| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Учитывая эту красноречивую особую просьбу и силу феодальных уз, неудивительно, что пятеро из восьми заколебались и последовали примеру Св. Петра, который так искусно привел Арима. Остальные трое остались стойкими, и после того, как дальнейшие уговоры не смогли поколебать их, даймё скрепя сердце решил позволить феодальному правосудию идти своим чередом. Все трое были приговорены (судя по всему, Хасэгавой) к сожжению на костре вместе со своими семьями. Приговор был приведен в исполнение 7 октября 1613 года в присутствии большого собрания верующих христиан, молившихся и певших духовные гимны. Не менее примечательной особенностью этого инцидента был тот факт, что, хотя четверо из пяти мнимых отступников немедленно отреклись от своего отступничества устно, письменно и на деле, Арима категорически отказался признать их возвращение в лоно христианства и оставался глухим к их призывам позволить им разделить участь мучеников.
Организованная по случаю этого мученичества демонстрация тысяч верующих, сгруппированных в сплоченные ряды в соответствии с тем, к какому религиозному братству они принадлежали, естественно, усилила подозрения бакуфу, что христианство является подрывной религией. Демонстрация вызвала гнев Иэясу, но, несмотря на указ об изгнании в январе 1614 года, страдающим христианам была предоставлена временная отсрочка из-за начала кампании в Осаке. Она завершилась падением крепости и гибелью династии Тоётоми с поражением и смертью сына и наследника Хидэёси, Хидэёри (июнь 1614 г.). В гарнизоне замка Осака было много христианских самураев и ронинов; и падре Жуан Родригеш Гирао, писавший из Нагасаки в марте 1616 г., признал, что "было так много крестов, изображений Иисуса и Сантьяго на флагах, палатках и других боевых знаках, которые японцы используют в своих лагерях, что это, должно быть, вызвало у Иэясу тошноту". Масло в огонь подливало то обстоятельство, что в замке во время его падения находилось не менее семи особ духовного сана (2 иезуита, 3 монаха и 2 местных священнослужителя). Тем не менее, хотя взятие крепости ознаменовала настоящая кровавая баня, в которой погибли тысячи невинных женщин и детей, ни один из объявленных вне закона иностранных миссионеров не был убит — вообще ни один иностранец не был убит за свою религию при жизни Иэясу. Одного этого факта должно быть достаточно, чтобы не принимать во внимание большую часть критики, направленной против него некоторыми церковными историками; и падре Жуан Родригеш Гирао был не одинок в своем мнении, что в конечном итоге триумф Хидэёри оказался бы даже более разрушительным для христианства, чем победа Иэясу (11).
"Ужасный старик" едва лишь на год пережил свою победу, скончавшись в Сидзуоке в июне 1616 года. Его преемник, Хидэтада, оказался более рьяным гонителем, чем его отец, и при этом не испытывал того горячего стремления к внешней торговле, которое побудило последнего так долго воздерживаться от крайних мер. Тем не менее даже Хидэтада "лицемерил" (как выражались иезуиты) с христианским населением Нагасаки, поскольку поначалу не требовал открытого отречения от их веры. Размах преследований сильно различался в разных провинциях, поскольку некоторые даймё навязывали букву антихристианских законов своим вассалам, тогда как другие попустительствовали присутствию местных христиан и миссионеров в их вотчинах.
