Ашинатогл попросил Урса потихоньку сказать ему через переводчика (которым сделал своего наследника Тлирангогашта) слова песни и стал напряжённо думать, что-то записывая прямо на столе палочкой с соусом. Атар, посмеявшись, велел принести побратиму бумагу, тушь и кисть.
И, когда художницы спели свои две песни о любви, Урс запел о рабе царствующем, а царь вслед за ним повторил понравившуюся ему песню своим громовым басом на агашском, где она прозвучала как грозное предупреждение и проклятие всем таким подонкам, которые залезли на трон, лишь чтобы пользоваться своим положением.
После этого цари подняли руки, запели трубы, и полились навстречу друг другу два потока, а музыканты выстроились у стены, разделяющей два зала.
* * *
Музыканты заиграли плавную мелодию песни о Габриэли, и все старки запели эту песнь, которая в некотором смысле считалась знаковой для всего народа. Её учили ещё в раннем детстве. Ашинатоглу переводили слова со Среднего языка. И, когда дошли до последнего куплета:
Три сына с нами рядом стоят богатыря,
Налились урожаем цветущие поля.
С тобою вместе, радость, земной круг завершил.
Глядим мы вместе с башни на наши города,
Народ наш процветает теперь, как никогда.
Прекрасной Габриэли последнее прости,
Достиг великой цели, достиг конца пути,
Пришла пора с тобою из жизни уходить,
Всем показав, как верить, как жить и как любить.
суровый агашский царь даже немного прослезился.
— Да, как разумно у вас! Три-четыре сына как раз достаточно для поддержания династии. И конец песни настолько замечательный, что мне самому захотелось уйти из жизни именно так: рядом с любимой женой и тремя достойными наследниками, глядя на процветающую страну.
Теперь наступило время первых танцев. Вначале старки станцевали спокойный и изящный танец типа кадрили, после чего царица, жена графа Таррисаня и лангиштские жёны принцев крови возлегли рядом с мужьями. Их примеру последовали жёны князей и хана. Горцы сплясали огненный танец типа лезгинки, где мужчины стремительно вились вокруг изящно плывущих в своих длинных платьях женщин. У агашцев такого общего танца для знатных мужчин и женщин не было, и агашские юноши станцевали военный танец с воинственными кличами. Степняки прошлись в пляске типа хоровода.
В промежутках между танцами мужчины подходили в женскую комнату к гетерам, девушкам и дамам не самого высшего ранга. Атар сказал Ашинатоглу, что даже сам Император в такой момент не чурается зайти в зал женщин, и сам вместе с ним прошел туда. Ашинатогл хозяйским взглядом оглядел Высокородных гетер, подарил каждой из них янтарное ожерелье на золотой цепочке, чему певица Астарсса Иллинор, бывшая его любовницей в прошлый приезд, отнюдь не была рада, поскольку поняла, что сейчас ей не светит продолжение романа. Высокородные немного посмеялись (то ли от радости, то ли иронично), после чего Ириньисса произнесла на Древнем языке:
Приходит великий властитель любви настоящей искать,
Но выбрать никак не желает, кому предпочтенье отдать.
И даже столь мощному мужу не стоит всех нас обольщать:
Ведь мы тогда сможем на части и сердце, и ум разорвать.
Царь расхохотался, почувствовав, что от него ждут достойного ответа, и что Атар готов подстраховать его, выдав свой экспромт и переключив огонь на себя. Но убегать от вызова воину не пристало, и Ашинатогл пропел двустишие:
Я всеми цветами сейчас полюбуюсь, гуляя в саду,
Покуда ту розу, что шип в моё сердце вонзит, не найду.
Женщины облегчённо рассмеялись. Иолисса продолжила полушутливую перепалку:
Не может столь низко и мощно свистать нежный птах соловей,
Напоены розы в саду соком крепких, глубоких корней.
