Боевой 1918 год-2

Я кивнул:

— Вполне. Ты главное смотри чтобы никто не накосячил. И еще — немецкие фразы, что я давал, все выучили?

Заместитель, обряженный в немецкую форму, вытянулся:

— Яволь, херр лейтнант!

— Угу... хорошо. Как будет — "стой"?

— Хальт!

— А "назад"?

— Цурюк!

Еще раз кивнув, напомнил:

— За машинистами чтобы пригляд непрерывный был. Мы их конечно запугали, ободрили, приставили автоматчика, но все равно...

Вошедший в раж Гришка, опять вытянулся:

— Цу бефель херр лейтнант!

Хлопнув по плечу поймавшего кураж Трофимова, я повернулся к Бергу:

— Ну что, герр гауптман? Готов? Уточняю твое внутреннее состояние — ты рассчитывал провести спокойную ночь в Дьяково. С застольем у коменданта. Но переданный нарочным приказ, с корнем вырвал тебя из-за стола и заставил, собрав личный состав, выдвинуться ночью. У русских железнодорожников что-то случилось со связью, поэтому у коменданта не было возможности сообщить на другие станции о срочном выезде. Поэтому ты вынужден сделать это лично. От всего этого у тебя легкое раздражение и мигрень. Вот отсюда и пляши...

Евгений улыбнулся и опустил голову. А когда поднял это был уже несколько другой человек. Вот типичный фриц, не взирая на общую брюнетистость. Морщась и потирая двумя пальцами висок он выдал по-немецки:

— Господин лейтенант, говорите тише. У меня и так болит голова, а тут еще и предстоящие разговоры с комендантом Дмитриевки заранее вызывают повышенное раздражение...

Я, щелкнув каблуками, коротко кивнул, отвечая на том же языке:

— Понимаю ваше состояние, господин гауптман.

Гриня, глядя на нас веселыми глазами, констатировал:

— Как есть — германцы! Обоих бы, недрогнувшей рукой стрельнУл!

А барон, саркастично ухмыльнувшись и обращаясь ко мне, добавил:

— Только вы, все-таки, старайтесь побольше молчать, а то произношение у вас, лишь немногим лучше, чем у ваших товарищей.

Машинально поправив — "у наших товарищей" — я на секунду задумался о том, как можно скрыть свой рязанский говор? А потом, решительно полез в планшетку и достав оттуда блокнот, вырвал один листик. После чего сунув его в рот пожевал и поместил получившийся комок за щеку. Щупая образовавшуюся припухлость, пояснил:

— Вот так. Я маюсь зубом, но гадский гауптман не в ладах со своим лейтенантом и поэтому не дает ему спокойно поболеть. А ты Евгений, внеси корректировки в поведение. И поглядывая на меня, добавь спеси и пренебрежения в командирский взор.

В этот момент бронепоезд стал ощутимо тормозить и я, одергивая китель, прошепелявил:

— Ну фто народ? Офетинились!

* * *

Как и предполагалось, комендант, как и любой уважающий себя человек ночью спал. Причем, спал не на станции, словно лишенец, а во вполне комфортабельном доме, где-то в центре Дмитриевки. Ну а ночью, его замещал дежурный унтер-офицер. При этом они, на пару с дежурным телеграфистом, баловались какими-то спиртосодержащими жидкостями. Во всяком случае, от суетливо выскочившего на перрон унтера, чувствовалось легкое амбре. И от связиста, к которому мы подошли уже все вместе, шел тот же духан. Похоже, служивые винишком пробавлялись. Но нам это было лишь на руку так как никаких вопросов от дежурного не последовало. Он лишь прочтя приказ, тут же развил бурную деятельность. Вызвав подчиненного, отдал приказ о заправке нежданно прибывшего БП. После чего, мы все двинули к телеграфисту.

