| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Волока предполагалась как нормальный надел для обычного крестьянского хозяйства, ведущегося силами одного крестьянина с взрослым сыном или двух братьев. Поэтому "устава" рекомендовала в тех случаях, когда на малом участке оказывалось много людей, расселять их, осаживать ими пустые волоки, давая им льготы "для вспоможения", на два-три года, если пустые волоки были при селах, на пять-шесть и даже десять лет, если волоки были в пущах, в тяжких для разработки лесах. При общей земельной перевёрстке предвиделось переселение крестьян и по потребностям господарского хозяйства. Волочная "устава" не ограничивалась простым предписанием переводить на оброк все крестьянские "службы", которые оказывались при данном господарском дворе лишними, но требовала, чтобы при каждом дворе было потребное число тяглых и специальных служб. Тяглых волок при каждом дворе должно было быть в семь раз больше волок дворной пашни; требовалось известное число волок путных бояр, конюхов, бортников и т. д., смотря по потребностям каждого данного двора. Если волок недоставало, они должны были быть "прилучены" к данному двору; если недоставало крестьян, они должны были переводиться из других мест. "Устава" также предписывала заводить фольварки с "дворными пашнями" всюду, где было возможно.
Введение геометрически определенных земельных наделов давало возможность установить и более правильное, однообразное и равномерное обложение. Прежде каждый земельный участок имел своё обложение — сверх основной "службы" нёс разные другие повинности по старине. Эта старина повинностей далеко не всегда соответствовала размерам самого участка, либо увеличившегося от "приробок" и прикупов, либо уменьшившегося от распродажи по частям. Да и вообще, устанавливаясь в разное время и при разных обстоятельствах, повинностная старина крестьянских участков не давала равномерного обложения. Теперь по этой части произошло значительное усовершенствование. Единицей обложения основными службами стала волока. Но так как основные службы крестьян ценились неодинаково как в отношении своей тяжести, так и в отношении важности, то и известными службами облагалась иногда не одна волока, а две. Таким образом, путные бояре, конюхи седельные, или дворные, стрельцы, одверные и другие дворные слуги, осочники, сельские войты получали на свою службу по две волоки, а крестьяне других специальных служб и тяглые — по одной. Уравнение между различными разрядами служб производилось не только путём отвода разного количества волок, но и путём сложения или наложения разных добавочных повинностей. Крестьяне перечисленных специальных служб получали свои волоки вольными от всяких других повинностей. Крестьяне других специальных служб, такие как слесари, ковали, колодеи, бондари, грабари, гуменники, рыболовы и пр., получали только по одной вольной волоке. Тяглые же люди со своих волок несли не только свои специальные повинности и работы на господарской пашне и угодьях, но сверх того платили чинш, давали овес, сено, гусей, кур, платили на неводы, вносили оброк деньгами или натурою. Размер этих добавочных повинностей варьировался в зависимости от качества земли. С волоки "доброго грунта" чинш устанавливался в размере 21 гроша, среднего — 12 грошей, подлого — 8 грошей, "вельми подлого", песчаного или болотистого, — 6 грошей. Овса с волоки доброго и среднего грунта полагалась бочка или 10 грошей (5 — за овес и 5 — за отвоз); сена — один воз либо 5 грошей (3 — за сено и 2 — за отвоз); с подлого грунта ни овса, ни сена не взималось, но взамен того — гусь или 1,5 гроша, 2 курицы или 16 пенязей, 20 яиц или 4 пенязя. На неводы со всех волок взималось по 2 гроша, а за оброк — 2,5 гроша или же натурою, с каждых 30 волок — одна яловица и два барана, с каждой волоки — по курице и десятку яиц.
Не все крестьяне брали полные волоки: некоторые довольствовались моргами, которые вырезались им из "застенков". Эти крестьяне не несли никаких служб, кроме уплаты за морг "доброго грунта" 3-х грошей и 4 пенязей, среднего — 3-х грошей, подлого — 2, вельми подлого — 1,5 гроша. Огородники, получавшие обыкновенно по три морга, обязаны были служить по одному дню в неделю пешими, а жены их — в течение лета шесть дней на жниве или полотье.
Крестьяне, с которых работа не требовалась по условиям господарского хозяйства при данном дворе, осаживались на оброке, причем должны были платить вместо работ по 30 грошей с каждой волоки "осадного", за 12 толок — 12 грошей и за "гвалты" (барщину) — бочку жита или 10 грошей. Такое же "осадное" платили и крестьяне некоторых специальных служб в те года, когда её не служили, например борти, конюхи седельные или дворные.
Волочная помера охватила не только крестьянские, но и мещанские земли. И здесь введено было однообразное и равномерное обложение. Мещане непривилегированных мест платили прежде всего "прутовое" от усадебной земли: 7,5 пенязей от прута на рынке, 5 пенязей от прута на улицах; 3 пенязя от прута огородной земли в месте; 1 пенязь с прута гуменной земли на предместье, а с морга — 3 гроша. Затем мещане платили чинш с пахотных земель: с волоки доброго грунта — 50 грошей, среднего — 40, подлого — 30; кроме того, с каждой волоки — 12 грошей за толоки. Других повинностей с земель мещане уже не обязаны были отправлять.
Нельзя не признать, что изложенная система обложения представляла больше определённости, больше количественного соответствия, а следовательно, и больше равномерности, чем прежняя система, основанная на глазомерной оценке величины и доходности земельных участков. Эта система представляла и больше удобства для взыскания платежей и повинностей, для учёта и контроля урядников, производивших взыскания. Так как волочная "устава" наряду с этим проникнута была стремлением к более правильному и равномерному распределению крестьянской рабочей силы по земельным участкам, к округлению этих участков и уничтожению вредной в хозяйственном отношении разбросанности и чересполосицы земель, к заселению пустых земель и расширению господарского хозяйства, к округлению господарских имений и к ограждению их от захвата и эксплуатации другими землевладельцами, то и введение волочной системы приходится считать крупною хозяйственной реформою, которая смогла сильно поднять доходность господарских имений.
Тем не менее, данные меры могли дать эффект только со временем, тогда как пагубная ситуация с финансами в 1520-х гг. не сильно улучшилась. Однако, как ни парадоксальным это может показаться, но такое положение дел не только не способствовала проведению более миролюбивой внешней политики, но наоборот — приводила к росту агрессивных настроений среди польско-литовских правящих кругов. Объяснение этого казалось бы противоречия было тесно связано с другой проблемой, остро стоящей перед Польско-Литовским государством, а именно большим количеством представителей "благородного сословия" по отношению к общей численности населения страны, "плотность" которого заметно превышала таковую у большинства соседей и достигала почти 7% (для сравнения, в Германии и Франции численность дворян составляла менее 1% от общей численности населения). Понятное дело, что обеспечить достойное существование такому количеству "нобилитета" ни Польское королевство, ни Великое княжество Литовское, были не в состоянии. В той же Литве, как показал смотр 1528 года, более 80% всех шляхтичей принадлежали к категории мелких, способных, в лучшем случае, выставить на службу всего одного всадника. Многие шляхтичи не имели зависимых крестьян, и были вынуждены обрабатывать землю собственными силами. Совершенно не отличаясь от крестьянства в имущественном плане, малоземельная шляхта пользовалась всеми основными привилегиями своего сословия и обладала характерной корпоративной культурой. Зачастую образовывались целые шляхетские поселения, так называемые "застенки" или "околицы", которые были обособлены от соседних крестьянских поселений. Их население известно как "застенковая", "околичная" или "загоновая" шляхта.
Наконец, в самом низу находилась безземельная шляхта ("голота"), которая жила за счёт аренды государственных или магнатских земель на условиях выплаты оброка ("чиншевая шляхта"), или за счёт службы ("служилая шляхта").
Кроме этого, как уже говорилось ранее, особенностью Великого княжества Литовского являлось наличие значительной по численности промежуточной группы, занимавшей положение между шляхтой и крестьянами. Таким промежуточным статусом, например, обладали "панцирные бояре", или "панцирные слуги", набиравшиеся из вольных людей, крестьян и мещан и селившиеся в пограничных районах (например, на отобранной у литвинов Полотчине, численность таких "бояр" составляла более 12% местного крестьянского населения). На условиях бесплатного пользования наделами и рядом других привилегий они должны были участвовать в походах "с имений своих поспол (наравне) с бояры", а также нести пограничную и гарнизонную службу.
Понятное дело, что такая ситуация совершенно не удовлетворяла представителей мелкой шляхты, энергично боровшихся за улучшение своего материального положения. И выходов из сложившегося положения виделось только два:
— изъятие "лишней" земельной собственности у магнатов (прежде всего речь шла о находящейся под их управлением королевской земле), и её раздаче беспоместному и малоземельному дворянству;
— захват и колонизация соседних территорий, на которые можно будет скинуть "излишек" шляхетского сословия.
Вследствие чего, возникшее в Польше в начала XVI века движение "экзекуционистов", требовавших перераспределения земельной собственности в стране, с каждым годом становилось всё сильнее и влиятельнее, грозя государству беспорядками и внутренней нестабильностью. Однако этот вариант решения проблемы не устраивал как магнатов (за счёт которых и предлагалось улучшить положение мелкой шляхты), так и короля, справедливо видевший в требованиях шляхетства об "экзекуции прав" и наделении их землёй за счёт королевского домена угрозу своей власти и доходам.
Поэтому, дабы избежать подобного развития событий, властная верхушка старалась реализовать второй вариант, который условно можно назвать "испанским". В конце XV века Испания столкнулась со схожей проблемой — с окончанием реконкисты многочисленное местное дворянство (от 4 до 5% населения) оказалось не у дел, и лишившаяся привычного заработка масса бедных и умеющих только воевать идальго превратилась в горючий материал, способный погрузить страну в смуту гражданской войны. И выход из сложившегося положения испанское правительство нашло в отправке "излишка" воинского сословия за океан, на завоевание "диких земель". Результат оказался весьма успешен. Самые буйные сложили головы в войнах с индейцами, а уцелевшие получили столь желанные асиенды и энкомьенды в покорённых землях, превратившись из потенциальных смутьянов в верную опору королевской власти.
Так что нет ничего удивительного в том, что в Польско-Литовском государстве просто жаждали перенять удачный испанский опыт, воплотив его у себя. Оставалось только определиться с тем, какой регион станет своим вариантом Нового Света для поляков и литвинов. И тут выбор нельзя было назвать особенно богатым. По сути, у Польши, как и у Литвы, было только два возможных направления экспансии: на юг, или на восток. На первый взгляд, южное направление выглядело более перспективным. Обширная лесостепная зона, и начинающаяся за ней чернозёмная степь, отличались плодородностью, а проживающие в Причерноморье татары были не тем противником, который бы мог успешно помешать военно-хозяйственному освоению этих просторов. И после завершения в 1522 году войны с Русским государством литовское правительство попыталось осадить в этих краях тех шляхтичей, которые лишились своих маетностей, по причине их нахождения в отошедших по условиям перемирия к русским областях. Однако у южных окраин, с точки зрения шляхты, был один большой недостаток — а именно отсутствие в этих землях многочисленного оседлого населения, которое могло бы кормить и содержать представителей благородного сословия. Фактически от шляхтичей требовалось не только контролировать эти территории, но и, прежде всего, заселить их. Но подобная задача была под силу разве что только магнатам, располагавшими крупными военными и финансовыми ресурсами, но никак не мелкому дворянству, которое было вынуждено само обрабатывать выделенные им наделы, по сути, ничем не отличаясь от простых крестьян.
В такой ситуации, естественно, взоры шляхтичей обращались в сторону своего восточного соседа, завоевание которого и превращения в колонию Польско-Литовского государства, подобно заморским владениям Испании и Португалии, наполнило бы государственную казну поборами с новоприсоединённых владений, и позволило бы многочисленной мелкой шляхте избежать грозящей ей перспективы разорения, получив новые земли на территории России. И это приводило к тому, что в желании проведения активной территориальной экспансии в восточном направлении совпадали интересы всех трёх групп правящего класса Польско-Литовского государства: королевского двора, магнатов и шляхты, каждая из которых видела в войне с русскими решение своих проблем.
Разумеется, польско-литовские правящие круги хорошо понимали, что в военном отношении великое княжество уступает России, и вряд ли имеет шансы на победу в прямом противоборстве. Но надежды реваншистов базировались на ожидании внутренней смуты в Русском государстве после кончины бездетного на тот момент царя Василия, вслед за которой, по их мнению, должна была последовать вооружённая борьба за власть в стране, воспользовавшись которой литвины смогут осуществить свои экспансионистские планы. И если вспомнить, что происходило в России в первые годы правления малолетнего Ивана Васильевича, то подобные расчёты литвинов нельзя было назвать беспочвенными.
Таким образом, взаимоотношения Литвы и Руси неизбежно шли к новой войне, и вопрос был лишь в том, когда она вспыхнет. И причиной оной могло стать всё что угодно. Несмотря на подписанное перемирие, между обеими странами не прекращалась так называемая "малая война", состоявшая из регулярных пограничных стычек и наездов русских и литвинов друг на друга. А когда в декабре 1526 года провалился состоявшийся в Киеве порубежный съезд, с целью размежевания спорных территорий, то многие тогда полагали это прелюдией к войне, тем более что как раз заканчивался срок перемирия, и в Литве и Польше начали звучать голоса, призывающие к новой войне с русскими. И хотя Россия тогда была занята войной в Ливонии, но и Польша с Литвой оказались озабочены появлением турок в Среднем Подунавье, поэтому конфликтующие страны, ограничившись взаимными жалобами на "кривды" пограничных наместников противоположных сторон, сочли за лучшее "закрыть глаза" на происходящее и дождаться более удачного момента. Но напряженность в отношениях двух соседних держав сохранялась, и уже в начале 1528 года литовские власти вновь испытывали опасения по случаю возможного нападения Москвы. Русское государство как раз победоносно завершило войну в Ливонии, в связи с чем по великому княжеству прокатилась волна военной тревоги. В середине июля 1528 года великий гетман литовский Юрий Радзивилл получил сообщение от находящегося в Борисове дворянина Яна Скиндера о том, что от своего витебского знакомого он получил известие, что русские сосредотачивают войска в Полоцке и Витебске, а в Великие Луки, с 40-тысячным войском, прибыл воевода князь Михаил Васильевич Кислица Горбатый-Шуйский. И одновременно, с юга поступили сообщения о том, что якобы "великий князь Московский людей конных и пеших к Чернигову прислал", вынудившие короля отдать ряд распоряжений по укреплению обороны пограничных крепостей. И хотя в русских документах столь крупных перемещений войск на русско-литовской границе не зафиксировано, они, пусть и в меньшем масштабе, вполне могли происходить в качестве военной демонстрации, как ответ на сосредоточение литовской армии на северной границе, где между Москвой и Вильно в это время решался вопрос по разделу "Ливонского наследства", с целью оказания давления на литвинов. Как бы там ни было, но хотя ожидавшаяся война в 1528 году так и не случилась, но произошедшее в очередной раз показало, насколько хрупок мир между Россией и Литвой.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
