Тетрадь 109

— Хорошо, — кивнула она и достала второй пакет.

Засунув оба пакета в духовку и включив малый огонь, Мария Петровна вернулась к холодильнику и достала блюдце.

— Гаря, а это что за историческая реликвия?

Бурлаков с удовольствием расхохотался.

— точно, Машенька, точно. Конечно, реликвия. Я знал, что ты всё поймёшь.

— Всё не всё, — она улыбнулась, скрывая горечь. — Но ты ничего не хочешь мне объяснить?

— А что объяснять, Маша?

— Хотя бы, — она по столу блюдце. — Эту реликвию. И фотографии. В спальне и в кабинете. Что-то случилось, Гаря?

— Случилось, Маша, — кивнул Бурлаков. — Но... но это радость, Маша. Даже счастье.

— Так поделись, — она постаралась улыбнуться. — Не жадничай.

— Ну что ты! Я, — он вдруг улыбнулся так непривычно смущённо, что она встревожилась. — Я просто не знаю, с чего начать.

— Либо с начала и доказывай последовательно, либо с конца и доказывай от противного.

— Хм, — Бурлаков изобразил глубокую задумчивость. — Заманчиво, соблазнительно... Честное слово, Маша, теряюсь.

— Вот и начни тогда с этого, — она передвинула блюдце с расковырянным пирожком в центр стола. — С реликвии.

— Идёт! — обрадовался Бурлаков. — Это пирожок.

— Неужели?! — изумилась Мария Петровна. — Никогда бы не подумала.

— Будешь перебивать, не стану рассказывать, — внушительно изрёк Бурлаков. — Так вот. Женя напекла гору пирожков на свадьбу и что осталось дала мне с собой. А пока она их упаковывала, Алечка выбрала сбоку начинку, а, чтобы не заметили, сверху прижала. Видишь, ладошка отпечаталась?

— Вижу, — кротко кивнула Мария Петровна. — С ним всё ясно. А кто такие Женя и Алечка?

Бурлаков вздохнул.

— Нет, видимо, придётся с другого конца.

— Давай.

— Ты... ты помнишь, я весной ездил в Джексонвилль? На могилу.

— Да, — сразу насторожилась Мария Петровна. — Ты мне говорил.

— Так вот, Маша. Вышла... ошибка, понимаешь?

— Это... был не он?

— И да, и нет, Маша. Что Андрей Мороз, он же Эндрю Белёсый и есть мой Серёжа, это да, а вот похоронили под его именем другого. Он выжил, Маша, представляешь?!

Она молча смотрела на него, будто не понимая, и он порывисто вскочил на ноги.

— Сейчас, сейчас я принесу, — и, уже выбегая из кухни, крикнул: — Достань из духовки, слышишь, горят.

Как автомат, она бездумно выполнила распоряжение, выключив духовку и поставив на стол оба фольговых свёртка. Но развернуть их не успела. Потому что в кухню быстро даже не вошёл, а ворвался Бурлаков с охапкой фотографий и двумя конвертами и торжественно вывалил их на стол.

— Вот, Маша, смотри, это Женя написала в марте... а это... пришло в мае, а я был в поле, представляешь?! В сентябре приехал и нашёл...

Она кивала, читая, вернее, проглядывая письма, привычно выхватывая из текста ключевые главные слова и фразы.

— Тебя не было. Я как прочитал, так и сорвался туда. Ну и... — он почти свободно улыбнулся. — Получил классическое атанде.

— Ну да, — кивнула она. — Написали в мае, а ты приехал в сентябре, конечно, обиделись, — и быстро вскинула на него глаза. — Так это я виновата? Мне надо было сразу сообщить, телеграммой? Это моя вина, да?!

— Ну, что ты, Маша? — растерялся Бурлаков. — Я и секунды так не думал. Ты... что ты, ты нив чём не виновата. Клянусь.

— Утешил, — ей удалось сдержать слёзы. И вдруг догадалась: — Так тогда, в лагере, в Атланте тот уголовник...

— Да, Маша, он самый.

— Господи, — она всплеснула руками. — А ты его так отшил...

Бурлаков усмехнулся.

— Отплатил он мне полной мерой. Приложил, повозил и выкинул.

Мария Петровна сочувственно вздохнула.

— Ну, я утёрся и уехал.

— А мне ни слова?!

