Ваше Величество?! 3. Анремар

— Он промахнулся, — пояснила девушка, отодвигаясь в сторону. Болт вошёл в ствол дерева между рукой и телом так, что казалось, что ранение произошло в область сердца. Рука у девушки даже на вид была короче и обмотана шёлковой тряпкой в бурых разводах.

— Вы как? — спросил де Граф, поняв, что самое ужасное не произошло.

— Бывало и хуже, жить буду, — улыбнулась девушка, вставая. — Пойдёмте отсюда, не думаю, что они вернутся проверить, но всё же...

— Да, вы правы, — ответил де Граф и растерянно огляделся. Деревья казались все одинаковыми, и, с какой стороны он вышел на поляну, с уверенностью не мог сказать. Трава тоже примята в нескольких местах, а примет он не запомнил.

* * *

Появление де Графа-старшего я встретила с огромным облегчением. Когда через день после ампутации меня вытащили из клетки и погнали в лес, я уж решила, что всё, отбегалась тушёнка. Родни у меня нет, так что тот "папаша", которому отправляли требования выкупа, мог на них наплевать с высокой колокольни. Здесь они тоже водились, только выполняли в основном роль часовых и сигнальных башен на случай нападения или пожара. На все попытки объяснить похитителям, куда надо слать требования, ответом был болезненный удар шоковой палкой. Подозреваю, на меня извели не менее четверти заряда питающего её сорса, а сказать успела всего слова три. Смущало только, что при первой встрече ко мне обратились по имени.

С появлением старого князя пришёл и ответ — кто-то из похитителей узнал меня либо по военной кампании, либо по Академии, но до выпуска в ней не дотянул.

Меня привели на поляну и привязали к высокой сосне, росшей в центре. Со мной остался только один, он от скуки ожидания вытоптал половину травы. Когда из леса донёсся свист, он покинул поляну, скрывшись как раз за теми кустами, откуда потом прилетела стрела. Оставлять меня в живых похитители не хотели, наверно, опасаясь, что я кого-то из них узнала или смогу подробно их описать.

Заверив де Графа, что я вполне в состоянии передвигаться самостоятельно, направилась вслед за ним в лесную чащобу. Направление никак не отслеживала, положившись на мужчину. Идти оказалось сложно. Высокая трава цеплялась за ноги, кусты норовили ударить по глазам, руку нарывало и, кажется, поднялась температура.

Через некоторое время проводник замер перед совсем уж непроходимым буреломом. Растеряно огляделся.

— Ваше величество, прошу меня простить, но мы, кажется, заблудились, — он виновато повернулся ко мне.

— Бывает, — я вздохнула. Не то, чтобы ждала, но что-то подобное обязательно должно было произойти. Не может быть, чтобы всё прошло гладко. — До той поляны вернуться сможем?

Де Граф отрицательно покачал головой.

— Понятно... А сколько времени вы тогда шли до меня?

Совместными усилиями выяснили, что идти до тракта надо примерно на запад, часа четыре минимум. С учётом моего состояния, может ещё дольше. Скорректировав направление, снова отправились в путь.

Перебрели заболоченную поляну, вымокнув почти по пояс, нацепляли репейника, пробираясь через густые заросли. Запах травы приятен и свеж когда лежишь в гамаке на краю свежескошенного луга, но не когда продираешься через заросли выше тебя жарким душным днём. Пахнет цветами, травяным соком, испуганным клопом. Лицо заливает пот, рубаха липнет к распаренному телу, и всё время кажется, что по коже ползёт какое-то насекомое. Если прибавить к этому мелких мушек, что упорно лезут в глаза и нос, несмотря на то, что в Анремаре насекомых совсем мало, то можно понять часть ощущений невольных путников.

Добравшись до более-менее чистого леса, я рухнула на поваленное дерево.

— Всё, привал. Дальше без отдыха я не сдвинусь!

