Тетрадь 77

И Эркин не стал спорить. Может, и впрямь так лучше будет.

Они оделись и пошли.

Как и на святках на пруду было много народу. А на дальнем конце пруда, где берег был заметно круче, возвышалась сложенная из снега...

— Крепость это, — объяснил Колька, заметив удивлённых взгляд Эркина. И засмеялся: — Штурмом брать будем.

Они подошли к одной из групп мужчин. Эркин узнал светлоусого вожака "стенки, Рябыча, Леонтия, стоявшего против него на "стенке", и улыбнулся, подходя.

Внизу, на пруду ещё бестолково сшибались мальчишки, но уже колготились на склонах, залихватски сплёвывая и ругаясь, парни. Эркин заметил среди полушубков рабскую куртку. Да... да это тот самый малец, джи. Значит, прижился. Здорово, молодец!

Продолжая степенные разговоры о том, какую весну и лето обещают приметы и как на хозяйстве и урожае скажется, мужчины изредка посматривали на пруд, отпуская краткие и очень точные замечания и характеристики драчунам.

— Смотри-ка, ловок, — обмолвился кто-то, когда смуглый парнишка в тускло-чёрной куртке метким ударом вышиб очередного противника.

— Это Новик-то?

— Чей пацан?

— Да старика, у Ключинихи квартирует.

— Из беженцев, значит?

— Ну да.

— Смотри-ка, увернулся.

— На встречный поймал. Ловок.

— Да, не ломит дуром.

— В силу войдёт, крепкий боец будет.

Эркин невольно кивнул. Да, от ударов уходит хорошо и сам бьёт неплохо, разумно. Но это пока противника серьёзного нет. А мужчины уже тоже спускаются, сплёвывая и растирая подошвами бурок окурки. Парни расступаются, образуя круг. Так, мальцу пора уходить. Эркин сумел перехватить его взгляд и кивком показал — отваливай. Понял, подобрал сброшенную в горячке боя облезлую ушанку и вышел из круга. Кто-то из мужчин с одобрительной насмешкой крепко хлопнул парнишку по плечу. Смотри-ка, покачнулся, но устоял.

В круг вошёл кряжистый рыжеусый мужчина в ярко-рыжей лисьего меха ушанке.

— Ну, мужики, — он хохотнул, оглядывая круг, — кто рисковый?

И в круг шагнул Леонтий.

Эркин, стоя со всеми, в полурасстёгнутом, чтоб в случае чего быстро сбросить, полушубке, внимательно следил, как один за другим выходили мужчины против рыжеусого и вылетали, выбитые его ударами. А бьёт... сильно, но одинаково, нет, можно выбить, выбьет...

— Ну чё, мужики, неужто бойцы повывелись? — смеётся Рыжеусый.

Эркин уже дёрнулся было вперёд, но на его плечо легла широкая ладонь Рябыча и слегла отодвинула.

— Успеешь, молодой, — Рябыч вышел в круг. — Давай, что ли, Мефодий, давно мы не бились.

— Давай, — кивнул Рыжеусый.

Эркин уже заметил, что от ударов почти не уклоняются, главное — самому ударить сильнее, выбить противника. А это кто, чуть выше по склону встали? Никак те трое с завода. Ты смотри, как вырядились.

Эркин следил уже не столько за боем — здесь всё ему ясно, а за ними. Кожаные куртки, нет, рубашки, обшитые по рукавам бахромой, на груди нашиты кусочки меха и бусины, и штаны с бахромой, надо же, без шапок, и как у тех в резервации ремешки поперёк лба, и перья воткнуты. Ну... ну, чудаки — пришло ему на ум недавно усвоенное слово. Уж если решили из племени уйти, то на хрена такое, ходили бы, как все, а то выпендриваются.

Выбив рыжеусого, Рябыч ещё немного постоял в кругу и вышел сам со словами:

— Пускай молодые ещё порезвятся.

А в круг одновременно шагнули двое. Эркин их не знал и, когда один из них вылетел, дёрнулся было войти, но его опередил Колька.

Колька бился совсем по-другому, с хитрыми вывертами и не выкинул противника сразу, а поиграл с ним, заставляя промахиваться, под радостный гогот толпы.