— Ну, Маша, ну, как я мог об этом рассказывать? Что родной сын не хочет меня признавать? Что я его не узнал тогда?

— А... подожди, так этот парень, что к тебе на приём через Церберуню прорвался...

— Точно, Машенька! — голос Бурлакова зазвенел торжеством. — Точно! Приехал. Сам. И пригласил на свадьбу к Эркину. Понимаешь, они же как братья, даже документы оформили.

— А мне опять ни слова?!

— Машенька, клянусь, я хотел, я решил: съезжу и расскажу, я... я сглазить боялся.

— Ври больше, — совсем по-кошачьи фыркнула Мария Петровна.

— Не вру, чистая правда! Вот, смотри, вот это Женя, а это Алечка...

— А это отец Алечки. Кто он, Гаря?

Бурлаков вздохнул.

— Это Джонатан Бредли. М-м... делец. Весьма... разносторонний.

— Представляю. А это?

— Фредди. Его... м-м, компаньон, пожалуй, скорее даже партнёр. Во всех делах.

— У него глаза убийцы, Гаря. Вот здесь, посмотри...

— А он и есть убийца, самый знаменитый киллер Империи. Да и сейчас... промашек не делает.

— Гаря, я серьёзно.

— Я тоже. А вот Серёжа. А это мы все вместе.

— Это... Эркин. Правильно?

— Да.

Она кивала, перебирая фотографии.

— А это что за безобразие?

— Это? — Бурлаков с удовольствием расхохотался. — Это Алечка с Серёжей из-за конфет дерутся. Представляешь, её уже спать уложили, сидим, пьём коньяк, ну, и всё, как положено, и вдруг Алечка входит. Ей торт приснился, и она пришла. Где её кусок с самой большой розой. А Серёжа стал её дразнить, что съел и из себя не вынет. Я её взял на руки, она увидела бутылочки и обеими руками в вазу, а Серёжа как раз напротив, ну и... смотри сама.

— Ужас кошмарный! — смеялась Мария Петровна. — Ты, конечно, не вмешался. Тебе лишь бы скандал погромче получился.

— Без скандала — не гульба, — согласился бурлаков.

— Кошмар! И кто же прекратил?

— Эркин. Ну, Алечка съела одну бутылочку и заснула, я её отнёс, уложил... чудная девочка.

— Да. А кто снимал?

— Фредди, Он привёз "поляроид", карманную версию, и вот снимал.

Мария Петровна кивнула.

— Понятно. А зачем ему это?

Бурлаков вздохнул.

— Не знаю. Я уже думал. Понимаешь, Синичка, есть в этом какая-то... странность. Так легенду делают. Прикрытие. Женечка Джонатана явно впервые увидела, подарка Алечке он не привёз, и вообще... Они, Джонни и Алечка, действительно очень похожи, но Фредди это так подчёркивал, прямо навязывал. Зачем это ему? Не знаю. Пока не знаю.

— Но... но он же не увезёт девочку? — с надеждой спросила Мария Петровна.

— Джонатан? Нет, конечно, у него этого и в мыслях нет. Его самого старания Фредди удивили. Правда, при нас он разборку устраивать не стал, нет, предварительной договорённости у них не было. И в планы Фредди, похоже, не входит. Нет, тут, я думаю, можно не беспокоиться.

— Ну, хорошо, — кивнула Мария Петровна. — Допустим. Но если что...

— Если что, всех задействуем, — голос Бурлакова стал угрожающе спокойным.

Мария Петровна хорошо помнила, что означают эти интонации, и успокоилась.

— Да, а загорыши? — спохватился Бурлаков. — Они же остынут.

— Разогреем, — отмахнулась Мария Петровна не в силах оторваться от фотографий.

— В третий раз?! — подчёркнуто ужаснулся Бурлаков, разворачивая пакет.

— А второй с кем был? — невинным тоном уточнила Мария Петровна.

— С Удавом.

— Он знал?

— Нет. Я только вошёл, даже раздеться не успел, как он заявился. Ну и...

— Дальше понятно. И под водку с коньяком ты ему всё рассказал.

— Машенька, честное слово, я хотел тебе первой, но так сложилось.

— Ладно тебе. Значит, теперь он всё знает.

— И ты. И больше никто. Хорошо?

— Хорошо. Но почему?

Бурлаков вздохнул.