Сансом заметил, что японцы, как и англичане, имеют удобную, хотя и нелогичную привычку закрывать глаза на неповиновение законам, если оно не было слишком вопиющим. Примером этого являются 1613-1618 годы, поскольку, как выразился один иезуитский хронист, "в вопросах религии было своего рода негласное соглашение или круговая порука; не то чтобы было законным проповедовать или публично исповедовать (христианство) под угрозой смерти или изгнания; но магистраты либо притворялись, что ничего не замечают, либо пренебрегали присмотром за теми, кто принял христианство". Что касается бакуфу, эта "слепота" относилась только к коренным христианам Нагасаки, а не к европейским миссионерам, которых японские власти решили всеми мерами изгнать из страны. Обнаружение присутствия большого количества из них в Осаке в 1615 году и подозрение (достаточно верное), что другие могли путешествовать под видом иностранных купцов по всей Японии, заставило Хидэтаду ужесточить контроль над европейскими торговцами, ограничив их местопребывание двумя портами — Нагасаки и Хирадо, откуда им разрешалось являться ко двору только один раз в год в составе находившихся под строгим наблюдением групп с целью преподнесения ежегодных подарков сёгуну. Мы видели, что махинации англичан и голландцев против католических миссионеров пали на их собственные головы в этом отношении.
Обманчивое спокойствие, царившее в Нагасаки даже после смерти Иэясу, побудило некоторых из беглых монахов выйти из подполья. Это вызвало большое раздражение у иезуитов, понимавших, что сейчас не время совершать какие-либо безрассудные поступки, которые могли заставить тлеющие угли гонений вспыхнуть ярким пламенем. Иезуитский визитатор Франсиско Виейра в своем письме из Макао в ноябре 1617 г. жалуется, что это неосторожное поведение подтолкнуло к действиям бугё Нагасаки. Они почувствовали себя обязанными сообщить об этом бакуфу, прежде чем информация о случившемся дойдет до ушей сёгуна через многочисленных правительственных шпионов, размещенных на Кюсю. Хидэтада уже издал антихристианский указ еще в октябре 1616 г., подтвердив и ужесточив меры Иэясу. Теперь возникла новая волна преследований, в ходе которой впервые некоторые иностранные миссионеры пожертвовали своей жизнью. Иезуит и францисканец были обезглавлены в Омуре (апрель 1617 г.), а несколько недель спустя в том же феодальном владении казнены доминиканский и августинский монахи. Таким образом, кара обрушилась в равной мере на все четыре религиозных ордена. Двое последних намеренно добивались мученичества с целью укрепления духа своей паствы, так как считали явно оскорбительным то, что до сих пор только местные обращенные и никто из их иностранных пастырей не страдали за веру. Судя по последующим событиям в княжестве Омуры, это впечатляющее самопожертвование оказало свой предполагаемый эффект. Ни в одном из этих случаев не применялись пытки, но все иностранцы были просто обезглавлены.
Можно сомневаться в том, что предполагаемая опрометчивость монахов была главной причиной последующего увеличения темпов преследования. Еще больше вреда общему делу, вероятно, нанес ожесточенный спор между Мураяма Тоаном и Суэцугу Хейзо, который разразился в 1618 году. Жорже Дуроэс, конфиденциальный гоанский агент Кокса в Нагасаки, написал ему в июне того же года, "как Фезе Доно обвинил Твана Доно в убийстве 17 или 18 японцев без всякого закона и справедливости, и среди прочих целой семьи, потому что родители не согласились отдать ему свою дочь в наложницы, и девушка сама предпочла разделить их участь. Но члены совета сказали Фезе Доно, что они позволили ему взять в свои руки вопросы штрафа, а не смерти людей. И тогда он назвал Твана и его детей христианами и сторонниками иезуитов и монахов, которые были врагами государства, и приказал схватить 18 или 20 человек. Так что считается, что в Лангасаке будут жестокие гонения".
