9. Пропавшие звезды

Как светлый магистр, я постоянно и гнусно нарушал правила.

Военнопленных разместили на тайной базе "Аконит". Насколько я успел узнать предназначение базы — раньше это был путь в один конец.

— Всего лишь договорились, Кайя.

Ведь светлый магистр должен уметь договариваться. Шеннейр оставляет пленников мне, я не вмешиваюсь в то, что он творит на территории Ньен.

Следующий светлый магистр будет лучше, чем я, клянусь. Я приму все сомнительные решения за него.

Пришлось порядочно прождать в машине, прежде чем нам открыли въезд. По углам разграниченной для пленников территории висели темные печати такой мощности, что могли бы спалить половину лагеря одним ударом. Я думал, что успел привыкнуть к темной магии, но мне все равно стало нехорошо.

— Темные боятся, что вы соберете из пленников боевой отряд и поднимете восстание, — с обычной бездушной улыбкой поведал мне Кайя. Кайя выглядел человеком, для которого в этом мире нет тайн.

Матиас, дотоле внимательно приглядывающийся к светлому, внезапно громко хлопнул в ладоши у него под ухом. Кайя даже не шелохнулся, и только через некоторое время, уловив, что от него ждут реакции, приподнял брови:

— Я тебя слышу. В чем вопрос?

— Сигнал от внешнего раздражителя проходит, — рассудочно отметил Матиас. — Но не сразу.

— Я полностью нормален, — с легкой обидой ответил светлый.

Теперь я смотрел на охранные печати с иронией. Если бы я хотел начать войну, я бы давно начал. Северяне были нужны мне ровно для одной цели. И долго держать их в плену нельзя — у нас не хватало самого необходимого для своих граждан. Кормить и поить нахлебников Аринди не могла.

— Вытащите из них все, — я оглянулся на окошечко в салон машины, где сидели едущие с нами светлые. Кайя лично отбирал подходящих людей, и они дорожили оказанной честью. — И следите за провокаторами.

Северяне оказались замечательными пленниками. Спокойными. Встреча в одной точке заарнских Лордов, загорских спасателей и светлого магистра сильно дала им по мозгам. Правители коалиции сделали ставку на муштру и идеологическую накачку, а потому северяне были хоть и слабы на голову, зато четко отличали хорошее от плохого.

Я не винил Северную коалицию. Ведь светлый магистр — самое хорошее, что есть в мире.

Северян собрали на большом поле. Даже воду им, естественно, не выдали — но никто не жаловался. Наверное, не догадались. Я оставил Матиаса в машине и вышел, и люди расступились передо мной, открывая лежащие на земле тела в мятой грязной форме. Судя по внешнему виду, их долго душили голыми руками.

Маги-геллен напоминали диковатых кошек, притащивших хозяину дохлых пожеванных мышей. Перед толпой полукругом стояли люди с ясными ярко сияющими искрами. Они были уверены в себе и ни в чем не сомневались.

— Мы не станем воевать против светлого магистра, — сказали они, и, как будто получив команду, большинство северян развернулись и пошли в стороны.

Гильдия Джезгелен была совсем юной. Но показывала хорошие перспективы в будущем посоперничать со светлейшим Загорьем за звание самых угашеных на материке.

Я поймал себя на том, что подхватил у Шеннейра привычку выражаться грубо, и дал себе зарок следить за языком.

— Сколько у вас раненых? Что вам нужно?

Смотреть на бывших изгнанников, моих светлых, рядом с магами-геллен, было мучительно до слез. По крайней мере, коалиция хорошо обращалась со своими солдатами. Даже какой-нибудь Бринвен любой из гелленцев без усилий сломает шею, а других они вообще способны давить пачками. Что бы там ни думали Кайя и товарищи о даруемом благословением светлого магистра бессмертии, без надежной охраны я их к этим чудищам не пущу.

