— А?.. — у Вадика от удивления распахиваются глаза и рот, а я порадовалась, что мы идем под ручку и я могу незаметно пару раз пожать руку Вадика и чуть сильнее прильнуть к нему, поддерживая и успокаивая. А заодно обратить внимание на себя, точнее на то, как я демонстративно изображаю тупую блондинку и разглядываю стаю ворон в окне. Ожидаемая Петькой реакция Вадика очевидна — начать оправдываться передо мной, что он "конечно, вовсе не из-за денег" и теми оправданиями еще сильнее укрепить мои подозрения, поскольку оправдываться Вадик не умеет и Петьке это отлично известно. Однако, хоть ситуация для наших отношений и не опасна, оправданий надо избежать, ибо Вадику будет очень неуютно. Да и не знает он реальной ситуации. Потому делаю вид, что провокации не слышала. Вот только Петька не унимается.

— Ты ее привязал уже? Ляльку сделал? А квартиру вам ее предки подарят?

Вадик хлопает ртом, как вытащенная на берег рыба, придется все-таки вмешаться.

— Нет, он меня бережет. Резиночками пользуется. — Спокойно, безразлично, не глядя на Петьку, по прежнему изображая заинтересованность перелетающим с ветки на ветку воронами. Но все же давая понять, что слышала, что вызывает очередную победную ухмылку, с которой Петька отваливает в сторону, громко прошептав как бы про себя, но так, чтобы я услышала: "— А зря..." Тут очнулся от ступора Вадик.

— Маша, я не... — прерываю.

— Ш-ш-ш... Я знаю.

— Но зачем он так? Он никогда так себя не вел.

— Зависть плохое чувство.

— Ты думаешь? — И замолкает, уйдя в себя. Подумай, подумай, это полезно. "О друзьях — товарищах."

Начинается пара. Петька, видя, что мы не ругаемся и не выясняем отношения, подсаживается на наш ряд, но не со стороны Вадика, а рядом со мной. Возможно, чтобы их разговор я никак не могла пропустить, или чтобы не получить от Вадика в лоб под горячую руку.

— Вадька? Ты мне так и не ответил, вам квартиру уже подарили?

Вот же су... впрочем, нет. Не будем обижать невинных песиков сравнениями. Они на такое не способны, это ж, блин Homo, блин, сапиенс.

Вадик что-то мычит, отвернувшись, вздыхает, потом смотрит на меня извиняющимся взглядом. Берет за руку, желая чувствовать мое прикосновение, я почему-то рада этому, переплетаю пальцы. А Петьку несет дальше.

— ... Ты проси квартиру, как подарок на свадьбу. Она тогда "совместно нажитым" будет считаться.

Надо этот мрак прекращать, а то мы так и лекции не услышим.

— Петю-юнчик. — Тяну, растягивая слово. Вадик дергается от такого моего голоса и обращения к соседу, но я до боли сжимаю наши переплетенные пальцы. "Молчи, так надо." Сообразил, молчит. — Квартиры дарить нынче не модно. Рынок перегрет, цены неправильные.

А вот "получи фашист гранату", я ведь типа как дочка бизнесвумен, и ты с этой моей маской разговор поддерживать не рискнешь. Но можно еще и добить:

— И ва-абще, мы с Вадиком па-а-атом за границей жить будем. Зачем нам здесь кубометры бетона?

Петька хрюкает, будто получил удар в живот, и наконец затыкается, давая нам возможность вернуться к лекции.

Я до конца занятий дергалась, посматривая на хмурую Вадикову физиономию. Понял ли он, что все сказанное Петьке не всерьез? Или все-таки загрузился чем-то? Почему сопит и губы кусает? Но спросить не было возможности — все время кто-то крутился рядом. И только по пути домой все встало на свои места.

— Как Петька так?

— Завидует.

— Ну, я не совсем тупой. Видел. — Вадик опять закусил губу и умолк, уставившись на носки своих ботинок, но продолжение висело недосказанным грузом и я решила подождать. Где-то минут через пять оно порвалось. — Пять лет был другом, я думал, он порадуется за нас, а тут такое... Предательство.