Стоя в помещении связи, я краем уха слушал как Женька негромко и лениво выговаривает дежурному за нарушение устава (пьянку на рабочем месте) а сам через окно с интересом наблюдал пополнение водой нашего транспорта. Да этого, сколько ездил, как-то внимание на сие действо не обращал. Думал, что просто подгоняют паровоз к паровозной колонке и открывают кран. Но оказывается, были и вариации. Во всяком случае сейчас, все выглядело совсем по-другому. Подъехала большая телега, влекомая парой лошадей. Внутри телеги было установлено что-то типа здоровенной пожарной бочки. После чего, два мужика расправив брезентовые шланги принялись ручной помпой перекачивать воду из емкости в паровоз.

К слову сказать делалось все довольно быстро. И когда вышли из здания вокзала, самоходная бочка уже успела зайти на второй круг. Пока она опорожнялась, мы закурили, поглядывая по сторонам и в этот момент вдруг опять нарисовался дежурный унтер. Я было напрягся, но вокруг все оставались спокойными. И часовой на входе, и патрульные уходящие за здание вокзала. Да и рысящего к нам немца физиономия была не взволнованная, а самая что ни на есть деловая. Подбежав, он, козырнул, докладывая:

— Господин гаутман! Сообщение для вас, со станции Обилово. Вот!

И протянул барону ленту телеграфного послания. Тот прочел, кивнул и сунув ее в карман, коротко расписался в журнале, поле чего направился к открытой двери броневагона. А когда мы оказались внутри, возбужденно сунул сообщение мне, со словами:

— Черт возьми. Что это значит и чего теперь делать?

Послание было коротким и ничего особенного в нем не было. Там лишь говорилось, что в Обилово, гауптмана Фольге будет ожидать обер-лейтенант Тарген. Я озадаченно почесал затылок разглядывая непонятную писульку, а паровоз тем временем, дав гудок, дернул состав, и мы начали набирать скорость. Почти тут же нарисовался довольный как слон Трофимов. Но глядя на нас, улыбка у него сползла и Гриня недоуменно поинтересовался:

— Эй! Что-то случилось? Вроде ведь нормально все прошло? Вы чего, как в воду опущенные?

Пожав плечами, я тряхнул у него перед носом лентой:

— Да непонятная хрень приключилась. В Обилово нас ждет какой-то обер-лейтенант. Зачем ждет и почему — неясно.

Зам моментально предложил решение:

— Хер бы на него, на этого лейтенанта. Пройдем без остановки и все дела!

Берг возразил:

— Если этот Тарген ночью не спит и для чего-то нас ожидает, он вряд ли угомониться если мы проедем мимо. Тут же побежит докладывать в Новогарьеву. А там штаб дивизии. И войск — не один комендантский взвод. Вдруг он своим докладом всех там переполошит?

Я же напряженно думал. Хотя чего тут думать, при полном отсутствии информации? Есть только голимый факт — менее чем через час, встречи с нами ожидает какое-то немецкое мурло. И даже интуиция, сволочь такая, молчала словно рыба. Вовсе некстати вдруг вспомнился анекдот про ковбоя, который постоянно слушался советов своего внутреннего голоса. Что характерно — кончил он плохо. Ощущая себя тем самым ковбоем, плюнул на заткнувшуюся интуицию и попробовал уточнить:

— Евгений, а что он вообще может такого ляпнуть, что в Новогарьевке все вдруг перевозбудятся и поднимут кипеж? Ну, хоть приблизительно?

Барон задумался на несколько секунд и признался:

— Даже вот так сразу и не скажу. Но привык, на войне, всегда предполагать худшее. Вот душа как-то не на месте из-за этого послания...

Я буркнул:

— Она у тебя не на месте, потому что ты в два укуса сожрал половину пирога хлебосольного Комаровского, а теперь бурчишь животом. Предусмотрительный старик первым занял санузел, вот ты и волнуешься, да предполагаешь худшее...

Гришка на это хохотнул, а барон прищурился:

— Ну а сами-то, как считаете, чем нам это может грозить?

Махнув рукой, предложил:

— Давай мыслить логически. Ответное послание пришло не сразу, а где-то через полчаса после нашего сообщения. Можно предположить, что летеха до этого где-то мирно дрых. Но люди знали, что он ожидает БП. А тут вдруг сообщение, что бронепоезд проедет станцию не утром, а ночью. Поэтому, пока его нашли, разбудили и получили указания, вот и прошло время. Мог он опоздать со своей телеграммой? Вполне мог. Нам ведь эту ленту вручили за пару минут до отправления.

