Восхождение

Приказав ему заткнуться, я подошел к отметке старта. Отделение, выстроившееся у входа на трассу, выглядело неплохо. Народ волновался — но особенного мандража заметно не было. Выглядеть слабаком никому не хотелось.

Колоритная компания — Русь в миниатюре. Киевлянин Олег Совенко с пулеметом, швейцарец Йозеф Дайс со снайперкой, Драган Раджич из села с Дунайской границы, вместе со своими закадычными приятелями Мико Лайненом (какой-то из северо-западных кантонов), Иваном Ивановым (Волынь) и Лехой Стацким (Таврида) вооруженные автоматами с подствольниками, я и Эрик Ларсен (Норвегия) с "ушкуями", и, наконец, два брата откуда-то из Сибири — Федор и Марк, несущие в нагрузку к автоматам пусковую установку.

Десять человек. Воинский отряд, должный действовать вместе, как единое целое, служа шестеренкой в огромном механизме армии.

— И последнее. Зачет будет по крайнему. Время пошло, — Ульман многозначительно постучал по часам.

— Не бежать! — пришлось напомнить товарищам, что здесь не марафон. Здесь вполне себе реальное испытание, в течение которого надо сохранять максимальное количество сил.

— Времени в обрез, Сегой, — Раджич, пытающийся подстроиться под мой быстрый шаг, едва ли не подпрыгивал. — Не рванем — опоздаем.

— Рванем — сдохнем посередине пути. Причем, вполне возможно, сдохнем в буквальном смысле.

На этот аргумент ответа ни у южанина, ни у кого-либо еще не нашлось. Разве что непривычно нервный Лайнен постоянно смотрел на часы.

Первое серьезное препятствие нам встретилось километра через полтора. До этого основной проблемой была раскисшая от недавнего дождя грунтовка с изредка попадающимися острыми камнями. Так что к моменту встречи с пулеметной точкой все отделение было вымазано с ног до головы в грязи и тихо проклинало момент попадания в эту задницу.

Шедший в голове группы Иванов, всегда чувствующий неприятности пятой точкой остановился за миг до того, как дневную жару разорвал грохот пулеметной очереди.

Я даже не успел ничего понять — тело само рухнуло на землю, смещаясь к хлюпающей жидкой грязью обочине. Все поступили аналогично — только Стацкий замер истуканом, глупо хлопая глазами и явно не осознавая, что происходит.

Рывком сократив между нами расстояние, я успел свалить его на землю лишь на секунду быстрее второй огненной трассы, выбившей из вала, охватывающего дорогу в этом месте, цепочку фонтанчиков.

— Моррранские шлюхи, — выругался Ларсен. — Там что, вообще нет холостых?

Сомнительно. Все же гробить нас тут в полном составе командование вряд ли собирается. Так что боевыми снаряжено от силы половина огневых точек — но кто ж это может сказать наверняка?

— Что делать будем? — меланхолично поинтересовался Федор.

— Валить эту хрень. Давайте сюда со своей установкой.

Конечно, неизвестно, что нас ждет впереди. И ракет у нас количество ограниченное. Но это не значит, что нужно их экономить. Меньше проваландаемся сейчас — будет больше время на анализ ситуации в будущем.

Братья, сноровисто установив "Булаву", выжидательно посмотрели на меня.

— Счас подсвечу, — аккуратно высунув "ушкуй" в сторону все не унимающегося пулемета, я врубил дальномер.

В ушах пикнуло — ушли данные на установку.

Марк вскинул кулак, подтверждая прием. Я кивнул.

В боевых условиях действия термобарического боеприпаса "Булавы" мы еще не наблюдали — только на полигоне. Но здесь оно получилось не менее эффектно — и эффективно тоже. Вспухшее огненное облако и поднявшаяся в воздух земля на мгновение скрыли пулемет из виду. А когда дым слегка рассеялся, стало понятно, что путь свободен — на месте дота дымились жалкие остатки былого "великолепия".

— Пошли, — раз уж взял на себя роль лидера, то таковым мне и оставаться до конца трассы.

Как ни странно, дальше было проще — кроме отдельных отвратительных мест с колючей проволокой и глубокими ямами, огнестрельных подарков не было еще километров семь. Мы даже стали обгонять график — не намного, минут на пятнадцать-двадцать, но все же...

Я уже начал думать, что кроме инженерных препятствий нам больше ничего не встретится, когда все наше отделение выскочило на большую поляну. И на эту же поляну выходило еще три трассы.

— Забавно, — пробормотал Стацкий. — Пятая точка чувствует подвох...

— Кто-нибудь видит что-нибудь необычное?

— Обычная полянка, — Ларсен пожал плечами. — Чего тут необычного. Давайте двигать уже, чего стоять...

Неуверенно оглядываясь и всматриваясь в стоящие необычно густо деревья, мы гуськом двинули вперед. И обнаружили тот самый подвох.

Хлопок миномета не узнать было сложно — все же батальонных учений на нашу долю хватало.

— Мммаать вашшуу, — Иванов рухнул на землю практически мгновенно. Еще долей секунды спустя к нему присоединились остальные.

Минометы? Что за хрень — так ведь и убить можно...

Рвущиеся с флангов и за спиной снаряды страшными взрывами не давали думать, и отшибали всякую способность к соображению... И медленно приближались к нашей позиции.

"Один хрен, в армию пошел, чтобы сдохнуть... Так не все ли равно где и когда?" — и с этой мыслью я бросился вперед.

— Свяяяааааттт! — кроме нашего вопля дружинников Святослава ничего другого в голову мне не пришло.

— Аааааааа, — Совенко подхватился следом.

Еще никогда до этого момента я не бегал с такой скоростью. И с такой яростью и гневом. Гневом на командиров, бросивших недообученных солдат на "огневой пробег" против минометов и пулеметов даже без сержантов. С гневом на свою жизнь, на вечные неудачи на любовном фронте и серость будней. С гневом на себя.

"Лес", в который вбежали мы с Совенко, оказался искусной декорацией, скрывающей большое бетонное укрепление — эдакую крепость в миниатюре. И два обезумевших придурка едва не ломанулись ее штурмовать.

На наше счастье, братья-сибиряки оказались гораздо умнее. И уже подготовили ракетную установку. Но даже их расторопность нам бы не помогла, не появись на выходе с параллельной дороги наши коллеги...

К этому моменту мы с Совенко уже залегли в чем-то, весьма и весьма отдаленно напоминающем канаву. Очень неглубокую и совсем даже неширокую. Я выцеливал — ну, как выцеливал, пытался — узкую щель, выбрасывающую языки пламени из черноты. Судя по всему, это был "Трубач" — пулемет чуть ли не времен Великой войны... И с какого склада вытаскивают такое старье?

Над головой с шипением пронеслась ракета, расцветшая огненным цветком на стене укрепления. Но, как ни странно, пулемет даже не споткнулся, продолжая выплевывать килограммы свинца над нашими головами.

Вторая ракета, ушедшая полминуты спустя, тоже не помогла — и уже начинало казаться, что "контролируемый бой" превратился в "неуправляемую хрень". Я с надеждой ждал третьей ракеты, с ужасом вслушиваясь в грохот минометных разрывов, подошедших уже практически вплотную, и все никак не мог дождаться желанного звука.

А потом в стену — и за нее — угодило три ракеты одновременно, вызвав паузу в минометном обстреле. Еще не совсем понимая, что происходит, и откуда взялось столько "подарков" сразу, я, тем не менее, все же захватил пулеметное гнездо в прицел на достаточный срок, чтобы уверенно в него попасть.

"Ушкуй" глухо ухнул, посылая гранату. Судя по реакции "Трубача" — он чихнул и замолк — снаряд попал туда, куда и требовалось. Однако, решив перестраховаться, я выстрелил в дымящийся пролом еще пару раз.

— Сегой, ты чего в герои рванул? Жить надоело? — Марк покрутил пальцем у виска.

Вообще-то ответ на этот вопрос был утвердительный. Но признание означало встречу с "психологической комиссией" — пережитком времен Кораджича, когда "неуравновешенных" офицеров вышвыривали из армии, чтобы они не могли протестовать против "передовых реформ передового правительства", ага.

До сих пор не знаю, почему Стальной никак не отменит эту хрень, перевешав ее предводителей. Могу только предположить, что он ей пользуется точно для того же самого что и Кораджич — только с обратным знаком. Ошибка, на мой взгляд.

Ибо деятели оттуда, притихнув после процесса над "серым", вполне могли бы, прикрывшись бумажками и нацепив бюрократические сковородки на задницы, устроить еще немало гадостей нормальным армейцам.

В любом случае, ссориться с ними мне было не с руки.

— Рванул, чтобы пулемет на себя отвлечь и дать вам время развернуться, — оправдание своему идиотскому поступку нашлось быстро.

— Ааааа, — протянул сибиряк, медленно кивнув. Но по глазам было видно, что до конца он мне не поверил.

— Спасибо парни, вы вовремя, — следовало поблагодарить так кстати появившихся сослуживцев, вытащивших наше отделение из глубокой... ну, скажем, ямы.

— Без проблем Сегой, — невысокий, но очень широкий в плечах Селянин, всегда бывший в своем отделении неформальным лидером, протянул руку для пожатия. — Сегодня мы вас, завтра вы нас... Еще рассчитаемся.

— А то. Ладно, время не ждет, парни, поднажали.

И, уже выходя на трассу, я вдруг подумал о третьем отделении. Где они? Неужто так сильно отстали?

Оставшуюся часть трассы мы преодолели без особых проблем — только на последнем километре нас ждало два пулемета, прикрывающих натянутую вплотную к земле колючую проволоку. И где-то сбоку постоянно вставали фонтаны разрывов — имитация беспокящего артиллерийского огня. Но они поднимались гораздо левее нашей позиции, а потому особенно нас не беспокоили.

С первым пулеметом справился наш швейцарец, всадивший несколько пуль в управляющие приводы, замаскированные в теле одетого в старую форму манекена. Второй достался Ларсену, потратившему на очередной минидот целый магазин термобарических гранат...

Финишную черту мы пересекли как-то даже буднично, вновь соединившись на последнем отрезке с отделением Селянина. Увидевший нас Белов заметно расслабился, а вот с лица Ульмана мрачное выражение так и не сошло.

Чуть позже нам стало известно почему.

Третьему отделению, о чьей судьбе я вспоминал после "крепости", очень неприятно досталось. Два трупа и четыре раненых. Причем все эти потери — результат столкновения с первым же пулеметом. Рвущиеся вперед парни среагировали на пристрелочную очередь слишком медленно — и вторая, пошедшая на уровне груди, очень удачно (хотя, скорее, неудачно) зацепила сразу двоих. "Жижа" их спасла от проникающего ранения — все же изделия в дотах стояли старенькие, со старенькими же пулями, — но от последствий уберечь не смогла. Результат — сломанные ребра и внутренние кровотечения.

Самым хреновым в той ситуации было то, что оба пострадавших как раз и отвечали за ракетную установку. А без нее "утихомиривание" пулемета превращалось в нетривиальную задачу. Справляясь с которой получили ранения еще четверо. И пусть ранения не смертельные (и еще раз скажем "жиже" спасибо), но достаточно тяжелые...

Самым обидным, наверное, стало то, что даже здесь у них еще оставались неплохие шансы — но охреневшие от такого начала ребята слишком поздно сообразили вызвать помощь.

К моменту прибытия медиков для "ракетчиков" все уже закончилось.

"Огневой пробег", собравший такой урожай в нашем взводе, пощадил остальные. Единственно, еще несколько человек получили ранения — но тяжелых среди них не оказалось, а все остальное было детской игрой в сравнении с кошмаром, выпавшими на долю третьего отделения. Нам, трясущимся на "лайбе" обратно к базе, счастьем виделось просто дышать. Нам всем — даже мне.

— Их, наверное, теперь в линейные отправят, — Стацкий, до сих пор не верящий в смерть одного из приятелей, постоянно прикладывался к фляжке, вызывая подозрения относительно ее содержимого.

— Не отправят, — Белов, молчавший с самого финиша, отрицательно мотнул головой и начал говорить в своем любимом стиле, короткими рублеными фразами. — Они своих не бросили. До самого конца. Сражались и бились. Так, как должны штурмовики. Потеряли боевых товарищей. Они теперь настоящие солдаты.

— Но ведь парни из третьего не закончили трассу? — Стацкий удивленно посмотрел на сержанта.

— Да, не закончили. Не побоялись вызвать помощь, чтобы спасти товарищей. Фактически — знали, что их могут отправить в линейные части. И сознательно на это шли. Значит — достойны, ведь так? — предположение Федора вызвало согласный шум.

— Так, — согласился взводный. — Ульман их не отдаст.

А я, пряча за забралом глаза, в этот момент почему-то думал о том, что это только первые наши потери. Но не последние — совсем не последние...

Интерлюдия 3.

— Господин, прибыл генерал Ляо, — человек в просторном одеянии склонил голову, ожидая решения начальства.

После императора, великого и безраздельного властителя Земель Хань, раскинувшихся на тысячи и тысячи ли, маленький невзрачный мужчина, сидящий в кресле перед замершим чиновником был самым могущественным человеком в государстве — и одним из самых могущественных людей на планете.

Как ни странно, сам он к народности хань или там к манчжурам не принадлежал — Ходзе Ватанабе происходил из отдаленных провинций империи, из тех, что лежали на островах к востоку от континента, покоренных много столетий назад основателем династии Юань.

Будучи по происхождению почти никем, Ходзе, тем не менее, сумел пробиться на самый верх. Безжалостный, отточенный ум, блестящая интуиция, храбрость и жестокость, полное отсутствие каких-либо моральных запретов — он создал себя сам, с детства взращивая в себе нужные качества.

И сегодня именно ему было нужно решить один из важнейших вопросов в истории государства, насчитывающей не одну тысячу лет. Вопросов войны и мира, жизни и смерти.

— Пусть войдет, — тихий голос Ватанабе пугал его слугу до дрожи. Ибо он слишком хорошо знал, что бывает с подводящими Великого Хранителя людьми.

— Да, мой господин.

Широким шагом вошедший в кабинет генерал был крупным, коротко стриженым мужчиной. Ляо считался одним из лучших полководцев Хань, сродни тем, что громили когда-то войска индусов. И он был одним из немногих, кто не боялся Ватанабе — просто потому, что не боялся вообще никого. Ляо являлся одним из тех людей, которые теряют страх уже после первого раза на грани. А поднявшийся — как и сам Хранитель — из самых низов генерал по лезвию ножа ходил неоднократно. Только, в отличие от большинства потерявших страх, он не потерял разум. Скорее даже наоборот, приобрел некое к нему приложение, ожесточенное и холодное, позволяющее со спокойным сердцем отправлять на смерть тысячи и десятки тысяч человек, если это казалось необходимым.

— Мое почтение, Хранитель, — Ляо коротко кивнул, словно не признавал превосходства Ватанабе. Что ж, он был одним из немногих могущих себе это позволить.

— Добрый день, генерал. Как вы добрались? — сегодня Ходзе был сама учтивость.

— Быстро и с комфортом. Проехался по новой скоростной линии.

— Да? — Ходзе изобразил на лице интерес. — И как она вам?

— Я же говорю — быстро и с комфортом.

— Замечательно. Генерал, давайте присядем вот сюда, — уголок с диванами являл собой явный контраст с аскетичным убранством рабочей области кабинета.