Треск и грохот. Еще один ствол рухнул на лицо женщины, закрывая его собой. Что-то ударило и ее по голове хлестко и жестко. А потом по телу. Сдавило, смяло, лишая сознания.

И только сверху было видно огромные стволы, уложенные в ряд как специально, под которыми дымкой вырисовывалось тело и просачивалось облачком, уходило вверх лучиком. Мимо маленькой девочки, распластанной на стволе, раздавленной гигантскими сучьями...

Алена очнулась, не понимая, там она или здесь, грезилось, снилось? Тело ныло каждой мышцей, каждой косточкой, будто, правда, попало в обвал и было раздавлено.

Память тела?

Девушка тряхнула волосами, ничего не соображая.

Бабушка? Дед?

Бабушка. Но деда-то не было.

Мама, отец — нечто смутное, сотканное из голосов и эмоций, запахов и прикосновений. Неуловимое, как мгновение.

Но было.

Брат — кроссовок, ломкий голосок, выдавший ругань и шапка светлых волос — больше ничего.

Но было.

Бабушка... Какое-то пятно, светлое но будто пустое. Кисть руки, сверкающие как стеклышко на солнце ноготки... Да, кажется была. Но чья мать — отца или матери? Какая? Не вспомнить.

Дед...

Не было деда, не было!

Не было!!

Глава 3

Мужчина сидел на коленях в кьете, но смотрел в пол, а не на фигуру Бога.

Что-то было не так. Что-то тревожило.

Он медленно выпрямился, встав с колен.

Еле уловимый шорох за спиной и свист, разрезавший воздух, как плеть.

Мужчина перехватил кинжалы у головы и крепко сжав их рукояти пальцами, повернулся, готовый вернуть их хозяину. По голому торсу прошла тень — к мужчине размеренно и даже чуть лениво приближался высокий, стройный седовласый человек. Но не старик — взгляд слишком острый, лицо без морщин, хоть и с впадинами на щеках.

Мужчина чуть напрягся, но ничем не выдал готовность к любому выпаду.

Человек остановился напротив него и сложил руки за спину, оглядывая противника с ног до головы.

Нет, не зря Рэй тогда доверился воле Модрашь и согласился на беспрецедентный союз. Он смотрел на мужчину, и видел свое отражение в зеркале много, много лет назад. И как наваждение услышал смех Алэны за спиной, задорный голосок: "надолго улетаешь?"

Взгляд мужчины уперся в инкрустированные ножны Рэйсли, в алмаз на кончике рукояти и, клинки в руке мужчины ушли в стороны: тот что был в левой — воткнулся в колонну справа, тот что справа, воткнулся в стену слева.

Перед ним воин, очень знатный воин, к тому же старше него по летам. Он не станет нападать, как Тим не станет. Это была всего лишь проверка.

— Здравствуй, — прозвучало почти прохладно.

Мужчина приложил ладонь к грудине, но кланяться не спешил да и не считал нужным. Чтобы не было — они равны, а равный равного уважает, а не пресмыкается.

— Знаешь, кто я?

— Нет.

— Знаешь, кто ты?

— Да.

— Кто?

Мужчина напрягся под пристальным хоть и полусонным взглядом:

— Человек, — процедил, давая понять, что не любит, когда его разглядывают, словно насекомое.

"Гордец", — порадовался Рэй.

— А я слышал, ты славный воин.

— Говорящим видней.

— Верить им?

— Верьте себе.

Взгляд Рэйсли потеплел, он почти любовался своим потомком. Нет, не пришел конец династии Лоан и не придет. Их древо не зачахнет, пока рождаются такие "ветки".

Жаль, что от огромной "кроны", остались лишь две веточки, — прикрыли веки набежавшую на сердце сегюр печаль.

— Откуда ты?

— С Земли.

— Давно?

— Больше двадцати циклов.

— Плохо с математикой?

— Двадцать два цикла.

— Как ты попал сюда?

Тим промолчал, но как заставить молчать память?

