Поудобнее устроившись в позолоченном кресле, Меритатон положила ноги на специальную подставку. Перебирая на запястье золотые браслеты, она продолжила.

— Я просто хочу напомнить о том, что в своем дворце я живу не одна. У меня есть еще два лишних рта! Наши тетушки, Мутноджемет и Бактатон. Имея каждая по своему дворцу, почему-то считают своим долгом гостить у меня, а на самом деле жить! Они объясняют это тем, что из-за своего вдовства я могу начать мрачно смотреть на мир, и они меня от этого, якобы, хотят остеречь. Но я то совсем не печалюсь! Слава богам, я наконец-то стала свободной и самостоятельной женщиной! Конечно же, все, за счет чего я живу, приходится делить на троих! И ничего поделать я не могу. Они же родственники!

Меритатон капризно надула губки и сделала очень расстроенное лицо.

— А любовников вы тоже делите на троих? — не без интереса спросила Анкесенатон.

Меритатон фыркнула. Ее ничем нельзя было смутить, даже таким вопросом.

— Ну что ты? Я брезгую. Хотя...— она хитро прищурилась, — тетушка Мутноджемет попыталась отбить у меня садовника. Но это был только один раз.

Представив толстую, постаревшую и с одышкой Мутноджемет, родную сестру Нефертити, кокетничающую с молодым и хорошо сложенным садовником, а других мужчин Меритатон не признавала, Анкесенатон весело рассмеялась.

— Отчего ты смеешься?

— Весело вам втроем! Так что ты хочешь от меня? Чтобы я избавила тебя от тетушек? Или чтобы я увеличила расходы на твое содержание?

Меритатон быстро вскочила с кресла, крепко обняла сестру.

— О, мудрейшая! О, прекраснейшая! О, добрейшая!

— Перестань, — довольно улыбаясь, Анкесенатон лениво отстранялась от притворно лестных объятий старшей сестры. — Я увеличу расходы. Но может быть, я поговорю и с тетушками?

— Нет! Нет, нет, что ты!

Меритатон испуганно замахала руками, от чего ее золотые браслеты мягко зазвенели. Они еще подумают, что я ябеда. А мне с ними не так уж и плохо живется.

— Я так и знала! А ведь я сама их давно не видела.

Анкесенатон почувствовала щемящую тоску. Как же хорошо им всем было, когда они жили большой и дружной семьей! Все вместе, все рядом. Когда-то... А сейчас дворцы тетушек располагались за чертой Фив, в целях безопасности, чтобы какой-нибудь ярый приверженец Амона не натворил беды. Анкесенатон даже выделила им охрану. Но почему-то упорно избегала встреч: не приглашала на охоту, не звала на праздники. Наверное, она просто боялась обвинений, что до сих пор в тайне покровительствует проклятому богу Атону? Хотя на самом деле ничего такого не было.

Меритатон весело щебетала:

— Так за чем же дело стало! Давай завтра все и встретимся?

— Нет! Позже.

— Почему?

Анкесенатон удивленно посмотрела на сестру. Неужели та действительно ничего не знает? Или просто хорошо притворяется?

— Вчера состоялся Царский совет.

— Ах, ты об этом...

— А, что ты об этом знаешь?

Меритатон смущенно замялась, отлично изображая это самое смущение.

— Да так... дворец слухами полнится... — взяв в руки первую попавшуюся статуэтку, она начала ее внимательно рассматривать, — что, ты и Тута будете менять имена, будете открывать храмы старых богов и закрывать храмы Атона.

Анкесенатон задумчиво посмотрела в окно. Она еще не все для себя решила, но точно знала одно — ненавистного бога Атона она с радостью заменила бы на Амона. Слишком много ее личной боли и страданий было связано с ним. Старые боги обязательно бы уберегли ее от беды, что случилась. Но мать запрещала поклоняться Изиде. Заставила родить проклятого гадкого ребенка. И когда она в родовых муках кричала и плакала, над ее головой невозмутимый и бессердечный Атон простирал лучи-руки.