Евгений уныло вздохнул:

— Но он успел. Да и я в журнале расписался. Если бы унтер опоздал, то он бы отстучал, что адресат выбыл. Тогда бы и вопросов не было...

Я разозлился:

— Их и сейчас нет! Может этот хмырь, с нами посылку передать хотел? Или обер лейтенант просто знакомый нашего гауптмана и возжелал с ним накоротке переговорить? В любом случае, ничего важного и срочного там быть не может. Не свежий же приказ командования он нам всучить желает?

Берг ехидно сощурился:

— В том то и дело! Связи с Дьяково нет с восемнадцати часов. Вполне может быть, что это курьер с приказом для БеПо. И был выслан после потери связи. Заночевал на станции. А тут сообщение, что идет бронепоезд. Вот он и предупредил, чтобы остановились.

Цыкнув зубом, я констатировал:

— Вот сука! — но потом взял себя в руки — Все складно, кроме звания. Целый обер-лейтенант курьером? Ладно — БП по документам проходит как отдельная воинская часть. Считай — отдельный дивизион. Только один хрен, для курьера из штаба дивизии в штаб дивизиона, звание высоковато... Да и в любом случае, нам на вокзале светиться не резон. Поэтому, Обилово проходим без остановок.

Гриня кивнул:

— Это верно! Сразу ведь так предлагал!

Я же, поймав какое-то озарение, повернувшись к Женьке, продолжил:

— Но офицерский ночной подъем, надо как-то компенсировать. Уважение так сказать проявить. Поэтому, бери конверт, бумагу и пиши письмо.

Тот поднял брови:

— Какое письмо? Кому?

— Обер-лейтенанту Таргену. Вон стоит машинка, поэтому напечатай, что в связи со служебной необходимостью, бронепоезд не может сделать остановку в Обилово. Все возникшие вопросы он нам может задать нам в Новогарьевке. И еще — там, среди бумаг есть образцы подписи Фольге. Потренируйся, чтобы твоя подпись была похожей. Поставь печать бронепоезда. В ящике я видел сигнальную ленту. Надо закрепить ее к конверту и выбросить на ходу, на перроне.

После чего, подняв глаза к потолку вагона, сделал "от локтя", прорычав:

— Хрена лысого мне хоть кто-то задумку сломает!

Трофимов, на этот рык среагировал уважительным "Ого!", а Берг, по-моему, хотел перекреститься, но быстренько передумав, уселся за печатную машинку.

Само письмо барон наваял без задержек, а вот подпись у него все никак не получалась. Со словами — "даже фармазона из тебя толкового не выйдет" пришлось взяться за дело самому и минут через пятнадцать проб, клякс и помарок, мы имели на руках чистенький официальный документ.

А еще через полчаса, состав начал сбавлять скорость перед станцией. Благо телефонная связь как между вагонами, так между вагонами и паровозами работала на отлично. Поэтому я приказал не лететь на всех парах, а идти на этом участке где-то десять-пятнадцать километров в час. Просто опасался, что вдруг зафинделю наш пакет в лоб ожидающему лейтенанту и он оскорбиться. А так — культурно сброшу под ноги ну и плюс из-за небольшой скорости, послание потоком воздуха не сдует.

Когда уже подъезжали, я открыл дверь броневагона и в тусклом свете станционных фонарей принялся высматривать нашего лейтенанта. Даже если он нам какой-то приказ должен передать, то вряд ли станет сидеть в здании вокзала. Наверняка выйдет на перрон. И сомневаюсь я, что там будут толпы встречающих. Хотя, людей несмотря на глубокую ночь, хватало. Судя по вспыхивающим красноватым огонькам, несколько человек курили на лавочке. Разглядел заходящего в здание вокзала железнодорожника в форменной тужурке. Часовые опять-таки...