Краткое описание Кокса можно дополнить ссылкой на современные португальские и испанские источники, из которых стало известно, что именно Тоан первым обвинил Хейзо в укрывательстве иезуитов. Он воспользовался услугами Фабиана и других бывших додзюку, "которые, как воры в доме, очень хорошо знали, сколько там священников и в чьих домах они скрываются". Хейзо незамедлительно отомстил, обвинив Тоана в том, что он укрывает своих принявших духовный сан сыновей и некоторых испанских монахов, в то же время официально заявив о своем отступничестве от христианства. Это дало ему преимущество в кампании взаимной клеветы, поскольку Тоан не отрекся от христианской веры, хотя иезуиты заклеймили его как "главного Иуду Японии". Бакуфу приняло решение в пользу Хейзо, который был назначен вице-губернатором Нагасаки, тогда как Тоан был приговорен к смерти вместе с большей частью своей семьи. Его имя сохранилось в иезуитских историях как имя отступника, тогда как доминиканские хронисты называют его одним из своих мучеников. Циник может заметить, что есть основания для причисления его к обеим категориям; но какими бы ни были настоящие мотивы Тоана, Ричард Кокс был прав, предсказывая, что это дело приведет к усилению гонений в Нагасаки (12).
Хотя церкви и церковные здания в Нагасаки были частично снесены после отъезда миссионеров в 1614 году, они не были полностью уничтожены, а некоторые (например, здание Мизерикордия) были закрыты, но в остальном нисколько не пострадали. В результате "охоты на ведьм", вызванной взаимными разоблачениями местного крипто-христианства Суэцугу и Мураямой, все эти постройки были полностью разрушены, а на их местах были проложены улицы или построены буддийские храмы. Кроме того, были осквернены христианские кладбища и эксгумированы тела похороненных на них. Частично в результате этого запутанного инцидента, частично из-за раскрытия многих тайников, где прятались миссионеры, японским священником-иезуитом и ренегатом Томасом Араки (ранее лишенным священнического сана и отлученным от церкви за несоблюдение обета целомудрия) в 1619 году, количество арестованных и мучеников резко возросло. Но последняя категория, ??в отличие от первой, в следующие два года сократилась еще более резко, только чтобы превзойти предыдущие рекорды с "Великим мученичеством" в Нагасаки в сентябре 1622 года. Зарегистрированное количество убитых, замученных до смерти или умерших от лишений, перенесенных в тюрьме в 1614-1622 годах, выглядит следующим образом: в 1614 г. — 63 человека; в 1615 г. — 13; в 1616 г. — 13; в 1617 г. — 20; в 1618 г. — 68; в 1619 г. — 88; в 1620 г. — 17; в 1621 г. — 20; а в 1622 г. — 132 г. Конечно, эти цифры представляют собой абсолютный минимум, и практически не вызывает сомнений, что были и другие японские христиане, пострадавшие за свою веру, чьи имена или мученичество не попали в современные миссионерские отчеты, на которых основаны приведенные выше цифры. Тем не менее, эти отчеты были составлены с большой тщательностью и точностью, несмотря на трудности, с которыми сталкивались в своей работе их авторы, поэтому маловероятно, что реальное число мучеников значительно превышало приведенные цифры.
Отец Жуан Родригес Хирао в 1615 году говорит, что перепись, проведенная в Нагасаки в том году, показала, что местное население уменьшилось на 20 000 человек по сравнению с данными за два года до этого. Поскольку общее число мучеников за те годы, включая жертв в Ариме, было менее двухсот, и нет никаких записей и указаний на какое-либо массовое отступничество, очевидно, что большая часть из этих 20 000 христиан нашла убежище в другом месте. Это подтверждает известные из других современных источников сведения о том, что в результате поиска христиан на юго-западе Японии многие беженцы искали убежище в северо-восточных районах страны, которые до сих пор были почти целинной почвой для иностранцев. Таким образом, указ об изгнании 1614 года был ответственен не только за то, что христианство загнали в подполье, но и за его распространение на север вплоть до острова Эзо (современный остров Хоккайдо).
