— Если бы я хотел убить тебя, ты бы уже был мёртв! — отвечаю ему. Ненависть по-прежнему не отпускает меня. И только сейчас замечаю что мы в палатке не одни. На пороге стоял Рик и смотрел на меня испуганными глазами. Затем он бросился вперёд и встал между мной и Шрамом.

— Нет, стой! Не убивай его! Ты же сам говорил, что не желаете ему зла! — кричит он мне со слезами на глазах. — Ты же вылечил его!

— Такова суть всех аместрийцев. Протянуть руку помощи, чтобы потом ею же и задушить. Не так ли, Жнец? — произносит тот, а затем кривиться от боли. — Думаешь, я не узнал эту Ауру, эту жажду убийства? Она очень похожа на ту, что испускал Багряный алхимик, когда убивал мою семью. Вот только следует отдать тебе должное, твоя ещё страшнее. И не удивительно, ведь ты убил стольких!

— Аура? — переспросил я. И только после этого я догадался что произошло. Моя ненависть к гомункулам и их создателям оказалась столь велика, что её заметили окружающие. Невероятно, но факт.

Я нахмурился и, прикрыв глаза, обратил свой внутренний взор на философский камень, на сотни тысяч душ, заточённых во мне. Энергия так и переполняла его, моя ненависть всколыхнула их собственные эмоции и стала резонировать с ними. Это было удивительно. Раньше я никогда не думал, что подобное возможно. Нет, я знал что члены императорской семьи Ксинга, их приближённые и алхимики практикующие альмедику востока способны распознать философский камень и даже 'читать души'. Но для обычных людей это ведь невозможно.

Однако, немного подумав, я понял, почему так вышло. Я перепутал причину и следствие. Алхимики востока и члены императорской семьи вместе со своими приближёнными не являются такими уж 'особенными' людьми. Она такие же люди как те, кто их окружают. Однако доступ к знаниям, скрытым в тайных библиотеках, позволил им развить способности, превышающие таковые у обычного человека. И это не означает что 'обычный' человек не способен достичь подобного путём тренировок. Ярким свидетельством этому — мой личный пример. Я вижу 'вены дракона' несмотря на то, что не происхожу из Ксинга. Так почему мою ауру убийцы не могут почувствовать обычные люди, если я 'увеличу мощность'?

А ненависть к кукловоду и гомункулам стала катализатором. В таком случае, неудивительно, что Шрам... испугался меня? Нет, скорее просто опасается. И не без причины. Я сосредоточился и постарался приглушить собственные эмоции, бушующий океан внутри моей души.

— Эй, вы как? Вам нужно лечь! — услышал я крик Рика, когда пришёл в себя. Тот стоял и пытался удержать Шрама, который, казалось, вот-вот потеряет сознание. Тот кривился от боли.

— Тебе действительно лучше послушать его, — произношу я. — Иначе вся моя работа пойдёт насмарку.

— Ты... изменился, — видимо перемена, произошедшая со мной, была слишком резкой. — Опять твои трюки?

— Просто я взял себя в руки, — отвечаю ему. — Ненависть что ты сейчас почувствовал, была направлена не на тебя. А на тех, кто на тебя напал.

— Почему я тебе должен верить? — с опаской спрашивает он.

— Если бы я хотел, ты бы уже был мёртв. Но я этого не хочу, — говорю ему и, поворачиваясь к нему спиной, указываю на лежанку. — Ложись, я восстановлю все те раны, что открылись из-за моей несдержанности.

— Так просто признаёшься в своих ошибках? — спросил он. Я не ответил. Ему больше ничего не оставалось, как лечь.

— Рик, не трясись ты так. Я действительно не желаю никому из вас зла, — по-доброму обращаюсь к мальчику.

— Но... но почему ты... — его взгляд был красноречив.

— Так получилось, — опускаю взгляд. — Не переживай. Больше такого не повториться. Впредь я буду контролировать себя.

— Но я больше не выйду. Не хочу, чтобы ты опять напал на него, — надувшись, сказал тот.

— Тебе действительно лучше выйти, — вдруг произнёс Шрам. — Можешь ему поверить.

— Вы уверены? — спрашивает Рик, но взгляд Шрама по-прежнему невозмутим. — Ладно.

Рик нехотя вышел. Я развернулся к шраму и присев возле него за пару минут восстановил почти все повреждения, что открылись. Я даже немного ускорил его выздоровление.

— Ты ведь не поверил мне, — произнёс я, когда закончил.

— Он бы не вышел, а при нём ты бы не стал говорить, — пояснил тот, а затем посмотрел на выход. — Ты не хочешь, чтобы этот мальчик пострадал.

— Просто у него есть старший брат, которому он дорог, — просто ответил я. Да, для нас со Шрамом это действительно веская причина.

— Перед тем, как ты вышел из себя, ты что-то упомянул, — напомнил он. Я кивнул.

— Змея, кусающая свой хвост — Уроборос. Символ вечности и перерождения. Те же, кто носит на себе его татуировку, называются гомункулами, — поведал ему я. Шрам посмотрел на меня, ожидая, что я ещё добавлю. Похоже, он тоже страдает от недостатка информации. А в моём лице он обнаружил источник способный дать ответы на его вопросы. Я не стал мучить его ожиданием. — Гомункулы — это искусственно созданные люди. Считается, что их невозможно создать, но твое описание точно подходит под них.

— Похоже, ты немало знаешь об этом, — заметил Шрам.

— Не так много, как хотелось бы, — с сожалением в голосе возразил я и покачал головой. — Получается, они смогли победить тебя только потому, что их способности оказались слишком внезапными для тебя, так? То есть, знай ты об этом заранее, исход был бы совершенно иным?

— Умеешь ты задавать вопросы, Алхимик, — усмехнулся он, впервые за разговор, проявив хоть что-то из чувств, кроме ненависти. — Да, ты прав. Если бы я знал об этом заранее, они бы так легко не отделались.

Я сидел рядом с ним и молчал. Шрам тоже не проронил больше ни слова и отвернулся от меня. Информация, которой мы поделились друг с другом, дала нам обоим богатую пищу для размышления. И хотя большую часть из того что сказал Шрам я знал и так, как я уже сказал, одно дело знать что-то и совсем другое — самому убедиться в правдивости информации. Шрам же вообще ничего не знал о своих противниках, но мои слова позволили ему по-новому взглянуть на тех своих противников и на меня. Теперь он знал, где может найти ответы на многие вопросы. И я ожидал, когда же ишварит начнет спрашивать об этом. Вот только ему удалось изрядно удивить меня, спросив совершенно другое.

— Сколько тебе лет, Эдвард Элрик? — прервал он устоявшуюся тишину.

— Пятнадцать, — недолго думая ответил я. Его вопрос удивил меня, но я мигом сообразил, чего он хочет. Похоже, монах, наконец, решил включить мозги и попытаться понять своего врага, то есть меня.

— Получается, тебе было восемь, когда ты попал на ту войну, — сделал он вывод и повернул ко мне голову. На его лице было... Недоумение? Наверное, да. — Зачем? Зачем ребенку как ты сражаться и убивать?

— Потому что я знаю Истину, — ответил ему я, особо выделив последнее слово. При этом наши взгляды вновь встретились. Пусть видит, что я не лгу. — Истину, скрытую от всех.

— Какую Истину? — спросил Шрам. Он был напряжен.

— О подлинных причинах Ишварской зачистки, — произнёс я и стал наблюдать за его реакцией. А она была очень сильной. Его глаза расширились, и он даже собирался подняться. Но я удержал его. — Лежи. Тебе нельзя вставать.

— Что именно ты знаешь об этой войне? — спросил о, когда успокоился. — Что за причины?

— Как бы тебе объяснить... — почесал я затылок. В принципе, рано или поздно этот разговор бы состоялся, так почему бы не рассказать все сейчас? Я засунул руку в карман и, достав философский камень, который ранее использовал для лечения Шрама, показал его ему. — Ты ведь знаешь, что это такое? Видел такое прежде?

— Этот камень... — Он буквально впился в него взглядом. — Ты использовал его, когда лечил меня. И я очень быстро восстановился. Но ты прав, я уже видел подобный камень раньше. Такой же был у Багряного алхимика. Зольф Джей Кимбли.

