Слишком гордый, чтобы сдохнуть

— —

Ты просыпаешься мгновенно. Секунду пытаешься сообразить, что произошло. И понимаешь — запах. Ты чуешь кошек. Ты чуешь волков. И дело тут вовсе не в том, что один из них сейчас обнимает тебя и твоя голова лежит у него на коленях.

Твой волк сосредоточен и хмур. Разумеется, он тоже их чувствует. Возможно, засек даже раньше тебя. Он опускает глаза и встречается с твоим настороженным взглядом.

— Твои? — тихо спрашиваешь ты, не торопясь вставать.

Он кивает. Ты немного успокаиваешься и садишься. Оглаживаешь волосы. Шаришь вокруг взглядом в поисках очков. Находишь их и почти сразу надеваешь. Включаешь особый режим периферийного зрения.

Поезд уже притормаживает. В твоей памяти за всю ночь не отложилось ни одной остановки. Значит, поезд шел без них. Ты косишься на волка. Похоже, ты знаешь, кто всему виной. Встаешь. Смотришь на попутчика сверху вниз. Он тоже смотрит на тебя. Чего-то ждет. Наверное, каких-то слов, сказавших бы ему о твоем решении. Но ты молчишь. Ты сам не знаешь, что хочешь от этой жизни. Наверное, ему все же стоит помочь тебе определиться с выбором. Но он явно не собирается этого делать.

Качнувшись, вагон окончательно останавливается. Ничего не происходит, хоть ты и ожидал мгновенного нападения, если не со стороны волков, то со стороны кошек. Те никогда не отличались особым терпением. Похоже, волки их как-то сдерживают, их присутствие вынуждает кошачьих выдерживать паритет. Волк все еще смотрит на тебя. Все еще ждет.

Ты качаешь головой. Неопределенный ответ. Он ему не нравится. Он предпочел бы знать, за что будут драться его волки, за что будет драться он сам. Но ты не даешь ему определенности. Ты думаешь, что даже если бы не было тех волков, ты сумел бы защитить вас обоих сам. Просто твой волк об этом еще не знает.

Он встает. Берет тебя за локоть. Ты не возражаешь. Идя по узкому проходу между сиденьями, он склоняется к тебе и шепчет с рыкающими, злыми интонациями:

— Тебе все равно придется выбирать между кошаком и мной.

— Я выберу, — говоришь ты и улыбаешься, не глядя в его сторону.

Это бесит его еще больше. Хватка пальцев на твоем локте причиняет боль. Но улыбка с твоего лица так и не сходит. Ты не можешь сказать, что ты пытаешься этим доказать и кому. Просто тебе не хочется так просто капитулировать и безоговорочно падать в его объятия. Ты думаешь о том, что уже давно в них упал и что этот волк держит тебя очень крепко. От такого не вырваться. Но то, что он сам пока еще не уверен в этом, играет тебе на руку. Подумав, ты решаешь, что тебе просто нравится его дразнить. Это позволяет почувствовать твою власть над ним. И тебе приятна мысль, что не только он властвует над тобою по праву сильного, но и ты над ним.

Выходите. Очки надежно укрывают твои глаза от солнечного света. Волк привычно щурится, но мгновенно оценивает расстановку сил. Платформа одинока и пустынна. Возле нее нет даже домика, в котором могла бы размещаться билетная касса. Идеальное место для сведения счетов и разборок. Похоже, волк намеренно потребовал вас сюда привезти.

С одной стороны дверей вагона, из которого вы появляетесь, стоят кошки, с другой — волки. Внешне они сейчас не сильно отличаются от людей. Их можно различить лишь по запаху. Обычным людям это не под силу. Но ты не человек, впрочем, как и твой попутчик.

Вожак кошек нарочито вальяжно разлегся в специально принесенном для него плетеном кресле и небрежно поглаживает набалдашник изящной трости. Ты думаешь, что он не только повадками и запахом, но и внешне чем-то неуловимо напоминает зажравшегося котяру. Он тебе не нравится. Особенно его взгляд, которым он тебя пожирает. И то, как он игнорирует волка, все еще сжимающего твой локоть, коротко и даже как-то обидно рыкающего в его сторону.

Ты не знаешь, что значит этот рык. Несмотря на то, что ты сам зверь, ты не понимаешь ни одного из общепринятых языков зверолюдов. Только человеческий. Наверное, это не очень удобно. Но тебе все равно. Только когда волк после обмена любезностями с котом отходит в сторону, к своим, и ты остаешься под перекрестным огнем ненавидящих взглядов один-одинешенек, ты понимаешь, что оба клана предоставляют выбор тебе. Это не значит, что после не будет драки. И желанный приз, в конечном счете, достанется победителю. Но сейчас выбор за тобой.

Простой выбор. Волчья стая, их молодой вожак. Черные простыни, грубые ласки, наслаждение по венам кипятком. Ты уже распробовал его вкус и... тебе понравилось. Или белый шелк, сладкие, обманчивые речи. Кот, который никогда не будет по-настоящему твоим и который вряд ли увидит в тебе нечто большее, чем милая, дорогая сердцу постельная игрушка. Но ты не игрушка и не зверь. Ты, несмотря на свою звериную сущность, личность.

Ты смотришь на кота, но делаешь шаг к волку. Тот расплывается в улыбке, ты не видишь, но уверен в этом. Еще секунда — и два клана схлестнутся за тебя между собой. Ты знаешь это и успеваешь первым.

Кошки бросаются вперед. Даже вожак выскакивает из своего кресла, как футбольный мячик, обнажая когти. Ты срываешь с шеи длинную связку бусин и бросаешь им под ноги. Волки, летящие на котов, не успевают затормозить и проскакивают мимо разросшихся бусин, взмывших вверх, на несколько метров над землей. В каждом из этих шаров теперь кот. Царапает стенки изнутри. Шипит. И только вожак сидит неподвижно в центре своей персональной ловушки и ненавидящим, диким взглядом прожигает тебя и волка, который подходит к тебе.

Стая, упустившая добычу, возвращается. Всем хочется победы, безоговорочной и сокрушительной. Они рычат, скалятся. Многие уже на самом деле обратились в огромных серых зверей, весьма отдаленно напоминающих тех, из прошлого мира, в честь которых их назвали.

— Спусти их, — властно командует волк рядом с тобой, — продолжим веселье.

Его поддерживает одобрительно взвывшая от этих слов стая. Но вой обрывается, когда ты отвечаешь ему.

— Ты собрался по трусости своей убивать их беспомощными? — спрашиваешь ты у него, в твоих глазах, за пластиком очков, арктический холод.

Ты знаешь, что рискуешь. Ты спрашиваешь в таком тоне при стае. Волк может не простить подобной дерзости. Он скалит в ответ зубы и рычит. Ему неуверенно начинает вторить стая. Ты молчишь. Выдерживаешь его звериный взгляд. Он прекращает пригибать голову и рычать. Выпрямляется. Долго всматривается в твои глаза. Шагает ближе и одной рукой обнимает за плечи. Собственнический жест. Разворачивается так, чтобы вас видели и коты сверху, и волки, столпившиеся на платформе.

— Это добыча моего, — он делает на этом слове особое ударение, — Зверя. Ему решать, что с ними делать.

Волки переглядываются. Кто-то спрашивает.

— И что теперь? Пусть так висят?

— Пленка истончится и исчезнет через восемьдесят две минуты, — спокойно говоришь на это ты.

Вздыхаешь, закрываешь глаза и прижимаешься к боку волка. Чувствуешь, что тот не против. Что очень даже за. И замечаешь:

— Даже проголодаться толком не успеют.

— Да уж, — хмыкает твой волк, глядя на присмиревших котов, — стройнее будут.

И уводит тебя. Волки, следующие за вами, смотрят тебе в спину с уважением. Ты им, похоже, понравился, особенно в качестве новоприобретения их вождя. Уже не игрушка, и пусть еще не равный, но уже достойный уважения.

Проехав несколько десятков миль на внедорожниках, вы пересаживаетесь в поезд. Таких ты никогда не видел. Спереди локомотив похож на скалящуюся волчью морду. Все вагоны ловят солнечные блики хромированными зеркальными поверхностями. Бронированные окна, бойницы с дулами пулеметов то тут, то там. Не поезд, а целый дом, можно даже сказать, крепость на колесах.

Волк приводит тебя в свой личный вагон.

За время пути ты успел пожалеть о своем решении, запоздало сообразив, что мог бы подбросить в воздух на той платформе не только кошек, но и волков. И снова остаться один, и, может быть, все же добраться до моря. Зачем ты вообще что-то выбирал?

Паникуешь. Пальцы мерзнут. Ты пытаешься натянуть на них рукава своей леопардовой куртки. Волк видит твою нервозность. Но молчит.

В вагоне, превращенном в одну большую комнату, полумрак. Все окна забраны плотными шторами. Несколько тусклых ламп под потолком. Ковер на полу, светло-бежевый, ворсистый. Какие-то шкафы под драпировкой из темно-бордовой и черной ткани, кресла с бархатно-красной обивкой, журнальный столик. Старинное холодное оружие на стенах. Кровать, занимающая собой добрую половину пространства. На ней, как он и обещал, те самые черные простыни. Ты смотришь на них, остановившись посередине вагона-комнаты. Не можешь отвести взгляда. Перебираешь в памяти все игрушки, что у тебя при себе, все примочки, которые можно было использовать для побега. Знаешь, что если захочешь, сможешь уйти. Не факт, что невредимым, но живым.

Волк подходит к тебе сзади. Ты чувствуешь его спиной и шумно сглатываешь. Он все чувствует. Он не слепой и не глухой. А ты думаешь о том, что если убьешь его прямо сейчас, чтобы расчистить себе путь на свободу, то никогда уже не узнаешь его имени. И отчего-то именно это тебя останавливает, хоть рука сама собой уже теребит кроваво-красный камень на простом кожаном шнурке на шее.

Он обнимает тебя. Кладет обе ладони на живот и притягивает к себе спиной. Ты замираешь в его объятиях. Чего-то ждешь. Возможно, он что-то скажет, что облегчит тебе выбор.

— Ты ведь не бросишь меня только потому, что тебе страшно делить со мной постель? — спрашивает волк с насмешкой. Ждет, что ответишь. Понимает, что собираешься и дальше молчать. И заговаривает снова. — Ты просто еще не знаешь, как это может быть приятно... — и он начинает покрывать поцелуями твою шею.

Ты кусаешь губы и, противореча собственным мыслям, говоришь правду. Не скрывая ничего. Все так, как есть.

— Я не думаю о побеге...

— Разве? А, по-моему, думаешь, — объявляет волк, поглаживая тебя по животу. Еще немного — и заберется ладонью под размахайку.

— Я думаю, что если убью тебя сейчас, смогу выиграть время. И даже знаю, чем отвлечь твою стаю, чтобы сразу не догнали, а потом... меня уже никто не найдет, — шепчешь ты, не понимая, почему тебя предает собственный голос.

Волк молчит у тебя за спиной, все еще обнимает, но больше не трогает. Ты чувствуешь его дыхание в волосах. Ты закрываешь глаза.

— Все, что на тебе, это оружие, — не спрашивая, произносит он.

— Не все. Из одежды я смог приспособить только куртку. — Говоришь на это ты.

— Сам приспособил?

— В папке, которую ты хотел посмотреть, мои рисунки.

— Чертежи?

— Рисунки, — упрямо повторяешь ты и поясняешь, — Меня никогда не учили чертить. Я не знаю элементарных правил. И даже не уверен, что так, как я изображаю некоторые вещи, можно вообще хоть что-то обозначать на чертежах.

— То есть, ты изначально был вполне способен защитить себя сам? — уточняет он после паузы.

— Да.

— Тогда зачем тебе понадобился я? Зачем с самого начала нужно было меня подставлять?

— Я... — ты вздыхаешь и тихо признаешься, — хотел сэкономить. Мне всегда так жалко что-то использовать.

— Потому что трудно найти материалы для чего-нибудь нового?

— Нет, — мотаешь головой. — Я просто люблю украшения, но считаю, что любая вещь в костюме должна быть функциональной. И не люблю эти вещи терять.

— И в чем функция, к примеру, этих твоих ботинок? — любопытствует волк.

Ты улыбаешься.

— В них я могу летать.

— В переносном смысле? — напряженно уточнил волк.

— В прямом.

— И что же ты не улетел от меня?

Ты не знаешь, как ему ответить. Поэтому молчишь. Он устает ждать и с силой прижимает тебя к себе.

— Тогда почему не убьешь сейчас?

— Ты разве хочешь смерти?

— Я хочу тебя, а смерть пусть встанет в очередь.

Ты с силой зажмуриваешься от этих слов. Страх все еще охватывает тебя при одной только мысли о черных простынях. И ты не знаешь, не можешь выбрать — чего тебе хочется больше: отдаться на волю его опыту или сбежать, потворствуя собственной неопытности и страху.

— Ремек искал тебя не только для постели.

— И для нее тоже. Ты ведь видел, как он на меня смотрел.

— Этот блудливый кошак на всех хорошеньких мальчиков так смотрит, — он фыркает тебе в волосы, ты поводишь плечами. Щекотно и даже смешно. Улыбаешься, сам не замечая этого.

— Я все еще хочу тебя, — напоминает волк. — Что мы будем с этим делать?

Ты застываешь в его руках. Его слова откровенны, волчьего вождя нельзя в этом обвинить. Он всего лишь называет вещи своими именами. Но ты не знаешь, как ему ответить. Как вообще на такое принято отвечать.

И тогда он разворачивает тебя и увлекает в сторону какой-то узкой двери. Распахивает её перед тобой.

— Здесь у нас душ. Можешь освежиться, расслабиться и подумать, — объявляет он, и прежде чем уйти, проводит костяшками пальцев по твоей щеке, улыбается. — И я очень надеюсь, что до моего возвращения ты не разнесешь весь мой поезд к песьей бабушке.

Ты ничего ему на это не отвечаешь. Молча входишь в крохотную ванную комнату и закрываешь за собой дверь.

Здесь есть и горячая, и холодная вода. Ты блаженно подставляешь обнаженное тело под теплые струи. Ты уже и забыл, когда в последний раз принимал нормальный душ. И тебе все равно, сколько галлонов драгоценной воды ты изведешь сейчас на это. Ты намерен не выходить из душа, пока окончательно и бесповоротно не отмокнешь. Ты думаешь о том, что волк скоро устанет ждать и потревожит тебя. Но тот так и не появляется. Не стучится. И тебе не слышно за дверью голосов, хотя с твоим слухом ты легко мог бы их расслышать даже за шумом воды. Все это настораживает. Но ты гонишь от себя все мысли. Тебе не хочется думать, сейчас у тебя только одно желание — жить.

Ты вспоминаешь, как думал, что устал бегать. Это чувство все еще живет в тебе. Ты на самом деле устал. Хочется определенности, а не бесконечной вереницы случайных поездов и таких же случайных попутчиков. Но ты все еще хочешь к морю. Отец говорил, что оно очень красивое. И тебя словно что-то тянет туда. Зовет.

Ты накидываешь на плечи большое пушистое полотенце. Черное. Кажется, к этому цвету, который заполонил все вокруг, ты начинаешь привыкать. Полотенце сильно контрастирует с твоей кожей. На его фоне она кажется мраморно белой. Ты смотришь на себя в зеркало и вдруг, поддавшись порыву, решаешь надеть на себя несколько украшений. Ножные браслеты — две тонкие серебряные цепочки, одна с подвесками-шариками, другая с точно такими же цветками-колокольчиками. На руки тоже браслеты. Не все. Иначе смотрелось бы слишком грубо. Самые изящные. А на шею несколько камней. Красный, черный, и песчано-желтый. Ты перевязываешь их шнурки так, чтобы камни располагались один под другим. Окидываешь свое отражение оценивающим взглядом. И смущаешься. До тебя только сейчас дошло, что все эти цацки ты напялил на себя не в качестве оружия против волка, а в качестве украшений, чтобы ему понравиться.

Тебе становится не по себе. Но ты и не думаешь снять их, просто плотнее заворачиваешься в полотенце. И, оставшись босиком, выходишь.