Бабушка подхватила малышку, Аленку, уводя в сторону от обвала. Отец успел перехватить Тимофея и отстранить от рухнувшего ствола. Он как граница лег между прошлым и будущим, между семьей, некогда счастливой, несмотря ни на что.

Взгляд двенадцатилетнего мальчика упал на окровавленное лицо мертвой матери и, психика не приняла ее смерть. Он смотрел в мертвые глаза той, что еще пару минут назад смеялась и, слышал хриплое дыхание отца рядом с собой, и уверял себя, что это дышит мать.

Треск и россыпь шелухи, коры, листьев и хвои ринулась на него. Отец успел прижать мальчика к земле, накрыв собой и был придавлен ветвями. Тим лежал под ним не чувствуя тяжести, не чувствуя боли от впившихся в щеку камешков, шишек, игл хвои — он не отрываясь смотрел в мертвые глаза матери и ждал, когда она моргнет, протянет к нему руку — "Тима"...

Ничего.

Кругом все падало и рушилось, дрожала земля, а он все лежал не в силах пошевелиться, отупевший, потерявшийся.

Рухнувшая лиственница придавила мать, накрыла отца, вдавив мальчика в землю.

Он вылез к утру, с трудом, скрипом, криком сквозь зубы, не помня, спал ли это время, бредил, грезил.

Стоял окровавленный, изломанный и не понимал этого, как не понимал, что стал сиротой. Смотрел вокруг и не понимал, что сталось с лесом. От края до края завалы стволов, обломанных веток. Серое небо, покрытое дымкой и никого, ничего вокруг — мертвая, выворачивающая душу тишина.

Он залез на бревно исполинской лиственницы и только тогда обратил внимание на торчащую из голени кость, понял, отчего не слушаются ноги.

Его шатало, но он стоял и стоял на стволе, глядя в небо и ничего не чувствовал — ни боли, ни страха, ни тревоги. И понял, почему — он мертв.

Только так можно было объяснить, что он стоит на сломанной ноге, смог взобраться на бревно с перебитыми руками и при том, не чувствовать боли. Только так можно объяснить метаморфозы с лесом, знакомым ему с детства. Только так можно принять отсутствие близких рядом и наличие непонятного, невиданного аппарата, что беззвучно сел недалеко от него. И лысых людей с татуировками на щеках. Их острые взгляды, ощупывающие его, их вопросы, которых он не слышит.

Просто он мертв.

Мертв...

— Кто твои родители?

Голос Рэя заставил Тима очнуться. Он вскинул взгляд на сегюр, пустой и тяжелый:

— Люди.

— Где они.

— Погибли.

— Сестра, братья, другие родственники?

— Нет.

А как хотелось сказать "да". Но тот обвал забрал у него всех, кто еще остался после кризиса. Энергетическая, а потом экологическая катастрофа унесла жизни миллиардов. Оставшиеся добивали себя сами. Мир перевернулся с ног на голову.

Тот мир. Его уже нет, как нет семьи Колмогорцевых, нет Тимофея. Есть Тим, послушник кьета Модрашь на далекой, чем-то очень похожей на Землю планете Геритан. Здесь никого и ничего, только горы, хвойный, схожий с родной ему тайгой лес, и кьет, одинокая пирамида на пустынной, маленькой планетке, забытой Богом и людьми.

Лоан склонил голову: столько перипетий прошел он сам и его дети и вот скудный итог стремлений, иллюзий и реальных планов, вздохов, выдохов, "полетов" и "пожаров" — Тим Лоан, мальчик подаренный сегюрет волею Модрашь от дикаря с варварской Земли. Единственная опора шатающемуся трону, единственная радость сегюр. Сын Вэйлифа не в счет — он козырь, но далеко не козырная карта. Незаконнорожденный сын жреца и рабыни станет не оплотом, а посмешищем дома Лоан.

Рэй прошел к трону Верховного жреца и сел в него, как в собственное кресло. Тим пораженно уставился на него — воин не знает, что священно место нельзя осквернять или он персона не менее священная чем, Аддон, главный жрец кьета на Геритане?