Шипы столь длинны и остры, что носящий корону удод
Всем телом к бутону прильнув, копьём своё сердце проткнет.
Цари развеселились окончательно, да и вся компания вокруг них тоже. И агашец ответил:
Судьбою родиться дано мне не нежным певцом, а орлом,
И воина не испугаешь ни острым мечом, ни копьём.
В грядущем сраженьи мне равно почётно тебя полонить,
Иль, в плен твой попавши, сполна сладкий выкуп платить.
Гетеры вместе со своими клиентками в восхищении встали из-за стола, образовали круг и закружились вокруг царей и князей, пока у тех глаза окончательно не разбежались. Наконец, Атар взмолился:
Стойте, прелестницы, и пощадите несчастных владык и царей!
Быстро сгораем в огне ваших дивных и страстных очей!
Жёны князей и хана сокрушённо смотрели на мужей, которые совершенно подпали под очарование этих прелестниц и возвращались на свои места гораздо более пьяными, чем уходили. Ашинатогл ещё раз поровну одарил всех Высокородных и раздал подарки также их клиенткам. Что творилось в душе агашца, никто не мог сказать: шёл он ровным шагом, но со слишком непроницаемым лицом. Так что и ему нелегко пришлось. Лишь привычные к такому Атар и старкская знать возвращались, всего-навсего счастливо улыбаясь.
Кутиосса Алангита и её сестра Эриосса Алангита, княжны Лангишта и жены принцев Лиговайи, с завистью смотрели на гетер. Свобода, предоставляемая женщинам у старков, уже вскружила им головы. Их переполняло желание новых приключений. А преподать им жёсткий курс духовной и телесной тренировки, который проходили женщины у старков, никто не потрудился.
На некоторое время цари вновь уселись за стол, и, по временам улыбаясь подходившим женщинам, продолжили разговор.
— У вас эти женщины имеют колоссальные права, — задумчиво заметил Ашинатогл. — То, как на равных, без всякого подобострастия и без всякого неуважения, держатся с властителями, показывает, что они действительно привыкли считать себя независимыми ото всех. Но, насколько я уже понял вас, северян, эти права неразрывно связаны с жесточайшей ответственностью и с обязанностями.
— Они связаны и с серьёзнейшими ограничениями. Например, нельзя ни одного слова говорить о политике и других государственных делах в присутствии гетер и художников, — сказал Атар и тут заметил, что рядом с ними проходит Кисса и с улыбкой слушает эти слова, — Так что сейчас я не знаю, не опозорился ли я смертельно, сказав слово "политика" в присутствии гетеры, — полушутливо завершил Атар.
Ашинатогл рассмеялся:
— И, насколько я представляю вас, мужчина, нарушивший это правило, опозорен настолько, что ему лучше побыстрее умереть?
— Именно так, брат. А на гетере вины в этом случае нет. Даже между воюющими армиями они ходят свободно, никто не обвиняет их в шпионаже. Далее, у них есть суд своего цеха, и его приговоры часто абсолютно безжалостны за, казалось бы, малейшие нарушения их обязанностей и обычаев. Подсудны гетеры также обычному суду, но, учитывая их исключительное положение, судят их не столько по закону, сколько по справедливости, и они имеют право апелляции к Императору или королю. И, наконец, духовный Имперский Суд властен над ними, если они вдруг впадут в гибельный грех ведовства.
— А я думал, что вы помешаны на законах и молитесь им, как торговые республики Рултасла, что северо-восточнее нас. Но тихо. Мимо идёт художница!
И оба побратима рассмеялись.
— Готовят гетер и художников в школах, которых очень мало по всей Империи. Из девочек, обучающихся на гетер, почти треть умирает или становится калеками и их отдают в монашки. А выжившие проходят жестокие испытания на последнем году обучения. Тех, кто не смог их выдержать, продают в рабство, невзирая на происхождение. Обучение у гетер длится с восьми до шестнадцати лет, а у художников с пяти-шести до пятнадцати. В это сословие можно попасть и сбоку, практически миновав школу, но только в его низший или средний слой. Например, любовницу исключительно высокородной персоны наши гетеры имеют право принять для обучения за два года, но лишь если сами установят, что у этой женщины есть задатки гетеры. И стать выше, чем полноправной, она не может. Оплачивает обучение её любовник, а это отнюдь не дёшево даже для принца. Или актёр, попавший в труппу знаменитого театра и поднявшийся в ней до ролей первого плана, может пройти ускоренный курс обучения в школе художников, — продолжал свой рассказ Атар.
— Намерены ли вы здесь, на Юге, создать такие школы? — с живым интересом спросил агашец.
Другие властители разговор царей почти не слушали. Их опьянила женская красота, и они с нетерпением ожидали, когда же цари кончат болтать и можно будет вновь поухаживать за женщинами?
Атар призадумался: раскрывать ли свои планы и мечты? Но потом понял, что можно сказать почти правду.
— Очень трудно будет это сделать. А мечта у меня такая была, но, чем больше смотрю вокруг, тем меньше верю в неё. Слишком здесь всё другое.
— Насколько я понимаю, большинство Высокородных гетер действительно происходят из знати? — продолжил Ашинатогл.
— Это так. Даже дочери королей и Императоров среди них бывают. Но ты точно сказал: большинство. Впрочем, наша знать уже ёрзает на своих ложах, не может дождаться, когда же мы их отпустим к женщинам. Я сейчас к ним обращусь.
Атар объявил союзникам и знати, что сейчас можно потанцевать и поговорить с женщинами, а затем будет женский танец. После него можно будет общаться без ограничений. Если какая-то пара придёт к взаимному согласию, она может покинуть пиршественный зал в любой момент. До восхода солнца ей предоставляется полная свобода по случаю великого праздника. Услышав это, Ашинатогл улыбнулся. На самом деле все применяли законы и обычаи с разной степенью строгости в разных обстоятельствах, но старки предпочитали говорить здесь без обиняков и привычной лжи.
— Друг и брат, у нас в Агаше тоже есть женский танец. Как ты предпочитаешь: чтобы наши женщины и девушки станцевали до ваших прелестниц или после них? — спросил Ашинатогл.
— Как ты сам предпочтёшь, брат.
— Тогда после. Надеюсь, что они не посрамят честь Агаша в этом трудном состязании.
— Я тоже этого хотел бы, — сказал Атар, в душе не веря, что после танца гетер какие-то женщины смогут показать что-либо сравнимое по воздействию на мужчин.
* * *
Кутиосса с восторгом отдавалась танцам, прижимаясь к мужчинам весьма откровенно, так что Атар и муж с всё возрастающим неодобрением смотрели на неё, а сестра тоже поддалась такому порыву и стала вести себя похоже. Перед очередным танцем Кутиосса увидела, что Тлирангогашт смотрит на неё пристальным и желающим взглядом, и, как жаба к ужу, сама в каком-то гипнотическом трансе пошла к нему. Тлирангогашт сделал пару шагов навстречу, обнял её своими железными руками и вдруг в ходе танца на глазах у всех страстно поцеловал, лаская её грудь и зад. Кутиосса прямо растаяла. Ашинатогл хотел было возмутиться таким поведением своего приёмного сына, но вдруг что-то (может быть, холодный и жестокий взгляд, который Тлирангогашт бросил на него, проходя в танце мимо) подсказало, что сын разыгрывает комбинацию, чтобы спасти всех союзников от позора, в который вовлекают их эти распоясавшиеся княжны, не умеющие сохранить достоинство. Ведь гетеры вели себя весьма прилично, хотя одновременно и весьма провокационно. А старкские дамы, хоть и подбирали себе любовников на ночь свободы, тоже не позволяли себе откровенных выходок и таких непристойных действий со стороны ухажёров.
Эриосса вела себя несколько по-другому. Она смотрела на богатыря Улугая и вся её душа и тело тянулись к этому хану-батыру. Она даже подошла к нему, приглашая на танец, тот остолбенел, не зная, что делать, но нашёл верное решение: временно сдал командование одному из беков и неумело, но изо всей силы стараясь, повёл прекрасную княжну в танце. А та демонстрировала ему свои груди в вырезе платья и томно раскрывала губы, так что Улугай совсем потерял голову. Но тем не менее после танца он сдержанно поклонился и вернулся на свой пост.
Атар прокомментировал поведение Улугая:
— Он поступил правильно по нашим понятиям. Мужчина, отвергнувший призыв женщины, не опозоренной и равной ему по положению, опозорен сам как трус. Так что он нашёл грань между военным приказом и честью мужчины.
— Вы, старки, мне всё больше и больше нравитесь. — Ашинатогл огляделся по сторонам, и, не заметив вблизи художниц и гетер, которые куда-то исчезли, продолжил. — Значит, у вас человек должен сам решать, что делать. Даже если законы и обычаи против, он должен поступать по чести.
— По чести, совести и справедливости. Если он будет придерживаться законов и обычаев, никто его не осудит, могут только упрекнуть, что он поступил глуповато и трусовато и презирать за это. Если же решает сам, он берёт на себя всю ответственность за все последствия своих поступков. Окажется, что последствия нормальные — хвала ему и честь. Если нет — вот тут и вступает в силу вся строгость закона!
— Эта история с княжнами кажется мне очень важной. Они сошли с ума от вашей свободы. И я боюсь за наших женщин и девушек.
— Я тоже, — сказал Атар.
— И я, — вдруг прервала молчание царица, которая, чтобы уважить обычаи южан, не вступала в разговор мужчин.
— Царица и жена брата моего! Я гость на вашей земле, и ты должна вести себя по вашим обычаям, — с упрёком сказал ей Ашинатогл. — Я, зная брата, не мог бы поверить, что, имея право лишь на две-три жены, он выбрал в качестве главной жены и коронованной соправительницы дуру.
— Ну, это тебе судить, друг наш, — ответила царица, а сам Атар улыбнулся.
— И я не верю, что ты не подумала о том, как на будущее предотвратить такой позор или хотя бы уменьшить число таких случаев, — жёстко сказал агашец.
— Подумала и кое-что подготовила, — столь же непреклонно ответила царица Арлисса.
Но тут художники заиграли медленную музыку, которая сразу же стала действовать на уже и без того возбуждённые чувства мужчин, и в залу вошли обнажённые гетеры и художницы. Они запели любовную песню, и начался все убыстряющийся и убыстряющийся танец, воздействовавший на мужчин почти гипнотически.
Страстный танец любви... Музыканты, сыграйте поярче!
Пусть мелодия льется чарующим ритмом в крови,
Чтоб объятия наши были и крепче, и жарче,
А в душе до рассвета пели нежную песнь соловьи!
Мы под созвездием Стожар
Новой любви зажжем пожар!
Грациозность осанки и плавность движений,
Взгляд искрящихся глаз, нежность рук, персик щек,
Взмах ресниц, томный вздох... и от наваждений
Ни один равнодушным остаться не смог.
Мы под созвездием Стожар
Новой любви зажжём пожар!
Феромоны любви заструит обнажённое тело,
Облака ароматов прольются душистым дождем.
И ворвёшься ты в танец легко, сокрушительно смело,
Чтобы страсти отдаться и уже не жалеть ни о чем .
Мы под созвездием Стожар
Новой любви зажжём пожар!
Страстный танец любви... Музыканты, сыграйте поярче!
Пусть мелодия льется чарующим ритмом в крови,
Чтоб объятия наши были и крепче, и жарче,
А в душе до рассвета пели нежную песнь соловьи!