Сожми звезду в ладони

— Может быть это и неплохо, — насмешливо сказала его собеседница.

Алекс заёрзал — она читала его мысли. Одно это уже чудо.

— То ли ещё будет, — пообещал обворожительный голос, — ты и сам так сможешь, если захочешь.

Он не поверил.

— Кто же ты, Незнакомка?

— Не такая я уж и незнакомка, Странник. Зови меня как и раньше звал — Мир. Я богиня и мать моего народа. Поспи!

Когда он проснулся в следующий раз, то услышал пение птиц, шелест листвы, ещё какие-то звуки. Раньше подобное он слышал только на записях и никогда вживую. Ещё он слышал далёкие голоса.

— Мира! — позвал он.

— Открывай глаза, не бойся, — донёсся далёкий ласковый голос.

Он открыл глаза. Над ним был потолок из тесно переплетённых и сросшихся ветвей, явно живых. Огляделся вокруг — всё было таким же живым и деревянным — стены, кресла, стол. Большой проём в стене открывал чёрную во тьме листву и краешек звёздного неба — была ночь.

Тогда он глянул на свои руки и закричал сдавленно — руки стали тоньше, от этого казались длиннее — не мог же он так исхудать? Длинные худые пальцы сжимались и разжимались по его воле, но стойкое чувство, что тело это не твоё — не исчезало. Он поднял ладонь и посмотрел на неё на фоне звёздного неба — пальцы стали длинными и изящными, как у девушки, как будто никогда и не ломались под упавшими узлами роботов, но сама ладонь осталась такой же широкой. Это наследственное — у всех его предков по мужской линии ладони были как лопаты широкими.

Он откинул покрывало, вскочил, оглядывая себя — всё тело стало другим, каким-то вытянутым, стройным, легким. Не как раньше — всегда было тяжелым, коренастым, с мощными некрасивыми от постоянных надрывов узлами мышц, с неправильно сросшимися переломами костей, отложениями солей.

— Я исправила тебя, как и весь свой народ, — донёсся издалека голос Миры и усмешка, — уши пощупай!

Он схватился за уши и застонал — его мясистые оттопыренные уши-лопухи стали маленькими, прижатыми к черепу и остроконечными, как у мечников, которых он расстреливал недавно или как у сказочных эльфов. Схватился за нос — он тоже стал тонким, небольшим — куда делся его шнопак? А где его широкие русские скулы? Его ли это тело? Он ли это?

— Я не чувствую себя собой! — сказал он сам себе.

— Разве видимость тела определяет личность? И вообще тело ли определяющее личности? Твоя душа, личность, сознание в этом теле — значит оно твоё!

Утверждение Миры было странным. Хотя странным было всё. И ещё одна странность — она влетела в окно. Натурально так влетела — без верёвки, антиграва, как птица, но он уже не думал об этом.

Она была красива. Опять же, сказать — обворожительно красива, божественно — ничего не сказать. Она была гармонично стройна, прекрасна, соблазнительна. Венера возрадовалась бы, что у неё нет головы, увидела бы — умерла бы от зависти. Настолько гармонично устроенного тела, таких прекрасных черт лица и фигуры он даже представить себе не мог. Но дело было даже не во внешней красоте, а в том, что она излучала красоту, как солнце излучает свет.

— Я рада, — кивнула Мира, легкой летящей походкой подбежала к нему, обвила шею руками, прильнула к нему. Он чувствовал её, вдыхал её запах, теряя рассудок. Бережно обнял, боясь вздохнуть, вспугнуть этот мираж, сон, мечту, иллюзию.

— Я сотни лет ждала тебя, — шептала она, — сотни лет молила Создателя свести нас снова воедино и вот он смилостивился.

Алекс не слушал её — он плавал где-то на вершинах облаков от блаженства.

— Создатель посмеялся надо мной — ты не помнишь меня. Но такова его Воля.

Она подняла голову, соединяя их уста в поцелуе, ещё теснее прижалась. Он поднял её неожиданно легкое тело и понёс на живое ложе из тонких мягких веточек и листьев.

