| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вот вам и разгадка вашей тайны, Иван Николаевич.
— Интересная история, — Воскобойников несколько раз погладил свои усы. — Впору роман об авантюрных приключениях писать.
— Что с вами делать, Абрам Моисеевич? — спросил я у резко побледневшего еврея. — Жизнь вы свою сохранили, а вот за свое предательство еще со мной не рассчитались.
— Так у вас на руках и так громадные деньги остались. У Табунщикова состояние не один миллион золотых рублей насчитывало.
— У нас только бумажка с набором цифр. И это все, — схитрил Воскобойников. — А в каком банке он деньги положил, мы не знаем.
— Условий вклада тоже не знаем, — добавил я. — Может там требуется только личное присутствие владельца денег.
Старый еврей задумался. Ему очень не хотелось платить компенсацию за свое предательство, тем более он так сам не считал. Это он самая, что ни есть жертва, но этим жестоким людям плевать на то, что он думает. То, что этот молодой человек, хладнокровный и смертельно опасный, как королевская кобра, он уже убедился, да и полицейский агент Воскобойников, которого знал полтора десятка лет, далеко не подарок. Страшно не любит он криминальный мир. Конечно, по большей части он занимался убийцами и налетчиками, которых ненавидел всем сердцем, но и других воров и жуликов тоже не приветствовал, так что жалости от него не дождешься. Раньше его матерый бандит Савелий по кличке "Кистень" защищал своим авторитетом, а теперь он остался один, без защиты от злого мира. Не сегодня-завтра к нему гости придут. Узнают урки, что "Кистень" помер, так сразу и придут. Бежать ему надо. Срочно бежать. К тому же большевики, он уже точно знал, через неделю или две выпустят новый декрет, согласно которому все магазины, комиссионные конторы и отдельные лица, производящие торговлю предметами искусства и старины, обязаны будут зарегистрироваться в течение трех дней. А после регистрации их потрошить начнут. В этом старый еврей не сомневался, так как неоднократно видел в действии лозунг красных комиссаров "Грабь — награбленное!". Впрочем, к этому давно уже шло, поэтому для бегства у него все давно приготовлено. Золото, валюта, бриллианты — всего этого ему хватить, чтобы прожить три жизни, но это не значит, что ему хочется делиться с кем-либо. Исходя из всего этого, он сейчас лихорадочно перебирал своих знакомых, которые в разное время были связаны с банками, пока, наконец, не вспомнил, про Петю "Типографию". В свое время тот ловко подделывал векселя и ценные банковские бумаги.
— Есть один человек, который, как мне кажется, сможет помочь вам в этой беде. Иван Николаевич, вы не знаете Петю "Типографию"?
— Знать не знаю, но о нем слышать приходилось. Аферист, который подделывал ценные банковские бумаги.
— Зато я его хорошо знаю, хотя по делам мы с ним не пересекались. Ох, ты! Как я раньше о нем не вспомнил! Вот память моя дырявая! Петя же в чекисты подался. Сделал себе бумаги, что при царизме за политику сидел, так они его в ЧК начальником каким-то взяли, документацию вести. Кстати, к нему можно и за документами обратиться.
— Вот прямо к нему сейчас и поедем.
— Как вы это себе представляете?! Прямо так и пойдем в ЧК? — возмущенно вскинулся антиквар, но встретившись со мной взглядом, сник. — Хорошо-хорошо, пойдем. Сам его вызову и сам с ним поговорю.
Мы с Воскобойниковым оставались в пролетке, пока антиквар разговаривал с дежурным, а когда вышел, сразу бросил в нашу сторону многозначительный взгляд и остался ждать у выхода. Здание ЧК, как я успел убедиться, было оживленным местом, то и дело входили и выходили люди из дверей. За то время, что мы сидели, трижды подъезжали легковые автомобили, забирали вооруженных людей и уезжали.