Де Граф, сильно хромая, подковылял поближе и тоже опустился на ствол. Он шёл позади, поэтому я не заметила проблему раньше. А просить остановиться и передохнуть он, почему-то не стал. И я тоже хороша. Не учла, что это я — молодой, относительно здоровый и тренированный организм. И то, идти тяжело. А он, можно сказать, кабинетный работник, вплотную подошедший к определению пожилого человека.

— Снимите обувь, дайте ногам отдохнуть, — посоветовала я мужчине, и едва удержалась от неподобающих воспитанному человеку выражений. Лёгкие ботинки, не предназначенные для долгих пеших прогулок по пересечённой местности, в насквозь промокшем виде натёрли ноги до кровавых мозолей.

— Подлечить можете?

Князь отрицательно покачал головой.

— Нашему роду целительская магия почти не даётся.

— Ну, это дело практики. Кен де Граф тоже сначала еле синяки сводил, потом до сращивания рёбер добрался. Правда, переделывать пришлось, но тут уж не его вина.

— У Гвенио целительство легче выходило, — кивнул князь. — Не поделитесь, когда он вас так лечил?

— В армии. Я тогда с каким-то гадёнышем столкнулась, он и поломал. Де Старли, кажется. Его потом забрали ментальной магии обучать.

— Помню такого. Хорошие способности, но ужасный избалованный характер.

Я встала.

— Вы сидите, — остановила подскочившего было следом мужчину. — Подождите здесь, я скоро вернусь.

Примерно через четверть часа вывалила на ствол охапку растений, отобрала большой пучок и протянула де Графу.

— Разомните, чтобы сок дали, и на мозоли положите, потом вот этими сверху прикройте.

Сама села рядом и принялась жевать горькую кору осины.

— Это что? — спросил князь, послушно выполняя указания.

— Живка и повязочник. Способствует заживлению мелких ран, а повязочник удерживает на месте. Через час должно полегчать, хотя лучше сегодня уже никуда не идти.

Сама тоже размотала повязку на руке и принялась обрабатывать рану, но уже другим набором трав.

— Позвольте полюбопытствовать, где вы научились разбираться в лекарственных травах?

— Де Шпиц рассказывал. В лазарете лежать скучно, времени я там проводила много, вот он и просвещал о народной медицине. Вы же знаете, целительская магия использует в основном ресурсы организма пациента, так что ему приходилось изворачиваться, чтобы не добить лечением.

При свете дня рука выглядела намного страшнее, чем при тусклой лампе. Покрасневшая кожа на половин ладони от места среза на ощупь чуть ли не горела. Сама рана неприятно пульсировала болью в такт току крови. Коросты оторвались с повязкой и на их месте выступила где сукровица, а где даже что-то похожее на гной. Жаль, что травками такое повреждение не вылечить, а до целителя когда ещё доберёмся. В средние века, насколько помню, большинство военных потерь приходилось на неделю-две после боя. Большинство умирало не столько от ран, сколько от заражения крови и развившейся гангрены. Всё равно, травы хотя бы облегчат боль, и позволят продержаться на пару-тройку дней дольше, а к тому времени, надеюсь, уже выберемся из леса.

Утро встретило нас холодной росой, густо выступившей на каждом листочке и хвоинке. Она добралась и до пихты, под чьей кроной мы устроились на ночлег. Низкие лапы сформировали небольшой шалаш вокруг ствола, земля в котором к тому же была выстлана толстым слоем опавшей хвои. Пусть и не матрас, но она смягчила неудобства ночёвки на голой земле.

Умывшись и заглушив голод водой из крохотного ручейка, вновь побрели на запад.

* * *

Де Граф в последних лучах солнца, пробивающихся через густую крону какого-то дерева, под чьими ветвями они устроились на ночлег, смотрел на спящую девушку.