Еще до обнародования указа Иэясу бакуфу невольно помогло распространению христианства на северо-востоке, изгнав туда ряд пылких христиан из центральной Японии. Когда иезуит, отец де Анжелис, впервые посетил район Сембоку в провинции Дэва в 1615 году, он обнаружил процветающую христианскую общину, насчитывающую около 200 душ, члены которой никогда не видели священника, но обратились в христианство и сохраняли ему верность благодаря образцовой набожности некоего Педро Хитоми Мунецугу, "старого и благородного христианина из Фусими", который отправился туда, чтобы служить местному даймё, очевидно, в качестве мастера верховой езды, примерно шесть или семь лет назад. Отец де Анжелис совершил короткую поездку в Мацумаэ на Эзо в июле 1618 года и оставил первое в Европе свидетельство очевидца о волосатых айнах и их образе жизни. Как и более поздние путешественники, он заметил тягу к крепким напиткам, которая была проклятием этого народа, хотя и добавил, что никогда не видел кого-либо из них пьяным, "что меня очень удивило". Он также несет частичную ответственность за введение в заблуждение более поздних картографов, утверждая, что Эзо не был островом, "как он изображен на наших старых картах", но был связан с Тартарией на западе и отделен от американского континента на востоке только узким "проливом Аниан". Он не обратил в свою веру невежественных айнов, но выслушал исповеди от пятнадцати японцев, составлявших местную христианскую общину.
В этот период криптохристианские общины разной численности были разбросаны по всей Японии от островов Гото на крайнем юге до Мацумаэ на крайнем севере. Европейские миссионеры также были представлены на этой территории, но большинство по-прежнему находились на Кюсю, несмотря на то, что в некоторых отношениях укрыться на далеком северо-востоке было проще. О верности их паствы говорит то, что некоторые священники прятались более двадцати лет; и это несмотря на весьма значительные денежные вознаграждения, которые публично предлагались за их выдачу и арест. Эти награды периодически обновлялись или корректировались и в течение столетия с 1616 по 1716 г. они менялись следующим образом:
КАТЕГОРИЯ
МАКСИМАЛЬНАЯ НАГРАДА
МИНИМАЛЬНАЯ НАГРАДА
Батерен
500 серебряных монет
200 серебряных монет
Ируман
300 серебряных монет
100 серебряных монет
Додзюку
100 серебряных монет
50 серебряных монет
Иезуиты надеялись, что после отставки сёгуна Хидэтада и прихода Иэмицу к власти в январе 1623 года их положение немного улучшится. В этом отношении их постигло глубокое разочарование, поскольку новый сёгун преследовал христианство скорпионами там, где его отец (худший в свою очередь, чем Иэясу) использовал кнуты. Иэмицу был угрюмым, жестоким и капризным, хотя и умным тираном. Вскоре он обнаружил болезненную озабоченность христианством, тесно связанным в его сознании с потенциальной угрозой для семьи Токугава, которую олицетворяли оставшиеся не у дел ронины. Ни печально известная жестокость методов, которые он использовал для истребления христиан, ни героическая стойкость страдальцев не имели себе равных в долгой и тягостной истории человеческих мученичеств; но прежде чем перейти к рассказу о некоторых из этих ужасов, следует также рассмотреть психологический аспект преследователей и преследуемых (13).
Реакцию умных, но враждебных, японцев на христианство можно увидеть из двух дошедших до нас антихристианских работ. Это "Ha Deus" ("Против Бога") иезуитского додзюку-ренегата Фабиана Фукансая, опубликованная в 1620 году и меморандум киришитан-бугё, Иноуэ Тикуго-но-ками, воплощенный в "Кирисито-ки", конфиденциальном отчете, составленном для руководства его преемника в 1658 году. Профессор Анесаки описал первую работу как основанную на буддийской доктрине с оттенком конфуцианской этики. Работа Иноуэ, как государственного чиновника без особых религиозных взглядов, содержит меньше буддийской философии и больше конфуцианских и феодальных идей, но многие аргументы, используемые в обеих работах, практически одинаковы. Поскольку они дают некоторое представление об идеях, вдохновлявших преследователей, стоит кратко их резюмировать.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