О, e! А словами-то кидается!.. Впрочем, как и большинство мальчишек. За последние пару лет меня западание подкладывало только к пожилым мужикам, успела забыть. Но надо что-то делать, а то мне же потом и прилетит:

— Почему ты решил, что Петька был твоим другом?

— Мы на вступительных познакомились, с тех пор вместе сидели, вместе шпоры писали, вместе пиво пили. Не разлей вода...

— Гм! И что, правда, вас кто-то водой поливал? — Улыбаюсь "крупно", чтобы точно заметил, даже в нынешнем состоянии.

— Шутишь? Но это ничего не меняет...

— Меняет, — резко меняю тон на серьезный и резкий. Вспоминаю звук удара хлыста и тень этого звука прорывается в слова. Собственно, именно так мой ответ на Вадика и действует. Замирает, выныривая из своих мыслей и переживаний, теперь можно и говорить. — Ответь, ему когда-нибудь приходилось прикрывать твою спину в драке?

— Нет. Мы вместе в неприятности не попадали. А что?

— Приходилось ли ему брать на себя вину или неприятности, в которые вы влипли вместе? Или твои?

— С чего бы? Ты считаешь, что я не могу отвечать за себя?.. — Гм, он начал возмущаться?.. Так забавно...

— Можешь. Но случаи бывают разные.

— Нет. Не было.

— Иначе говоря, он ни разу не проявил себя как твой друг. Пусть не было повода, но и тебе его называть другом не с чего. Приятель по питью пива, который мог оказаться другом, а мог и не оказаться. И вот сегодня случилась первая проверка — завистью.

— Которую он не прошел.

— Которую ваши отношения не прошли — так точнее. Ведь если он тебе не друг, то и ничем не обязан. Да и предать не может... по определению.

Дальше идем молча, Вадик сосредоточенно думает, но растерянности на лице больше нет, так что пусть думает.

Глава 6. Вадик

От слов Маши мне показалось, будто за шиворот вылили ведро холодной воды. Той самой, которой "разливают друзей", и понимание того, что Петька никогда не был мне другом, оказалось лишь малой частью этого ведра. Ведь сама Маша уже дважды вытаскивала меня из неприятностей, расплачиваясь своей гордостью. Первый раз — перед моей мамой. Второй — перед Петькой, а учитывая сплетни, и перед однокурсниками, изобразила послушную ведомую, поднимая мой "мужской статус" ценой своего. Второй? Или уже третий? Ведь если ее мать меня ни о чем не спросила, это тоже Машина работа. То есть она-то ведет себя как друг, а я? Три проблемы, через которые меня провели за ручку, а почему не наоборот? Мог бы я их решить? Наверное. Но не столь изящно и не без потерь. Значит, за мной должок и еще... еще, надо учиться. У Маши. И попросить прощения. И все же я тянул с разговором, пока не пришли домой. И только когда Маша устроилась в кресле с книжкой, я опустился на колени перед креслом:

— Прости меня, пожалуйста.

— За что? — В глазах недоумение.

— Ты два раза меня вытаскивала из задницы, ценой своей гордости. Как будто ты в наших отношениях ниже меня. А ведь это я, как парень, должен тебя защищать.

— Не так прямолинейно. — Улыбается. И вроде бы действительно "без обид". — Защищает тот, кто может. В этот раз мне было проще.

— Может быть, можно было как-то так повернуть, что мы на равных? Ведь сейчас как начнут языком чесать.

— Нельзя. По мнению людей, равных отношений не бывает. Все уверены, что в паре обязательно кто-то главный, а второй — "спутник". Не зря же так любят это слово: "спутники жизни" и так далее. То есть тот, кто вращается вокруг и не имеет своего пути. Так что как бы ни складывалось у нас, посторонним все равно надо показывать ведущего со спутником, иначе просто не поверят и придумают сами. Исключение — разве что ближайшие друзья, но таких у нас нет.

— Но ведь не обязательно же всегда я сверху? Можно, наверное, по очереди?

