Постоялый двор на русской дороге — редкость. Путешественники в дороге останавливаются по крестьянским подворьям. А специализированные постоялые дворы держатся только в узловых точках — в городах. Там, где путешественники не мимо проходят, а живут относительно долгое время.
* * *
Но я включаю свой административный ресурс. Поскольку решаю более важную задачу.
Мне нужна в вотчине стабильность, а стабильности без безопасности не бывает. Каждый проходящий торговый караван — проблема. Да, сигнальщики мои — прохожих купцов видят и при всяком... инциденте — сигналят. Но... заколебался ж бегать!
Среди купцов слух быстро расходится. Сдерживаются они. Девок воровать, как в прошлый год было — уже не случается. Но, то — морду кому набьют, да ещё и виру требуют: спровоцировать крестьянина — особой хитрости не надо. То — сопрут мелочь какую, то — сети вытрясут, то ещё как нагадят... Луга мои топчут, рыбу мою ловят, костры из моего леса жгут...
Костры! Факеншит! Запалят лес — хана всему прогрессизму! После Петровских лесных указов — лесных пожаров в России стало в 50(!) раз меньше! А что ж до этого было?! — А было подсечно-огневое земледелие: чем больше сгорело — тем лучше.
Для меня лес — из главнейших ресурсов. Пустят дымом по дурости или по злобе — я нищий. Даже если люди не погибнут.
"Бережёного — бог бережёт" — русская народная мудрость. Бережёмся.
Людишкам прохожим чуть свободу ограничил, за делишки — спрашивать стал. Им это — "против шерсти". Вот они и озорничают. Я крепче прижимаю — они сильнее злобятся: "не по ндраву".
Русь — очень большая песочница. На сквозняке живя — порядку не наведёшь. Но притормаживать... особо резвых — необходимо.
"Велика история, а отступать некуда: впереди прогресс!". Только вперёд! Ввожу полный запрет на остановку караванов, как лодейных, так и гужевых, на территории вотчины.
Уточняю: без превышения сословно-служебных полномочий. Близко, но — без.
* * *
Не — "запрет на проход" — нельзя.
Порядок на путях — из первейших княжеских задач. Ещё при приглашении Рюрика это оговаривалось. "Окольничий" — начальник над "коло", округой, главный по дорогам — из высших боярских должностей.
Частных застав ни на сквозной прибрежной дороге, ни, тем паче, на самой реке — быть не должно.
"Не пускати ни конного, ни пешего,
Ни прохожего тут, ни проезжего,
Чтоб ни серый тут волк не прорыскивал,
Ни ясен сокол не пролетывал".
Такие... "богатырские заставы" — только на внешних границах, преимущественно — на степных шляхах по южному порубежью.
Ещё одна странность "Святой Руси": отсутствие дорожного сбора. Во Франциях-Италиях мелкий феодал строит на сухом месте мост и собирает мостовой сбор в свою казну. Какой-то баронишка просто берёт денег за проход по своей территории. Каждый аристократический прыщ ставит заставы на границах владений и дерёт с прохожих три шкуры.
Уже в Позднем Средневековье итальянский купец, проехав пару сотен вёрст по родному "сапогу" через границы местных высочеств и сиятельств, выливает бочки с вином на землю: дешевле, чем пытаться продать или везти дальше.
"Святая Русь" не имеет пограничных или дорожных сборов. Конечно, путников "мытарят". Но не "в поле", а в городах. На рубежах стоят погранцы, но не таможня.
Почему такая разница в основах налогообложения между Русью и Европой — не знаю. Возможно, в ощущении единства русских земель, владения дома Рюрика. Позже, когда часть Руси станет вассалами Орды, а другая — Великого Княжества Литовского, таможенные пункты на границах появятся. А традиция "рюриковизны" — бесплатной "государевой" дороги — действовала на Руси тысячу лет. Платные дороги, возникшие в Англии ещё в 14 в., в России и семь веков спустя вызывают удивление и резкое неприятие.