Спустя десять минут из проходной вышел нужный нам человек. Особой приметой его лица можно было назвать нос — прямой, тонкий и хищный. В сочетании с поджатыми губами и острым подбородком он придавал лицу жулика и афериста гордое и даже где-то высокомерное выражение. Судя по лицам, скупщик краденого и аферист встретились как хорошие знакомые. После нескольких минут оживленного разговора аферист бросил на нас оценивающий взгляд, потом продолжил разговор, а еще спустя пять минут они разошлись. Петя "Типография" развернулся и пошел к проходной, а старый еврей — в нашу сторону.
— Сегодня в семь часов вечера в кафе "Бом", — тяжело выдохнул антиквар, усевшись рядом со мной. Достав платок, он снял легкую соломенную шляпу и вытер пот с лысины и лица. Его можно было понять, у него сегодня был тяжелый день.
— Поехали! — скомандовал Воскобойников, который, как я заметил, держался все это время напряженно, с того самого момента, как пролетка остановилась недалеко от здания МЧК.
ГЛАВА 11
На землю опускались сумерки. Владимир Ильич щелкнул выключателем, включив лампочку на рабочем столе, потом потер усталые глаза. За ним, сидя напротив него, наблюдал Троцкий.
— Мы закончили, Владимир Ильич?
— Закончили, — ответил хозяин кабинета, затем встал, подошел к окну. Внизу, четко печатая шаг, шел взвод латышей — кремлевская гвардия. Ленин потянулся, и устало зевнул. Было слышно, как за его спиной поднялся со своего места Троцкий. Владимир Ильич повернулся к нему и спросил: — Завтра, прямо с утра, на фронт?
— Да, Владимир Ильич. Положение лучше не становится. Потерян Царицын, Астрахань, Баку.
— Я говорил сегодня утром со Сталиным. Он во всем винит военных специалистов.
— Может и так, но история с исчезновением военного руководителя, бывшего генерала Снесарева какая-то непонятная. Бежал ли он с планами обороны Царицина к белым, как утверждает Сталин?
Ленин, с задумчивым видом, не отвечая, сел за стол. Переложил бумаги с места на место и только потом сказал: — С товарищем Сталиным мы еще будем решать. Есть мнение товарищей создать комиссию и принципиально разобраться с действиями члена совета народных комиссаров Сталина во время обороны Царицына. Вот только меня сейчас беспокоит другое: как добровольцы сумели договориться с казаками и выступить при нападении на Царицын единым фронтом?
— Это плохо. Разлад среди генералов, их раздробленность была нам только на руку. Кстати, у меня есть сведения, что германцы помогли белым с тяжелой артиллерией.
— Даже так? Перешагнули через себя и попросили помощи у своего злейшего врага? — удивился Ленин.
— Видно нас они считают наиболее опасным противником, Владимир Ильич.
— И лестно, и страшно. Пусть Царицин и не самое важное направление, но его потеря означает соединение донской контрреволюции с казацкими верхами Астраханского и Уральского войска. Вы понимаете, что это значит, Лев Давидович?!
— Понимаю, Владимир Ильич. Если генералы договорятся между собой, то получится
единый фронт контрреволюции от Дона до чехословаков.
— Вот именно, товарищ Троцкий! Они окончательно отрежут нас от хлеба и нефти! Этого нельзя допустить!
— Не допустим, Владимир Ильич! Так я пойду?
— Идите, Лев Давидович, и возвращайтесь с победой!
Воздух этого заведения был просто пропитан смесью табака, дешевых духов и алкоголя. Развязанные манеры на гране хамства, рифмованные выкрики с претензией на стихи, пустые глаза кокаинистов и багрово-пьяные лица пролетариев. Посетители просто купались в игриво-сексуальной атмосфере кафе.
Мы шли мимо столиков, ловя обрывки разговоров.
— Говорят, какая-то банда, вчера ночью, взяла склады красных комиссаров! Теперь в Кремле им не до жира будет!
— Сейчас весь мир вразнос идет! Баронессы и князья папиросами и марафетом торгуют, а....
— Недавно снял мадмуазельку, вся из себя благородную корчила. Графиня, с серебра ела, шампанское каждый день пила, а на поверку что вышло? Горничной оказалась....
— Софи, ты последний номер "Синего журнала" читала? Там стихи....
В воздухе плавали клубы дыма, на стенах были непонятные рисунки, чьи-то надписи и автографы. Столик, за которым сидел "Типография", стоял у стены, в пяти метрах от небольшой сцены, а с другой стороны его от остального зала, отгораживала, стоявшая у стены, большая кадка с развесистой пальмой. При виде нас аферист приветственно помахал рукой. Мы сели, и я быстро огляделся по сторонам. В трех метрах от нас, сразу за пальмой, сидела пьяная компания. Революционный матрос, с самокруткой в зубах и красным бантом на груди, две размалеванные, постоянно хихикающие, девицы и бледный юноша с пустым взглядом и длинными грязными волосами, ложившимися на его узкие плечи. На столе стояла пустая бутылка, четыре чашки и пепельница, набитая окурками.
С другой стороны зала, напротив нас, сидела компания эмансипированных девиц с длинными папиросками, вставленными в такие же длинные мундштуки. Они пили разведенный спирт и рассуждали о закате истинной литературы.
— Я так понимаю, господа, у вас ко мне есть серьезное дело, в чем меня заверил уважаемый мною Абрам Моисеевич, — внимательно оглядев нас, начал разговор аферист. — Вы мне его излагаете, я говорю вам цену, которую хочу получить. Господа, предупреждаю сразу: я не купец — торга не будет.
— Петя, ты, что же другого места не мог найти? — с тихой злостью в голосе спросил его антиквар, которого сейчас раздражало буквально все. Он уже отошел от страха за свою жизнь, и теперь ему очень хотелось как можно быстрее отделаться от нас, но при этом несильно потерять в деньгах, так как знал, что оплачивать работу Пети "Типографии" придется ему.
— Абрам Моисеевич, вы же знаете, что я — душа чувственная и лирическая. Музыку люблю. Романсы, которые из души слезы выжимают. Так вот, сегодня Катенька Московская, моя любовь и моя красавица, будет выступать. Половина тех, кто сейчас здесь сидит, пришли ради нее. Что вы на меня так смотрите? Вы что ни разу не слышали о ней?
— Мы здесь по делу, а не ради твоих сомнительных удовольствий, "Типография", — зло прошипел рассерженный антиквар.
В этот момент к столику подошел молоденький официант с воровато-бегающими глазами.
— Что изволят, господа-товарищи?
— Что есть?
Когда официант перечислил весьма скудный ассортимент предлагаемых блюд, Петя "Типография" сразу заявил, что любая работа требует смазки, поэтому заказали бутылку спирта и закуску, а Абраму Моисеевичу — стакан сладкого чая и пряники. Меня удивило, что в местном меню есть еще одна позиция — несладкий чай, который стоил на шестьдесят копеек дешевле и именно им здесь запивали спирт. Не успел официант отойти, как аферист сразу спросил: — Так что вам нужно?
— Мне нужны надежные документы. Одни — под чекиста, другие — под чиновника — железнодорожника. Это первое.
— Эту работу вы будете оплачивать? — обратился аферист ко мне.
— Оплачивать работу будет хорошо вам знакомый Абрам Моисеевич, — со здоровой долей ехидства сообщил я аферисту.
— Не может быть! На моей памяти это первый раз, когда этого старого еврея поддели на крючок. Ха-ха-ха!! — Петя засмеялся во весь голос.
— Чего ржешь, как стоялый жеребец! — вконец разозлился антиквар. — По делу говори!
Аферист не обращая внимания на рассерженного антиквара, продолжал смеяться, пока вдруг сам неожиданно не замолк: — Погоди-ка! А как "Кистень" на это смотрит?
Старый еврей при его вопросе нахмурился, но отвечать не стал, сделав вид, словно ничего не слышал.
— Если только с того света, — ответил я. — Еще вопросы есть?
— Вот это новость, — удивился Типография. — Списали, значит, старичка-паучка. Ладно. Говорите, что у вас.
— Нужны сведения по вкладам купца Табунщикова. В каком банке хранил? Может, там какие-то особые условия?
— Хм. Слышал я как-то, что наследник объявился.... — но наткнувшись на мой взгляд, сразу перевел разговор на другую тему. — Честно говоря, даже не знаю, что тут можно сделать.
— Берешься или нет?
— Берусь, но пока ничего обещать не буду. Тут вот какое....
Подошел официант с подносом и стал расставлять на столе тарелки, стопочки, затем поставил бутылку, а за ней — стаканы с чаем.
— Вот этот с сахаром, — показав на отдельно стоящий стакан, предупредил он нас, перед тем как уйти.
"Типография" проводил его взглядом и только после этого продолжил говорить:
— Я что хотел сказать.... Вы разумные люди и понимать должны, что за такие сведения, людям платить надо. И хорошо платить. Это кроме моего процента. Да вы и сами....
— Надо, значит, заплатим, — оборвал я его. — Сколько?
Аферист посмотрел на меня, потом на еврея и сказал: — Пятьдесят тысяч.
— Сколько?! — вскинулся Абрам Моисеевич. — Да за эти деньги....
— Заплатишь. Или ты считаешь, что твоя жизнь столько не стоит?
Антиквар только бросил на меня короткий злой взгляд, но говорить ничего не стал и сразу опустил глаза.
— По рукам? — спросил меня "Типография".
— По рукам, — подтвердил я нашу сделку.
— Раз дело сладилось — обмыть надо, — неожиданно сказал до этого молчавший Воскобойников.
Не успели мы выпить по стопочке и закусить, как неожиданно раздались крики, заставив нас повернуть головы в сторону входа.
— Катенька! Ласточка наша! Просим к нам! Катька, мать твою, я тебя хочу! Просим к нашему столику, Екатерина Дмитриевна!
В окружении трех музыкантов к сцене шла девушка. Изящная фигурка, мягкие черты лица, большие черные глаза.
— Она прелестна, господа. Не правда ли? — тихо сказал аферист, не отводя взгляда от певички.
В девушке не было утонченной и изящной красоты Екатерины Довлатовой, зато в избытке хватало очарования девочки-женщины. Коротко подстриженные пышные волосы, большие, чуть раскосые большие глаза и пухлые губы рисовали в мужском воображении девочку-подростка, но стоило взгляду скользнуть по глубокому вырезу ее высокой груди или крутым бедрам, как мысли сразу приобретали греховную направленность. Я проследил за ней взглядом до сцены: девушка производила впечатление. Пока музыканты настраивали инструменты, парочка крепких официантов защищала сцену от проникновения наиболее горячих поклонников девушки. Так как эти посетители были уже в достаточной степени пьяны и не агрессивны, официанты легко оттеснили их дальше в зал и рассадили по местам. Спустя пять минут на сцену вышел управляющий этим заведением и громко объявил:
— Наконец, вы дождались своего часа, господа и дамы, товарищи и пролетарии! Для вас сейчас будет петь Екатерина Московская!
Кафе снова разорвалось аплодисментами и криками: — Соловушка ты московская! Катька, будешь моей, озолочу! Радость и печаль души моей! Катенька, пой! Девка пой, рви мою душу неприкаянную!
Не успела девушка выйти вперед, а музыканты начать играть, как дверь кафе распахнулась, и вошли четверо бандитов в черных рубашках с маузерами в руках.
"Прямо боевой бандитский отряд. Может у них еще флаг есть? — ехидно подумал я при виде бандитов.
В зале разом установилась мертвая тишина. Двое бандитов сразу разошлись в стороны, и стали в шаге от входа, контролируя зал. Вторая пара медленно пошла по проходу между столиками. Своей важной неторопливостью они словно говорили: Мы здесь хозяева, а вы мусор под нашими ногами! Только пикните — получите пулю в лоб. Все сидящие в зале, это прекрасно понимали. Стараясь не шевелиться, опускали глаза, вжимались спиной в стулья.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
