Древнехеттский роман

С этой группировкой меня познакомил дворцовый цирюльник (в столице каж-дый уважающий себя цирюльник должен развлекать посетителя разговором, а он и сам по себе был словоохотлив). Он говорил, что "хапиру" надеются со-здать свою общину именно у нас в Хатти, ибо сравнительно с другими деспо-тиями — Египтом и Вавилоном — власть табарны у нас непрочна, и ее будет нетрудно низвергнуть,

Вскоре в Адании — одном из городов недавно подчиненной Киццувадны "ха-пиру" действительно подняли мятеж. Табарна откликнулся немедленно: в мя-тежный город были посланы воины, к которым присоединились воины табарны Кицувадны (он тоже был напуган крамольными речами "хапиру"). Через ме-сяц войско возвратилось в столицу. Зачинщиков мятежа вели с локтями, свя-занными за спиной. Пятерых, самых злостных, казнили на рыночной площади а прочим отрубили член. Вскоре был разоблачен и казнен дворцовый цирюльник, который замыслил убить табарну в тот день у когда обычно бреет его.

В шестнадцать лет, по окончанию наук, я отпустил себе бородку, аккурат-но подстриженную с боков, и имел благородный вид, так что однажды заезжие купцы из Арцавы приняла меня за принца.

Четыре ветра, четыре вихря,

Несите меня в теплые края,

От плохой земли, от черных людей!

Четыре ветра, четыре вихря,

Несите меня в теплые края,

От плохой земли, от черных людей!

В последний год учения я подружился с Аппу. Его прадед некогда бежал из Кемта, где служил в войсках последнего гикского правителя — Хиана. Прадеда принял на службу табарна Хантили, и уже его внуки причисляли себя к несситам. Аппу рано испортил зрение, но почти всё время просиживал над древними дощечками и папирусами. Его предок вывез из Кемта архив гиксов, который вот уже семьдесят лет валялся без употребления в подвалах их зам-ка в окрестностях Хаттусы. С помощью этих записей Аппу хотел написать подробную историю гиксов. По его словам, двести лет тому назад гиксы кочевали в Сирии; к ним со всех стран собирались самые смелые и сильные люди, Предводитель гиксов — его тоже звали Хиан — дважды посылал в Кемет согля-датаем некого Яху, который пользуясь красотой своей веселой супруги выве-дал почти все военные тайны страны. Кемет тогда обливался кровью по при-чине частых мятежей рабов и крестьянских восстаний и представлял легкую добычу. Гиксов не было и десяти тысяч, а кеметский правитель, который величается фараоном (тогда фараоном в Кемте был Себекемсаф), мог выста-вить войско в десять раз большее, но из правителей областей не откликнулся никто, поскольку фараон недавно ввел разорительный налог, и немногочислен-ная гвардия полегла в первом же бою. Фараон покончил с собой в своей столице "Белые стены", а на юге появился другой фараон, вовсе и не родствен-ник Себекемсафу, Горстке завоевателей досталась богатейшая страна мира, Это их и погубило: они погрузились в наслаждения блистательных столиц, а тем временем алчные родичи Яху захватили управление страной. Сто восемъ лет длилось правление гиксов в северной части страны, а по-том фараон юга — Яхмос стал отвоевывать область за областью. Египтяне уничтожали гиксов и даже тех, кто был лишь на четверть гикс. Часть гиксов спаслась в Ханаане, и последующие фараоны постепенно завоевали и эту стра-ну. Ныне от этого сильного племени осталось лишь имя, да груда попорченных свитков папируса.

Зарево утра туманного

Гасит костров огонь,

Подходит мой час прощанья,

Бьет копытом мой конь.

Тепло ночлега остынет,

Песню мне дева споет.

Древняя клятва отныне

Властно меня зовет.

Грядет мой пламенный срок!

Ждет меня войско орлов.

Несситов великий народ

Не преклоняет голов!