В хранилищах я полюбовался на груды отобранных у северян боевых жезлов, боевых посохов, амулетов и свернутых схем заклинаний, с грустью осознавая, что именно Аринди подтолкнула мир к войне, завалив рынок относительно дешевым и мощным оружием. Артефактов не нашего производства было немного, и их сразу отправили исследователям.

...Селить северян и загорцев в камерах напротив я не стал. Тревожить заклинание самоуничтожения в их головах не стоило — тем более после нашей достославной беседы загорцы больше на контакт не шли. Толку от них было никакого: они не разговаривали, не реагировали на внешние раздражители, отказывались от еды и воды и просто сидели или лежали на полу камеры, смотря в пространство. Обычно загорцы живыми в плен не попадали, и что теперь с ними делать, никто не знал. Головы культистов напополам забивали священные гимны и катрены о конце света, любая попытка допроса грозила запустить самоуничтожение, и пусть заклинатели уже предложили десятки способов занимательного использования человеческого материала, выбора у нас особого не было. Убить. Или...

Загорцы не сопротивлялись, когда их вывели и посадили в фургон без окон. Хотя вырваться они все равно не могли — темные выделили хорошую охрану. Не сопротивлялись, когда их долго везли по ухабистой дороге и когда вывели на лесную поляну, накрытую маскировочной сеткой. Загорцы знали, чем заканчиваются все пути, и не боялись жертвовать собой.

То, что под сеткой не оказалось жертвенника, загорцев глубоко задело.

— Вы их отпускаете? — заместитель командира резервного левого крыла пятой северной колонны ЯнИнш возмутился так, словно лично брал загорцев в плен. Я длинно вздохнул, поднимая взгляд и принимая вид печального милосердия. Мало того, что ЯнИнш был верзилой, который даже над ариндийским ла'эр возвышался на голову, и имел непонятное никому звание, у него имелось собственное мнение по поводу всего. По поводу разрухи, обездоленных жителей, несоответствия Аринди необходимому образу, управления государством, ограды лагеря военнопленных, погоды, природы и каждого камушка на дороге.

Хора как и всегда встречала мелким дождем и грязью. Чтобы загорцы ехали быстрее и не оборачивались, им даже выдали машину — самую старую и потрепанную.

— Идите. Вы свободны, — я сделал широкий жест, указывая в сторону Загорья. Загорцы прямого посыла не поняли и смотрели на меня совиными глазами. — Возвращайтесь домой. Вы нам не нужны. Нам не нужны люди, только и умеющие, что ненавидеть все вокруг.

Мне всегда было любопытно, улавливают ли загорцы издевку в "светлейшем Загорье". С них сталось бы принимать это за чистую монету и гордиться.

Только после этого загорцы зашевелились. Они не сказали ни единого лозунга, ни единого катрена, ни единого оскорбления; жаль. Они были единственными, кто действительно помог. Машина с натугой сдвинулась с места и медленно поползла по дороге, поднимающейся под облака.

Внизу, в долине, скопилось несколько десятков машин. Часть северян возвращалась на родину. Они не верили, что их отпускают, до тех пор, пока я не освободил загорцев. Подавленность висела над побежденными как густой туман. Идеалы и цели оказались ложью; возвращение было бесславным.

— В плену загорцы... граждане долин Лонн не выживут. Но, боюсь, я все равно не смогу их спасти, — я расстроенно покачал головой, вновь обращаясь к ЯнИншу. — Когда они достигнут пограничного обелиска, то покончат с собой. Загорье не позволяет вернуться тем, кто прикоснулся к скверне. Даже если это люди, спасшие мир. Таковы традиции.

Мы все знали, что творится в Загорье; споры, стоит ли вмешиваться, в светлой гильдии не прекращались. Но если мы считаем, что мы вправе решать за другую страну, что ей хорошо, а что плохо, и посылать ради причинения добра боевые отряды — за что же корить само Загорье или Северную коалицию?