— Тоже нельзя. Запутаем окружающих и они выдумают чего похуже. Можно разве что для совсем разных людей сделать разные версии. Например, для моей мамы удобнее думать, будто я главная. Подыграешь?

— Конечно.

Маша соскользнула с кресла и, повиснув на мне, принялась целовать. Мы как-то очень быстро оказались на коврике лежа.

* * *

Поздним вечером до меня как-то вдруг дошло: завтра же Восьмое Марта! Ступор, испуг, сердце где-то в горле и шум в ушах — что делать? Нет, я еще успею сбегать в магазин, но куда? И что Маше подарить? А маме? Но маме проще — принесу цветы, как и прошлый год, а Маше? Ведь ей надо что-то "существенное", все же вроде как моя девушка. Но что существенное я могу ей подарить, если денег у нее куда больше, чем у меня? То же колечко, которое первое пришло в голову, захочет — купит. И получше, чем если даже я все заначки выгребу. Нет, надо придумать что-то другое. Но что?

Вспоминаю Машину слегка подгоревшую яичницу с бутербродами. Явно не любит готовить, но сейчас мне это на руку — хотя бы в смысле завтра. Меня-то мама как раз готовить научила. "Пригодится, сынок..." Пригодилось. То есть завтра нужно что-то вкусное и оригинальное. И тут до меня доходит, что именно. Лет шесть назад рядом с городом построили звероферму по разведению нутрий. На шкурки. Но, кроме шкурок, оставались и тушки — их пустили в магазины. Только вот народ не возрадовался. "Покупать крысу?! Да ни за что!" Цена постепенно падала и в какой-то момент бедный студент-первокурсник решил попробовать "это". Попробовал, да так, что остановился только когда облизал последние косточки — мясо напоминало кроличье, только более сочное. Вот именно про нутрий я и вспомнил сейчас. Можно и вкусное приготовить и шутку пошутить, не говоря, из чего сделано.

Ага, ага. Наивный такой. Стоило достать запеченную нутрию из духовки, как в кухню заглянула Маша с крайне удивленным выражением лица. Впрочем, у меня наверное было такое же — она же спала и я старался не шуметь. Чем разбудил? А Маша тянулась к плите, как-то странно шевеля носом.

— Мы-ышка! Жареная... — а глаза странно блестят, и зрачки кажутся вертикальными.

— А ты откуда знаешь?

— Пахнет.

Вот же! И что теперь делать? Еще обидится на меня. Но вроде бы сердитой не выглядит.

— Тебе нравится, как пахнет?

— Да!

— Ну тогда поздравляю с Восьмым Марта! — достаю из-за холодильника припрятанный букет цветов.

— И-и-и! — Маша повисает на мне, — ты подарил мне на праздник жареную мышку! Наохотил и принес!

После чего меня не то чтобы расцеловали, а прямо-таки вылизали. Совершенно не понимаю, почему такая реакция? Но Маша уже почти успокоилась, и "спасибо" было сказано ее обычным голосом.

— Ты любишь мышек?

— Не то, чтобы очень. — Маша устраивается в кресле, поджав под себя ноги. — Просто примета есть.

— Примета? Какая?

— Если весной парень дарит... девушке жирную мышку, то у них все будет хорошо. По мелочам не поссорятся и пробудут вместе дольше... чем ожидалось.

В паузах явно сквозит недосказанность и ответ меня скорее настораживает, чем радует.

— Не слышал о такой примете.

— А ее мало кто знает. Ну и что?

— Ничего. — Перемещаю девушку к себе на колени. Кресло скрипит и собирается развалиться под нами двумя, но сидеть в обнимку с Машей — оно того стоит. — Но ведь мы и собирались пожениться и быть вместе до самой смерти.

— Не говори так! — Мне прикрывают рот ладошкой. — Твое пожелание может быть исполнено разными способами. Например, кто-то из нас может умереть в следующую минуту.

Вроде бы пошутила, но интонации голоса не дают считать эти слова просто шуткой и мне вдруг становится страшно.

— Да, я не прав. Но ты ведь обещаешь быть со мной?

Маша задумалась, следя глазами за солнечным зайчиком, играющий на полу комнаты. Мне даже стало интересно, от чего он отражается, наверное, от окон дома напротив.

После пары минут молчания:

— Я буду с тобой, пока это возможно, и ты сам этого хочешь.

Задумалась. Кажется, даже пожалела о сказанном. Тряхнула головой, будто отгоняя плохие мысли.

— Будем надеяться, примета не врет. И еще — она не исключает ссоры "по крупной причине". М-да... По причине более крупной, чем подаренная мышка. А мышку ты изжарил — заметную.

Улыбается, целует кончик моего носа.

— Но если поссоримся, я сочту это "невозможностью быть вместе". Имей в виду.

Н-да. Вроде бы пообещала, и все равно ни два, ни полтора. Остается только надеяться, что крупных причин для ссоры не будет, а возможность быть вместе — останется. А с другой стороны, что у нас вообще есть в будущем, кроме надежды?

Глава 7. Маша

Ветерок треплет занавеску у открытого окна. Слабый ветерок, к сожалению. Август нынче жаркий и душный. Мама, придя с работы, сразу полезла под душ, а я сижу на кухне с кружечкой зеленого чая. Еще раз обдумываю предстоящий разговор. Уже скоро полгода мы с Вадиком вместе. Скоро сентябрьское западание, и надо было бы давно разбежаться, но я затянула... и продолжаю тянуть. Не то что бы я была до безумия влюблена, болезненная влюбленность ушла вместе с весной. Но мне с ним уютно, а уют для кошки много значит. Когда-то мама говорила, что умеет немного управлять западанием, и, я надеюсь...

— Ну вот Маша, я могу слушать, и даже слышать. Что у тебя?

— Ты говорила, что управление западанием возможно.

— Ах, вот ты о чем. Хочешь остаться со своим Вадиком? Зря. Мы — кошки, нам не стоит привязываться к котикам.

— Зря, не зря... Если что-то знаешь, расскажи.

— Ну вот, нервничаешь уже. Я же говорю, котики того не стоят. А управление западанием, которое использую я, тебе не поможет. Оно может подкорректировать выбор среди примерно равновероятных вариантов. Но повторно запасть на одного человека два раза подряд мне не случалось ни разу. Максимум — через несколько лет.

— И все же, как?

— Да в общем-то просто. За день-два перед западанием, по ночам мечтаешь об этом человеке, будучи одна. Представляешь, как было бы хорошо, окажись он рядом. Что вы будете творить. Ну и так далее. Потом желательно прямо утром встретиться. Не надежный способ, но мне было достаточно.

Смотрю в окно на скачущего по ветке воробья. Хочется впиться в него когтями, так, чтобы перья полетели. Я обязательно использую мамин способ. Но вот хватит ли его?

— Уж что есть, — мама кладет свою руку поверх моей. Только сейчас замечаю, что сжала кулак и впилась ногтями в ладонь. С трудом разжимаю сведенные пальцы, зато сжались зубы.

— Но если очень надо, то у тебя есть бабушка. Моя мама из черных кошек. Для тебя, соответственно, "баба Соня". Давно я с мамой не виделась, слишком мы разные. Мама смогла прожить со своим Василием всю жизнь, пока он не скончался, лет пять назад. Как у нее так получилось, не знаю. Но адрес могу сказать — деревня Листвянка, Лесная, один. Можешь попробовать съездить.

— Почему ты никогда мне о ней не рассказывала?

— У нее тоже случались левые западания, хоть и на удивление редко. Мой отец Петр Петрович — из таких. В те времена Листвянка была крупной деревней, центральной усадьбой колхоза, и к ним присылали студентов на уборку картошки. А потом появилась я. Не скажу, чтобы ко мне плохо относились дома, но все же не так, как к сестрам. И когда исполнилось шесть, отец забрал в город. В городскую школу.

— И с тех пор ты с мамой не виделась?

— Виделась, конечно. Но с тех пор я сама по себе. Говорить нам особо не о чем, вот разве что о котиках. Но что о них говорить? Их много, на любой вкус.

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