Свинцом и фосфором. Сердце Зверя

— А как тогда покинуть здание при пожаре?!

— Пожарный выход есть, но он устроен аналогично главному и находится внутри здания, с той разницей, что в нем бронедвери всегда закрыты. То есть, проникнуть на любой этаж иначе, как через бронедверь, основную или пожарную, нельзя. Эвакуация при помощи дирижабля невозможна в принципе, и передача внутрь припасов будет тоже очень большой проблемой, мы не сможем просто спустить им ящики на веревке. Нужны емкости, имеющие не более двенадцати сантиметров ширины...

— Или гранатомет.

— Если мы пробьем стену 'тюряжки', она перестанет быть безопасной, — сказал Масловски. — За этих не знаю, а порча в определенных обстоятельствах может залезть по стене. Пока порчи нет, но...

— Мы можем пробить стену на втором этаже, жители втащат припасы и уйдут на третий этаж, покинув второй.

— Хм, выход. В общем, как бы там ни было, нужна разведка. Завтра я попытаюсь разведать, что в храме, и надо бы посадить стрелков в григошевку, что мы вывели.

— Теперь ее надо будет зачистить снизу доверху, — вздохнул я. — Если б мы раньше додумались — можно было бы оставить там группу бойцов и закрыться наглухо. А теперь туда неизвестно сколько набежало дряни.

Масловски ухмыльнулся:

— Мы установили растяжки и ловушки. Если они нетронуты — внутрь никто не лез. Только нам понадобится группа армейских стрелков, потому что у меня и так людей в обрез.

— Не проблема, — заверил я, — я договорюсь с Аверовым. Да, а еще бы нам не помешало холодное оружие.

— В городе есть и обычный музей, там его тоже хватает, — сказал 'местный'.

— Попытаемся заглянуть по возможности. Значит, так. Утром берем григошевку, после грузим на борт немного воды, провизии и медикаментов и летим на разведку. Груз — чтобы нам было что дать наиболее нуждающимся. По возвращении будем думать дальше.

— Принято. Теперь договаривайтесь с Аверовым.

— Приступаю, — кивнул я и вышел.

Чуть отойдя от импровизированного штаба, я поймал джип, везущий ящики, и на нем доехал до штаба Аверова. Самого генерала я застал, как и в прошлый раз, в окружении офицеров и над картой.

— С чем пожаловали, Александер?

— С хорошей новостью. Значит, смотрите. Вот григошевка, вот мост. Снайпер, сидящий на последнем этаже, будет иметь отличный обзор на пару километров вокруг, в том числе вот сюда, сюда и сюда, вглубь города. Пулеметчик, сидящий на третьем или четвертом, будет легко простреливать все подходы к западному мосту, кроме тех, что идут по набережной и дворами, но там вы и сами простреливаете неплохо. При этом гарнизон григошевки будет практически неприступен, потому что предварительно заложенные мины и растяжки в дополнение к куче бронедверей сделают приступ малореальным, это еще при условии, что нелюди смогут как-то вскрыть бронедвери, что видится мне невозможным, тут бы и одержимый не вскрыл. Мы собираемся завтра снова вернуться к григошевке по-тихому и высадить туда отделение, а лучше целый взвод, снайперов и пулеметчиков, с достаточным количеством припасов и патронов. Собственно, от вас и требуются эти самые снайпера и пулеметчики.

— Угу, мне бы кто их дал, — вздохнул Аверов. — У меня каждый человек на счету и это буквально, а не фигура речи.