— Будем, — твердо произнесла царица.

Меритатон поставила статуэтку на место. Тихо подошла к сестре, встав у нее за спиной.

— А не боишься? Ведь Нефертити пока еще жива.

— И что с того? Что она может? — гневно и надменно воскликнула Анкесенатон. — Кто пойдет за ней? С нами вся знать, номархи, армия, и что самое главное — Айя и Птахотеп!

— О-о-о! — Меритатон положила голову на плечо сестры, — наш дед и жрец уже друзья? Или я что-то путаю?

— Ты ничего не путаешь. Айя считает, что...

— Что?

— С Птахотепом можно и нужно иметь общие дела, он так же, как и мы хочет восстановить Кемет. И потом... он же Верховный жрец Амона, который скоро вновь будет нашим главным богом!

— Ты права. Чтобы избавиться от Нефертити нам всем необходимо объединиться. Даже с Птахотепом.

Анкесенатон поморщилась.

— Что за глупости ты говоришь? У Нефертити давно нет никакой силы. И это она воевала с Птахотепом. Нам-то зачем держать его своим врагом?

— Именно так я и подумала, — невозмутимо ответила Меритатон, в душе страшно негодуя на сестру.

Чтобы как-то сгладить неловкость Анкесенатон спросила:

— А ты помнишь Хенеса, придворного, который смотрел за гардеробом Нефертити?

— Конечно, — Меритатон капризно фыркнула, вновь села на позолоченное кресло и с серебряного блюда с финиками, которое стояло на мраморном столике тут же, взяла горсть. — Он сбежал от нее еще год назад. А почему ты спрашиваешь? Он же вроде у тебя служит? Или ты его выгнала?

— Не выгнала. Просто я его расспрашивала о жизни в Ахетатоне.

— И мне ничего не сказала! — Меритатон в негодовании швырнула финики на пол.

— Мы же с тобой редко видимся, и то, только тогда, когда тебе, что-то нужно.

— Не говори про меня глупости! Я тоже хочу послушать, как там поживают в Ахетатоне. Ты позовешь его?

Анкесенатон хлопнула в ладоши. Вошла служанка.

— Скажи Хенесу, что я жду его в саду.

Меритатон удивленно спросила.

— Почему в саду?

— Там меньше ушей.

Выйдя через длинные галереи в сад, вдовствующая царица и царствующая супруга фараона, устроились на мягких креслах под пальмами возле пруда, от которого тянуло живительной прохладой. В саду было спокойно и тихо. Диковинные заморские птицы важно расхаживали по царским тропинкам, порхали разноцветный, яркие бабочки, маленькие обезьянки, играя друг с другом, прыгали с пальмы на пальму. Божественная благодать.

— А мне тоже следует изменить имя? — неожиданно спросила Меритатон, решив вернуться к началу разговора.

— Ты готова к этому?

— Не знаю. Ведь тогда изменится моя судьба. А моя нынешняя жизнь мне нравится. Слава Богам, ведь больше нет ни Эхнатона, ни Сменкхары. А ты не боишься?

Анкесенатон пожала плечами.

— Чего мне боятся? Самое страшное со мной уже произошло. К тому же Амон всегда был сильнее Атона. Обряд будет совершать Верховный жрец Птахотеп. А Айя поставит на меня защиту. Ты же знаешь, в Кемете, он самый лучший маг. Айя сумеет защитить меня.

Меритатон скромно промолчала. Очень давно, когда Кемет со всех сторон был охвачен войной, а Эхнатон уже пребывал в безумии, она случайно услышала разговор Нефертити и Айя. Тот убеждал ее в своей защите, клялся, что с ней ничего плохого не случится. Теперь то же самое, он говорил Анкесенатон. Меритатон отчетливо и ясно вдруг почувствовала нависшую над сестрой беду.

— Великая супруга царя, я приветствую вас!

Хенес склонился в глубоком поклоне.

— Подойди ближе Хенес.

Анкесенатон сидела, облокотившись на подушки. Золотая диадема украшала ее голову. Нубийский парик, введенный в моду еще Нефертити, подчеркивал нежный овал лица, но он был не в состоянии скрыть физический дефект, присущий ей и всем ее сестрам — немного удлиненный вытянутый череп — наследство, доставшееся от отца. Легкое платье, расшитое бисером, лишь слегка скрывало девичью наготу, царский воротник, инкрустированный золотом и драгоценными камнями, сверкал и переливался на солнце. Царице Двух Земель было пятнадцать лет.

— Меритатон хотела бы знать, как сейчас поживают в Ахетатоне.

Хенес вздрогнул. Он надеялся, что после года честной и преданной службы, его уже никогда не будут расспрашивать о проклятом городе.

— Я отвечу на все ваши вопросы, госпожа.

Меритатон задумалась. Чего бы она больше всего хотела узнать? Ее разбирало любопытство.

— Как здоровье наших младших сестер? — решила начать она с этого.

Анкесенатон бросила на нее удивленный взгляд, сама она их судьбой даже не интересовалась.

— Они пребывают в полном здравии.

— А еще что? Как живут? Чем занимаются?

— Ахетатон почти пустой город, поэтому пределы дворца они не покидают. Увеселений никаких не проводится, праздников тоже. Во дворце очень грустно и жизнь в нем почти остановилась. Нефертити переживает за их дальнейшую судьбу, ведь принцессы достигли брачного возраста, а выдать замуж их не за кого.

— А... вспоминают ли они о нас?

— Госпожа, простите меня, но ваше имя и имя божественной супруги фараона, запрещено произносить во дворце.

— Вот как!

Меритатон в ужасе посмотрела на сестру. Та кивнула головой, мол, так и есть, Хенес говорит правду.

— Скажи Хенес, ведь Нефертити тебя озолотила, ты был ее другом и советником, не мучает ли тебя совесть о том, что ты бросил ее?

— Что вы, госпожа, — отвечал придворный, склоняясь в низком поклоне и пряча глаза, — ведь у меня тоже есть дочери. И их тоже надо выдать замуж.

— А что сама Нефертити, все так же высокомерна и надменна?

— Годы испытаний оставили на ней свой след. Она стала еще более недоверчивой, подозрительной и злой.

Меритатон заметила, что Анкесенатон совсем их не слушает, так глубоко она была погружена в свои размышления. И тут ее осенило.

Резко оборвав разговор, вдовствующая царица произнесла:

— Мне этого вполне достаточно. Ты свободен, Хенес.

Поклонившись, придворный удалился.

Меритатон осторожно прикоснулась к руке Ее Величества.

— Анкесенатон...

Та вздрогнула, взглянула в лицо сестры.

— Мне кажется, ты не все рассказала.

— О чем ты?

— Я уверена, что вчера на Царском совете решалась судьба Нефертити.

Анкесенатон отвернулась, встала с кресла. Говорить о том, что она сама для себя не решила, царица не хотела.

— Судьба Нефертити еще не решена. Полно об этом. Ты будешь на царской охоте?

Меритатон покачала головой.

— Ты же знаешь, я не люблю охоту. Я лучше приду на праздник, посвященный окончанию охоты.

— Я и мой супруг будем ждать тебя.

Анкесенатон, как и ее мать, была отменной охотницей. Она знала толк в лошадях, в верховой езде, умела обращаться с луком и могла самостоятельно управлять колесницей. Совсем иным был ее царственный муж — Тутанхатон. Слабый, хилый и болезненный он не был способен натянуть даже тетиву лука. Ему всегда подстреливали уток, вместо него убивали львов, но на празднестве все трофеи лежали возле его ног.

Анкесенатон с грустью наблюдала за тем, как слуга помогал Туте взобраться на колесницу. Фыркнув от досады, царица направила свою лошадь вперед. Она уже давно задумывалась о любовнике. Сильном, крепком мужчине, семя которого могло бы дать новую жизнь в ее чреве. Она хотела обезопасить себя наследником. Как утверждал Айя, Тута был не способен иметь детей.

— Но тогда почему от него забеременела наложница? — задала она резонный вопрос визирю.

— Божественная, кто вас уверил в том, что это именно его ребенок? Все женщины гарема хотят оказаться на вашем месте. Любой ценой. Мне достоверно известно, что эта наложница имела сношения с охранником.

— Но Тута ей верит!

— Но это еще не значит, что она родит ребенка!

И действительно, через три месяца после разговора, наложница потеряла ребенка.

После этого Анкесенатон окончательно поняла, что пока их клан у власти, да еще под покровительством Айя, никакая беда с ней больше не случится.

Анкесенатон остановила лошадь. Там, за оазисом, желтые пески пустыни тоскливо напевали о чем-то давно забытом и утраченном. Царица почувствовала, как у нее заболело сердце. И картины из прошлого, казалось бы, навсегда стертые в памяти, неожиданно начали воскресать. Она вспомнила себя, совсем еще маленькой, стоящей между отцом и матерью, в золотой царской колеснице, а восторженная толпа, бросающая цветы под ноги лошадям, с ликованием встречала их в только что построенной новой столице мира — Ахетатоне. Искренняя радость наполняла ее, маленькую девочку, гордостью за семью и родителей, восторгом оттого, что их все так сильно любят.

— Божественная.

Анкесенатон вздрогнула, обернулась — и будто обожглась от пронзительного взгляда Айя.

— Божественная, я всего лишь хочу скромно напомнить, что через шесть месяцев на Царском совете, вы должны вынести решение о судьбе Нефертити. На этот раз, решение всех членов совета должно быть единогласным. В противном случае мы так и будем топтаться на месте, а задуманные преобразования так и останутся задуманными.

Впору было бы удивиться таким неожиданным словам визиря, но царица знала о его способности читать мысли человека, когда он рядом или когда очень далеко. Айя был непревзойденным магом! Ей оставалось только досадовать на саму себя.

— Айя...— Анкесенатон запнулась, она совсем не знала, что сказать, — Айя...в этот раз не было единогласия, потому что дело, на котором ты настаиваешь, требует серьезных размышлений.

— Госпожа, я вас прекрасно понимаю. И в который раз заверяю, я — ваша защита перед Богами.

Анкесенатон сжала поводья.

— Лишить царя и царицу имени — это неслыханное преступление! Ведь они, как и я, божественны! А осквернить прах царя...

— Как! — прервал ее удивленный Айя — Из тебя уже иссякла вся ненависть? Да, я знаю, со временем и на расстоянии ненависть притупляется. Но это только оттого, что ты плохо ненавидишь! Ты больше не жаждешь мести? Ответь мне, это очень важно.

Анкесенатон долго молчала. Она смотрела, как дурачок Тута от восторга хлопал в ладоши, думая, что это он подстрелил утку. Он был на целых три года младше ее. И ей с ним было очень скучно.

— Я страшусь дед, — произнесла она тихо. — Да, я знаю, Эхнатон поступил также со своим отцом. Но, несмотря на все защиты, которые ты ставил, Кара настигла его. Она сделала его безумным. Видимо сила судьбы сильнее твоей силы мага. Ты сумел легко уговорить Туту и остальных членов совета Птахотепа, военачальника Хоремхеба, Нахтмина, Маху, потому что они никогда не жили под одной крышей с безумным убийцей и насильником. А Нефертити...ведь Кара и ее настигла. Я страшусь.

— Твои рассуждения убеждают меня в том, что я не ошибся в тебе. Ты достойна быть царицей! Кто такой Тутанхатон? Слабый и хилый мальчик вовремя оказавшийся в нужном месте. Ты думаешь, я не понимаю, что в прозвище, которое ты ему придумала, ты вложила все свое презрение к нему. Какой же из него царь! — насмешливо воскликнул Айя, совсем не боясь, что его могут услышать. — Хотя, быть может, это прозвище станет его истинным именем для потомков. А ты, ты другая! Вспомни могущественную Хатшепсут, многие годы она правила единолично. А, правя единолично, можно и порядок престолонаследия изменить.