| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
А лучшая в мире русская конопля, наоборот — экспортировалось, принося весомую добавку в вечно пустующую государственную казну!
Кроме экспорта, из волокон конопли для внутреннего потребления изготавливают шпагат, веревки и канаты, брезент, парусину и мешковину, рыболовные сети и пожарные рукава. Из ее семян давили конопляное масло, которое имело самый широкий спектр применения — от кондитерского производства до мыловарения и лакокрасочной промышленности.
Советское правительство, после удаления из него Сталиным наиболее упоротых большевиков, значение каннабиса для трудящихся хорошо понимало и уделяло это отрасли повышенное внимание. В годы первых пятилеток были разработаны и запущены в серийное производство специализированные машины для уборки и переработки конопли. Среди коноплянноводов поощрялось стахановское движение, а лучшие из них — награждались почётными значками, медалями и орденами СССР.
Однако, это всё будет происходить в тридцатые годы. Пока же, топовая верхушка большевиков — в ожидании Мировой революции, ни о каком "каннабисе" не мечтала.
* * *
Я же, не обладая возможностью кроме всего прочего производить серийные специализированные машины для конопляного растениеводства, как и в случае с красным ульяновским червём и картофелем — все усилия вложил в селекцию самой конопли. Вложения минимальные, отдача обещала быть по максимуму.
Приглашённый и согласившийся стать Заведующим Ульяновской "Станции селекции сельскохозяйственных культур" (СССК), Лысенко Трофим Денисович прославил своё имя — не столько работами по выведению новых сортов картофеля, как конопли. Для этого он, руководствуясь самой передовой по тем временам мичуринской методой (а, может я что-то путаю), скрещивал(?) саморучно и перекрёстно опылял разные сорта этого растения, взятые со всего света. Чаще всего, ему их семена привозил Николай Иванович Вавилов — который в поисках "прото-пшеницы", на деньги — оставшиеся у Советского правительства после помощи германским и британским рабочим в деле борьбы с собственной буржуазией, объездил все континенты и материки.
За исключением Антарктиды и Атлантиды, разве что. В первой — зверски холодно и, если какая "прото-пшеница" и была — то её давно склевали прожорливые пингвины. А вторая — утонула ещё во времена древних шумеров и, до сих пор не всплыла.
"Прото-пшеницу" Николай Иванович так и не нашёл, зато регулярно привозил знакомым дамам — предметы дамского туалета, знакомым кавалерам — предметы мужских аксессуаров (вроде резинового фалоиммитатора для Генриха Ягоды), а знакомым ботаникам — какие-нибудь диковинные растения, вроде топинамбура — за который, его в конце концов и посадили.
Как-то раз прогуливаясь с Трофимом Денисовичем по опытной конопляной делянке и беседуя, я выслушав про все беды и нужды коноплеводов, в шутку фыркнул:
— Идиот ваш Вавилов и, если его в конце концов загеноцидят — то правильно сделают.
Общение с ведущим советским ботаником, меня всегда настраивало на очень позитивный лад. Если по какой-то причине грустно, если на сердце тоскливо — хоть волком вой, а в душе скребут и там же гадят кошки — то я иду к Лысенко и, пообщавшись с ним всего лишь с часок — вновь становлюсь весёлым и находчивым.
Особенно, забавляла его привычка ходить по пахоте босиком, оставляя на ней следы — сходные со следами "йети". Как-то раз, я даже сфотографировал их и, на 1 апреля опубликовал снимки в нескольких газетах, в том числе и заграничных — выдав за следы реликтовой обезьяны, якобы сохранившейся в нижегородских болотах и лесах.
После чего, тогда уже — Ульяновский район, хорошо поднялся на туризме и экспедициях из академий наук всех мало-мальски развитых стран мира.
Главный селекционер "Красного агропрома", ковырявшейся на тот момент в хорошо унавоженной земле, не разгибаясь, спросил:
— Чому вин "идиот", Серафим Фёдорович?
— Да, "тому" — что самая лучшая конопля растёт в Чуйской долине, — "бугагага!!!" мысленно, — там же видели и "прото-пшеницу", "прото-кукурузу" и даже — "прото-лошадь Пржевальского". Слышали про такую, Трофим Денисович?
— Ну, а як же!
Лысенко немедля выпрямился и, вытерев хорошо унавоженные — широкие крестьянские ладони об белоснежную малороскую вышиванку, по-бычьи на меня уставился:
— Це правда, чи Вы зараз шуткуете?
Перекрестившись в сторону дневного светила двумя перстами, я:
— Карл Маркс тому свидетель и Фридрих Энгельс мои слова подтвердит! А коль даже нам троим не верите, Трофим Денисович — то спросите у наших вермикологов: они туда за "прото-червём" ездили.
Надо сказать, что Лысенко был по-крестьянски недоверчив.
Однако, наш мужик таков: коль втемяшишь ему что в голову — он моря выкопает лопатой и ею же горы насыплет, если конечно — ту же башку не свернёт от неистовости!
Вот и этот, расспросив по моему совету создателей красного ульяновского дождевого червя про экспедицию в Чуйскую долину — загорелся неугасимым, фанатичным огнём.
Ну, что оставалось делать?
Мы в ответе за тех, кого разыгрываем!
Экспедицию за семенами чуйской конопли возглавил лично Лысенко и мой "офицер по спецпоручениям" — Ипполит Степанович, как человек бывалый и там уже бывавший. Вернулись назад, они крепко сдружившимися и привезшими с собой как бы не целый вагон чуйской конопли во всех её возможных видах: стебли, листья, семена, пыльца, смолка, шишки, пластилин... Привезли даже одного — на вид дикого узбека, который по их словам — лучше всех знал толк в этой культуре.
Лысенко, было просто не узнать — прямо совсем другой человек!
Никаких следов прежней угрюмой крестьянской быковатости: всегда беззаботно весел, всегда смеётся и всегда с отличным аппетитом.
Ярый приверженец Мичурина и марксистко-ленинской ботаники, явился пред мои очи до краёв полным выдающихся идей:
— На основании единства и боротьбы противоположностей, скачкообразно, путем отрицания отрицанием, я Вас просто ЗАВАЛЮ(!!!) коноплёй-волокном — як вулкан Везувий Помпея пеплом!
Оставалось лишь недоумённо пожав плечами, пожелать ему всяческих творческих успехов.
После чего, по новой началась упорная селекционная работа.
Семена и пыльцу чуйской конопли скрещивали с местной посевной, с дикорастущей "сорной" и с импортной — индейской... Чтоб вызвать мутации, их подвергали жёсткому рентгеновскому излучению, травили сильными ядами вроде колхицина... Замораживали и поджаривали, варили в молоке и растворяли в ацетоне. Затем, среди растений-мутантов — выискивали образцы с улучшенными полезными свойствами и характеристиками.
Наконец, почти трёхлетний труд Лысенко и его команды увенчался полным успехом!
Новый сорт посевной конопли был живуч как человеческий предрассудок, плодовит как австралийский кролик и неприхотлив як среднеазиатский ешак. Главное же, он давал высокие — до пяти метров побеги, большое количество семян и крупные — повышенной липкости "шишки", почему-то ярко-красного цвета...
Мутант, фуле!
Хорошо ещё, что он плотоядным не получился и не схавал своего создателя.
На торжестве по случаю этого знаменательного события, на митинге после всех положенных в таких случаях речей про коварство мировой буржуазии и неизбежности мировой революции, меня вопросили:
— Серафим Фёдорович! Как назовём новый сорт конопли?
Ещё раз внимательно рассмотрев растение, я в очередной раз напряг свой незаурядный гений и, тут же выдал "на гора":
— Назовём его "Ульяновская красная революционная шишка"!
Сквозь бурные овации, послышался одиночное "конское" ржанье. Присмотревшись, я узнал Лысенко — как всегда босого, в вышиванке и с дымящейся самокруткой:
— Я сказал что-то смешное, Трофим Денисович?
— Та ни, шо Вы... БУГАГАГА!!!
Ну, его понять можно — такой успех, такой грандиозный успех...
Трофим Денисович Лысенко полностью посвятил себя этой культуре.
Позже, он обессмертил в веках своё имя тем, что создал теорию так называемого "стадийного развития" конопли, метод направленного изменения наследственности из посевной северной конопли в южную индийскую и обратно и, весьма небезуспешно работал над селекцией её озимых сортов. Предложил ряд агротехнических приёмов возделывания этой культуры: яровизация, чеканка побегов, летние посадки в междурядьях картофеля и так далее.
Как всегда в этой говённой жизни: кому-то — "вершки", а кому-то — "корешки".
Государство заставляло сдавать по фиксированной цене волокно, а нам оставалось всё остальное.
Ну, что ж...
И на "остатках" мы делали изрядный гешефт!
Кроме волокна (по сути — коры или луба), в стеблях конопли содержится изрядное количество так называемой "костры" — одеревеневшей сердцевины, которой с гектара этой культуры образуется около пяти кубических метров в год(!). Из костры мы изготовляли топливные брикеты, прессованные утеплительные и облицовочные плиты, на ней выращивали грибы и откармливали красных ульяновских червей, сухой перегонкой — получали жидкое моторное топливо, этиловый спирт и несколько видов растворителей. Позже из неё научились извлекать целлюлозу, из которой делали картон, дешёвую оберточную и туалетную бумагу.
Семенами конопли кормили домашнюю птицу и давили их на масло. Кроме употребления в пищу, из конопляного масла изготовляли олифу, маргарин и мыло, а жмыхом — откармливали свиней на ферме при Ульяновской Воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних.
Из соцветий (шишек) и верхних листьев методом сухой перегонки получали экстракт, содержащий множество полезных веществ. Из последних же, изготавливали лекарства — желчегонного, ранозаживляющего, отхаркивающего, общеукрепляющего, успокаивающего, болеутоляющего и снотворного действия.
Впрочем, про коноплю мы с вами ещё поговорим!
* * *
Предвижу такой вопрос: а как же решение продовольственного вопроса? Ведь, впереди — "голодные 30-е"?
Предвидя, хотя надеясь предотвратить, я создал первое сельхозпредприятие — Ульяновское подсобное хозяйство и вермиферму при нём. Успешное начинание было мной широко распропагандировано через газеты и журналы, одобрено правительством и, где добровольно — а где добровольно-принудительно, подсобные хозяйства стали создавать повсюду: в городах и посёлках, на предприятиях и учреждениях, при школах и культурных учреждениях, при тюрьмах и воинских частях.
Припахали, даже нэпманов!
Каждому из них, соразмерно капитала, нарезали делянку за городом и заставили выращивать что-нибудь съедобное. Почему-то, все они предпочитали выращивать грибочки — вешенки, шампиньоны и особенно — серые навозники...
Впрочем, про последние — будет отдельная тема.
Кроме развития городских подсобных хозяйств, как мне думается, не допустить голод можно двумя способами:
1) Увеличением производства основного продовольствия — хлеба.
2) Уменьшением его вывоза из страны.
Находясь в зоне рискованного земледелия, я предпочёл идти вторым путём и, это касается не только конопли. Давая правительству альтернативу взамен продаваемому ради валюты хлеба, я несомненно увеличу его потребление внутри страны.
За сданную на государственные перерабатывающие предприятия коноплю-сырец, казна сравнительно хорошо платила. Это, да плюс всё вышеперечисленное, со временем позволило артелям "Красного агропрома" — превращающихся в крупные агро-промышленные кооперативы, заняться мясо-молочным животноводством.
Этому способствовало ряд вынужденно-благоприятных обстоятельств.
Хотя при своевременном внесении органических удобрений можно допускать повторные посевы конопли на одном и том же месте в течение нескольких лет и получать при этом удовлетворительные урожаи — всё же ради недопущения распространения вредителей и болезней, коноплю более выгодно чередовать с другими культурами. Лучше всего она росла после другого "технического" растения — махорки и, особенно после многолетнего клевера.
Вот их мы и использовали в севооборотах.
Курили в тогдашней Советской России — едваль не с пелёнок и на махорку всегда был изрядный спрос, что приносило хорошие средства на дальнейшее развитие аграрного сектора в целом.
К "знаковому" 1927 году — на этих территориях был создан "Средневолжский акционерный трест советских хозяйств" (СВТСХ), номинально входящий в "Госсельсиндикат РСФСР". К началу 30-х годов тресте было 18 сельхозкооперативов АО "Красного агропрома", 16 перерабатывающих заводов (сыродельни, маслобойни, ското-забойнические пункты с хладильнями, колбасными и коптильными цехами), 9 мельниц. А так же — своя лесопилка, кирпичный и стекольный мини-завод, строительное управление и так далее...
Наконец, приступили к изготовлению стратегического продукта — порошкового молока. Выпуску тушёнки и сгущёнки препятствовал хронический недостаток лужённой жести для консервных банок — но он тоже осуществлялся, хотя в довольно скромных объёмах.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