— Опорный пункт в григошевке дает огромные преимущества. Во-первых, разведка. Вы узнаете о подбирающихся к мосту полчищах намного раньше и сможете подготовиться. Во-вторых — огневая поддержка. Пулеметчики смогут стрелять по толпе нелюдей с очень короткой дистанции и нанесут громадный урон еще до начала прорыва. В-третьих, это зачистка. Снайпера смогут отстреливать тварей, попавших в поле зрения, круглые сутки, причем очень экономно, по патрону на труп. Как в тире. Снайперам понадобятся только запасные винтовки и много патронов. В итоге зараженные либо будут вынуждены вообще не высовывать носа наружу, либо нести постоянные потери. В-четвертых, информация о поведении врага. В-пятых — прикрытие операций возле здания. То есть, вы сможете послать, например, пару танков, и если один заглохнет — не беда, стрелки отгонят врага, чтобы танкисты смогли взять заглохший танк на буксир. В-шестых — вы де-факто берете под контроль площадь в пару квадратных километров, о чем вашему командованию будет очень приятно слышать. Я считаю, что перемещение группы пулеметчиков и снайперов с западного моста в григошевку не только не ослабит оборону этого моста, но даже усилит.

Аверов состроил на лице задумчивую мину, но я уже понял: он согласится.

* * *

На ночлег мы устроились в небольшом двухэтажном доме у шоссе, где пехота обустроила опорный пункт, склад и пару пулеметных точек. Получилось довольно тесно, но в обиде не остался никто. Этим отделением в десять человек командовал совершенно зеленый лейтенант, почти мой ровесник, который должен был учиться еще полтора года, но в связи с чрезвычайным положением самых способных недоученных офицеров мобилизовали, дали им младшие офицерские звания и поставили во главе взводов и отделений на, по сути, сержантские должности.

Само собой, что лейтенант и его бойцы были очень рады, что прямо возле них, а верней, в одном здании, устраивает лагерь настолько компетентное подразделение, да еще и во главе с таким знаменитым командиром, как я, и теперь их уже не десять, а шестьдесят человек. О том, что утром мы преуспели там, где до нас были разбиты шесть рот, они, разумеется, знали, как и о спасении более чем сотни выживших.

О том, что половина штатских погибла, лейтенант тоже знал, но это никак не умалило нашу доблесть в его глазах: спасти сто человек это несоизмеримо лучше, чем не спасти никого, а в гибели людей, как ему казалось, вина спецназа, который и сам не преуспел, и с нами сумел налажать.

— Это ты, лейтенант, грешишь на стоящих парней, — сказал я ему. — Они делали, что могли и как могли, и многие проявили настоящий героизм. Один из них накрыл собой гранаты, например. Другой, когда его сбили с ног, не стал спасать себя, а ухватил за ногу урода, гнавшегося за женщиной.

Кстати, этот самый спецназовец, когда уже совсем стемнело, заявился к нам и вернул мой кацбальгер.

— Очень мне пригодился, — сказал он. — Я им еще троих укоротил... Признаться, чувствую себя если не идиотом, то глупцом.

— Чего так?

— Я всегда считал, что 'кишкодеры' с их огромными клинками-штыками — неимоверная глупость и ретроградство, а когда концерт 'ППТ' выпустил 'потрошитель' — даже шутил, что глупость заразна... А теперь сам себе удивляюсь, как это я не сумел понять, что у вас совсем другие враги и совсем другая война...

Попутно я узнал от него, что наша рукопашная атака у всех на слуху и уже обрастает совершенно невероятными деталями и подробностями. В частности, ходила байка о бойце С.И.О., который имел рост более двух метров и при помощи топора сдерживал натиск так долго, что в конце уже стоял на целой горе трупов.

— Слышишь, Тая, тебе тут прибавили где-то под сотню зарубленных нелюдей и полметра росту, — расхохотался я.

— С ростом ситуацию не исправить, — отозвалась она, — а вот топор я с собой прихватила, так что...

— Охренеть, — тихо пробормотал спецназовец, — так это еще и девушка...

— Степнячка она. У них там на медведя с топором ходить обычное дело.

— А в степи водятся медведи?

— Уже почти нет, сам угадай, почему.

В общем, устроились мы очень даже хорошо, в военном понимании слова. Лейтенант и его армейцы взяли на себя круглосуточное дежурство, так что утром мы все пойдем на операцию, хорошо отдохнув.

Уже засыпая, я внезапно подумал, что пулемет в неприступной григошевке — это круто, но мобильности ноль. Пулемет на танке — чуть более мобильно, но куда менее круто, высота танка три метра всего, это тебе не с четвертого этажа 'штопать'. Да и танк не везде пройдет, обзор плохой.

Но вот дирижабль, если установить на нем пулемет, стреляющий вниз — это все равно что ходячая григошевка.

...Правда, пулемет да на дирижабль — идея сама по себе душком отдает, и я знаю, что многим она понравится еще меньше, чем мне.

* * *

Операция прошла без сучка, без задоринки.

Рано утром мы выдвинулись к григошевке, добрались до нее без помех и обнаружили, что ловушки не потревожены. Взвод армейцев поспешно укрылся внутри и вскоре доложил, что они обосновались на самом последнем этаже и полностью его обыскали. Дело сделано, валим обратно.

На обратном пути нам попались двое зараженных, но спецназ положил их без шума. Кстати, еще одна идея: надо получить у Аверова оружие с глушителями. СТО обычно таким не пользуются, но в нашем случае оно может помочь.

Не обошлось и без неприятности: за сутки трупов стало намного меньше, чем было, и все оставшиеся — у моста. Чем дальше от моста — тем меньше тел, а за черной, обугленной воронкой, где принял смерть маг — вовсе ни одного тела.

— Ну и где трупы?! — вопрошал я. — Куда делись, а главное — зачем? Они не могли просто встать и уйти, там были настолько раскуроченные тела, что их ни один некромант бы не поднял! Одержимому они бесполезны! Куда и зачем? И как, если улица просматривается с танков на сто пятьдесят метров?

— Ну насчет 'как' и 'когда' — ночью легко это сделать, — ответил Ярыгин. — Приборы ночного видения на танках на большом расстоянии хорошо обнаруживают тепловые пятна, но если будет тело с температурой окружающей среды — поди разгляди.

— А с чего ты взял, что зараженные не излучают тепла?

— Ни с чего, просто предположение, как, в теории, можно украсть тела незаметно для наблюдателя в танке. Сами тела точно остыли — можно растаскивать, например, при помощи крюка на веревке. Кстати, если той девчонке температуру померять — будет ясно, какая она у зараженных.

Мы вернулись, еще раз связались по рации с григошевкой, получившей позывной 'Скала-1', и узнали, что снайперы уже открыли счет.

Так, еще один шаг к победе, еще один успех, и на этот раз он ничего нам не стоил. А теперь пора наведаться к дирижаблю.

Всем давно известно, что моряки — самые суеверные люди на свете и что любой пилот в десять раз суевернее любого моряка, но пилоты из команды Масловски оказались в этом плане особенными уникумами.

Это я понял с первого взгляда на них: у обоих на шее 'печатный шнурок' и аж по три печати из красного сургуча с белыми лентами на каждом. В дополнение к печати предварительного отпущения грехов и печати благословления — обычное дело почти у каждого летчика — один из них имел 'печать отказа', причем, судя по размерам, данную минимум епископом, о том, что летчик не несет греха за взлет в небо, если взлетел по чужому приказу. У второго — еще более редкая 'печать смирения', свидетельствующая, что летчик поднимается в небо не из гордыни, высокомерия или тщеславия, а исключительно по суровой необходимости. И у обоих — опознавательные знаки спецназа и военные головные уборы, но на форме нет ни погон, ни орденов.

Так что мне сразу стало понятно: бывают бои, в которых победить нельзя. Впрочем, не попытаться я тоже не мог.

Однако исход оказался в точности таким, какой я заранее предугадал. На мое предложение установить в гондоле пулемет, стреляющий вниз, последовал категорический отказ.

— Послушайте, господа, пулеметы и так ставятся на дирижабли, и ничего? Вы что, чем-то хуже?