— Это неправильно, — теперь ЯнИнш смотрел на север новым взглядом, и в его эмоциях вновь зрела непоколебимая определенность.

— Вы их отпускаете?! — от вопля Миля кровь стыла в жилах. Я прикрыл наушник ладонью, предвкушая, как скажу, что когда мы собирали трофейные машины для северян, мы действительно собирали их для северян.

В долине темные громко ругались и остервенело размахивали руками, пытаясь донести до иностранцев, что возвращаться на север надо через круговой объезд через восточные горы. Все прямые пути через Хору вели в Загорье. Северяне их не слушали и ехали прямо.

— Я светлый магистр. Мне полагается щадить врагов. Я даже вас пощадил, вы понимаете, насколько я хороший, Миль?

...— Ловить добычу и отпускать, чтобы потом снова поймать. Вот так поступает Тьма! — безмятежно сказал Бретт и переглянулся с младшими Наро. Отряд Бретта и пограничники выдвигались следом, чтобы проследить, что гости покинули пределы Аринди.

Младшие Наро подумали, что я их не вижу, и красочно изобразили, как отрезают Бретту голову.

Все время, когда мы по окружной дороге спускались к пограничному пункту Ель, я видел на скалах яркое пятно — Бринвен стояла рядом с хищным зверем и наблюдала за дорогой. Хищные звери подбирались все ближе к людским поселениям, привлеченные шумом и колебаниями пространства.

Перед мостом через распухший от талой воды ручей устроились лагерем незнакомые темные. Без формы, но точно гильдейские — этих я узнаю всегда. Знакомые темные ходили по стенам, не пропуская чужаков через череду печатей, и светили очень джиллиановскими издевательскими табличками "мы вас не знаем, уходите".

— Какие интересные игры, — я даже высунулся из машины. Незнакомые темные испытывали безысходную тоску от того, что мимо едут светлые, а их нельзя тронуть.

— А, чем-то проштрафились, — Иллерни вновь появился незаметно, наверняка сопровождая нас с самого начала. — К чему вам, светлый магистр, думать о столь низменном? Шеннейр разберется.

Наверное, к нам вернулся последний из разбросанных по Хоре боевых отрядов. Судя по времени появления, они оттягивали этот миг как могли — хотя, возможно, вернись они раньше, то заняли бы справедливое место на стойке с черепами.

Сразу после моста на дороге появился гравий. Потом исчезли ямы. У поселения Ель выросла новая ограда, крепкая и все еще без прорех. Возле шлагбаума стояли машины с пустыми цистернами, а Бринвен уже успела спуститься и ждала у ворот, перекинув через плечо веревку с железными крючьями. Один из светлых боевиков набросил ей на плечи плащ.

— Чужие побуждения мне неведомы. В наш цивилизованный век нет причины для светлого, — Иллерни словно примагнитило к веревке, — для любого мага, для любого гражданина Аринди ползать по скалам с веревкой...

— Могу без веревки, — равнодушно ответила волшебница. — Пальцы жалко.

Предложить прибить к скале железную лестницу и снести все холмы, закрывающие обзор, Иллерни не успел. Жители больших городов Аринди подозревали природу во враждебности к человеку.

Официально Бринвен следила за продвижением загорцев и северян до той границы, когда эмпатический сигнал рассеется и потребует слишком большой концентрации. На скалу она полезла потому, что захотела, ну и чтобы поговорить с хищными зверями, если у тех будет настроение отвечать.

Я смотрел на Ель и не верил глазам. На обочинах дорог проложили деревянные мостки, разрушенные здания разобрали, стоящие подправили и покрасили. Вместо цветов жители выращивали в палисадниках маленькие горные елочки с плотной кроной, и даже эти елочки постарались прочесать и распушить. Не сказать, чтобы старания были заметны, но они были. Недалеко от главной улицы виднелись сложные деревянные конструкции, затканные паутиной, но я знал, что ельские пауки сейчас проходят линьку и не выйдут нас встречать.