Это была ночь любви, ночь соединения двух половинок одного сердца. Только он об этом не знал, но зато знал весь Лес, все лесные жители, замерев, слушали, радовались. В доме Миры поселились Радость, Счастье и Любовь, изгнав Тоску и Печаль.

Он лежал на боку, смотрел на неё. Ласковое яркое солнце иногда попадало на её красивое лицо, подсвечивая его изнутри, но тут же ветки деревьев смыкались, дробя лучик своей листвой.

— Богиня отдыхает. Она счастлива — она дождалась. Не тревожь. — шумели листья солнцу, но оно с пренебрежением не слышало — далеко, как не слышал и Алекс — не умел.

Она была прекрасна и он не мог налюбоваться ею, боясь даже пошевелиться, чтобы не вспугнуть этот момент волшебства, боясь, что улетит очарование и мир обратно станет привычным, холодным, серым и расчётливым.

Она глубоко вздохнула, открыла глаза и улыбнулась.

— Я слышу тебя, Любимый, — её голос волновал его, лаская.

— Доброе утро, — сказал он, — ты прекрасна.

— Спасибо, — она кокетливо опустила длинные тёмные ресницы, закрывая большие карие глаза, светящиеся любовью и мудростью.

— Да, я встала, — сказала она кому-то, садясь. Её грудь соблазнительно качнулась, вызвав у него реакцию. Румянец залил её щеки.

— Потом, милый.

В окно влетела девушка, сразу и быстро защебетала, нисколько не смущаясь своей почти наготы и наготы хозяев. Алекс натянул покрывало на бёдра, вызвав этим усмешку у девушки. Соски на её девичьих грудях заалели, затвердели. Алекс почувствовал будто его чмокнули в щеку.

— Он не слышит тебя, Ветроногая, — сказала Мира.

Это не удивило девушку. Она кивнула Алексу.

— Благодарю.

Он пожал плечами. Да, она была юна и красива, но Мира была вне сравнения. И вообще, чёрт возьми, они все слышали его мысли. Вот ведь незадача.

Обе рассмеялись. Ветроногая занялась волосами Миры, докладывая о каких-то незнакомых ему людях, о странных для Алекса событиях и свершениях. Он перестал слушать, обернул покрывало вокруг бёдер и подошел к проёму в стене, тут же ухватившись за него обеими руками и приседая. За спиной раздался смешок Ветроногой, волна участия Миры окатила его.

Внизу была бездна. Они находились на такой высоте, что земля терялась где-то. Вокруг стояли деревья настолько толстые, что внутри помещались такие же домики, как у них. Ветви образовывали улицы, переплетались, срастались, расходились. Кругом сновали полуобнаженные или вовсе обнаженные остроухие люди, махали ему, если он смотрел на них.

Шок вызывал пролёт некоторых из них прямо по воздуху, без каких-либо приспособлений.

— Это Высшие, — сказала сзади Мира, — остальным нужны заговорённые предметы.

Алекс пожал плечами, ехидно подумал:

"Как всё просто и как сам не догадался — люди просто летают. Нонсенс. Вся официальная наука сошла бы с ума, увидев такое".

Мира подошла сзади, обняла, прижалась щекой к лопатке:

— Люди слишком привыкли полагаться на технику, на бездушные предметы, а Создатель дал нам возможность быть такими же, как и он — свободными и сильными. И для этого не нужны машины и думающие вещи. Человек всё может сам.

Это было слишком — голова готова была лопнуть — весь привычный мир летел в бездну. Ну и бог с ним.

— Отдохни. Слишком много впечатлений, — она поцеловала его, — Пока будешь спать, мозг твой сам усвоит полученное и выдаст тебе результат. Отдохни. А я займусь моим народом.

Проснулся он на закате. Увидел свои штаны, отстиранные и проглаженные. Хотя как? Он их одел и понял — неудобно. На талии штаны сошлись в самый раз, хотя он выглядел худее и длиннее, но и длина оказалась в самый раз.

Он вышел из дома на живую террасу образованную живыми ветвями, стал спускаться. Он не знал куда идти и просто шёл, куда вели ноги. Надо было бы найти что-нибудь остро-режущее, чтобы сделать из офицерских форменных брюк шорты лесного жителя.

Перед ним приземлился немолодой, если судить по глазам и цвету волос, но юный телом лесовик — так Алекс окрестил этих остроухих людей.

— Я — Видящий Путь. — сказал он.

— А я — идущий куда глаза глядят, — усмехнулся Алекс, смутив лесовика. — это имя или профессия?

— Я уже отвык от сарказма, — подумав, ответил лесовик, — меня все так зовут, значит имя. Но это и моя социальная ниша, значит профессия. Я вижу будущее, учу других, потому что вижу их скрытые способности и наставляю их на жизненный путь.

— Сложно у вас всё, — пожал плечами Алекс.

— Да куда проще?! Каждый сам себе выбирает имя, как определение внутренней сущности, и жизненный путь по способностям. Никто никого не заставляет, только помогут определиться. А своё настоящее имя я постарался забыть.

— Почему?

— В своей прошлой жизни я совершал немыслимые вещи. Джамуэл Сантол, слышал?

— Капитан Черная Дыра? Сотню лет назад он наводил жуть на всех капитанов, даже на капитанов Флота Федерации. Флот его и уничтожил вместе с его бандой. Я увлекался историей освоения Космоса.

— Им бы этого очень хотелось, — усмехнулся лесовик, — моих людей они может быть и отловили — без меня они полные ничтожества, но Джамуэл Сантол стоит перед тобой.

— Как это возможно?

— Богиня просила меня помочь тебе найти путь к себе. Я помогу. Пойдём, а по дороге поговорим. Так вот — по рождению я из низшего слоя того общества, но с детства чувствовал своё превосходство над другими. Меня угнетал мой социальный статус, моя нищета. Это сделало меня авантюристом. Я обманывал, жульничал, закон переступал много, но всё по мелочи — ребёнком ещё был. Был неуловимым — это сделало меня наглым. Обманом поступил в школу — у родителей не хватило бы средств на моё образование, даже если бы они и захотели бы дать мне его. Но они бросили меня на произвол судьбы чуть ли не младенцем. В школе я оттачивал своё мастерство. Там я и попался первый раз. Но серьёзного наказания избежал — меня взял на поруки замечательный человек, старый инспектор полиции. Он оказал на меня сильное влияние — я отказался от преступной жизни и зажил по-новому. Он привил мне новые ценности жизни. По его настойчивой просьбе я поступил в Академию Флота, стал пилотом. Но это разлучило нас с моим Учителем. Потом он погиб. А я стал понимать, что всё, чему он меня учил — это лишь мечта, утопия. Никакой справедливости, чести, правды — нет. Выживает самый сильный, хитрый, подлый, безжалостный. Я служил на Флоте, ещё больше убеждаясь в своей правоте. Слабые поглощались сильными, Флот грабил свободных колонистов и торговцев, уничтожая их поголовно, чтобы замести следы, а в преступлениях обвиняли мифических пиратов. Это меня бесило, но я молчал. Тем более что и моя участь на Флоте была не завидной — о карьерном росте мечтать не приходилось — мной должны были командовать представители знатных семей, хотя они мне и в подмётки не годились. Это было против моей натуры авантюриста. Так появился Джамуэл Сантол. Я показал им, на что способен настоящий конквистадор.

— И что случилось?

— Ты никогда не встречался с представителями криминального мира? Нет? А я был одним из них. И должен тебе сказать — это ещё то отребье. Мусор, отбросы общества. Люди не нашедшие себя ни на службе, ни в бизнесе, ни в работе. В основном из-за неспособности к чему-либо, кроме криминала. В основной своей массе это тупые скоты. Поэтому у Законников редко возникают проблемы с раскрытием и задержанием. Да и сами Законники умом не блистали. Толпа говорящих животных, представляющая мой экипаж, уважала лишь силу. А сила в их понимании — жестокость. В этом я превзошёл самого себя. Для них я был богом, царём, диктатором и дьяволом разом. Я делал, что хотел и ничего не боялся.

— И что же случилось:

— Ничего. Просто мне всё надоело. Надоело быть вечным изгоем, вечно скрываться в обществе недоумков. Я устал. И я решил исчезнуть. Подставив свой корабль вместе с командой под Звёздный Флот, я на малом корабле улетел. Я часто и много прыгал через гиперпространство, пытая следы.

— Как? Тогда ведь не было антигиперса?

— Не было. Как и киберсистем, достаточно мощных, чтобы обсчитать прыжок.

— С этим и сейчас сложно. И как же ты прыгал?

— На глаз.

— Это как? Не зная точки выхода и траектории? Так ведь можно и столкнуться с чем-нибудь. Со звездой, например.

— Можно, но не столкнулся же. Мне казалось, что я знал, куда надо прыгать и когда. Потом, здесь уже, это развилось в дар предвидения. Но Антигиперса в самом деле ещё не было. После третьего прыжка подряд я был в таком ужасном состоянии, что ошибся в расчётах и прыгнул сюда. Тогда это был очень Далёкий Космос. И я оказался в атмосфере этой планеты. Состояние моё было ещё хуже и я не смог нормально приземлиться. Корабль — в лепёшку, меня — на куски. Как меня Мира из ошмётков собрала — ума не приложу. Но я жив. И здесь я нашел то, что искал всю жизнь. Надеюсь и ты найдёшь. Ну вот мы и пришли.

Они пришли в большую комнату, наполненную весёлым детским щебетанием. Она была полна маленьких остроухих ангелочков.

— Ты будешь учиться вместе с ними, — сказал Путевидящий, — они только открывают мир, а ты от него закрылся, погряз в ошибочном его восприятии. Вам будет легче вместе.

Алексу сначала было обидно, но потом стало интересно. Первым уроком был завтрак. Только тогда он понял, что уже давно не ел. Он стал есть — дети засмеялись. Видящий Путь стал учить его:

— Ты ешь как животное. Лишь они съедают плод для вкуса, для составляющих его соединений, используют энергию химических связей. Тебе дана душа, возьми больше от плода — впитай весь свет солнца, полученный им, возьми силу древа, земли и воды, что скопились в плоде. Возьми всё это — плод с радостью тебе это подарит — для этого он и рос.

Но то что для этих детей это было просто с рождения, для Алекса было непостижимо. Надо было отвергнуть все достижения привычных естественных наук, вызубренные им в школе и в академии. Просто оторвать и выбросить. Но это было не так уж и просто.

— Вся загвоздка в тебе. — говорил Путевидящий, — Просто поверь. Просто прими это как данность. Все могут это с рождения, но большинство забыли. И бояться. Как человек с рождения умеет плавать, но научившись ходить и живя на суше, забывает. Потом учиться плавать заново, преодолевая свой страх, уверовав в возможность снова держаться на воде, сливаясь с ней и даже испытывая радость от этого. Всякое слияние с природой приносит радость, отчуждение от неё — несчастье, тоску и болезни.

Алекс постарался поверить, проникнуться этой идеей — ведь у пирата получилось, неужели офицер Флота не сможет? Но не получалось. Он просто всё съел.

Видящий Путь задумчиво смотрел на него, потом кивнул своим мыслям:

— Ты слишком полагаешься на свой разум, на мышление. Это конечно замечательно, но ты знаешь, что используешь лишь малую часть своего мозга? Едва ли 5%. Кроме того, образ мыслей, способ мышления у тебя сформировался исходя из тех предпосылок, к которым нужно было приспособиться — ты вынужден был научиться думать так, как думали все вокруг тебя, как тебя научили. Ты считаешь невозможным то, чего они не умели и значит не умеешь ты, но ты видел — мы летаем, лечим, живём сотни лет, не старея, в единстве с природой. Значит это возможно. Это может любой.

Он повёл Алекса дальше — оказалось, для Алекса нужен был другой подход и Видящей Путь это увидел.