И напомнил бы, выяснил, если бы не ножны и алмаз на груди незнакомца, что бередили память и смущали речь.

Вынырнувший из тени колонны Аддон с почтением приблизился к седому и вместо укора, отдал благодарственное и почтительное приветствие, склонившись чуть не до пола, словно раб.

Невидаль — Аддон гнущий спину! Тим был уверен — у брата она не гнется вовсе.

Жрец подал даже не взглянувшему на него Рэйсли лэктор и тот вставил его в ухо. Прослушал данные о сейти, уверяясь все больше — Модрашь послал ему наследника.

Кровь землянина ничуть не повредила психоанотамическую и энергоинформационную систему организма мужчины, более того — укрепила. Он не нуждался в дополнительном и-цы, потому что сам был источником Вечной энергии.

И при этом, истинным флэтонцем! Острое зрение, острый слух, уникальная даже для флэтонца система регенерации и жизнеобеспечения. Впрочем, в этом Рэй не сомневался. Он помнил доклад Стейпфила и Арвидейфа о состоянии мальчика. Не каждый флэтонец выжил бы при подобных повреждениях, а парень словно и не ведал о них и восстановился за четыре дня.

И все же, все же...

Сегюр вынул лэктор из уха и сунул его в нагрудный карман.

— Тебе нужно жениться.

Тим нахмурился:

— Святой воин принимает обет безбрачия...

— Ты не агнолик и обет безбрачия не принимал.

— Потому что мое посвящение отодвинули...

— Его не будет! — отрезал Лоан.

Тим закаменел — по какому праву? Да кто он такой, этот седой воин с манерами диктатора?!

Все эти годы Тимофей усердно учился, овладевал всевозможными методиками, чтобы потом, когда примет сан, мог бы вернуться на землю и при поддержке братьев, установить порядок, сохранить пусть хоть горстку оставшихся в живых соотечественников, защитить их от призрачных субстанций, что не находили себе места ни на земле ни на просторах астрала, возмущенные, потерянные для себя и мира, что должны были обрести со смертью. Живые губили мертвых, мертвые живых. Но он знал как помочь тем и другим, вернуть покой и благополучие на Землю, но один он не сможет. Еще бы пара братьев, всего двое... А ему отказывают даже в сане! Еще навязывают какую-то жену.

Какого черта, или как говорят местные, три лявры в профильное пространство тому, кто это придумал!

Мужчина чуть не выругался вслух и не сунул с упрямства руки в карманы, но вовремя вспомнил, что карманы остались на Родине, как и ругательства, которые были бы здесь не поняты.

— Мне не нужна жена. Я не планирую жениться вообще.

— Это не обсуждается. Ты не только женишься, но и постараешься завести ребенка в кратчайший срок.

— Я не племенной бык! И кто вы такой чтобы диктовать, что мне делать?! — не сдержал ярости мужчина.

— Я тот, кто может устроить твое будущее, — после паузы ответил Рэй.

— Я сам его устрою.

— Похвально. Но ты не можешь получить сан, потому что канно.

— Однако жить по законам святого воинства мог...

— Не перебивай меня, юнец! — рыкнул сегюр, приподнимаясь, но тут же стих и осел, вспомнив себя, точно так же когда-то перечащего Гвидеру, своему отцу — дерзко и упрямо.

Помолчал и встал, кивнув Аддону, спрятавшемуся за спинкой трона. Жрец трусцой ринулся вперед, в альковы высшего жречества, а Рэй лениво бросил мужчине:

— Пойдем, выпьем шеврио и поговорим спокойно.

Шеврио? Сегодня что, день сюрпризов? — вскинул бровь Тим и двинулся за седым.

— Вы не представились.

— Да? — остановился в дверях сегюр. Окинул взглядом сейти и пошел дальше.

Ну, наглец! — восхитился Тимофей. Всяких он видел в кьете, флэтонцы вообще наглецы и гордецы, но чтобы до такой степени? Не иначе фагосто, а может и сам троуви. Вот так птица прилетела по его душу. Только с какой радости?