Биться против Кольки Эркину не хотелось, и он подождал, пока Колька тоже, как Рябыч, выбив ещё двоих, выйдет сам.

— Здорово ты! — сказал он раскрасневшемуся взлохмаченному Кольке.

— А! — польщённо откликнулся тот. — Не велика мудрость.

Эркин задумчиво кивнул. И тут в круг вышел старший из индейцев, сбросив на снег свою куртку и оставшись полуголым. Уклонился от кулака выскочившего из толпы белобрысого парня, обхватил того поперёк туловища, приподнял и бросил, прочно впечатав спиной в утоптанный снег, и колено к горлу... Круг взволнованно загудел: по правилам или не по правилам. Отпустив поверженного, индеец улыбнулся с насмешливым презрением, и Эркин решительно шагнул вперёд, одним движением откинув назад полушубок и ушанку.

Их схватка оказалась слишком быстрой для зрителей. Выкинув индейца из круга так, что тот в палении сбил с ног ещё двоих и проехался голой спиной по снегу, Эркин кивнул двум другим индейцам.

— Оба идите! Ну?!

Они бросились на него с двух сторон и тут же отлетели, отброшенные сильными точными ударами.

— Ага-а! — злорадно взревел кто-то.

Эркину показалось, что это кто-то из бригады, но думать некогда: на него уже шёл кряжистый, чуть не шире себя самого русобородый мужик.

Эркин слегка отклонился, ровно настолько, чтобы дать его кулаку коснуться своего плеча, чтоб не подумали, что он удара боится, и сам ударил его в грудь против сердца, и тут же вдогон уже только кос тяшками в основании шеи. Грузное тело тяжело рухнуло на снег.

— Ух ты-и-и!

— Ну, силён парень!

— Ты смотри, как он!

— Под Кувалдой устоять, это ж...

— Мешок с дерьмом, Кувалда твоя, силы много, а ума...

Под этот гомон Кувалда продышался, но встать не смог и на четвереньках выполз из круга. Эркин, стоя в центре, выглядывал следующего противника. Вышел... Сеньчин?! Бригадир со второго рабочего! В распахнутом вороте рубашки виднелась такая же полосатая, как у Кольки, фуфайка.

— Во!

— Ну, индея щас вырубят.

— В десантах учат!

Что такое десант и чему там учат, Эркин не знал, но насторожился. А тут ещё краем глаза поймал встревоженное лицо Тима и услышал щелчок языком — питомничный сигнал тревоги.

Он выжидал, давая противнику право первого удара. Чтоб раскрылся, показал себя. Но тот тоже медлил. Они стояли друг против друга в настороженно замолчавшем кругу и медлили. Каждый хотел, чтобы первым пошёл другой. Сеньчин расставил ноги и как бы слегка присел, пружиня полусогнутыми коленями, руки тоже полусогнуты и чуть разведены в стороны, не то краб в боевой стойке, не то... Крабов Эркин никогда не видел и стоял внешне спокойно, и только плечи приготовлены дать руке большую силу, и ноги тоже поставлены для удара. Тим, видавший в такой стойке спальников, еле заметно улыбнулся. И так же улыбнулся, предвкушая позор беляка, бронзовокожий парнишка в рабской куртке и с выбившейся из-под старой ушанки чёрной кудрявой прядью.

С коротким резким выдохом Сеньчин прыгнул наконец на Эркина и... и он бы врезался в обступивших круг, если бы Эркин не поймал его сзади за пояс, посадив на снег.

Смех грохнул с силой ружейного залпа. Растерянно моргавший Сеньчин, густо покраснев, вскочил на ноги и снова, уже без подготовки, кинулся на Эркина. На этот раз Эркин, уклонившись, ударил. Не в полную силу, не вырубить, а отбросить.

Когда Женя с Алисой и мама Фира с Колобком подошли к пруду, там уже толпилось много женщин. Ахали, охали, переживали за своих, покрикивали на мальчишек, чтоб не лезли к взрослым: мужики-то вона как раззадорились, зашибут, не глядя. Женю встретили приветливо, тут же оказались знакомые по празднику у Медведева.

— Смотри-ка, против своего встал, — удивлялись, когда Эркин вышел против индейца.

А когда он выбил Кувалду, восхитились:

— Ну, смотри, как ловок.

— Да уж.

