Панацея

"Вот ещё бы не пахло", — пожелала Доротея со слезами из уголков глаз. Женщина вдруг поверила, что этот грязный, небритый, крепкий и пожилой мужик, уж если что задумал, то горы вывернет наизнанку, но своего добьётся и не упустит. И за ним, не то что, как за стеной, а как за Гималаями: по щербету любая Америка, пришельцы с тарелками и сам дьявол из ЦРУ не брат, а так — дворовая шавка бешеная — раздавит такого дядя Коля, походя и не заметит даже. Однако пора было переходить к практическим занятиям. Ополченец подобрал фонарик и протянул коллеге по несчастью противогаз.

— Одевать умеешь, Анжела?— заботливо поинтересовался горняк. И Анхела вспомнила! Да. Она умеет. Её же учили на практике, в юности в этом, как его? Донецке! На занятии по технике безопасности, перед тем как показывать производство. Конечно же! Такой же противогаз! Ну, да! Главное размер, как в туфлях. Чтоб не болтался на лице и не пропускал ядовитую вонь и газы! — с удовольствием вспомнила Доротея. Спасителю обязательно надо было хоть чем то помогать в благодарность и чисто по-людски. "Я ж всё-таки не перышко, а он волокёт, защищает, одевает, согревает. Интересно, а если бы мне довелось, как ему — встретить не знакомую тётку в этих условиях? Я бы так как он смогла? Не задумываясь подставиться, чтоб вытащить из беды",— И Анхеле ответ на собственный вопрос очень не понравился. Мало того, она устыдилась, еврорешения выпестованного годами еврожизни в достатке и уюте. Мерхель почувствовала себя виноватой впервые за столько лет сытого существования и виновато опустила голову, не смея даже в кромешной темноте глянуть дяде Коле в лицо...

Пока, Анхелине Доротее Мерхель события не давали возможности оценить происходящее. Ситуация изменялась с неимоверной скоростью. И с каждым действием уровень опасности и неизвестности повышался на порядок. Если в начале кошмара перемещения бурдесканцлерше угрожал холод, невидимый и далекий пулемёт и снайпер, то теперь противник подобрался к Мерхель и дяде Коле на дистанцию броска гранаты. Реагировать следовало быстро, неожиданно для преследователей и безошибочно. Без дяди Коли у канцлера великой Хррмании не было ни единого даже малюсенького шанса. Без объяснений понятно, что с укроповской стороны, сперва будут стрелять, а потом интересоваться в кого попали; гражданством жертвы, её положением в обществе, национальностью, государственной должностью и прочими пустыми и несущественными для скоротечного ночного боестолкновения личными деталями окружения организма, движущегося по другую сторону прицельного приспособления бойца вооруженных сил Украины. Исходя из ситуации, Доротея инстинктивно взяла сторону шахтера. Хотя, где-то внутри, кто-то властный и чванливый, брезгливо требовал использовать человечность сепаратиста, при первой возможности сбежать в евростандарты и кинуть горняка сразу, как только удастся добраться до материка или острова цивилизации, демократии и толерантности в этом первобытности хаосе раздутой, созданной и пестуемой "из-за бугра" Европой и федеральной резервной системой США — войны.