Взгляд мужчины непроизвольно поискал учителя — может он что-то может прояснить? Но Стейпфила как назло не было видно, а Мэрриот, учитель друга Тима — Ландрейна, только сунул свой нос в коридор, как тут же отпрянул и исчез.

Седой словно знал того, кто только что мелькнул. Спросил Тима:

— У тебя есть товарищи?

— Друг.

— "Друг", — повторил Рэй, не зная, как реагировать на чисто земное заявление флэтонца, сейти и его надежду. Ох, эта земная кровь. — Ты знаешь, что самый жестокий враг — бывший друг? Ты доверяешь ему?

Тим помолчал, решая сказать правду или выдать удобную ложь, и решил первое:

— В определенных рамках.

Лоан кивнул и только тем дал понять, что услышал. Ответ его устроил — что еще надо?

Они вошли в залу для приемов Верховного жреца. Здесь Тиму не доводилось бывать ни разу за двадцать два цикла, но робости от великолепия, сродного вычурности он не испытал. Спокойно осмотрел позолоченные фрески, окаймленные самоцветами, скудную, но удобную мебель из золота и опять же, каменьев и сел в кресло, после разрешения седого.

Тот сложил ноги на пуф и взял ветку мокколи со стола, непривычно обильного для послушника. Тим понятия не имел, что в кладовых кьета хранятся подобные деликатесы:

— Похож на земной виноград, не правда ли?

Мужчина посмотрел на сегюр: откуда ему известно о том?

— Возможно. Не довелось видеть, тем более пробовать.

— Все впереди. Если захочешь, — прищурился на внука Рэй.

— Ради пищи лишаться сана? Увольте.

— Ради власти?

— Нет.

— Женщин, комфорта?

— Нет.

— У тебя есть цель?

— Да. И я достигну ее, чтобы мне это не стоило.

Рэйсли отвел взгляд, взял губами плоды мокколи, пожевал в раздумьях:

— Могу узнать, какая?

— Вернуться домой и помочь соотечественникам.

"Стать императором земли", — перевел для себя сегюр: "По праву. Но им станет твой сын. Тебя же ждет Флэт".

— У мужчины три святые вещи: душа, Родина и семья.

— Остальное не в счет, — согласился Тим.

— Даже Бог? — хитро улыбнулся Рэй, глянув на наследника.

— Он входит в три составных и помогает сохранить свою землю и свою семью. Но уповать лишь на него, все равно, что стоять в чистом поле в грозу и надеяться, что тебя минует чаша гибели.

Рэй скорчил неопределенную мину и махнул рукой, приглашая к трапезе:

— Кушай. Пища послушника скудна.

— Аскетизм еще никому не приносил вреда.

— Он закаляет дух и волю, но насколько они сильны, можно понять лишь испытав комфорт.

"Мудро, ничего не скажешь", — принял вывод Лоан мужчина и взял ветку мокколи — уж больно аппетитно ее поглощал седой. А тот спросил:

— Что ты знаешь о состоянии дел на Флэте и в его империи.

— Имеете ввиду Цигрун? Все.

— Вот как? Известны и последние новости?

Тим отложил ветку и склонил голову:

— Да. Сегюр лишился последних сыновей и его притязания на Цигрун стали призрачны.

— Думаешь? — усмехнулся Рэй, устроился удобнее, так чтобы хорошо видеть внука: интересно все же. — Допустим. А чтобы ты сделал на месте сегюр?

— Смотря какая у него цель.

— Тебе она неизвестна?

— Ну, я же не император.

— А если бы был?

— Тест?

— Тест.

Тим задумался.

Цигрун основной поставщик энергетического сырья — алмазов зондра. Терять планету глупо — она курица несущая золотые яйца. Флэт — исконные владения императора и терять их, все равно что наступить себе на горло. Значит надо сохранить и то и другое, а как, учитывая, что сегюр в преклонном возрасте, как — никак, более трехсот пятидесяти лет от роду. И наследников у него уже нет. Верховный жрец — не претендент, а всего лишь пост— фактум, остатки былой роскоши, способный лишь погреть душу да подать стакан воды.