* * *
Река и дорога — государевы. А берег и обочина — мои. Моё — не тронь, проходи — не останавливайся. Шаг влево-вправо — конвой... без предупреждения.
Но я же дерьмократ и либераст! Нельзя! Нельзя лишать вольных людей русских — свободы! Свободы нагадить на своей русской земле. Хоть бы и моей.
Самое тяжкое — обманутые надежды. Поэтому надо заблаговременно избавить путников от надежды свободно гадить, портить и безобразничать.
Выношу на края вотчины постоялые дворы. Там странника накормят-напоят, обогреют-обиходят, в нужник сводят...
И мозги промоют по указанной выше теме: шаг влево-вправо... "Зверь Лютый" — без предупреждения... вот — нормы, вот — расценки, беги ближайшие 20 вёрст быстренько... а ежели что — мы тебя предупредили — сам дурак.
К этому времени вотчина Рябиновская до таких дел уже доросла. Сигнальщики просматривали пути-дороги из края в край. Две команды охотников — Фанга и Могутки — любого баловника могли легко взять. Шапка боярская наделяла Акима правами немалыми в части "судить и казнить". Посему и народ прохожий опаску поимел.
Через годы, только начиная ещё ставить Всеволожск, повторил я эти Рябиновские придумки. Вынес из города на границы земель места досмотра караванов. Оттого многим худым купчинам ущербы случалися. А мне — прибыль. Как границы сдвигались, так и таможни дальше перебирались. А на их месте ныне городки поднялись.
Сметали Фильке хуторок. Две гостевых избы типа "барак", конюшни тёплые на полста коней, баню, избу столовую, сортир на два десятка посадочных мест. Пристань соорудили, крытый сарай типа "эллинг", амбары для хранения поклажи. Полный гостиничный комплекс, включая места для продажи товаров, мелкого ремонта транспортных средств, других услуг...
Среди прочего из средневекового сервиса "всё включено"... ну куда ж без этого! — несколько дам для интимной обслуги господ проезжающих.
Ну вот, сейчас все дружно кинуться! "Прогрессор-попаданец — содержатель святорусского борделя! Какой позор!". А вы русские народные песни давно слышали?
"Ехал на ярмарку ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
...
К стыдливой девчонке купец пристает,
Манит, целует, за ручку берет.
Стыдно красавице, стыдно подруг,
Рвется она из купеческих рук...".
Дальше матушка этой стыдливой девушки — сводней у своей дочки трудится. Это — по-русски? Это — лучше?
А у меня — прогрессивно. Чистенько, обустроено, эргономично, техника безопасности, нормы выработки... Дамы — подготовленные, обученные, натренированные. Не "девчонки стыдливые".
Среди прочих персонажей туда отправили трудиться и Светану. Баба по усадебному хозяйству... "трудовым энтузиазмом" не славилась. Но у Фильки... Вредный мужик.
Как всегда на новом подворье — куча спешных дел. Он и гоняет прислугу "в хвост и в гриву". Будто они у него в холопах. Такой... суб-крепостник. У меня-то хозяйство большое, за всеми не доглядишь, а у него — все перед глазами. Да и склонность такая есть — на людях выспаться.
Как прошли осенние дожди — пошли снизу караваны. Среди первых — немцы из Владимира. Остатки той артели, что собор князю Андрею Боголюбскому строила, теперь во Вщиж перебираются. У Фильки на дворе остановились. Тут Светана и углядела.
Баба-то ума невысокого, но чуйка у неё... Чутьё на — "поднимется".
Да не — "у него поднимется"! А "он сам поднимется" — чутьё на людей с... с карьерными перспективами.
В прошлом году она и меня самого захомутать пыталась. А уж, вроде бы, куда дальше: сопляк пришлый, Ванька-ублюдок, родителем выгнанный...
Светана углядела Фрица. "Фриц" — не прозвище, а имя собственное — от "Фридрих". Мужичок ихнему императору — тёзка.
Уж что она этому фрицу сделала... Ну, я, примерно, представить могу — сам учил. "Русский поцелуй форева"!
Сработало наповал: немец немедленно послал далеко свою артель, княжескую службу, сказался больным, отстал от каравана и собрался продолжать безостановочно.
Могу представить себе его потрясение. По "Уставу" за связь русских женщин с иностранцами — до 7 лет. Соответственно, бедные швабы и вестфальцы три года жили во Владимире... по-монашески. Уж как они обходились — не знаю. Сублимировали на стройплощадке? А тут такая женщина...! Таким способом...! Головка — заработала, голова — выключилась. Про недостачу кровообращения у мужчин — я уже...
Фильке, как он на хуторок заселялся, была дана полная свобода действий. В рамках законности, конечно.
Дашь человеку свободу — будешь расхлёбывать результаты её применения. С чем я и столкнулся.
Заявляются ко мне в Пердуновку Филька с подбитым глазом, вся из себя встопорщенная, но молчащая, из последних сил, Светана. И этот немецкий поросёнок, с вывернутыми за спину руками.
Я тут весь из себя... на вощаной досочке считаю кубические сажени грунта — сколько надобно снять, чтобы Гудково болото спустить, а тут мужик от порога бьёт лбом в пол и вопит:
— Господине! Славен боярский сын! Вот как бог свят! Не корысти ради, а токмо пользы для! Через мою сердечную привязанность и об господском добре неусыпное бдение!
— Филька! Кончай пердеть — стань нормально!
Он, похоже, капусточкой завтракал — как "пал на лицо своё", так брюшко и придавил. Теперь орёт, чтобы треск замаскировать. Ну ладно — звук, а вонь чем спрячешь?
"Работу тяжкую висок едва вершит": фильтрую до 90%... "запахов и звуков", которые "стайкою наискосок" исходят от моего "восточного постоялого двора управителя".
Факеншит! Почему попаданцев не готовят к тому, что почти всё, что скажут аборигены — будет белиберденью?! Я об этом уже погрустил. Я об этом грущу каждый день. И, чует моё сердце, буду грустить всю оставшуюся жизнь. Можно сказать: "Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!" — и в это кто-нибудь поверит. Но скажи: "нынешнее поколение будет говорить связно!" — чистая фантастика.
После фильтрации выясняется хорошо знакомая по первой жизни картинка: взувание лоха-иноземца.
Фриц провёл в "Святой Руси" уже три года, но жил в своей общине-артели. С туземцами общался мало и многих тонкостей святорусской жизни не понял. Филька эту... этнографическую некомпетентность — уловил и ею воспользовался.
— Хочешь эту бабу?
— Натюрлих! Сейчас! Шнель!
— Можно и шнель. Но после веселья. Согласен?
— Я! Я!
Никто иноземцу не объяснил, что слово "веселье" на Руси имеет и второй смысл — свадьба.
— Хочешь ли ты, раб божий Фриц, взять в жёны рабу божью Светану? Ну, чего лупаешь? Хочешь её поять?
— О! Ять! Гебен! Я! Я!
Ещё в первой половине 19 века официальное значение глагола "поять" — жениться, взять в жёны. Так записывают в церковных книгах о проведённых венчаниях. А не просто... как все думают. То, что вы подумали называется "блуд".
Утром похмельного Фрица облили холодной водой, чтобы начал двигаться, и погнали носить такую же воду из реки для всех остальных.
По возвращению он обнаружил, что его место на Светане занято самим Филькой. И полез в драку. Судя по окраске Филькиного глаза — начало было успешным. Потом народ навалился: "Наших бьют!".
Утверждение: "в драке не помогут, в войне победят" применительно к пердуновским жителям оказалось неверным, и Фрица, всё-таки, повязали. Теперь притащили ко мне на суд.
— Вот, господине, раб твой. Суди его!
— Нихт! Их бин нихт склав! Я есть фрайер ман.
"Склав" — одно из названий славян в древних текстах. Это же слово используется в немецком как "раб". "Я — не славянин"? Или — "Я — не раб"? Это, парень, ты зря напомнил, что "славянин" и "раб" у вас — синонимы.
Что ты фраер — я уже понял. Хоть и через арго. Сейчас это поймёт и вестфальский поросёнок:
— По "Русской Правде" — "в робу — холоп". Она — роба. После свадьбы ты — мой холоп.
— Нихт, нихт! Хохзайт... свадьба — вар нихт! Пфаррер вар нихт! Поп — нет!
— По русскому закону свадьба состоит из двух частей — обручения и венчания. Вторая — происходит в церкви и для неё нужен поп. Но, поскольку в здешней местности нет ни попа, ни церкви, то достаточно первой части. Мужем и женой вас принародно объявили. С вашего согласия. Бражку — выпили, угощение — съели. Ты — муж этой женщины. Она — роба. По закону муж робы — холоп. Ферштейн?
— У-у-у! Барбариланд!
Ругается. Но... на мой слух — оскорбительно не звучит. Калифорния, однако: "Святая Русь" — "Санта Барбариленд".
Парня развязали, сидит на полу, брызжет слезами и соплями, наматывает на кулаки и рвёт свои белобрысые патлы. Как бы не облысел.
"Рыбу ловят на червя, а кобеля на сучку" — древняя, ещё до-хомосапиенская, мудрость, всем известная. Но применить лично к себе...
Деваться некуда, закон есть закон, остаётся исполнять "боярскую справу" — достаю ошейник и пытаюсь надеть на этого Фрица. Парень резко дёргается, машет рукой, ненароком выбивает ошейник у меня из рук и... я впечатываю его лицом в пол. Захват кисть-плечо. И куда ты теперь денешься?
Чистый автомат: завершающее движение в нескольких айкидошных приплясах. Хотя, конечно, локоть-ладонь — правильнее.
Полностью завершить не успеваю: на спину немцу, чуть не вырывая из плеча вывернутую и удерживаемую мною иноземную конечность, рушится туша Фильки.
— А! Воровать! На господина руку поднял! Бунтовщик! Рубить! Казнить! Запороть гадину!
Откуда такая резвость? Только что на полу носом лежал, капусточку переваривал, а теперь немца молотит без остановки.
— Ты чего такой... кровожадный?
— Да я...! Да за тебя...! Живота своего не щадя! Вот те крест святой...!
Тут голос Светаны со стороны:
— Он все майно немца себе взял. Теперь боится, что ты вернуть велишь.
— Да я...! Да как ты подумать могла...! Господине! Не верь змее подколодной! Она ж курва курвущая! Она ж...
— Она, Филя, душа православная. А ты её замуж за иноверца выдал. Сиё есть преступление противу Уставу нашей святой, русской, православной, богом спасаемой... церкви. Она холопка — с неё спросу нет. Весь спрос с тебя. На семь лет в церковный дом — готов?
— Я? Дык... как же? Ну... Нет! Господине! Помилосердствуй! Жена, дети малые! Сиротами! Как же это?! Хозяйство... На семь лет... Смилуйся! Не губи!
— Довольно. Слушай мою волю: Светану — возвращаю на усадьбу. С мужем. Светана, заберёшь своё майно. И — мужнино. Филька, отдашь ей всё, что взял у немца. И для меня — всё, что от других постояльцев взял. Всё, Филя, до последней щепочки. Не играйся со мной. Помни: у меня милости просить — без толку. Нету её у меня. Проси службу. У тебя служба есть — вот и справляй её хорошо. Ещё раз обмишулишься...
И я ласково улыбнулся своему "восточного постоялого двора управителю". Чуть показав под подрагивающими губами кончики клыков.
"Волчий оскал" — хорошо. Но надо спешно составлять нормальную должностную инструкцию.
"Испугать" — полезно для "удержания в рамках". Но сами-то "рамки" должны быть прописаны и поняты. Как-то коллеги-попаданцы в части создания нормативной базы для своего прогрессизма... очень поверхностны. А ведь альтернатива называется: "самодурство и произвол".
Впрочем, это наше, исконно-посконное. Салтыков-Щедрин так и писал: "Губернатор был прогрессист и самодур".
