по громкой связи.

Антонова вошла и выжидающе посмотрела на генерального, игнорируя присутствие шатена.

— Татьяна Михайловна, оставьте пока поиски квартиры, есть более срочное дело. Ваша дочь учится в хорошей школе?

— Эта гимназия одна из лучших.

— Отлично! А не могли бы вы уладить с директором дело о приёме двух новых учеников?

— Твою же... — Смирнов закрыл глаза, поняв, что придумал его друг. Замечательно, теперь он ещё и обязан будет этой кукле. Радует лишь то, что ему самому не придётся носиться по учебным заведениям с ворохом бумажек.

— Хорошо, Дмитрий Александрович, я улажу этот вопрос, но мне потребуются личные дела.

— Спасибо, Татьяна Михайловна. И не беспокойтесь по поводу материальных средств, если потребуется. В наше время и образование в рынок превратили.

Глава 4

И проходя под окнами знакомыми,

Давно уже не веря в чудеса,

Искал глаза небесно-васильковые

И говорил, кому не знаю сам.

Танька — Красавица, она мне нравится,

Да я без Таньки никуда.

Танька-Красавица со мной останется,

А вы свободны, Господа...

Вырванный из песни кусок бил в виски, а в груди неприятно заныло. Любимая песня Кирилла.

Татьяна опустила голову на руль, приводя сорвавшееся дыхание в норму. Нельзя так, нельзя. Столько лет в одиночестве, в добровольном затворничестве с редкими просветами. После смерти мужа она не могла смотреть на мужчин, засыпая в холодной постели и сжимая в руках подушку. Таких уже не будет. Единственный, самый любимый, самый желанный, самый... самый... самый...

Три года отчуждения и пустоты, три года боли и горечи, пока она не сдалась, решив попробовать хоть немного заглушить свои страдания другими эмоциями. Она надеялась, что сможет ощутить хотя бы каплю тепла, отогреться в чужих руках и немного побыть живой. Так в её жизни появился Борис, на пару лет старше неё, представительный мужчина, привлекательный, терпеливый и нежный. Их отношения продлились год, но Антонова так и не смогла отогреться, продолжая сравнивать любовника с покойным мужем и осознавая, что это не Кирилл, это совсем другое, не то, что нужно ей. Борис не устраивал сцен, не скандалил, он просто ушёл, сказав напоследок, что всё равно будет ждать её.

И снова одиночество, страшное, пугающее, выворачивающее душу наизнанку и леденящее сердце. Всю свою любовь женщина направляла на маленькую Алесю, выполняя малейшие капризы девочки и взращивая в ней эгоизм. Материнская любовь не поддаётся пониманию, она отчаянная, всепоглощающая и слепая. Мы любим своих детей любыми, не замечая их недостатки и пороки.