В занятиях науками я было совсем позабыл о красотах женщин, Столичные девушки делились на две большие частя. Во-первых, были надменные и неприступные знатные девушки, с остро очерченным профилем и презрите-льной улыбкой тонких губ. Черпая вдохновение то ли у дам египетского Менефра, то ли у цариц Крита, они выглядели настоящими небожительницами. На долю нас — простых смертных — оставались многочисленные жрицы любви из храмов Иштар да крестьянки окрестных деревень,

Наследник престола как никто другой любил похвастаться своими побе-дами, хотя не скрывал презрения к холодным знатным девушкам, а посему и не ужился со своей невестой — дочерью табарны Тарувисы, Их сочета-ли в день совершеннолетия, когда наш табарна и табарна Тарувисы Приам заключили договор мира и родства. Это случилось в Несе — древней сто-лице нашего государства. На празднествах принесли в жертву всем богам триста шестьдесят быков и пили отличные египетские вина. Новая прин-цесса оказалась холодна к своему супругу, но зато была неравнодушна к рабыням дворцовых спален, так что они неделями не разговаривали. Тахурваили — могучий любовник — был пристыжен, но вскоре нашел себе упокое-ние на лоне полногрудой молоденькой жрицы из храма Иштар, которая меч-тала вырастить себе грудь еще большего размера и для этого смазывала ее мужским семенем.

Я же за месяц до моего совершеннолетия познакомился со смуглой и столь же полногрудой дочерью начальника дворцовой стражи и под покровом ночи нередко приходил в ее жаркую спальню, всю устланную шкурами барсов. Ее не любили в детстве, и это сделало ее душу чуткой и застенчивой. Она познакомила меня со многими премудростям любви, которые у нас называют египетскими или вавилонскими. Увы, нашим встречам не суж-дено было продолжаться долее двух месяцев: начальник дворцовой стражи умер от укуса змеи, и моя возлюбленная Гекуба была увезена матерью в свой родной город — Аринну, что на полпути к Канесу.

О, сколь безжалостны боги к человеческим путям! Что им мы — глиняное куклы, которых они могут разбить к тут же сделать снова?!

Однажды я встретил у городских ворот наследника на большой походной колеснице и в сопровождении нескольких верных слуг. Было прохладное весеннее утро, и по земле ползли синие тени, Я приветствовал его под-нятием руки,

"Я хочу проститься с тобой, Лабарна"-сказал он мне.

"Куда же ты держишь путь, младшее Солнце несситов?"

"Я убегу от моего отца, который замыслил лишать меня престола после смерти".

Такие слухи уже доходили до меня, но я предпочитал на людях помалкивать и ждал развития событий.

"Тахурваили, я еду с тобой"-решительно произнес я.

"Нет, Лабарна, я вряд ли останусь в живых, и тебе не стоит разделять мою судьбу. Мой отец..."

"Нет, Тахурватаи. Я делил с тобой твои победы, к я должен разделить твоя поражения",

Он колебался, пока рыжий возница не дернул его за рукав:

"Уходат время. Табарна вот-вот хватится нас".

Наследник махнул мне рукой, и я вскочил на колесницу. Через время, надобное напиться доброму коню, мы уже выехали за восточные ворота столицы и до ближайшего леса ехали строго на восход, а после глубоким овра-гом пробрались на запад. Весь день без устали мы настегивали коней, и лишь когда они выбились из сил, остановились возле большой пещеры, из которой вытекал чистый родник. Уже смеркалось, и по веткам деревьев расселись на ночлег дневные птицы. Наследник разделил с нами скудную трапезу и подробно рассказал мне о своих намерениях. Он держал путь в один а своих замков близ Соленого озера, где должен был выдержать осаду даже длиной в год. Жрецы Бога-Защитника обещали ему навести порчу на табарну. А там оставалось надеяться на милость богов.

Так я последовал за наследником в одной рубашке и даже не захватает о собой ни одной книги. Гнев табарны отныне должен был обрушиться и на мою голову, но я сделал правильный выбор, не бросив Тахурваили в беде.

Пусть будет табарна здоров!

Да здравствует тавананна!

Да здравствует наследник!

Да здравствует все войско!

Пусть у страны границы

От моря одного

Идут к другому морю!

Табарна пусть живет!

Пусть живёт Табарна!

В первые дни осадного сидения в замке близ Хупишны мы так ничего и не сделали. Сразу же по нашему прибытию разнесся слух о том, что табарна серьезно болен. Жрецы-гадатели истолковали эту болезнь в самом лучшем для Тахурваили виде, т.е. что отец его умрёт в скором времени, и всё царство достанется ему. Целый месяц пировали, развлекались с женщинами в огромных деревянных чанах, и лишь изредка осматривали укрепления замка.

На тридцать третий день из столицы прибыл раб моего отца, и сказал страже, что он сбежал к своему господину — ко мне с очень важной вестью. Я сидел в своей опочивальне за большим папирусом с египетскими анекдотами, когда стражник привел старого раба в синем плаще. Он не спускал с него глаз, потому что боялся, что рабу ведено прикончить меня. Я сразу же уз-нал в нём своего отца и знаком отпустил стражника. Отец швырнул наземь свои лохмотья и мрачно оскалился:

"Как видишь, мне привычно обличье раба, — никто меня не узнал!"

Я склонил голову и молчал, ожидая его выговора. Он сказал:

"Ты и вообразить себе не можешь, в каком гневе был табарна после вашего отъезда! Я помню его в день битвы при Алишаре, но и тогда его гнев не возгорался так сильно".

"Я чту божественного и Святого Табарну, но я не смог бросить в беде и его наследника"-я поднял взор на отца и спросил-"Здоров ли Табарна?"

Он ответил:

"Поздоровей наследника! Неужто вы не поняли, что слух о его скорей кончине лишь ловушка, в которую вас он расчитывал заманить. Тахурваили не поехал сразу же в столицу, но все равно дело его проиграно. Замок осаждён тремя тысячами воинов табарны, а у вас всего лишь сотня воинов".

Я сказал:

"Зато замок неприступен, и лишь голод может выгнать нас наружу, но мы не испытываем недостатка в припасах".

Отец ответил:

"Замок будет взят штурмом, даже если поляжет половина войска, но ты можешь спасти свою жизнь. Ты убьешь наследника и уйдешь к нам."

"Нет! Я не предам наследника, даже если меня ожидает отцовское проклятье. Ты заботишься о правильном престолонаследии, но табарна сам же на-рушает его. И мой долг спасти наследника".

Хоть мой отец был не жесток, лишь опасение быть пойманным и убитым удержало его кинуться на меня и удушить. Он был взбешен нашим легкомыслием и самоуверенностью. В обличье раба ему удалось выйти из крепости, но тут дозорный, приняв его за беглеца из воинов крепости, поразил стрелой. Тахурваили велел немедленно принести тело убитого и, признав в нем моего отца, пал передо мной и воскликнул:

"О, как ужасна распря внутри государства, когда отец идет на сына, а брат на брата!"

Я протянул ему руку:

"Встань, младшее солнце несситов. Видно судьба так распорядилась. Он пришел сюда за твоей смертью, а нашел свою. Я же храню тебе верность, что бы не случилось".

Действительно, смерть отца не столь потрясла меня, как я ожидал. Воз-можно, потому что я вырос без отца и долго считал его погибшим. Я совершил похоронные обряды, а наследник долго не смел смотреть мне в гла-за, считая себя повинным в этой смерти. Я же сказал ему:

"Не ты ли желал смерти своему отцу, а горюешь о чужом".

Он отвечал:

"Я получил предсказания жрецов о его скорой кончине, но они же предрекли мне, что первым что прославит меня табарной, будет именно твой отец!"