Алиса нетерпеливо дёргала Женю за руку, просясь вниз, Женя с трудом удерживала её.

Бой Эркина с Сеньчиным сначала здесь тоже вызвал смех, но после второго падения Сеньчина высокая худая старуха в чёрном платке покачала головой.

— Завёлся Митька.

— Да уж, характерный он, — поддержали её.

— Напролом пойдёт.

— А положит его индей, так мстить будет.

— А то! У них вся семья такая.

— Да уж, род известный.

Старуха зорко посмотрела на Женю.

— Не бойсь, молодка. Мишка за своего вступится.

И опять с ней согласились.

— Медведев бережливый, не потерпит урона.

И мама Фира тихо сказала Жене.

— Не бойся. Если что всерьёз, остальные разведут.

Женя только вздохнула в ответ.

После второго падения Сеньчин разозлился всерьёз. Эркин ел успел увернуться от летящего ему в горло каблука армейского ботинка и ударил тоже ногами. По правилам нельзя, так не он первым нарушать начал. Как ударили, так и ответил. И, чтоб не вывихнуть ногу, тоже упал.

— Ничья! — сразу крикнули из круга.

— Ничья, расходитесь... Митька, не заводись... Осади, Мороз, ничья... Хватит, мужики, ничья... Стоп, машина... Разводим...

Встав, Эркин быстро оглядел круг, встретился глазами с Колькой, Рябычем... и вышел из круга. Что ж, всех здешних правил он не знает, да и Сеньчин — бригадир всё-таки, тоже... начальство, слишком его позорить не стоит. Помедлив, вышел из круга и Сеньчин. Ему сейчас спорить нельзя, приговорят по-другому, Мороз-то его дважды уже положил, так что...

— Ладно, — Сеньчин натужно улыбнулся. — Ещё не вечер.

— Ага, — кивнул, надевая полушубок, Эркин.

Колька хлопнул его по плечу.

— Здоровско бьёшься. Я таких приёмов не знаю. Там учился?

— Угу, — вспоминать прошлое Эркину сейчас никак не хотелось, и он перевёл разговор. — А он что, тоже моряк? Смотрю, полоски...

— Не, — понял его Колька. — Он в десанте служил, они тоже тельники носят. Смотри-ка, силён мужик.

В круге стоял Тим. Бился он расчётливо, явно не в полную силу и без злости. Его сдержанность была замечена, понята и одобрена.

— Держит себя мужик.

— Да уж.

— А видно, в раж войдёт, пришибёт на месте.

— Меру знать — великое дело.

Чётко выбив троих, Тим вышел из круга. И это тоже одобрили. Круг стал рассыпаться, пошли уже разговоры о другом, кулачный бой завершился. Снова завертелись под ногами мальчишки, спускались с берега женщины, говоря, что сегодня-то совсем хорошо, без крови обошлось, честно бились, и вровень, не пёрли дуром на слабого.

— Э-эри-и-ик! — Алиса наконец вывернулась из рук Жени и побежала к Эркину.

Мама Фира, по-прежнему державшая на руках закутанного Колобка, кивком поблагодарила помогавшую ей спуститься Женю и тихо спросила:

— Не зовёт папой?

Женя вздохнула и попыталась не то, что объяснить, она и сама не задумывалась над тем, как это получилось, но надо же что-то сказать.

— Мы там скрывали, что... семья. Она и привыкла.

— Ну, понятно, — кивнула мама Фира.

Подходя к Эркину, уже державшему Алису на руках, Женя улыбнулась его вопрошающему взгляду, и Эркин сразу улыбнулся в ответ.

Общий шум, разговоры, смех, и звонкие мальчишеские вопли и свист.

— Пацаны, айда в крепость!

Видимо, кто где и кто с кем было обговорено заранее, как и заготовлены снежки.

Мужчины в этом бою не участвовали, стоя на льду и подзадоривая подростков и парней, кто помоложе и неуёмнее. Эркин, разумеется, тоже остался на льду. Сидя на его плече, Алиса упоённо визжала, болея сразу за всех.

Глядя на них, Тим даже пожалел, что не взял Дима с собой. Да, его же все дома, ждут его. И распрощавшись со знакомыми, Тим ушёл.

Колька тоже взял Колобка на руки.

