Усмири зверся

— Дверь парильни там, — вновь прокаркала она, махнув влево. — Одежду скидываете возле лавок. Помывшись, надеваете ту, что лежит на полках. Она одинаковая, а потому склок я не потерплю.

Я присмотрелась к тому, во что была одета провожатая: черное рубище с десятками мелких пуговиц, длинными рукавами, воротом до подбородка и подолом до пят. Даже на вид ткань была груба и наверняка кололась.

Девицы торопливо вошли в комнату без окон, стали переглядываться, шептаться, настороженно косясь на женщину.

— Шевелитесь! — прикрикнула Ворона. — Нужно успеть на вечернюю молитву.

Девицы принялись неловко стягивать с себя одеяние. Но, видно, не слишком быстро, потому как женщина вновь повысила голос.

— Те, кто не успел на вечернюю молитву, лишаются ужина.

Я решила не затягивать с омовением, как и большинство девушек. Девицы быстренько разделись, сложив одежду у лавок, и гурьбой отправились в парильню. Чувствуя, как от стыда загорели щеки, я вошла самой последней. Все-таки не привыкла ходить обнаженной перед столькими чужими людьми.

Внутри было жарко, замершие ноги моментально закололо тысячами иголок. Витал пар, укрывая тела белесым саваном. Я немного приободрилась. Раз уж мне почти не было видно остальных девушек, значит, и они практически не видели меня. Теперь, главное, понять, как здесь мыться. Оказалось, проще простого. У дальней стены на полу стояли большие тазы, куда стекала вода из желобов, и ковшики. Возле желобов в нише на стене лежали мыльные принадлежности.

Когда очередь, наконец, дошла, я с наслаждением опрокинула на себя первый ковш, а после уселась в таз и смежила веки. Даже тот факт, что кроме меня, здесь мылось еще неведомое количество женщин, не волновал. Прямо сейчас тело требовало тепла и отдыха.

Впрочем, всласть насладиться купанием мне не дали. Скрипнула дверь, и туман голосом Вороны велел поторапливаться. Пришлось открывать глаза и быстренько домываться.

Полотенец ми не полагалось, вместо этого Ворона велела всем встать возле одной из стен в комнате, где мы раздевались. Затем она нажала на выступ, и из дыр пошел теплый воздух. Он-то и высушил влажную кожу. Пришло время одеваться.

Как и опасалась, одежда оставляла желать лучшего. Только черное платье из жесткой ткани и грубые башмаки. Ни белья, ни чулок ми не давали. Едва я надела платье, кожа под ним страшно зазудела. Пришлось, скрипя зубами от желания почесать, терпеть.

— За мной, ми, — скомандовала Ворона, когда все девушки облачились в одежды. — Не отставать.

Нестройной колонной нас повели прочь из купален в молельный зал. Зал был огромен, мрачен и темен. Тысячи свечей, стоявших вокруг статуи Темного, оказалось недостаточного, чтобы полностью его осветить.

Кроме того зал был поделен на три части. Слева располагались женщины: все в черном, с опущенными головами и отрешенным видом. Справа в красных рясах, повязанных черным поясом, находились жрецы. И если мужчины стояли, то ми все как одна сидели на коленях. И, наконец, посредине возвышалась статуя Темного, а у ее подножья небольшой деревянный помост.

Новеньких ми усадили дальше от центра, мы практически сливались с черными стенами. Я обрадовалась такому порядку, чем дальше от Темного, тем лучше. Ведь не зря Крон предупреждал меня быть незаметной. И я стану таковой и когда-нибудь увижу солнце. Если, конечно, неведомая болезнь не убьет раньше. Ведь зелье осталось у отца.

Замечтавшись, я не заметила появления еще одного человека. Лишь когда пламя свечей взметнулось до потолка, была вынуждена отвлечься. Облаченный в черную рясу на помост возле статуи Темного взошел человек. Я сразу его узнала. Несмотря на молодость, глаза оставались теми же самыми: глубокими, проникающими в самую суть. Им был Мифил. Жрец обвел зал тяжелым взглядом, показалось, что он безошибочно нашел меня среди новеньких ми. Против воли я задрожала. И даже не задалась вопросом, каким образом он попал в Обитель, ведь кроме нас с Кроном, больше никто не шел по тому страшному коридору.

Мифил повернулся спиной ко всем, взмахнул руками, призывая к тишине, и запел. Заунывная песнь полетела к статуе Темного. Слов я не понимала, впрочем, и без того было понятно — это торжественное обращение к богу. И Мифил скорей всего Верховный жрец.

Настроившись на тягостное ожидание, была неприятно удивлена тем, что и мне пришлось подпевать. Вначале присоединились другие жрецы, потом и ми. Я растерянно оглянулась, затем решила скромно отмолчаться, но короткий болезненный удар в спину дал ясно понять, что Ворона не спала, бдела.

Песнопения длились, казалось, вечно. Колени устали, глаза слипались, голос пропал. Я с трудом заставляла себя издавать звуки, больше похожие на завывания плакальщиц, чем пение. Получив еще один удар, была вынуждена отбросить лишние мысли и сосредоточится на пении. Но вскоре Мифил закончил. Провыл на высокой ноте последнее непонятное слово и замолчал. Сдержать вздох облегчения я не могла, как и остальные новенькие ми.

Верховный жрец ушел первым, следом потянулась нескончаемая вереница его "красных собратьев". Только потом пришел черед ми. Новенькие отправились на ужин последними.

В животе уже неприлично урчало и бурлило. Я бледнела и краснела от стыда, но никто, казалось, не слышал криков моего желудка. Ми выглядели пришибленными и растерянными. Видно, события прошедших дней дали о себе знать. Девушки даже не разговаривали. Легкий гул шепотков исчез.

Трапезная походила на огромный склеп: темный, мрачный и холодный. Посередине возвышался стол, за которым сидел Мифил и еще четверо жрецов. В одном из них я с удивлением узнала Крона.

Столы остальных жрецов располагались кругами. Видимо, чем ближе красный был к верховному жрецу, тем выше его статус. Женщины сидели на полу на камнях, вместо столов рядом с ними стояли широкие подносы. Особого порядка в расположении ми не было, они сидели кружочками и молча ужинали. Головы не поднимали и на мужчин не смотрели. Новеньких ми усадили возле выхода.

Трапеза особым разнообразием не отличалась. Перловка без масла и мяса в щербатой миске и кружка воды. Ложка ми не полагалась. Я несколько приуныла, но все равно решила попробовать. Впрочем, надолго меня не хватило. Мало того, что в крупу не доложили мяса, оказалось, и соли в ней не было. А потому я отодвинула миску и, "растягивая удовольствие", короткими глотками выпила попахивающую тиной воду. Надо сказать, у мужчин на столах было больше выбора.

— Здравствуй, — вдруг раздался боязливый шепот.

Повернувшись, посмотрела на свою соседку, невысокого роста пухленькую блондиночку с россыпью веснушек на носу.

— Здравствуй, — так же тихо ответила ей.

— Я Зорана, а тебя как звать? — бесхитростно поедая взглядом, спросила Веснушка.

— Виола.

— Скажи, Виола, а ты будешь еще кашу?

— Нет, я уже наелась. — Пододвинула к ней миску. — Кушай, пожалуйста.

Веснушка улыбнулась, демонстрируя кривоватые зубы, и в одно мгновение сцапала подношение.

— Спасибо.

Каша исчезла из миски моментально.

Едва Верховный жрец завершил трапезу, закончился ужин и для остальных. Новеньких ми повели спать в пещеру-барак. Ворона не особо церемонилась, коротко велев занимать свободные. Я заглянула в первую попавшуюся. Спальня была похожа на келью. Узкая, туда вмещались лишь две кровати, да низенький столик, одежду полагалось класть в небольшой ларь. Дверей не было, только что-то похожее на шкуру закрывало нишу. Туалетной комнаты тоже. Справлять надобности предлагалось в конце коридора в общей комнате.

— Эй, Виола, можно к тебе? — протиснулась в келью Веснушка.

Я пожала плечами. Пока что никто не хотел ко мне присоединиться, но раз здесь две кровати, значит, все равно поселят еще кого-нибудь. Так что пусть уж лучше этим кем-то будет условно знакомая Зорана.

— Проходи.

Веснушка тут же заняла кровать, которая приглянулась и мне.

— Ты не против? — хлопая ресничками, спросила она.

Я покачала головой.

Ворона велела спать, сказав, что завтра с утра все будут работать. А потому мы потушили свечу и улеглись. Сколько сейчас времени я не знала, часов здесь не было, как и солнца. Я печально вздохнула.

Солнце. Увижу ли его когда-нибудь?

Ночью под землей было холодно, но я не мерзла. Пусть одеяло противно пахло горелой шерстью, но было теплым. Зорана тихонечко посвистывала во сне, не мешая скорее усыпляя. Незаметно для себя, я улетела в царство сна. Там не было ни Темного, ни его Обители, ни страшного Мифила. Во сне мы с сестрой были вместе: я играла на флейте, а Айя танцевала. Счастье.

Из сна меня выдернули бесцеремонно и грубо. Над ухом вначале чем-то стукнули, отчего я чуть не умерла от страха, а потом голосом Вороны проорали:

— Подъем, ленивые курицы!

Я тут же подскочила и стала озираться. Шкура-дверь покачивалась, говоря о том, что надсмотрщица уже вышла. Зорана тоже не спала, широко распахнутыми глазами глядя на меня.

— Ну и голосище, — шепнула она, поглядывая на дверь. — В моей деревне ее бы давно прикопали где-нибудь в лесу.

Я не ответила, надела башмаки и вышла из кельи. Перед работой было бы неплохо посетить туалет, а то мало ли чем и где велят заняться. Через десять минут в келью вновь вошла Ворона на этот раз в сопровождении жреца.

— Руки вытянуть! — приказала надсмотрщица.

Мы с Зораной послушно вытянули вперед руки. Веснушка пыталась заигрывать с молоденьким жрецом, но он, казалось, не видел направленных на него пылких взглядов. Лишь выполнял свою работу.

Вынув из чехла кинжал, жрец полосонул мне по запястью, заставив испуганно взвизгнуть.

— Молчи и не убирай руки, иначе отправлю чистить загон с химерами.

Судя по тому, как вздрогнул жрец, он не понаслышке знал, что это такое, и не хотел повторения. Я приняла это к сведению и решила потерпеть. Жрец набрал во флакон немного крови, а затем пошептал над раной. Царапина тут же затянулась.

Сделав то же самое с бледной как полотно, Зораной, жрец с Вороной ушли.

— Мамочка родимая, — прошептала Веснушка. — Лучше бы ты меня с собой в могилу забрала. Страсть-то какая!

Не выдержав, она скуксилась и заревела громко с причитаниями. Я вначале опешила, а после неловко обняла девчонку.

— Не плач, дорогая, все наладится.

И сама же сморщилась, прекрасно понимая, что мои слова лживы. Мы уже в Обители, а значит, ничто не наладится и ждать хорошего можно вечность. Так что я больше ничего не стала говорить просто сидела рядом с Веснушкой и гладила ее по плечу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вскоре Зорана успокоилась и даже немного приободрилась, услышав зычный крик Вороны. Надсмотрщица велела идти на завтрак. Ели ми в том же самом склепе, что и прошлым вечером. Да и сама трапеза мало чем отличалась, разве что вместо перловки дали овсянку, а холодную воду заменили кипятком. Нынче Веснушки добавки не досталось. Я давилась, но съела все до последней крошки.

Сразу после еды началось распределение на работы. Меня вместе с Зораной и еще десятью девушками отправили мыть кельи жрецов низшей касты. Сопровождал жрец повыше. Он же определял фронт работы и выдавал инвентарь.

— Ты, — указал он толстым пальцем на меня. — Правый ряд. И чтобы все чисто было!

И повел остальных дальше. Я приуныла. В ряду начитала двенадцать келий. И судя по тому, какой запах шел из первой, мало мне не покажется. Так и получилось, жрецы не утруждали себя уборкой и не отличались чистоплотностью. Грязные одежды, вонючие пятна на полу, остатки пищи. Видимо, это только ми не позволяли брать еду в келью.

Спустя несколько часов я ощущала себя усталой и разбитой. От непривычки мышцы ныли, пальцы едва сгибались, кожа на руках воспалилась и болела, спина не разгибалась. Я чувствовала себя древней старухой. А ведь грязные кельи еще не закончились.