Я сказал:

"Быть может это и есть верный знак?"

Они приводят осла и гонят его в сторону врага и говорят так:

"Ты, бог Ярри, наслал зло на нашу страну и на ее лагерь, но пусть этот осел заберет это зло и перенесет его в страну врага".

Войско табарны подошло к замку под вечер, Солнце садилось, и по земле ползли недобрые серые тени. Птицы, будто кликая беду, зловеще кричали. Около сотни тяжеловооруженных воинов в бронзовых доспехах шли по склону холма, на котором стояла крепость. Их предводитель, которого никто из нас раньше не знал, выскочил вперед и громко заорал, так, что мы его отчетливо слышали:

"Выдайте нам наследника, недостойного Тахурваили (да отрубят член ему!) и вы будете пощажены!"

По знаку Тахурваили я откликнулся:

"Хорошо! Мы решили сдаться! Наследник связан, и вы войдете в крепость и возьмете его!"

Мои голос был не столь зычен, как голос нашего противника, а он решил, что это признак малодушия и обернулся к воинам, подняв правую руку — позд-равляя их с победой. Они все разом бросились к открытым нами воротам, и один даже перецепился о специально вбитый колышек у самих ворот. И тут же на них обрушилась сверху большая бычья шкура, пропитанная смолой, которая тут же загорелась. Неприятель сначала даже не понял, что произошло, но когда первые десять воинов с воплями покатились по земле, остальные в ужасе отпрянули. Так мы погубили часть их войска, сами не потеряв ни единого че-ловека, А они остались без предводителя, ибо высокий предводитель, столь понадеявшийся на силу своего голоса, был оглушен метким камнем из пращи. Мы тут же втащили его в крепость и заперли ворота — две медные створки, окованные по краям тем сильным металлом, который посылают нам падающие звезды.

Пленник — а его звал Иттара — лишь только пришел в себя и осмотрелся, начал сквернословить, не надеясь уже на пощаду. Тахурваили недолго слушал всё это, а повелел оскопить его и отпустить. Вся дружина ответила на это дружным хохотом. Пленник разъярился еще больше, но удар дубиной по голове прервал поток его ругательств. Через час его вышвырнули из крепости, и мы не помешали трем отважившимся воинам его унести,

Неприятельский отряд стоял в одном пути от нас и совещался. Потом очи скрылись в сосновом бору на севере и более мы их не видели.

"Последние годы воздух стал суше, земля не получает былой влаги, дожди не столь обильны, как прежде. Иссохлась земля, ее былой зеленый цвет сме-нился серым, а то и желтым. Большая пустыня на юге растет и пожирает поля. Боги разгневались на людей и посылают одно испытание за другим, одно несчастье за другим. Будь же милостива к нам ты — Великая Хозяйка Вод — и поили обильные дожди, чтобы опять наполнились влагой наши реки и озёра, чтобы вновь радовал глаз ковер свежих трав, чтобы тучны были наши овцы и свиньи, и полновесен наш каравай. Уж мы принесем тебе великие жертвы, достойные твоего небесного трона".

Гонец из Хатуссы прибыл поздно ночью. Дозорные издали заслышали топот копыт по каменистой дороге и разбудили Тахурваили. Гонец соскочил с коня у самых ворот и стал кричать, чтобы его немедленно впустили. Мы опасались какого-нибудь подвоха и даже подумали, что ему ведено убить наследника. Тогда я с большим бронзовым чеканом вышел из крепостных ворот и крикнул гон-цу:

"Брось свой кинжал и говори, в чем дело!"

Гонец пал на колени и воскликнул:

"Померкло Солнце страны Хатти! Табарна Телепину покинул мир живых!"

Я опрометью бросился к воротам, ведь моя судьба зависела от того успею ли я первым известить наследника, что он стал полновластным повелителем страны. И действительно, я первым склонился в глубоком поклоне перед рас-терявшимся от неожиданности Тахурваили: