| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
П У С Я Н Ь
— Ну, все, нам пора!...
В О Л Ш Е Б Н И Ц А
— Непоседа! Послушай про ставки в игре. А я расскажу напоследок легенду о черной горе. Гора не из самых высоких — в ней полкилометра и фут, стояла на Ближнем Востоке, где вечные войны идут. Ты видел такое в Китае? А ты за Дунаем, Борис? На склонах горы расцветает весною волшебный ирис. Цветет и весною, и летом, корнями спускается с круч. Его лепесток фиолетов, как солнца невидимый луч.
П У С Я Н Ь
— А что там случилось такое?
В О Л Ш Е Б Н И Ц А
— Спроси у меня, задрожав! Там тоже погибли герои, там сильные духом лежат! На поле неистовом бранном, где мертвый на мертвом лежит, остались Саул с Йонатаном, но там не остался Давид. Уснули с открытым забралом на том достославном кряжу. Им гибель в бою предсказала — быть может, тебе предскажу!
П У С Я Н Ь
— Совсем очумела старуха.
В О Л Ш Е Б Н И Ц А
— Из царства на том берегу — я вызвать могучего духа из мрачного ада могу! Кого ты желаешь послушать, кого из могучих бойцов губивших десятками души своих сыновей и отцов?
П У С Я Н Ь
— Забавно. Я даже не знаю. Кого-то из прежних аттил. Давай призовем Дигуная — мой предок ему послужил.
В О Л Ш Е Б Н И Ц А
— Тогда продолжаем весельем! Обижен — никто не уйдет.
Вскипело волшебное зелье совсем как обычный компот. Смешались трилистник с анчаром и черной змеиной мочой; пещера окуталась паром, и холод нахлынул ночной. Момент напряжения близок, хоть прямо сейчас удирай.
И вот появляется призрак, кровавый тиран Дигунай. С трудом в темноте узнаваем, весьма неприятен на вид, он правил когда-то в Китае и был принародно убит. Какие свирепые драмы в стране разгорались при нем! Поныне чжурчженьские мамы пугают детей перед сном. Врагов поражающий сзади, безумен, ужасен и дик, он был как Пусянь беспощаден — не так, как Пусяни велик. Страну превративший в коммуну, семью закатавший в бетон, войну проиграл против Сунов, своими позорно казнен.
Д И Г У Н А Й
— Ты часом не "будда железный"? Как наши гвардейцы одет. Зачем меня вызвал из бездны, прекрасный испортил обед?
П У С Я Н Ь
— Там царство тоски и печали...
Д И Г У Н А Й
— Неправда! Поповская муть! Мы славно в аду пировали, чертям не давали уснуть! Шипит электрический тостер, потоком течет жировоск; хрустящие грешников кости и сладкий на палочке мозг! Особенно вкусные дети, до трех с половиною лет...
П У С Я Н Ь
— Я вызвал тебя не за этим. Мне нужен хороший совет.
Д И Г У Н А Й
— Ты кто?
П У С Я Н Ь
— Император чжурчженей.
Д И Г У Н А Й
— Ваньянь? Не похож... Лигулин?
П У С Я Н Ь
— Пусянь.
Д И Г У Н А Й
— Узурпатор?! Изменник!!!
П У С Я Н Ь
— Такой как и ты, господин.
Д И Г У Н А Й
— Да, было, — признался смущенно, — на троне сидел имбецил. Его мы и сбросили с трона. А как бы ты сам поступил?! Его мы прикончили ловко, в крови захлебнулся болтун. А рядом работал ножовкой твой прадед, фельдмаршал Шигун. Слизняк, алкоголик и бездарь, лишь водку умевший глушить...
П У С Я Н Ь
— Я тоже такого зарезал.
Д И Г У Н А Й
— Не будем друг друга судить. Развесив медали и пайцзы, побольше набрав фуража, я вскоре пошел на китайцев, но кто-то меня задержал. Внезапно случилась накладка...
П У С Я Н Ь
— Твоя проиграла Орда. Казнили у входа в палатку тебя генералы тогда.
Д И Г У Н А Й
— Ублюдки! Мятежное семя!
П У С Я Н Ь
— ...что сеял безудержно ты.
Д И Г У Н А Й
— Расправиться с ними со всеми!!!
П У С Я Н Ь
— Ты умер. Пустые мечты.
Д И Г У Н А Й
— Ты только послушай красавца! Пустые глазницы открыл! Ты что, надо мной издеваться всю ночь до рассвета решил? Возьми мою маску из гипса, разбей, словно мастер ушу...
П У С Я Н Ь
— Да нет, я немного ошибся. Уж лучше б позвал Вуяшу. Придется утешиться малым. Ну, как там, в загробном краю?
Д И Г У Н А Й
— Не строй для себя пьедесталы — я это тебе говорю. В других специальных эффектах себя находи, некрофил.
П У С Я Н Ь
— Старик, я войны архитектор. Я, кстати, Китай покорил. Мне не был помехою климат, мятежных громил герцогинь. Дошел на закате до Рима!
Д И Г У Н А Й
— Куда?
П У С Я Н Ь
— До империи Цинь.
Д И Г У Н А Й
— Неплохо, наследник, неплохо. Но знай, дорогой донкихот: Большого Народа эпоха в ближайшее время грядет. Исчезнут как эльфы и орки чжурчжени в тумане былом. Ты рухнешь, лишеный подпорки, и будешь охвачен огнем. Я грош на тебя не поставлю, ни даже фальшивый обол. Ты будешь как вор обезглавлен и задом посажен на кол! Отправлен Джорданом в конвертер! Расплавлен, как медный пятак! Тебя чернохвостые черти в аду не дождутся никак, нагрев докрасна сковородку и острый титановый прут! И в масло кипящее в глотку тебе непременно вольют! И скажут — "К финалу пришедший, ты просто поганая слизь..."
П У С Я Н Ь
— Исчезни, тиран сумасшедший!
Д И Г У Н А Й
— Да ты на себя обернись!
П У С Я Н Ь
— Довольно! Я знать не желаю, что скажет еще Дигунай!
В О Л Ш Е Б Н И Ц А
— Портал навсегда закрываю. Прощай, император, прощай. Ты не был совсем беспристрастным, подобные речи бесят, но в главном с тобою согласна — ужасно закончит Пуся....
Внезапно схватилась за горло, прервался на выдохе крик; от боли дыхание сперло, и страшно чернеет язык. Как спичка, ломается шея, глаза потели из орбит...
П У С Я Н Ь
— "В живых не оставь ворожеи" — так древний Закон говорит.
Б О Р И С
— Пусть лишнее ведьма болтала, но что ты наделал, чудак?! Какое плохое начало, недобрый и гибельный знак...
П У С Я Н Ь (задержавшись на глыбе, едва преграждающей вход, в ответ усмехается):
— Гибель?! И ужас война принесет! Остаться невинным и чистым желаешь, андоррский король? Войну начинают с убийства, в смертях заключается соль. И сколько их будет — неважно, погибнет и старый, и млад, и тот, кто сражался отважно, и тот, кто показывал зад. Но кто-то окажется первым; кому-то приходится быть богам приготовленной жертвой, чтоб демонов битвы смирить! Довольно пустых разговоров, они ни к чему не ведут. Где точка назначена сбора? Нас воины в лагере ждут.
Выходят они из пещеры, на узкой площадки карниз. Как в верхних слоях атмосферы здесь воздух прозрачен и чист. Вершин белоснежные горы, страну разделяющий кряж, но их открывается взору другой необычный пейзаж. Внизу, на поверхности гладкой, явившись в назначенный срок, почти в идеальном порядке несется железный поток!
Б О Р И С
— Что там, заполняет долину, грохочет на все голоса? Как улей сердитый пчелиный. Не вижу, устали глаза. Очков перекошены дужки. Толпятся они под горой. Не понял. Как будто игрушки. Лошадка, солдатик, другой...
П У С Я Н Ь
— Глаза раскрывайте пошире! Кричите "Ваньсуй, хуанди!"
Вот лучшая армия в мире — кто может ее превзойти?
Бойцы из песков Согдианы, других азиатских пустынь;
японцы, тангуты, куманы, солдаты династии Цзинь —
весь спектр покрыли знамена! В доспехах своих нелегки,
шагают мои легионы, бригады, тумены, полки!
Качают горбом дромадеры, слоны так степенно идут!
На них восседают нукеры и с клином железным махут.
В осадных сражениях грозен, рождающий каменный град,
идет в инженерном обозе Сюэ Талахая отряд.
Он стены разносит лавиной, в огонь добавляет огня,
пугает оскалом тигриным блестящая пряжка ремня!
По трупам испанцев паскудных, вздымая копытами прах,
несутся "железные будды", следы оставляя в веках!
Кто следом, в элитной пехоте? — идет за гоплитом гоплит.
Их сотни, их тысячи сотен! Ну кто перед ней устоит? —
Ордой, где десятки наречий, религий, народов и схизм
сплелись воедино, навечно, в огромный живой организм!
Нет зрелища в мире прелестней — какая могучая рать!
Б О Р И С
— А чем они связаны вместе? Я это пытаюсь понять. Волшебным, магическим словом? Все тем же великим вождем? В котле недоваренным пловом над жарким походным костром? Законом? Богами Вальгаллы? Единой подвластны судьбе?...
П У С Я Н Ь
— Нас большее нечто связало. Я тайну открою тебе — ведь больше никто не посмеет.
Знай, в наших рядах неспроста
нет эллина, нет иудея, ни тех, кто поверил в Христа;
ни слуг Магомета, ни Кали, ни ждущих от Шивы добра.
Мы — люди из бронзы и стали! Нам Битва — родная сестра!
Нам мать — Кровожадная Сеча, отец — Беспощадный Клинок!
Мы любим красивые речи, но можем и рот на замок.
Мы всю прошагали планету, быстрее летающих птиц.
Мы — Братство свободных поэтов, солдат и наемных убийц.
Считайте древесные кольца — в походе три дюжины лет.
Остались одни добровольцы, вассалов и призванных нет.
Совсем не нуждаемся в картах, звезда путеводная — Марс.
Подушками служат штандарты в пути уничтоженных царств,
постелями — камни развалин! Готовы исполнить приказ,
мы — люди из бронзы и стали!
Такими запомните нас.
* * *
Пусянь приближается к ставке. Забрало открыл, меднолиц. Завидев доспех тугоплавкий, вассалы бросаются ниц. Норвежцы, китайцы, онгуты и люди народа тудзя, "банзай" и арийским салютом встречают Пусяня-вождя! Андоррец угрюмый и крупный, сжимая подаренный крис, как тень, по пятам, неотступно, шагает за ханом Борис.
Навстречу спешат генералы — Пуча, Агада, Эдигей. С шипучим напитком бокалы подносят ему поскорей. Закуску — креветки и крабы — приносит другой офицер. Пусянь, окруженный генштабом, в зенит направляет фужер:
— Я пью за победу, коллеги — я к ней приводящий стратег! Мы часто ходили в набеги, но это последний забег. Но как же отправится в схватку мой грузный и царственный зад? Полцарства отдам за лошадку, а царств у меня — шестьдесят!
В А Н Ь Я Н Ь
— Носитель, достойный монарха, не лошадь, верблюд, бегемот! Пусянь, оседлай эндрюсарха — он к славе тебя понесет! С конем не сравнить или мулом, животным другим верховым — он царь! И подобно назгулам ты в битву отправишься с ним!
Б О Р И С
— А где отыскали барана, который страшнее волков?
В А Н Ь Я Н Ь
— В холодных горах Чингистана, среди вековечных снегов. До самых далеких колоний ужасные слухи ползут — у нас необычные кони, они человечину жрут! И даже отважные русы, щиты прижимая к груди, страшились Владыки-Эндрюса.
П У С Я Н Ь
— Но Русь далеко позади. Вперед, на Мадрид! Саламанку! — Борис, отправляйся туда. Ты левым командуешь флангом, а правым — Ваньянь Агада. Покажем испанским бастардам, где раки зимуют и спят! А ты, Гуаньну, авангардом поставлен командовать, брат.
П У Ч А Г У А Н Ь Н У
— Врагов уменьшаются шансы, им землю недолго топтать. Я мастер солдат-файрлансов, и знаю, как их применять! Пусянь, властелин светлоокий, наш путь на закат умощен огнем технологий высоких и тактик библейских времен!
П У С Я Н Ь
— Вперед, полководцы Богдоя! Иначе помрем от тоски! Мы вышли — и горе Годою!
(Рубеж переходят полки).
Пяток незначительных стычек Наварра для них припасла. Сметают заслон пограничный, Памплону сжигают дотла. А вот и достойный противник — отряды кастильских солдат.
— Прольются кровавые ливни, и землю они удобрят! — Пусянь обещает поэту, — отправимся в ад или рай — не знаю, но осенью этой большой соберут урожай!
Сражение было коротким, и верх одержал богдыхан!
Мелькали испанцев пилотки — их ветер унес в океан.
Так снова упали гиганты! Для мертвых разводят костер.
В цепях короля Фердинанда приводят в пусянский шатер.
П У С Я Н Ь
— Мерзавец! Мятежное племя! Король лицемерных святош! Скорей становись на колени, иначе в мученьях умрешь!
Ф Е Р Д И Н А Н Д
— К чему оскорбления эти? Решил — так казни поскорей. Давай обойдемся без плети и прочих порочных затей. За что ты меня оскорбляешь? Слова — как нечистая дерть. Я слышал, в законах Китая подробно прописана смерть людей королевского рода. Их кровь проливать не моги!
П У С Я Н Ь
— Ты лидер мятежного сброда, и речь для чертей сбереги. Ломают в Империи спину царям, занимающим трон. Ты — раб, оскорбил господина, и будешь иначе казнен. Прощайся, последнее слово! Палач ожидает — монгол. Ты будешь, свинья, четвертован, и задом посажен на кол! Не смейте дурацких вопросов, узнав приговор, задавать. Отличный, проверенный способ проклятие страшное снять!
Ф Е Р Д И Н А Н Д
— НЕ смей! Я кастильский властитель...
П У С Я Н Ь
— Так гордость в клоаку засунь. На кол дурака посадите, и в глотку залейте латунь. Властитель один во вселенной! Прервите мятежную речь. Немедля казните всех пленных, и город ближайший — поджечь.
И вновь поздравляет Пусяня отважный бохайский народ, и песни победные в стане звучали всю ночь напролет. И песни в ближайшей дубраве слагает примкнувший кобзарь, Владыку Верховного славит, что спины врагов показал!
За речкой, на фоне пожаров (не смог погасить Водолей), сошлись, погруженные в траур, Испании шесть королей.
Здесь был благородный Альфонсо, знаток католических тем, Священной Империи консул и кайзер, не признан никем. Когда азиатская банда отца посадила на кол, печальный наследник Фернандо взошел на кастильский престол.
С ним Хайме, король Арагона — был Рыцарем Белой Луны, готовым бросать батальоны в котел безнадежной войны.
И Хайме другой, балеарский. Сносили пращой колоски, и видом блистали дикарским пришедшие с Хайме стрелки.
Король Португалии Санчо, возвышен и благочестив. Он сбросить воинственных манчу собрался в Бискайский залив. Китайский дрожи, император, беги от него, богдыхан! Он вел за собой вириатов и все племена лузитан.
Был пятый султан Альмохадов, и звали его Магомет. Султан просвещенной Гранады последние несколько лет. Надежный защитник ислама, немного гроза христиан, хотел азиатского хама прогнать из страны Ишафан. Страшился его гениторов далекой Манчжурии князь, Пусянь — Император Скотторум! Альфонсо платил, не скупясь.
Последний, уставший и старый, бежавший уже от манчжур, шампанский Тибо из Наварры — король, менестрель, трубадур.
— Погасло испанское солнце, навек закатилось оно! — заметил печальный Альфонсо. — Будь проклят Пусянь Фухано!
— Не время, багрянорожденный, как глупые женщины выть! — воскликнул король Арагона, — мы можем еще победить! Не жертвы кровавых закланий, но мы паладины Креста! Обрушим всю мощь на Пусяня, проглотит его пустота!
— Так будет, клянусь Магометом! — добавил султан Альмохад.
— Очистим от гадов планету!
— Отправим захватчиков в адЪ!
— Да, Светлого Запада люди! — сказал португальский король. — Но планы попозже обсудим. Пришел от Пусяня герольд. Француз, ренегат, перебежчик...
М О Н Ж У А
— Как скажешь, могучий сеньор. Но только в ближайшую вечность Пусяню служить — не позор. Как плотик из дерева бальса, плывущик в далекий удел, я тоже во тьме заблуждался, но свет увидал и прозрел.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