Старший летчик, человек лет сорока с аскетическим лицом, возразил:

— Так то для обороны на земле. Но стрелять... с небес? Я в этом не участвую.

— Сиськи Альмалексии! Я же не в людей стрелять собираюсь, а в тварей гнусных, в Порчу потустороннюю! И то, исключительно ради спасения невинных душ!

Они оба покачали головой, и младший добавил:

— Не думаю, что на свете найдется священник, который даст разрешение на такое святотатство, а даже если и найдется... Пусть дает его кому-нибудь другому.

Признаться, хоть я и ожидал такого результата, это все равно вывело меня из себя.

— Охренеть какие праведники выискались! А что ж вас, богобоязненных таких, в спецназ-то понесло, а?! Просто между прочим, вы когда-нибудь смотрели, что у 'Писания' сзади на обложке написано?! Там третья же заповедь — 'Не убий', между прочим! И ничего, похрену? Священник отпустит, да? А вот чтоб с дирижабля пальнуть — ни-ни, даже в Порчу, хотя в заповедях такого запрета нет!

Походя мимо Масловски, я в сердцах бросил:

— Откуда вы вообще таких берете? Да еще и в спецназ?! Прямо хоть сам учись дирижаблем управлять...

Масловски в ответ философски пожал плечами:

— Это не решит вашу проблему. Если вы научитесь управлять дирижаблем — кто тогда будет стрелять из пулемета?

Я только вздохнул. Идея была обречена с самого начала, потому что если она показалась дикой даже мне, атеисту в душе, то что уж говорить за суеверных летчиков?

* * *

Вылет на разведку позволил мне оценить истинные масштабы катастрофы: город местами все еще охвачен догорающими пожарами, по улицам бродят сонмища нелюдей. Число погибших или обратившихся с легкостью зашкаливает за пятьсот тысяч, и если во всем городе осталось хоть пятьдесят тысяч выживших — то это уже удача. И то, их еще надо как-то спасти.

Григошевки полностью оправдали свое назначение и расчет их создателя: во всех до единой есть люди, хотя в некоторых выжил даже первый этаж, а в некоторых только несколько последних. Вот чего Кирин Григош предвидеть не мог — так это 'потустороннего бешенства'. Локальное сопряжение — штука страшнее войны, но оно быстротечно, максимум несколько дней, а затем отряды СТО или аналогичные выбивают остатки зверинца и тех эфириалов, которые не погибли, пытаясь прорваться за оцепление. То есть, даже в худшем варианте жителям, запертым в григошевке, надо продержаться неделю, и это реально даже на минимальных запасах питья и совсем без еды, хотя в любой квартире всегда есть питьевые жидкости и хоть что-то съестное.

Только вот теперь у нас не зверинец чудовищ, действующий по воле создателей-эфириалов, а зараженные люди, которые не очень-то и стремятся куда-то прорваться. В городе полмиллиона нелюдей, и надежды на то, что они просто попрут на пулеметы и огнеметы по узким мостам, у меня уже не осталось. Другой враг, другой метод войны.

С другой стороны, ситуация частично выровнялась благодаря тому, что люди, запершиеся в григошевках, сумели создать запасы воды: в самом начале катастрофы вода в кранах еще была, а григошевки традиционно снабжены бронзовыми табличками-памятками о том, что бронедвери не спасут, если нет запаса воды и еды. Нам удалось пообщаться с людьми примерно в половине домов, и оказалось, что везде есть вода. Отсюда вывод, что и в остальных он почти наверняка есть.

И тут у меня появилась идея.

— Слушайте, — сказал я Масловски, перекрикивая рев двигателей дирижабля, — у меня идея! Если мы оповестим все григошевки, нам останется только в определенный момент высадиться на водонапорной станции и запустить агрегаты. Можем пройти туда на танках и бронемашинах и создать кольцо. Если удержим периметр — обеспечим подачу воды во все дома сразу и тем самым выиграем кучу времени. Вопрос лишь в том, удастся ли удержать станцию без кошмарных жертв.