Дядя Коля соображал совершенно по-другому. Ополченец ни на секунду не поставил под сомнение то, что можно было как-то по иному отреагировать на появление незнакомки, не вытащить из-под обстрела, дать замерзнуть промозглой ночью босой хоть и чужой и чуждой бабе в бездушных и холодных синтетических тряпках от лагерфельдов на улице; бросить женщину на произвол незалежных, перепуганных и потому жестоких самостийников с автоматами, пулеметами, гранатами и натовскими дальнобойными тепловизорами на ночных прицелах. Вопрос "надо ли?", отсутствовал по самой славянской природе бойца. Дядю Колю волновало лишь "как?". И приходится собрать вместе кучу деталей. Спроектировать будущий бросок, поддев и отброс люка, очередь пролаза внутрь колодца, обеспечить безопасность и выиграть фору во времени, чтоб не успели наглые нацики домчать до люка; спуститься по арматурной лестнице; и изрешетить очередями и подствольниками обоих беззащитных беглецов в узкой директриссе канализационной трубы, хоть бы до следующего её поворота. Там не промажешь, даже если целиться не будешь. За углом и спрятаться можно. и передохнуть и отбиться, и задержать ушлёпков. Но есть ли там поворот впереди под землёй, шахтер знать не мог, а времени на доразведку нет. Надо предусмотреть и самый худший вариант, когда труба тянется ровнёхонько под улицей на кольцо с блокпостом или незаметно выходит где-то во дворах или в ливнёвке у бордюра. Свои ведь тоже могут впердючить от всей своей не выспавшейся души, а потом поитересоваться, мол кто там шёл, до того как мы вмазали? Связь, бл, бы! Так нема! Говорил командир: "Возьми рацию Коля!" — нет же — я уперся, проскочу, проскочу, кому я нужен? Кто ж знал-то. От 'кумы' и пришли по мою и её души. Наглые, паскуды, знают, что наши в ответку зря стрелять не будут. Ревизию снаряжения, вооружения и боеприпасов дядя Коля провёл быстро. Считать было нечего.

'Что тут у меня есть? Ага: две лимонки и эргэдэшка*. На вас вся надежда. Где-то тут валялся старый картон от коробки? Вот он. Кусок монтировки, пригодится крышку люка поддевать. Ну, всё пора посидеть на дорожку и броском вперёд' — но, вначале

Пришлось повторить 'Анжеле' порядок действий.

— Значит, я бегу первый, ты — за мной. Тулуп скинешь у забора, откуда побежим. Руки я тебе замотал, но кончики пальцев оставил, чтоб могла в трубе маску противогаза надеть. Я к вони-то привычный, а если тебя заколбасит — проблема. Поэтому — увидела, что я упал — падай рядом и одевай противогаз на голову. Пока люк буду поддевать, да откидывать — чтоб успела. Крышка в сторону — толкну рукой и ногами вперёд-вниз пошла — там поручни. Фонарик на шее — включишь, только как спустишься с головой в колодец. Поняла?

— Яа, яа — поньяла, — сосредоточенно закивала Мерхель головой в двух платках.

— Ага, и не вздумай орать или говорить громко — нас и так засекут, а по голосу вдарят в темноте из всего, что есть на авось — вдруг повезёт.

— Кккудда вдарят? В какой 'афось'? Это пушька? — попросила не к месту разъяснить незнакомое слово фрау, блеснув военной эрудицией в слове 'пушка'.

— Нууу, на дурняк, в слепую, на слух, — объяснил и ещё больше запутал Доротэю дядя Коля. — Ты не замарачивайся и не обращай внимания на стрельбу. Чтобы не случилось — делай по плану. Подбежала, упала, одела маску, нащупала скобы лестницы, спустилась по макушку, включила фонарик, спустилась вниз и вправо в трубу жопой вперёд! Затем, ждёшь меня. Спускаюсь и поворачиваюсь к тебе спиной! Верёвку, что у тебя привязана к поясу, я примкну карабином к плечевым ремням. Далее — оба стали на карачки и поползли 'раком' — дай бог ноги. Учти Анжела, если наша ловушка не сработает — осколки от гранаты и пули сперва в твою задницу полетят, поэтому скорость — наша жизнь. Уразумела? — Мерхель всосала инструктаж и соображать стала гораздо быстрее. Даже вопрос задала жизненный.

— А почьему ти первый, Антифриц? Почьему пули лететь первой в моя попа, а не в твоя задница? Я есть — вумень, шенщина, фрау, мадам — мне надо есть быть авангард и форверц? — дядя Коля разнёс политесную вежливость и логику Анхелины без реверансов.

— А потому, немецкая твоя башка в украинских платках, что нам пилить пятьсот метров по узкой трубе, где не развернёшься, на четырёх костях! А ты давно, хотя бы пробегала столько? А? А раком скакать — оно тяжелее в сто раз без привычки. Так что, сдохнешь ты, германская твоя душа, на первых пятидесяти метрах. И придётся мне тебя тащить до финиша, как вагонетку без лошади — на лямке. Усекла, млять или нет, кто и почему первый поползёт по гавну?

— О майнэ годт! Гут. Зэр гут. Снова в шайсэ! — всплеснула руками и сокрушённо согласилась будущая 'покорительница донецкой канализации'.

— Вот и славно. Повтори всё сама. — Немка повторила с жутким акцентом, но правильно и по порядку.

— Молодец, ты хоть и дикая, но аккуратная. Хвалю. Прям, как моя Алёна — упокой господи её душу, — перекрестился дядя Коля. — В этих платках, со спины — ну, вылитая Алёна Васильевна! — вдохнул и выдохнул шахтёр. Ну, что? Пошли Берлин, нашу канализацию брать? Готова? Анжел?

— Есть орднунг. Котова. Форверц, Дядья Колья, — впервые выговорила имя ополченца 'правильная немка'.

— Ну, с богом. Молчи. — Прислушивался шахтёр не долго. А вот крышку подвала открывал медленно. Старался не шуметь. До калитки добрались без происшествий. Ополченец тянул тётку Мерхель по памяти, не давая упасть или споткнуться. У столбов забора остановились.

— Вон колодец, — показал рукой в темень и прошептал в ухо боец. Чтоб хоть направление запомнила, — Туда бежать. Кивни, если поняла? — Анхела тряхнула головой, щурясь и присматриваясь. В двадцати метрах, за тропинкой и обочиной, на дороге смутно виднелась темная полоса, толи ямки, толи бугорка на выщербленном войной асфальте.

— УУУху. — как сова ухнула ггеррманка — междометия понятны во всём мире и без перевода.

— Тулуп, — коротко напомнил о верхней одёжке дончанин. Мерхель с неохотой сбросила тулуп за спину и зябко 'поёжилась', без тулупа казалось, что одежды на ней совсем нет. — Ппригнись и за мной! — заикнулся от волнения и шепотнул дядя Коля. Взял спутницу за руку и, припадая к земле, быстрыми шагами, как ему показалось — помчал к тёмной полоске лючка на дороге. Топот обрезанных валенок позади шахтёра, не уступал ночному топоту бегемота в саванне, что бежит от стаи львов к спасительному болоту.

' Что ж ты так шумишь то, Европа! Это ж не телевизор!' — успел подумать дядя Коля, перед тем как выпустил руку Мерхель и медленно, и тихо опустился с локтей и колен на землю, как учили военные, у чугунной крышки. Доротэя завалилась с шумом и хеканьем. Перебежка не осталась не замеченной, спорадически, совсем рядом, хлестнули короткие очереди. Замерцали звездочками, вспышки на концах пламегасителей не менее как пяти-шести автоматов. Рядом с дядей Колей возилась Мерхель — с трудом натягивая холодную и плохо растягивающуюся резину маски на голову.

'Калаши, это хорошо. Значит, пулемёта нет', — не терял мужества шахтёр, поддевая более чем трёхпудовую крышку, засыпанную кусками выкрошенного асфальта, заготовленным в подвале обрезком арматуры. В ответ в близких развалинах заорали на расстоянии не более пятидесяти — семидесяти метров.

— Он воны, Мыкола — кажи шоб нашии не стрилялы! Або выщэ цилься! Бигом хлопци! Визьмэмо цыйих сыпив* у полон! — кто-то нажал на спуск и над беглецами ударила автоматная очередь в полмагазина длинной.

'Прижимают, суки, — грамотно сообразил шахтёр, — Не дают подняться. Думают, мы бегом побежим по трассе. А хер вам — не белая булочка?!', — тут же из соседских домов ударила вторая очередь. Стрелок метил выше, прижимал к земле. В темноте послышался топот перебежек загонщиков. Но дед сдвинул тяжёлую крышку. Теперь можно было не таиться. Из колодца ударил поганый и гнилой запашок доброго, старого, сельского туалета.

— Анжела — пошла, пошла, пошла. — Привычный к работе под-землёй, лёжа, ополченец ухватил огромной пятернёй Доротэю за руку; второй кистью, как совковой лопатой сграбастал женщину ниже поясницы. Перетащил и опустил ногами вниз в черную и вонючую пустоту колодца. — Хватайся и вниз. Шевелись. Мля, — буквально вложил руку женщины на гнутый, ржавый и перфорированный поручень лестницы. Пули ударили впереди и позади лежащего посреди дороги бойца. Их обоих уверенно и не торопясь брали в огневой мешок 'хохлокиборги'. Канцлер Хермании не подвела дончанина. Как только платки Анхелины скрылись под обрезом люка — вспыхнул фонарик. Теперь настала очередь дяди Коли нырять в колодец. Но ему надо было чуть сдвинуть крышку проёма, чтоб край свешивался над горловиной вертикального бетонного жёлоба. А потом, самое тяжёлое. Вытянуть кольцо с чекой из 'Феньки', и положить Ф-1 под крышку, так, чтоб скоба оказалась уверенно прижата к земле телом гранаты и опущенными сверху более чем полусотней килограмм чугуна. Возня у лючка взбудоражила преследователей, особенно, когда фигура дяди Коли 'ушла' под землю. Раздражённые, невыспавшиеся и обозлённые окопной судьбой военные хотели мести, победы и реального результата, после стольких бесславных 'котлов', бегства и сдачи в плен. Поэтому незалежная пехота, почуяв, что добыча, за которую могли дать отпуск на побывку, премию и просто повод нажраться, чтоб забыть этот ад, — ускользает, поднялись во весь рост и устремились к колодцу не прячась за преградами. В ответ, дядя Коля расчетливо высунул автомат над лючком и повел стволом в сторону, откуда нёсся топот, мат и лязгание. Не пожалел магазин. Вся тридцатка патронов широким веером ушла в сторону тех, кто пытался достать Мерхель и шахтёра живьём. Кубарем полетели на землю бравые вояки. Очередь в упор, оно не очень радостное событие для наступающих. Даже не прицельная, как вышло у 'Антифриза'. А разброс у такой волны пуль — как бог положит. Жуткий в траекториях неизвестности. Что и надо было шахтёру. Боец не собирался воевать, силы слишком не равны. 'Колорад' желал просто задержать погоню. Паузы вполне хватило, чтоб обернуть вторую лимонку захваченным из подвала картоном в три слоя, вытащить кольцо и сунуть гранату между верхней скобой лестницы и бетоном стенки жёлоба. Осторожно отвести руки. ЭрГэДэшку — наружу — укропам на закусь. И не ожидая взрыва — вниз. Доротэю на ремень. Бронежилет тётке на жопу, чтоб свисал. И коротко и страшно гаркнуть — 'Бежииим!'.

Одна надежда, что у самостийников наступательные гранаты под рукой, а то ведь можно на сто пятьдесят метров и не успеть на карачках-то промчаться, да ещё с прицепом за спиной! Взрыв наступательной гранаты, брошенной шахтёром не глядя наружу — шарахнул, когда Доротэя и дончанин спуртом 'проскакали' на коленках и кистях рук первые пятнадцать метров по полугрязи устлавшего русло канализации — дерьма и нечистот. На двадцатом метре неистовой скачки украинские военные сообразили, что повтора из автомата или гранаты не будет. А беглецы сплюхнулись в канализации и тикают от них — что есть сил. Значит боятся. И гнаться за 'москалямы' можно беспрепятственно, но с умом. Сначала гранатку в люк, как американские инструктора на Яворском полигоне учат, потом шмальнуть очередями, и лишь после этого лезть за трофеями на обыск трупов, за документами, баблом, золотыми цепками, кольцами, оружием...да мало ли что ценного 'ватник' на себе таскает... От только не знали бравые участники АТО*, шо дядя Коля на досуге увлекался шахматами, имел звание кандидата в мастера и любил решать кроссворды в свободное и отдыхающее время. И соответственно ходы и действия привык продумывать заранее. Поэтому и в шахте не завалило, и до пенсии дожил и дома всё путём було... Пока вы не припёрлись сепаратизм вычищать. Так шо не обессудьте. Эндшпиль Николаю Коленовичу Кулакову всегда особенно удавался. Недооценили хлопци смекалку шахтёра и накопленный опыт в обращении с оружейными инструментами.

Граната стандартно полетела в колодец, когда ополченец и задыхающаяся канцлер всея Херрмании отгаллопировали по нечистотам трубы почти пятьдесят пять метров. Замедлитель наступательной 'хлопушки' дал беглецам ещё, почти пять метров форы. А дальше шарахнуло по-взрослому. С шелестом осколков по стали, тупыми ударами в бронежилет на излёте, шлепкам по галошам на валенках Ангелины Доротеи Мерхель. И добротным пинком взрывной волны в уши и по жопам в ограниченном до упора пространстве горизонтального жёлоба. Мерхель от неожиданности ткнулась лицом и боднула носом и лбом худую задницу шахтёра, упав затем грудью в смердящую жижу. Дядя Коля от толчка ускорился, понимая, что сейчас шарахнет ещё сильнее. И буквально поволок за собой женщину, как первые шахтёры тащили подземный взяток на гора по узким забоям донбасских шахт. От подрыва внутри колодца наступательной трёхсотграммовой укрогранаты — крышку люка чуть тряхнуло. Но не приподняло и не сдвинуло. А вот лимонку замотанную ополченцем в плотную бумагу вырвало из захвата арматурной ступеньки лестницы и развернуло картон. Фенька ударилась о закраину обреза люка и скоба с хлопком отскочила. Тяжёлая оборонительная граната полетела вниз колодца, сжигая в запале трехсекундный замедлитель. Вот этой своей гранаты и боялся больше всего, драпая по канализации от укров, дядя Коля. И не зря. Лимонка упала на дно, отпрыгнула и только после этого — оглушительно рванула. Шесть солдат ВСУ*, к этому времени добежали до окультуренной бетоном дырки в земле. После разрыва собственной гранаты, никто из тяжело дышащих пехотинцев и не подумал, что что-то может после этого им угрожать. Каждому захотелось первому увидеть результат беготни, стрельбы и метания. Сержант, что по праву старшего и первого бросил в подземелье гранату, подошёл ближе всех и отвернув лицо — влепил в колодец не менее десяти пуль — трижды подряд. Рассудил, шо теперь, там внизу, точно — всем шахтёрам, учителям и таксистам-сепарам наступил кирдык. Нагнулся глянуть, тут и лупанула от души, первая лимонка. Руку сержанта, переломало взрывной волной вместе с автоматом и посекло осколками. Мощная взрывная волна оборонительной ручной бомбочки, вырвавшись из бетонного цилиндра вверх, оглушила стоящих вокруг пятерых загонщиков и упруго толкнула плотным воздухом, обдав при этом неимоверной вонью. От сильного подрыва снизу крышку люка, что лишь крылышком нависала над лестницей — подбросило вверх и перевернуло. Вторая 'повелительница замкнутых пространств' хлопнула, отшвырнула на свободу ограничительную скобу, и откатилась в сторонку перед подрывом, шипя замедлителем, как кобра перед броском на жертву. Укробойцы заметил опасность, но вот времени им хватило только на то, чтоб упасть, или сделать пару-тройку шагов назад, кто успел. Вторая 'фенька' положила преследователей ополченца и канцлерши вокруг колодца, добив и того, кто стрелял в люк из автомата. Вокруг воронки наступила тишина, прерываемая только падающими кусками асфальта и шевелением тел в судорогах и диких стонах.