Ну и на самом перроне, возле путей, увидел парочку. Стоящий впереди офицер и чуть сзади, солдат с чемоданом и саквояжем. Вероятно, денщик. Офицер, при виде приближающегося состава, затянулся сигаретой и щелчком отправив ее на рельсы, заложил руки за спину, разглядывая бронепоезд. А я внезапно решил поменять наш план. Ну в самом деле, не будет же у курьера чемодан приказов? Значит, это просто попутчик. Причем, чего-то да значащий в военной иерархии немцев, так как не каждый может возжелать иметь попуткой целый БеПо. Ну а я если ошибся, то просто всучу письмо офицерику и запрыгнув обратно, уеду. Максимум что будет в этом случае так это то, что командира бронепоезда, в кайзеровской офицерской среде посчитают хамом и скотиной. Но реальному Фольге, сейчас уже совершенно все равно, кем его назовут. Поэтому скомандовав Трофимову:

— Передай — самый самый малый вдоль перрона.

Дождался, когда еле двигающийся поезд поравняется с платформой спрыгнул и обгоняя вагон, рванул к офицеру. Еще подбегая, крикнул:

— Обер-лейтенант Тарген?

Тот кивнул, а я, подхватывая его под локоть, потащил в сторону приближающейся открытой двери, причитая:

— Быстрее! Быстрее! Время!

Лейтенант при этом даже не брыкался, только порывался что-то спросить на ходу. Солдат, видя такое дело, подхватив чемоданы шустро рванул следом.

Первым в дверь заскочил офицер. Потом солдат сунул в проем барахло и при этом сам, почему-то остался на перроне. Я аж притормозил, спрашивая:

— А ты? Ты денщик?

Тот мотнул головой:

— Никак нет! Просто помогал господину обер-лейтенанту донести багаж!

Кивнув, принимая слова к сведению, в три длинных шага догнал вагон и запрыгнул внутрь. Все произошло буквально в течении пяти секунд, поэтому лейтенант только успел поставить вещи в сторонку и выпрямившись, недовольно буркнул:

— К чему такая спешка? Неужели нельзя было нормально остановиться?

Я же, с лязгом запирая дверь, в свою очередь поинтересовался:

— А вы кто?

Летеха, окинув меня пренебрежительным взглядом, повернувшись в Бергу (погоны которого были явно больше моих) представился:

— Обер-лейтенант фон Тарген. Офицер для особых поручений при штабе генерал-лейтенанта фон Гёца!

Женька удивился:

— И что вы на станции делали? До штаба дивизии отсюда далеко...

Лейтенант фыркнул:

— Разумеется, выполнял задание командования. А вот вы почему ночью идете? Ведь бронепоезд должен следовать через Обилово в десять утра? — а потом разглядев в свете слабеньких ламп боевого отсека глумливо ухмыляющуюся Гришкину рожу и чинно сидящего в сторонке Комаровского, недоуменно нахмурился — И объясните, что здесь делает этот гражданский?

Вместо объяснений и не дожидаясь, когда Таргнен начнет задавать другие вопросы, я сделал шаг вперед и просто приложил немца кулаком по затылку. Трофимов заботливо подхватил падающее тело и тут же избавил его от оружия. Василий Августович, наблюдавший всю эту картину лишь крякнул:

— Эк у вас ловко получается. Первый раз в жизни воочию наблюдаю настоящую работу наших военных и качество этой работы мне нравится!

Берг, связывающий свеженького пленного, на пару секунд отвлекся, несколько обиженно спросив:

— Так вы что же — даже воинские парады не видели?

Комаровский отмахнулся:

— Ну что вы, голубчик. Парад — это скорее балет. Хореография-с. А здесь именно работа. И всегда приятно наблюдать за хорошо сделанной работой. А уж смотреть как господа офицеры, при минимуме исходной информации принимают предварительные решения, а потом изменяют их в зависимости от складывающийся ситуации, доставляет истинное удовольствие.

Трофимов, заканчивающий обыск и положивший на столик, поверх разной карманной мелочи солидный портмоне, не вставая с корточек, страдальчески поморщился: