Очередная глава "Иного"

— Я никогда... — она замерла, осознавая сказанное. — Получается, и Грэм? — беззвучный кивок. — А Гарри с Гермионой? Они же...

— Их природа осталась прежней, — молвила Вораис. — Но их эссенция демонстрирует тенденцию к изменению. Элла Мэйдж согласна с предположением, что все, кто переживёт конец игрового сеанса, старения лишатся. Она назвала это малой наградой. Она считает, что это мелочь по сравнению с тем, ради чего сеанс задуман. Тем не менее, это имеет значение для каждого из вас. Никто из твоей команды, Элизабет Миртл, не поделится своей вечностью. Люди будут стареть и умирать, а вы будете жить дальше. Мы, неразимы, рано или поздно заканчиваем свою жизнь в бою. Единицы из нас доживают до тысячи лет, и к тому сроку старость затронула бы и нас, но то, что подарила Теромосу Элла... Ныне мы будем жить вечно. Как хранитель этого секрета, один из двух, я не буду участвовать в битве. Ты будешь. Мне неведомо, как будет выглядеть твой бой, но ты достаточно... прочна. Ты никогда не убивала... — неожиданно Вораис прервала речь.

— Я и не... — осеклась. — Я буду должна, да? — раньше Элизабет с трудом представляла из себя воина и убийцу, но после тренировок... Холодное, точное искусство, которому учила Вораис, не было «дуэлью» или «спортом». Протосс учила её не только начинать и вести сражение, но и завершать его. Убивать. Убивать быстро и безжалостно, без колебаний наносить смертельные удары. И ей нравилось! Ей нравилось прикладывать новую силу, раскрывать способности живого металла, ей нравился азарт, чувство превосходства и победы! — Если понадобится...

— Я надеюсь, ты не забудешь мои уроки. У тебя есть преимущество, — если бы её тело умело, она бы поёжилась ото льда в мыслях этой... этого неразима! — Ты можешь остановиться и подумать. Не превращай преимущество в уязвимость: бей наверняка, — пауза. — Скажи мне, Элизабет Миртл, вечная жизнь — то благо или зло?

— Благо, — не задумываясь, ответила она.

— Я оценивала тебя, — медленно произнесла Вораис. — В отличие от Теромоса, я не собираюсь складывать все яйца в одну корзину. Он будет участвовать в битве. Я скроюсь в тенях. Ты получишь всю поддержку своих друзей, включая тех, кого с Зел-Нага сравнить могу лишь. Ты прочна телом, и дух твой закалится, а не треснет, — протосс сунула руку под одеяние и протянула ей... кристалл?

Аккуратно приняла насыщенно-фиолетовый камень, переливающийся энергией в нескольких спектрах восприятия. Но Элизабет догадывалась, что не энергия была в нём главной, а — информация.

— Здесь секрет бессмертия протоссов? — тихо спросила.

— Это техника, изобретённая Эллой Мэйдж, — впервые за долгое время мыслеголос Вораис был далёк от холода. Потеплели даже её глаза! — Чистые формой, мы всегда считали, что наш псионный потенциал пусть и велик, но ограничен. Единственным путём выйти за эти границы было слияние в архонов. Но техника Эллы позволяет достичь чистоты эссенции, силы менять и настраивать форму, при этом сохраняя её чистой, что свойственно Зел-Нага. Это дорога от протосса до Зел-Нага, открытая каждому из нас. Дорога от перворождённого до живого бога.

— И я должна буду сохранить её и вручить тем из вас, кто выживет? — поняла она.

— Верно. Если же не выживет никто... Если ты покинешь сеанс непредсказуемыми путями Игры... Я не имею права брать с тебя слово, но прошу: когда путь твой вновь пересечётся с моим родом, то вручи эту технику достойным. Сделаешь ли ты это для меня, Элизабет Миртл?

— Сделаю, — встретилась с ней взглядом.

— Внутри кристалла — не одна техника, — тёплая надежда вновь скрылась за ледяным щитом. — Если ты отдашь кристалл ребёнку-протоссу, он сможет возвыситься, обучившись базовым методам как светлых, так и тёмных тамплиеров, — пауза, будто бы она не решалась, продолжать или остановиться здесь. — Ты псионик, Элизабет. Твой псионный потенциал невелик, но развиваем. Достаточно универсален, чтобы ты могла покорить Пустоту и пройти по пути, свойственному нам. Ты не станешь Зел-Нага, твоя душа, твоя псионная сущность устроена иначе, чем у нас. Однако чистоты эссенции достичь ты можешь.

— Но за... погоди, чистота эссенции — это же способность менять форму? Я смогу...

— Ты сможешь вернуть человеческий облик, не утрачивая сути, не отбрасывая дары индустриалов, — кивнула Вораис. — Этот кайдариновый кристалл по праву твой. Нашему роду ты оставишь копии или, если столкнёшься с теми, кто технологически отстал, то поделишься знаниями, как кайдариновые кристаллы создавать. Техника их создания — одна из базовых.

— А как я...

— Позволишь? — протянула руку.

Ей не требовалось отвечать вслух. Их руки соприкоснулись, и она подавила рефлекторное сопротивление структурной сети. Нервная сеть соединилась с псионной сущностью Вораис, и она зацепилась за этот контакт как иномаг, не очень-то понимая, что делает. Ледяной кристалл чужого разума раскрылся навстречу, вытолкнув ледышку меньше. Зацепив её не то иномагией, не то загадочной псионикой, Элизабет втащила дар в сознание, бросила в интерфейс операционной системы, и та послушно подхватила, сохраняя наполовину знание, наполовину умение в память. И только затем — осознала. Осознала разом, в полной мере — будто информационным душем окатило!

— Я могу...

— Можешь, — кивнула Вораис, и Элизабет, вплотную познакомившаяся с ледяным кристаллом её разума, различила своего рода... блики. Блики, соответствующие лёгкой улыбке у человека!

Спрятала кристалл в капчалог. Вораис развернулась, кажется, прощаться не собираясь. Это было в её духе — в духе практика и, при том, философа. Все неразимы такие? Или все протоссы? Блики стали ярче. Довершившись интуиции, Элизабет крикнула вслед:

— Доброй охоты, учитель!

— Доброй охоты, маленькая ученица, — донёсся до неё псионный шёпот.

— Теперь я тоже немножечко учитель, — сказала самой себе Миртл, разглядывая кристалл в капчалоге. — И немножечко охотник. Немножечко псионик и индустриал немножко. Осталось «множко» ими стать, — с силой сжала серебряный кулак. — Интересно, ждёт ли Бойл?

Роберт Бойл, её учитель иномагии, не ждал. Он был занят, занят чем-то «чудовищно важным, без преувеличения, Элизабет, и это вещь, от которой следует держаться дальше!» Вместо Бойла её обследовал его подчинённый-невыразимец. Раньше было бы неуютно видеть пугающую пустоту на месте лица — чары конфиденциальности — но теперь различала контуры лица, а ещё — ощущала мягкий, прохладный (тёплый по сравнению с ледышкою Вораис!) разум.

Обследование во многом формальное. Её уже обследовали и даже изменяли — там, в Городе, полном аномалий! Невыразимец, представившийся Августом, невозмутимо оглядывал её, периодически проводя загадочные иномагические манипуляции. Элизабет вообще-то не должна была их почуять, она всего-то месяц иномагии училась! Но то, что пережила в Городе, когда бросилась за Фоуксом, заглянула за предел — это и бытие призраком ещё дало ей чувствительность, которую хвалил Денис.

Эта чувствительность никуда не пропадала — она... не замечала её? Не замечала за всеми чудесами-странностями нового обличья! Эта... та сторона была по-прежнему пугающей. Полууловимое нечто, образы, ускользающие из восприятия, не то дрожь, не то кружение, клубение, мерцание, пробивающееся из-за завесы — но что такое эта завеса и что за ней... Нет! Она не будет туда смотреть, не будет думать! Кажущееся надёжным пламя псионики внутри, которое чувствовать Вораис научила, было не огоньком — мимолётной искоркой пред тем, что в Бездне притаилось.

— Вот бы инореального не было никогда! — вырвалось у неё.

Невыразимец остановил манипуляции и поднял на неё взгляд. Она не видела выражения его лица, но чуяла струйки усталости, просачивающиеся из-за барьера — окклюменции, наверное? Элизабет могла бы заглянуть за этот барьер — это как встать на цыпочки, присесть или наклониться, только псионически! Могла — но не хотела.

— В моменты слабости, — медленно произнёс он, — я бы хотел с вами согласиться. Не будь инореального, не было бы того... с чем работает сейчас ваш наставник. И не было бы вас. Вы были порождены инореальным феноменом, мисс Миртл.

— Я понимаю, — вздохнула она. — Бездна, — он дёрнулся от этого слова, — не добро и не зло. Она просто есть, как Пустота, как магия, магия ведь тоже... — запнулась. Озвучила неожиданную мысль. — Мы ведь в сеансе тоже должны создать что-то такое, да? Вроде как стихии, которая не добро, не зло?

— Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос, — вздохнул и Август. — До меня доходили слухи, что Элла Мэйдж, Мадам Композитор, собирается Песней инореальное убрать. Какой ценой? Какими будут побочные эффекты? Вы уж простите старого учёного, но каким бы великим инженером ни была мадам Мэйдж, в человеческих ли силах подобное творить? Уж всяко без последствий здесь не обойтись. Уверен, если у неё, если у вас всех получится, то проклинать вас и вашу Песню будут больше, чем хвалить. Я лично, — голос ровный, а псионически — страх и надежда, надежда и страх, — благословил бы Песнь, если нам поможет. С вами всё в порядке, мисс Миртл, насколько мне «видно» сквозь ваше... — неопределённо махнул рукой, — тело. Я бы не рекомендовал заниматься иномагией, но вы и не умеете пока. Постарайтесь...

— Выжить?

— Сделать так, чтобы Песнь сработала. Я очень вас прошу, мисс Миртл!

— Хорошо, — растерялась от горячности в его голосе, в его эмоциях. Нет, «хорошо» — не то, что он хочет слышать! — Я обещаю. Но вы же только что говорили, что инореальность — это не только плохо!

— Не сейчас, — мотнул он головой. — Пусть будет там, где-нибудь в другом месте. Нам нужно — я не могу объяснить, не имею права! — чтобы инореальность пропала здесь. Всё, чего прошу — держите в голове мою просьбу.

— Я буду, — как будто можно ответить на такую... мольбу иначе! Что там у них в Отделе тайн-то случилось? — Значит, я в порядке?

— Настолько, насколько бывают в порядке после взгляда вовне, утраты якоря и смены тела, — невесело усмехнулся Август. — Никаких негативных изменений по сравнению с тем, какой вас доставили на корабль. Я думаю, вы будете не против встретиться с Седриком.

— Седрик? Он не с Грэмом?

— Расспросите его лично, — качнул головой невыразимец. — Он в своей каюте, а мне пора. Дело, — показалось, или на этом слове его лицо исказилось от боли? — не ждёт.

Седрик действительно отдыхал в своей каюте. Ну как «отдыхал» — «адаптировался», по его словам. Смотритель ведь сделал его полуиндустриалом! Спас от смерти с помощью «возвышенья»! Он мог стать таким же, как она, если пожелает! Вернее, если пожелает и она, и он? Смотритель рассказывал и об этом, но из головы как-то вылетело — вспомнила, когда увидела серебряные ниточки, проросшие сквозь кожу Седрика.

Седрик хорошо запомнил длинную речь индустриала, и эта речь — она относилась ведь и к ней, к её телу! Больше к ней, чем к нему. Неожиданно мир перевернулся: совсем недавно она считала, что отречься от простых людей, от магглов — это её выбор, её путь в новую жизнь наряду с отречением от прошлого ученицы Уоррен. Но слова Седрика, вернее, слова Смотрителя, пересказанные Седриком... Если люди — простые люди! — способны на такое, что и маг не каждый сотворит... Если там, в самом низу, действительно живёт Механ, таинственное, но благое супербожество... Маги ничего такого не создавали! Иномаги — иномаги тоже, конечно, очень все круты, но индустриалы — они покоряют бездну, сохраняя душу. Изменяясь, но она не совсем дурочка, понимает, что заглянуть туда... туда, куда заглянула... ладно, ладно, дурочка она! В общем, индустриалы туда не заглядывают, а спускаются; спускаются — и возвращаются назад! А тот столп, который «модулятор напряжённости реальности», — он поразил Дениса, а Денис — мастер нереальности!

Как-то мельком, как что-то естественное, индустриалы дали ей псионику. Дали защиту, парирующую чары. Дали вечную жизнь. Вот так вот просто — Смотритель потерял всего-то тело, которое он сменит на другое без проблем! Ведь у неё, по идее, вся Смотрителева память, до которой добираться непонятно как, но — есть. Вместе со знаниями индустриалов — знанья неразимов. Она хранительница... и наследница, выходит? Наследница этих двух знаний. Нет, Элизабет понимала, что разобраться и с тем, и с другим будет очень-очень сложно, и одна она не сдюжит, но если вместе с Грэмом... Грэм ведь тоже знания хранит! Он — о прошлом, а она — о будущем? Да. Этим она займётся. Это будет её целью. Она не посрамит ни Вораис, ни Смотрителя.

Седрику Элизабет рассказала, что может ускорить «возвышение» и что это может быть опасно. Он задумался, но отказался, мол, после сеанса будет видно. Она не стала рекламировать крутость своего тела. В конце концов, даже то, что она дышит — это Элла сделала, а Седрик — вон, ему дышать не надо, очень... странно. Непривычно и неправильно! Кто знает, сколько таких неправильностей Элла, Тёмная Луна и Джу убрали, сколько образуется у «возвышенного» Седрика?

Ещё ни словечка о доступе не рассказала. Она буквально видела «протосеть» внутри Седрика, сходящуюся к энергоячейке (прародитель её реактора) в груди и узелку в мозге (а это прародитель её собственного... эм, суперкомпьютерного мозга?). Возвышенье возвышением, но она могла и выключить, и управлять любой из этих штук! Энергоячейкой, химическим конвертором, протосетью, вычислительным узлом — чем угодно! Память индустриала подсказывала, что это для блага возвышаемого — мол, поломает в себе что с непривычки... Интересно, а индустриалы с более крутым телом — они так же могут «настраивать» её, как Седрика — она? И вообще, получается, что индустриалы друг перед другом вроде бы как голые? Хотя чего им смущаться? Чего смущаться теперь ей? Эх!

Протоссы и индустриалы ворвались в её жизнь и неожиданно всё поменяли. Дело не в теле, оно ведь «имитирует человеческую психику нейронными процессами» или как там Смотритель говорил? Она и не догадывалась, что знание может так менять! Это и есть тот «прогресс», «когнитивизация», о которых Смотритель объяснял? Ей открылись два пути — путь неразима и путь индустриала. Два пути взамен на... человечность? Совсем недавно она сказала бы, что человечность поважней! Мол, а как иначе она будет с Грэмом? И разве не к человечности стремилась эти годы? Но прочувствовав, осознав, перебрав случившееся в памяти, пока ждала Грэма и команду, поговорив с Седриком, поняла, что близость с Грэмом стала посложней, конечно — но взамен! Взамен ей дали такие шансы, такие силы, что она — самая везучая дурочка в этом проклятом сеансе! И каждый из путей, стоит им пройти, решит её проблему. Ну и вообще, в отличие от Смотрителя, у неё есть язык, а значит, может целоваться, а тот способ единения разумов, что показала Вораис — это в чём-то круче секса. Это протоссы внутри ледышки, а люди... А Грэм... Осталось — научиться.

Грэм! Грэм был жив, и это главное. Он, оказывается, побывал в загадочной Кости, столкнулся и проиграл настоящему демону загадочного (скоро она эти загадочности ненавидеть станет!) варпа, который вроде Бездна, но без Бездны, вылечен Джу и, в конце концов, участвовал в созданьи талисмана. Она... так много потеряла? Нет. Точно наяву услышала, смотря Бетину запись сотворенья Анха, как Вораис холодно предупреждает о том, что точно рассчитанная нагрузка способствует развитию, а перегруз — к деградации ведёт. Это же из памяти Смотрителя?