— Кимбли? — переспросил я его. — Хм, так значит, это о тебе он рассказывал. Что какому-то монаху он оторвал руку и оставил умирать, а затем появился его брат-алхимик и попытался спасти. Мда, дела.

— Ты знаешь Кимбли? — уточнил Шрам. В его голосе слышалась неприкрытая угроза.

— Не смотри на меня так, — я поднял руки вверх. — Разумеется, я знаю своего заместителя. И понимаю, что ты хочешь его убить. Как и меня. Но давай вернемся к предыдущей теме. Я вижу, ты уже знаешь, что такое философский камень.

— Да, отлично знаю, — произнес Шрам, откинувшись обратно на подушку. — Испытал на себе. Кимбли был очень силен, когда использовал его. Я не смог ничего поделать против него.

— С этой целью он и создавался. Усилить государственных алхимиков, чтобы закончить войну.

— И это вам удалось. От Ишвара ничего не осталось.

— Не скажи, — хмыкнул я. — Вообще-то пятая часть населения выжила. А учитывая, что приказ номер 3066 подразумевал тотальную зачистку, то мне кажется, что это даже очень неплохо.

— Ты сказал, что поведаешь мне о причинах этой войны, однако до сих пор я их не услышал, — довольно резко прервал мои статистические выкладки Шрам. Похоже его терпение на пределе. Но и я почти закончил.

— К этому я и веду. Знаешь ли ты, какой главный ингредиент философского камня? Что необходимо, чтобы создать это мощное оружие? — сказал я и вновь показал камень. Шрам прожигал меня взглядом, ожидая ответа. Я не стал долго тянуть и продолжил уже серьезно. — Единственным сырьем пригодным для создания философского камня является человеческая жизнь. И чем большим количеством человеческих жизней будет пожертвовано, тем сильнее будет философский камень.

Новость прозвучала для Шрама как гром среди ясного неба. Даже он прошедший через горнило войны в Ишваре был шокирован этой информацией. И это вновь заставило его серьезно задуматься на некоторое время.

— Ты создал этот камень из ишваритов? — спросил он меня сухо.

— Нет. Из солдат Аэруго четыре года назад, — честно ответил я. Посмотрев на меня, он успокоился. Однако я не этого добивался. Настало время испытать его спокойствие, а заодно и рассказать кое-что, о чем он еще не знает. Сунув руку в карман, я достал ещё один камень. Он был иной формы. Это был мой самый первый камень. При его создании я пользовался исключительно своими наработками, так как тогда я ещё не получил в свои руки записи Марко. Впрочем, это лишь привело к тому, что конечная формула была более громоздкой, только и всего. Вернее было бы сказать, форма преобразования, созданная Марко, менее громоздка, чем та, что использовал я в самый первый раз. — Вот камень, созданный мной из Ишваритов, что обороняли Камс.

Реакция Шрама была предсказуемой и, я бы даже сказал, забавной. Он выпучил глаза и посмотрел на меня с колоссальной ненавистью.

— Ты... ты... — похоже, у него нет слов. Лишь чудо удержало его на месте.

— Ровно пятьсот ишваритов отдали свои жизни чтобы я смог его создать, — продолжил я, глядя на камень. — Заметь, отдали добровольно, по собственному желанию.

— Зачем им добровольно отдавать свои жизни какому-то алхимику?! — прорычал Шрам. А я подивился, что он ещё не набросился на меня.

— Потому что взамен я смог вывести оттуда живыми без малого тридцать пять тысяч их собратьев, — ответил я. Шрам же мне не верил. Слишком шокирующие были новости. — Или старик не рассказывал тебе, откуда они бежали? Ну, так спроси его сам.

— Все в Камсе погибли! Об этом писали во всех газетах! Я это видел своими глазами! — говорил Шрам. Довольно эмоционально. И не верил мне. Впрочем, я сам виноват, что подал всё именно таким образом. Однако именно этого требовали мои цели. — И потом, если ты всех спас, то зачем тебе понадобились те пятьсот?

— Хм, а ты читал в газетах, кого нашли в тех развалинах? Были ли там дети или женщины? — спросил я его, повысив голос. Шрам, наконец, призадумался. — Ничего такого газеты не писали. Только то, что в Камсе были тысячи мятежников, поверженных одним алхимиком.

Шрам сверлил меня взглядом, но постепенно до него доходил смысл моих слов. И хотя он по-прежнему мне не верил, против фактов, которые он знал, спорить было сложно.

— Если бы не те пятьсот добровольцев, я бы не смог вывести ваших выживших из святыни, ставшей для них ловушкой, — закончил я логическим выводом и поднялся. — Я вижу, ты мне не веришь. Однако меня это не волнует. Спросишь об этом ШиФу. Он был среди тех, кого я вывел оттуда.

— Учитель жив? — о, опять весьма интересная реакция. Похоже, Шрам давно похоронил учителя в своем сердце.

— Был жив и надеюсь таков и сейчас, — ответил я, а затем наклонился к нему. — Кешишь. Ты можешь меня ненавидеть, если хочешь. Мне всё равно. Но знай, я все это делаю не ради тебя и не ради кого-то ещё. Та участь что постигла Ишвар... Это была лишь прелюдия перед той трагедией что нависла над Аместрисом. Я же лишь хочу её остановить, вот и всё.

Я выпрямился и, развернувшись, направился в сторону выхода.

— О какой трагедии ты говоришь? — крикнул он мне, вновь порываясь встать. — Эдвард Элрик!

— Даже не думай вставать, — остановил я его порыв. Тот раздраженно посмотрел на меня, но подчинился. — Что же касается нашего разговора, мы продолжим его позже. Через два дня я отправляюсь в Централ. Однако я уверен, мы ещё встретимся, Ишварит.

Я уже собрался к входу, но остановился. После чего вернулся и достав из кармана записку, протянул её Шраму.

— Национальная Центральная Библиотека, Первый корпус. Тим Марко, 'Тысяча рецептов на каждый день', — прочитал он, а затем сомнением посмотрел на меня. — Что это значит?

— Если не веришь мне, взгляни сам. Найди алхимика, что расшифрует тебе этот текст, и тогда ты поймёшь истину, скрытую за истиной, — произношу я и разворачиваюсь обратно к выходу. — Когда заберёшь книгу, корпус можешь уничтожить. Не стоит давать им намеки на то, чего ты искал.

Я вышел из палатки, оставив Шрама размышлять над моими словами. В принципе того массива информации, что я ему дал для него пока что достаточно. Пусть думает. Об истинных причинах войны и о моей роли в ней я рассказал достаточно. Теперь он должен сделать выводы сам. А его наставник поможет ему в этом. Если, конечно, доберется до него раньше, чем Шрам сбежит куда-нибудь ещё. Впрочем, тут уже от меня мало что зависит.

Отдав дальнейшие распоряжения Рику, относительно лечения нашего проблемного пациента и попрощавшись с мальчиком, я отправился в город.

По пути я стал обдумывать то, что произошло. Аура, жажда убийства. Вот что почувствовал Шрам. И не только он. Даже Рик, мальчик, которого точно не учили никаким восточным методикам. И по его словам, нечто подобное демонстрировал в Ишваре Кимбли, разве что на порядок слабее. Хм, наверное, в тот момент Кимбли как-то резонировал со своим философским камнем. А моё воздействие куда сильнее.

Произошедшее сильно впечатлило меня. Эта способность... Если ей воспользоваться правильно, можно получить мощное не летальное оружие. Я проецировал ненависть, и это заставило Шрама всерьёз опасаться за свою жизнь. Но делал я это, можно сказать неосознанно. Целью моих эмоций был не Шрам и уж тем более не Рик. Их просто задело краем? Получается, у этой способности просто колоссальный потенциал. А что если проецировать ненависть намеренно? Что если в уме максимально детально представлять пытки и убийство того, кто должен стать моей целью? Сложно сказать. Необходимы эксперименты. Вот только где их проводить и с кем? Разве что выбить разрешение на использование заключенных-смертников из центральной тюрьмы? Тогда можно попытаться получить разрешение на использование пятой лаборатории. Она всё равно простаивает. В принципе, если попросить Фюрера, он даст добро.