— Разруха и полная бесхозяйственность. В Аринди не нужны бездельники. Вступление в состав Аринди надо заслужить, — Бринвен твердо ступала по мосткам, и ее группа поддержки излучала гордость — как люди, преподнесшие своему магистру достойный подарок. А меня наконец озарило, зачем вокруг ошивались подозрительные личности с горячей надеждой во взгляде и пытались вручить мне ключ. Этим ключом в поселении Ель было нечего открывать — здесь не было ни единого замка.

Как оказалось, переселенцы, которые раньше спокойно попадали в Аринди, теперь скопились у закрытых границ и решили, что раз они не могут войти в Аринди ногами, то войдут вместе с территорией. Темных расперло от жадности, а светлые не увидели в желании быть ближе к светлому магистру ничего странного.

Аринди не нужны бездельники, но я сильно сомневался, что Аринди нужны сумасшедшие. Ума не приложу, чем Аринди заслужила, чтобы к ней присоединялись — хотя, возможно, после устроенного загорцами светопреставления даже в туманной глуши поняли, что линия огня подобралась слишком близко.

— Светлые всегда тащат в дом разную дрянь, — с удовольствием повторил в наушниках Миль.

На новых землях Аринди как и всегда стоял туман, как и всегда шел дождь. Земли Аринди были жизненны как сама жизнь, как моя жизнь.

Гостиницу на главной площади постарались перестроить, после чего она не потеряла местный колорит, но потеряла устойчивость. На фасаде цвета тумана и болотной тоски скалила три ряда зубов огромная акула. Но, даже оценив старания, готовить обед светлые предпочитали отдельно сами для себя. Люди бегали вокруг и что-то делали, а под навесом сидели разнаряженные в кружево Наро и пили чай.

Из плотных облаков посыпалась мелкая крупа. От легких безрукавок Наро мурашки шли по коже, но потомки древней крови легко переносили град, жару и холод, жажду, и голод. Именно приспособленность подвела древний народ — у них не было причин развиваться.

— Эти люди предлагают мне долю от незаконных сделок, — сомнение Бринвен в нормальности происходящего отдавалось в душе симпатией. В этом зыбком мире Бринвен прочно стояла на ногах.

Наро пороняли все, что держали в руках, загомонив "ужас!" и "светлым — никогда!". Миэлле попытался уронить заварочный чайник, но успел его поймать.

— Просто магистр их еще не одобрил, — очаровательно улыбнулась Мелисса.

Цистерны заполнили водой. На платформы отдельно грузили молоко, мясо и шерсть — еще не вступив в Аринди, местные уже поняли концепцию налогов. Руководила всем Бринвен, потому что больше никто и не рвался.

— Как у тебя хватает терпения? — я старался, чтобы это прозвучало по-дружески. Мне все еще было тревожно, что я отправил Бринвен в пасть к акулам. Светлые больше не применяли стимуляторы, никто не пострадал от темных, Бринвен справлялась хорошо, но я тщательно вслушивался в ее эмоции, пытаясь нащупать тот самый излом. Который должен был быть.

— Я должна защищать людей, а не ждать, что они будут ответственными, осознанными и разумными, — Бринвен задумалась, все ли сказано, и решила, что ее словам не хватает вескости: — Этого нет в моих обязанностях.

Впечатлительность Бринвен была на уровне горного обвала.

Теперь на ее руках было уже несколько браслетов — разные браслеты давали разный сигнал на случай помех. Такими же браслетами щеголяли некоторые светлые, и я порадовался, что они начинают привыкать. Уже делают то, что им нравится.

— Я не могу разговаривать со своим магистром по тому же браслету, по которому разговариваю с... темными, — последнее слово Бринвен произнесла с трудом. Надежда загнулась, не успев появиться.