— Эй, подруга, — услышала шепот Веснушки. — Я уже закончила. Помочь?

— Если ты еще способна шевелиться, то буду весьма признательна.

— Ха-ха, — хмыкнула Зорана. — Это разве ж это работа? Вот в хлеву у моего отчима — это да. К вечеру и я с трудом добиралась до кровати.

Вдвоем мы быстро домыли ряд, хихикая над незнакомыми грязнулями. К тому моменту как вернулся жрец, даже успели немного отдохнуть.

— Справились? — подозрительно спросил он.

— Да, мирай, — склонила голову Зорана. — Все чисто.

Жрец не поверил. Вошел в каждую келью и проверил. Провел пальцем по полу, по столу, принюхался, разве что на вкус не попробовал.

— Неплохо, ми, неплохо, — похвалил он. — А теперь помогите своим товаркам.

Сдержать стон отчаяния мы сумели с трудом. Но делать было нечего, пришлось помогать не таким расторопным ми с работой.

Обеда нам не полагалось, а на ужин я едва доползла. Что там нынче давали, даже не поинтересовалась, сжевала, не разбирая вкуса. До кельи меня вела Зорана, она же уложила в кровать. Постояла некоторое время рядом, качая головой, а потом потушила свечу и тоже легла.

Дни были похожи один на другой как капли воды. Сон, изъятие крови, завтрак, работа, ужин и снова сон. Раз в неделю ми водили в парильню, где мы мылись и меняли одежду. Вскоре мне стало казаться, что жизнь состояла только из непосильного труда. Ми обслуживали и себя, и жрецов. На что-то иное не хватало ни сил, ни времени, ни желания. Я хотела только одного, спать.

Но шло время, и я потихоньку втягивалась. Однажды ночью, внезапно проснувшись, нашла в себе силы достать флейту, спрятанную под кроватью. С любовью огладила корпус, дотронулась до отверстий и, наконец, поднесла к губам.

Забытые звуки наполнили келью. Я закрыла глаза, отдавая себя музыке, и впервые ощутила только восторг. Мелодия не билась болью в висках, не давила камнем на грудь, она вела за собой в неведомые дали, позволяла забыть обо всем. А еще, казалось, открывала в сердце нечто новое. Это новое стремилось на свободу, жаждало заявить о себе.

— Благодарю, Всесветлая! — раздался от шкуры-двери благоговейный вскрик. — Как красиво!

Я моментально вылетела из мелодии и испуганно повернулась на звук. Оказалось, вернулась Веснушка. Я и не заметила, что той не было в келье. Зорана выглядела счастливой и сжимала в руках мешочек.

Увидев, что я на нее смотрю, девчонка подбежала ближе.

— Ты просто мастерица, подруга! Такую красивую музыку я не слышала никогда. Даже у Чаши Всесветлой в ее день.

Я смущенно зарделась. Неказистая похвала Веснушки понравилась гораздо больше, чем знаки внимания на балу. Ведь ее похвала шла от души.

— Спасибо, — пробормотала я. — А ты где была? Почему не спишь?

Настала очередь Зораны краснеть. Впрочем, краска быстро покинула ее лицо.

— Я гуляла.

— Здесь можно гулять по ночам? — удивилась я.

— Конечно, глупая. Не только можно, но и нужно. По ночам здесь начинается настоящая жизнь, а не то, к чему мы привыкли.

— Ух ты! — воскликнула я. — Расскажи подробнее.

— Обязательно, — кивнула Веснушка. — Слушай. Мне сказали наши ми, а им те ми, которые появились здесь год назад. Так вот...

Оказалось, в центре города-обители было много заведений для отдыха жрецов. Но и ми никогда не выгоняли, наоборот, приветствовали их появление. За девушками ухаживали, угощали вкусностями, которые им никогда не увидеть за столом, а взамен просили внимание. Чем большим вниманием одаривали ми, тем сильнее была благодарность. Например, Зорана сегодня весь вечер и часть ночи протанцевала с одним из молоденьких жрецов. Тот был жутко доволен и одарил партнершу сладостями.