Весь день она шла, скрывая усталость. Даже наоборот, делала иной раз петли по лесу, выбирая более ровную и удобную дорогу, или сворачивая к кусту собрать ягод. После привала, перевязав натёртые ноги, князь с восторгом отметил, что народные средства работают весьма действенно, но Её величество всё же сбавила темп передвижения. И на ней сказался этот переход — девушка заснула сразу же, как только прилегла на опавшую хвою. Жар, успешно сбитый днём, вернулся с новой силой, и князь уже второй раз менял ей влажный компресс, ополаскивая платок в мелком прохладном ручье. Ей бы сейчас лежать под присмотром целителя, а не на голой земле, за весь день съев лишь горсть ягод и зажевав их травой.

Утром де Граф встал, чувствуя каждую мышцу. Столь долгих пеших прогулок он не совершал уже давно. Болели и скрипели суставы, возмущённые холодной ночёвкой на жёстком и неудобном ложе. Давно пора сходить к целителю, но постоянно нет либо времени, либо денег. Даже тот брачный договор на Гвенио, и тот был когда-то составлен для улучшения финансового положения. Де Графы получали солидное приданое, маркизы — родню в лице княжеского рода. Но в тот раз не дошло даже до помолвки, будущая невеста подхватила огнёвку и всего через неделю покинула мир.

— Нет, надо идти, — отвлёк от воспоминаний тихий голос Императора. Девушка тяжело и устало поднялась.

Каким-то образом сориентировавшись, она уверенно направилась в лес.

— Ваше величество! — часа через три де Граф окликнул идущую впереди девушку. Она резко, как по команде, остановилась.

— Лес изменился, — мужчина выполнил просьбу сообщать о подобном или других примечательных местах. Сначала старый князь удивился, но вскоре понял, что девушка идёт почти механически, переставляя ноги, выбирая путь и придерживаясь определённого направления, ни на что другое не обращая внимания. В таком состоянии она вполне может пересечь дорогу и не заметить этого.

— Давно? — с некоторой задержкой последовал вопрос. — И как?

— Уже третий раз. Сначала стал молодым, теперь вот, жёлтый стал, — подробней де Граф объяснить не мог. Для него все деревья были одинаковые.

Ещё несколько секунд молчания.

— Вы понимаете, что это значит? — в голосе Императора показались восторженно-радостные нотки, и сразу, не дожидаясь реакции, она сама ответила. — Мы вышли в Полосатый лес!

Девушка скинула с себя отрешённость и бодро прошлась в разные стороны, осматриваясь, затем решительно зашагала чуть под углом к первоначальному направлению. Де Граф так и не понял, как она его определяет и как ориентируется в лесу, но без возражений и вопросов последовал за ней.

* * *

Таверна стояла возле самой дороги. За ней, шагах в пятиста, растянулась небольшая деревушка домов на двадцать.

Тавернщик, вопреки стереотипу, бокалы не протирал, наверно, за неимением у него этой стеклянной тары. Всё же дорого для третьесортной харчевни держать такую хрупкую посуду. Вместо этого он сидел за стойкой и увлечённо водил пальцем по страницам толстой книги, беззвучно шевеля губами. Судя по оформлению, книга была сборником детских сказок из серии "учимся читать". Программа повышения грамотности населения в действии. Наверно, ещё и ходит в воскресную школу для взрослых в ближайшем городе.

Де Граф усадил меня за столик, а сам отошёл к стойке, переговорить с тавернщиком, проявившем при нашем появлении удивительное равнодушие. Возможно, принял за прогулявших всё в городе. Но уже через минуту разговора он подскочил и засуетился. Я завистливо вздохнула. У меня, почему-то, командовать так, чтобы все забегали, не получается. Только с хорошо меня знающими вроде гвардейского отряда и десятка слуг в замке. А сейчас тавернщик, скорее, вынес бы из жалости миску собачьих объедков, чем горячее жаркое.

Сытно поев впервые за несколько дней, и почувствовав себя в безопасности, я расслабилась и задремала, машинально кивнув на сообщение де Графа, что он уходит искать какую-нибудь повозку. Комнат на сдачу в этой таверне не было, поэтому осталась сидеть там же, в углу за столиком. Снилась всякая чушь, закончившаяся тем, что в таверну пришли орангутаны в малиновых штанах и, размахивая палками сырокопчёной колбасы, требовали налить им пиво, одновременно на разные голоса посылая друг друга прочь.

Я разлепила глаза. Орангутаны исчезли, но сон продолжался — какой-то человек выставлял на улицу изрядно подвыпившего забулдыгу. Бухарик больше возмущался, чем сопротивлялся, и вскоре оказался за дверью. Тавернщик на такое самоуправство отреагировал только осуждающим взглядом. Я тоже не стала встревать в чужие разборки, и налила себе кваса из большого кувшина. Остальную посуду уже убрали, так что проснуться лицом в салате риска не было.

Оглядев пустой зал таверны, вышибала решительно направился ко мне. Тавернщик, почувствовав неладное, деловито скрылся на кухне. Небось, обещал де Графу, что со мной тут ничего не случится, а возражать этому мужчине, почему-то не желал.

Пока этот тип подходил, я успела более подробно его рассмотреть. Одет в среднего пошиба камзол с потугами на богатство в представлении недавно выбившихся "в люди". Слишком много позолоченных висюлек и пуговиц, слишком пышные банты и большие, также позолоченные пряжки. Пошит по фигуре, но заметно, что подобное мужчина носить не умеет. Можно сказать, "новый русский" на анремарский манер. Только этот ещё не босс, а приподнявшаяся шестёрка, спешившая выслужиться.

— Ты, пшёл отсюда! — без предисловий приказным тоном он указал мне на выход.

Я оценивающе оглядела его с ног до головы и перевела взгляд на кувшин. Разговаривать с таким — ниже моего достоинства. Такое поведение смутило нахала, но, к сожалению, ненадолго. Такой тип людей не рискует связываться с теми, кто ведёт себя и выглядит значимей им самих. Будь у меня вид поприличней, а не мятый камзол, который несколько дней не снимали, и в котором спали на голой земле, он бы отстал.

— Глухой? — он встал напротив, угрожающе нависая над столом. Я также невозмутимо подняла на него глаза.

— А ты кто? — в голосе почти отсутствовали интонации. Выглядело так, будто мне неинтересен ни ответ, ни сам человек, и спрашиваю только для того, чтобы он это понял и удалился. Я не играла. За последние дни так устала, что мне в самом деле было всё равно, кто он и что ему надо.

— Сюда уважаемый человек обедать едет, нехорошо, чтобы такие, как ты тут ошивались, — мужчина неожиданно прижал мою раненую руку к столу. Острая боль пронзила от локтя до лопатки.

— Убери руку!

— Ну, и что ты будешь делать? — он продолжил вжимать руку в столешницу. Схватить и вышвырнуть меня из-за стола, как недавнего пьяницу, он не мог — я сидела в углу, очень мешал тяжёлый стол. Оставалось заставить покинуть место самостоятельно.

С тихим стуком тяжёлая глиняная кружка опустилась на немытый затылок. Никакого звона и разлёта осколков, только треск лопнувшей посуды, и у меня осталась ручка с куском донышка. Пострадавший также не спешил отправиться в глубокий нокаут, но глаза расфокусировал и осел на пол, отпустив, наконец, исходящую болью культю.

Тяжело поднявшись, мужчина помотал головой, словно отгоняя мушек, мельтешащих перед глазами. Немного придя в себя, зарылся левой рукой в мокрую от вылившегося из кружки кваса шевелюру в поисках повреждений, и явно вознамерился перейти к более серьёзным действиям силового характера. Я решила защищаться до последнего и изготовилась ударить вторым предметом, попавшим под руку, на этот раз кувшином.

— А ну, прекратили! — пока мы вдвоём разбирались, кто круче, в таверну зашло трое. Окрик принадлежал плотному, уже не молодому, но ещё не старому мужчине. Вот по нему было видно — деньги есть, но он ими не кичится, хотя тоже не особо привычен к одежде высших слоёв населения. Двое с ним, то ли телохранители, то ли ближние подручные.