— Во, юнга, смотри. Подрастёшь, тоже на штурм ходить будешь. А то и на абордаж.

Лёгкую горечь последней фразы в его голосе, никто не заметил. Наверное, потому, что не поняли.

К тому же вмешалась Алиса.

— А я? — сразу повернулась она к нему.

— Не девчоночье это дело, — засмеялся Колька.

Алиса хотела было обидеться, но зрелище уж слишком интересное, не до обид тут.

Смеялась и даже как-то взвизгивала Женя, держась за руку Эркина.

Снежки летели так густо и часто, что попадало и по зрителям. Правда, веселья от этого только прибавлялось. И наконец под оглушающий визг и крик, крепость была взята штурмом.

Они шли к дому хохоча и дурачась. Женя и мама Фира ахали и говорили, как они переживали за них. А Колька и, глядя на него, Эркин шутливо пыжились и храбрились.

А потом, уже дома у Кольки, ели блины со сметаной, с рыбой, с вареньем, с икрой. Увидев икру, Колька раскрыл было рот, но только восхищённо покачал головой.

После блинов посидели в горнице, и Эркин играл на гитаре и пел. И все пели. И Колька учил Эркина песне про море и чаек, что плачут над волнами. И мама Фира слушала их, покачивая в такт головой, а в её глазах стояли слёзы...

Когда они уже в сумерках шли домой и Эркин опять нёс Алису, Женя сказала:

— Какие хорошие люди, правда, Эркин?

— Да, — кивнул он, очень довольный тем, что Колька и его семья понравились Жене. — Колька — хороший парень. И... и всё хорошо, правда, Женя?

— Правда. Конечно, всё хорошо.

Под ногами мягко поскрипывал снег, светились в домах окна, и загорались уличные фонари. Голоса, чьё-то далёкое пение, лай собак в Старом городе. И такое спокойствие во всём...

Возле самого дома Алиса проснулась, и Эркин спустил её с рук. Теперь они с Женей шли рядом, а Алиса вприпрыжку бежала впереди. "Беженский Корабль" сиял всеми огнями, звенел песнями и музыкой. Широкая масленица, гулять — так гулять, последнюю копейку ребром и чтоб память осталась. И Эркин с наслаждением вбирал в себя эти огни, и музыку, и пение. Он никогда не думал, что праздники могут быть такими.

И, когда они уже вошли в свою квартиру, он сказал Жене:

— Женя, я никогда не думал, что праздник — это так хорошо.

Женя рассмеялась и поцеловала его в щёку.

— А мне и будни нравятся.

— Ага, — сразу радостно согласился Эркин.

Женя только вздохнула. Ну, что с ним делать, если всегда со всем согласен, что бы она ни сказала. Она потому и промолчала, что умирала со страху за него, когда он бился в кругу. Но скажи она это, ведь он сразу расстроится и лишит себя этого. А она видела, как он радовался каждой победе, что сильнее всех. Ну, её страхи — это всё пустяки. Главное... главное — что всё хорошо, всё так, как она и мечтала. А с понедельника уже весна, да, в понедельник — первое марта, с ума сойти, как время бежит. Вроде только вчера они приехали и стояли посреди пустой квартиры с ободранными стенами в лохмотьях обоев и с полусорванными дверями, а теперь... а когда ещё большую комнату сделают, то будет совсем здорово.

Вечер катился своим чередом: ужинали, играли, читали вслух...

— Пора спать, зайчик, — встала из-за стола Женя.

Алиса, сидя на коленях у Эркина, рассматривала вместе с ним картинки в книге сказок Андерсена.

— Алиса, слышишь? — чуть строже повторила Женя.

— Ага-а, — вздохнула Алиса.

Рассчитывать на заступничество Эрика не приходится: он с мамой всегда заодно. Алиса закрыла книгу, но с колен Эркина не слезала, сидела, прислонясь к его груди, будто спала. Женя засмеялась.

— Ах ты, притвора. Давай, Алиска, не тяни время.

Алиса нехотя слезла и отправилась в ванную. Эркин остался за столом, перелистывая страницы. Книга на английском, и текст он даже не разглядывал, смотрел только картинки. И сидел так, пока Женя не уложила Алису, и уже тогда пошёл к ней, чтобы выполнить вечерний ритуал.