— Я сам ещё это не понимаю. Просто чувствую, что так будет лучше.

Мария Петровна неуверенно кивнула.

— Ну... ну раз ты так считаешь.

Загорыши, даже и такими, оказались очень вкусными. И пирожки.

— Женя хорошо готовит?

— Да. Загорыши, правда, она заказывала у местной знаменитой стряпухи. И кулебяку. Потрясающая кулебяка, в шесть слоёв начинка, — и быстро: — Но у тебя ещё вкуснее.

Мария Петровна рассмеялась.

— Да ну тебя! Расскажи лучше, чем ещё тебя угощали. Да, а что ты в подарок привёз?

— Целую коробку, — Бурлаков даже руки раскинул во всю длину, показывая размер.

И он принялся со вкусом подробно описывать бельё, самовар, водки, всякие вкусности, воротничок...

— Господи, Гаря, это же сумасшедшие деньги.

— Ну-у, — протянул он неопределённо.

— Залез в долги?

— Самую малость.

— Хоть что-то осталось?

— Ни копья! — ответил он с такой счастливой улыбкой, будто именно это и было целью всего мероприятия.

Мария Петровна с ласковой укоризной покачала головой.

— Проживём и наживём! — весело ответил Бурлаков. — Уйма времени впереди!

Мария Петровна понимающе закивала. Конечно, у них всё впереди. Она снова перебрала фотографии.

— Надо купить альбом.

— Разумеется, — горячо и в то же время смущённо согласился Бурлаков.

Мария Петровна улыбнулась: ну да, с деньгами-то... полный швах.

— Ничего, Гаря, перекрутимся.

Бурлаков комично вздохнул. Мария Петровна рассмеялась и потянулась к безнадёжно остывшим пирожкам и загорышам.

— Ну, давай доедим. Третьего разогрева они не выдержат.

— Горячие они были бесподобны.

— Верю. Они и такие неплохи. А вот эту фотографию я возьму себе.

— Маша...

— Да-да. И не спорь, жадина, эгоист.

— Так меня, так! — счастливо улыбался Бурлаков.

— Да. Кстати, а почему у тебя только Серёжа и Алечка? А Эркин?

Бурлаков открыл было рот и вдруг густо покраснел.

— Чёрт! Как же я лопухнулся. Ты молодец, Синичка. Серёжа бы приехал и не увидел Эркина... было бы мне за это. Понимаешь, он очень следит, чтобы Эркина ничем не обидели, — и усмехнулся. — как же, брат, старший.

— Понятно, — кивнула Мария Петровна. — Возьми тогда и поставь эти. Где Эркин с Женей. Будет полный комплект.

— Умничка ты у меня, — поцеловал он её в висок и встал. — Сейчас уберу только, чтобы не запачкать.

— Конечно, только мою не заначь.

— Обижаешь, начальник.

Бурлаков унёс фотографии, и, пока он возился в кабинете, Мария Петровна заново накрыла на стол. "Реликвию" она убрала с глаз, но выбрасывать не стала. Пока. Ну вот, всё разъяснилось, всё хорошо, лучше любого другого. Так что же... нет, всё хорошо, всё хорошо... уговаривала она саму себя. Это семья Крота, а, значит, и её семья. Она должна их любить, иначе они отнимут его, значит, полюбит. Женю с её пирожками, Серёжу, Эркина, Алису... Алечка-то уж точно не при чём. Чудная девочка.

* * *

Мать Моны приехала в Колумбию в середине сентября, когда по расчётам Моны до родов оставалась неделя, но наступил октябрь, а всё ещё ничего... Найджел бы совсем потерял голову, если бы не Айрин.

— А как же папа? — спросила Мона, услышав от матери, что уж рождения внука она не пропустит, ну, и ещё неделька-другая, и вообще там видно будет.

— Я договорилась с Мери Сайлз, — спокойно ответила Айрин.

Мона кивнула. Она хорошо помнила добродушную старую деву, истово ухаживающую за больными, одинокими и всеми, кто — по её мнению — нуждался в помощи, иногда даже назойливой, но всегда искренней. Мери — белая, но всегда твердила, что все люди — божьи дети и лечила даже рабов, но, разумеется, с позволения хозяев, и к ней, как к местной безобидной достопримечательности, ни местная полиция, ни СБ не цеплялись. А уж теперь-то... Так что отец будет и присмотрен, и ухожен.

И потянулись друг за другом почти безмятежные дни...

...В маленькой уютной — потому что она своя собственная — гостиной чисто и спокойно.

— Как ты думаешь, мама? — Мона погладила себя по животу. — Ещё долго?

— Ему там хорошо и удобно, — Айрин была полностью занята вязанием и говорила, не поднимая головы. — Вот он и не торопится.

— Найдж так волнуется...

— Мужчине положено, — Айрин снова пересчитала петли. — Главное, чтобы ты была спокойна.

— Угу, — согласилась Мона, разглядывая своё вязание. — Мама, не велика?

— Ну, так будет на вырост.

Спокойствие матери иногда раздражало Мону, но... без мамы она сама, конечно, ни с чем бы не справилась.

Айрин посмотрела на часы — гордо красовавшийся на каминной полке подарок Кена, Митча и Дика на новоселье — и собрала свою корзинку для рукоделия.

— Пора накрывать, Мона. Вот-вот Найджел придёт.

Мона кивнула и отложила вязание на столик.

— Мама...

— Убери в корзинку, а не бросай, где попало.

Мона только собралась заявить, что она — не маленькая девочка, а взрослая женщина, как вошёл Найджел.

— Привет! Ну, как...?

— Привет, — улыбнулась Айрин. — У нас всё в порядке. Сейчас будем обедать.

— Да, спасибо, — рассеянно ответил Найджел, подходя к Моне.

Она храбро улыбнулась ему.

— Ты сегодня рано, ничего не случилось?

— Нет, всё в порядке. Как ты?

— так же, — она невольно вздохнула.

Найджел осторожно обнял её за плечи, коснулся губами виска.

— Всё будет хорошо, Мона. Я знаю.

— Откуда?

— Знаю, и всё, — он осторожно, кончиками пальцев поднял за подбородок её лицо. — Посмотри на меня. Я — твой муж, и я говорю, что всё будет хорошо. Ты должна мне верить.

— Верю, — улыбнулась Мона.

И за обедом благодаря Айрин всё было спокойно и буднично. Как в любой другой день....

...И так день за днём, неделя за неделей. Айрин уже перезнакомилась со всей новой улицей, и даже Найджел перестал волноваться, когда всё началось.

Найджел как всегда утром поцеловал Мону, попросил её быть осторожной, заверил, что всё будет хорошо, и ушёл на работу. Мона помахала ему вслед с крыльца и пошла на кухню.

— Я помогу, мама?

Айрин с улыбкой посмотрела на неё.

— Хорошо.

Мона потянулась к полотенцу, чтобы вытереть уже вымытые тарелки, и вдруг замерла с протянутой рукой. Айрин посмотрела на неё и, бросив в раковину губку, быстро вытерла руки о передник.

— Идём, ляжешь.

— Мама, — наконец выдохнула Мона. — Это оно?

— Идём, — повторила Айрин. — В любом случае тебе лучше лечь.

— Да-да... мама... мама...

— Всё в порядке, Мона, вот так, сюда...

Она довела Мону до спальни, уложила... да, надо послать за Тётушкой Кики, все говорили, что у неё лёгкая рука... и за врачом... мой Бог, Моне надо переодеться... мой Бог...

Кто известил Тётушку Кики, славившуюся на весь Цветной квартал своей "лёгкой рукой", так и осталось неизвестным. Та просто вдруг появилась в спальне и, не теряя ни секунды, всё привела в порядок, и роды пошли... как им и положено, когда мать и ребёнок здоровы, повитуха знает своё дело, и никто не путается под ногами и не лезет с непрошенными советами. Айрин, соседки, помощница Тётушки Кики, даже Мона, — все её слушались, делали, что она говорила, и мальчишка вышел... прямо на загляденье. Крепенький, горластый, в мамкину родню цветом, и крупный, в отца с дядьями, те тоже не мелкие, и красивый, вот подрастёт, так девки табуном за ним бегать будут. Племянник Тётушки Кики, или кем он там ей приходится, тоже вовремя оказался под рукой, и его послали известить Найджела.

И когда Найджел влетел в дом, всё было уже в полном порядке. Айрин, Тётушка Кики, Эстер и ещё двое соседок пили кофе в гостиной и встретили Найджела дружным хором: