Неевклидова геометрия

Я нахмурилась и уверенно отстранилась. Мне не понравилось почему-то, как пренебрежительно Ратмир отзывался о Жорике. Изотов, в конце концов, не неудачник, а милый и добрый парень. В общем, общество блондинчика мне надоело, и я поспешила откланяться и поехать домой. Пять минут — и я еду в такси в свою маленькую, но уютную квартирку и все думаю о словах Ратмира.

Интересно, а у Изотова была девушка? Наверное, была. В институте какая-нибудь, такая же, как он — умная и занудная. Немного робкая, в очках и...брекетах. Почему-то нарисованный образ становился все более отчетливым и походил на один киношный персонаж. Я хихикнула. А что — вполне себе колоритная парочка бы получилась. Ну да ладно. А если серьезно — какая она была?

И была ли? Не, парню двадцать девять, насколько я помню. На год старше меня. Да, точно, двадцать девять. Блин, хотелось бы на эту девушку хоть одним глазком взглянуть...Посмеяться, может.

Так, стоп. Чего это я так? Сама же обиделась на Ратмира за то, что так узко мыслит, а сама не лучше. Может, у Жорки такая девчонка была, что все в универе обзавидовались. В памяти воскресли жуткие очки и клетчатая рубашка, наглухо застегнутая на все пуговицы. Да, ладно... зато у Изотова богатый внутренний мир.

А потом меня осенило. Настолько неожиданно и остро, что я замерла и тупо смотрела на макушку водителя. Моргнула, сбрасывая наваждение, и начала лихорадочно рыться в сумочке, ища телефон. Надо сейчас, сейчас звонить надо, потому что такие гениальные и такие тупые идеи приходят мне только в состоянии легкого алкогольного дымка. Три коктейля — это сила. А вот утром три коктейля из моей крови испарятся, и идея, вальяжно махнув мне ручкой, испариться из моих мозгов также легко, как и алкоголь из крови. Или почти легко.

— Да, — прокаркал в трубку вроде бы женский голос.

Я оторвала трубку от уха и посмотрела на высвечивающееся на дисплее имя. Нет, должен быть женским.

— Здрасьте, Ангелина Витальевна.

Тишина. Хоть я и сидела в такси, в этой желтенькой защищенной коробочке на другом конце города, становилось страшно. Я неосознанно втянула голову, живот и даже протрезвела чуток. Захотелось закурить.

— Скажи мне, Лиза, — медленно протянула Гусыня, и ее голос — такой страшный со сна, стал еще страшнее. Девятый вал по сравнению с ее яростью — легкий прилив, — ты головой ударилась?

— Нет.

— Ты при смерти?

Я сглотнула.

— Нет.

— Пока нет, — ласковым голоском пропела Гусыня. Я побледнела. — Ты пьяная?

— Ангелина Витальевна, да как вы могли такое подумать!

— Тогда, может быть, ты покрасилась, и перекись наконец-то полностью разъела твои мозги?!

— Ангелина Витальевна! — возмущенно взвизгнула я, и бедный водитель, малость ошарашенный отменным ультразвуком, немного потерял управление, и машина вильнула в сторону. Нам забибикали. Злые нервные людишки. — Да что вы говорите! Я натуральная блондинка, между прочим!

— Нашла чем гордиться, — фыркнула начальница.

— Я по делу, Ангелина Витальевна.

— В три, твою дивизию, ночи?! — не выдержав, возопила женщина, и я от неожиданности подскочила на сиденье и отстранила от себя мобильник. Но даже на расстоянии из динамика доносились отборные ругательства и угрозы, заполнившие тесный салон авто. Мы с водителем переглянулись как собратья по несчастью, а потом посмотрели на надрывающийся аппарат.

Гусыня ругалась долго. За это время я успела успокоиться, узнать, что водителя зовут Гоги Семенович, что рассказал мне он сам, пока мы стояли в пробке. А также я узнала о его жене, пяти крЫсавцах сыновьях и двух дЭвочках-пЭрсиках.

— СвЭкрофь? — с непередаваемым акцентом шепотом спросил Гоги, пальцем показывая на надрывающийся мобильник.

Меня против воли передернула от ужаса представленной картины.

— Начальница.

— Ну это еще тЭрпимо, — как знаток, закивал мужчина. — От начальницы всЭгда можно ускакать, да. А вот от свЭкрови нэт.

И он так тяжко вздохнул, что сразу видно — на своем опыте судит.

Но, наконец, Гусыня перестала просвещать меня в матерной лексике нашего русского языка (вот она где филология всплывает) и нормальным тоном спросила:

— И что у тебя случилось?

Я выдохнула, посмотрела для храбрости на задумавшегося и взгрустнувшего Гоги и начала.

— Вы помните, сегодня на работе был мой одноклассник? — в трубке послышало неопределенное мычание, и я решила воскресить сей образ. — Такой в очочках, в рубашечке и жилетке.

— И ради этого ты звонишь?

— Да нет же, — я досадливо цокнула языком. — Ну, вы его помните, да? Так вот, мы с ним пошли в кафе потом...

— Я рада.

— И пока мы сидели и разговаривали, к нашему столику подошел Ратмир. Он весь такой... — он недостатка слов я всплеснула руками, но к несчастью, Гусыня моего восторга видеть не могла. — В общем, он очень классный.

— И?

— Затем мы поехали с ним в клуб на день рождение одной известной певицы — я вам потом расскажу...

— Короче! — рявкнула Гусева, окончательно теряя терпение. — Какого хрена ты мне звонишь?

— Я и говорю! — попыталась переорать годами поставленный голос начальницы. — Мы с Ратмиром уехали! А Жорик остался! Понимаете, ситуация такая получилась, что Ратмир...в общем, он плохо высказался о Жорке. Оскорбил его, унизил, а Изотов он такой, что слова лишнего стесняется сказать. Он...скромный очень. Вот. А в клубе, уже потом, Ратмир начал Жорку оскорблять, мол, у такого ботаника никогда и девушки нормальной не было, какая на него клюнет и тому подобное.

— Лиза, — мягко позвала меня по имени Гусева, прерывая гневную тираду, — мне очень жаль твоего друга. Он милый хороший мальчик, ко-о-ыыы, — начальница душераздирающе зевнула, да так заразительно, что мы с Гоги, не сговариваясь, зазевали в ответ, — который обязательно найдет себе какую-нибудь жену и проживет с ней долго-долго. Не волнуйся. И иди спать. И мне дай поспать. А на работе я сделаю вид, что наш разговор был обычным страшным сном, — подумав, она добавила: — Очень страшным.

— Я к этому и веду, — горячо заверила я. — Жорик же хороший. И верный, и умный. Но пока он будет так себя вести, то у него никогда не будет девушки. А он же золото! Зо-ло-то! А что если нам его немного подтолкнуть?

— Хм?

В этом коротком звуке прозвучало интереса куда больше, чем за весь разговор. Гусева не за красивые глаза стала главным редактором престижного известного журнала — у нее акулья хватка и собачий нюх на интересные вещи. И мне оставалось только надеяться, что она по достоинству оценит мою идею, пришедшую в светлую головку под определенным градусом.

— Что если превратить Жорика в парня, о котором будет мечтать каждая? Если доказать всем, что и такие зачитанные ботаники ого-го, — я воинственно потрясла кулаком. — Сделать из него сексуального интеллигентного уверенного в себе мужчину, перед которым не сможет не устоять ни одна. Долой брутальных мачо! Жорику только немного уверенности в себе — и он не хуже. Представьте, какой ажиотаж среди читательской аудитории вызовет подобная тема. Сколько молодых людей, похожих на Изотова, живет по всей России! Вы только подумайте, Ангелина Витальевна, — я старательно и осторожно подливала в голос мед обаяния и шарма, — как подобная статья, если, конечно, она будет написана, — потупив глазки, уточнила я, — повлияет на их жизнь. Их самооценку. Личную жизнь, в конце концов!

Начальница долго молчала, и я уже попрощалась со своей уже и не такой гениальной идеей. А такси давно стояло у моего подъезда, но Гоги терпеливо ждал, пока я договорю и поставлю жирную точку на своей карьере.

— Лиз, ты сколько выпила? — хмыкнул, поинтересовалась Гусева.

— Три коктейля, — созналась я, окончательно вешая нос и разочаровываясь в себе.

— Три? Я думала, что больше, — продолжила издеваться Гусыня. — Потому что такие идеи приходят только на очень пьяную голову. Тебе хватит времени до следующего номера? — без перехода спросила она.

Я, уже морально настроившаяся на головомойку, сначала не поняла, что она спрашивает. А потом пронзительно завизжала от радости, так что бедный Гоги испуганно подскочил и выронил сигарету, прожигая чехлы сиденья.

— Хватит! Ой, Ангелина Витальевна, да я...

— А в этом месяце с тебя обзор светской жизни. Как раз и напишешь про день рождение своей певицы. Поняла?

Я восторженно закивала, улыбаясь во все тридцать один с половиной зуб (один мудрый не спешил до конца прорезаться).

— Ага.

— Отлично. Тогда я спать. Кстати, этот Жорик твой согласен?

— Согласен. Куда он от меня денется.

Глава 4.

На следующий день я перешла к серьезным боевым действиям. Я, конечно, не Наполеон, но и Изотов — не Кутузов, поэтому мне оставалось надеяться на свой природный шарм и обаяние. Но, как говорится, на голом обаянии далеко не уедешь, а значит, мне придется подстраховаться. А облажаться я никак не могу — от этого зависит не только будущая жизнь Жорика, но и моя. И что-то мне подсказывало, что сам объект моей доброты будет не в восторге, узнав о моем плане. Поэтому я достала тяжелую артиллерию — запылившуюся телефонную книжку с номерами одноклассников.

— Так...Абзалова...Агатов...Бабенко...блин, еще бы вспомнить, какого пола этот Бабенко. Ладно, не важно, — от усердия и сосредоточенности я высунула язык. — Виноградов..Грибенько...Григорьева...Нашла! Гришкина!

Несколько гудков, а потом в трубке раздался бодрый женский голос.

— Алло.

— Здравствуйте, могу я услышать Гришкину Полину.

— Хм, а кто ее спрашивает?

— Одноклассница. Учились вместе.

— Ну, допустим, это я. А это кто?

— Не узнала, Полин? — итак, первая часть плана выполнена. Осталось еще две. — Это Лиза. Самойлова.

— Лизка! Привет, родная! Не узнала — богатой будешь.

— Да я и сейчас не жалуюсь,— засмеялась я, устраиваясь на диванчик с чашечкой кофе в одной руке и телефоном в другой. — Ты сама как?

Послышался тяжелый вздох.

— Да я родила недавно — вся в делах погрязла. Даже в город выбраться некогда. И теперь я не Гришкина, — не удержавшись, похвасталась Полина, — а Лишайная.

Я подавилась, чуть не вылив кофе на белую шифоновую блузку. Да уж, нашла чему радоваться...

— Ммм...поздравляю? — получилось как-то вопросительно, но Полину устроила такая реакция, поэтому следующие пятнадцать минут мы рассыпались в бесполезной болтовне, узнавая друг о друге последние новости и перемены в жизни. Наконец, выслушав все проблемы молодых родителей, касающихся срыгивающих младенцев, больных животиков, режущихся зубов и бессонных ночей, я приступила к тому, ради чего, собственно, и поднялась ни свет ни заря. — Да уж, сколько времени прошло. Десять лет скоро, как не виделись.

— Да, недружный у нас класс оказался, — горестно поддакнула Полина. — Я за все эти годы только двух людей и видела, и то, потому что в одном универе учились. А когда закончили, и их встречать перестала. А ты встречала кого-нибудь?

— Нет, никого. Хотя нет, Колю Авдеева видела.

В трубке раздался детский плач, действующий на нервы почище ногтей по стеклу. Я прислушалась. Нет, еще хуже. А потом пошли завывания, которым бы позавидовали все племена чукчей. Тирольские певцы ласточкой бы побежали вешаться или топиться, а Шаляпин бы просто застрелился. Я слушала это минут пять. Ребенок, судя по звукам, тоже слушал, но его, как мне показалось, подобный вой не смущал, напротив, ему даже нравилось. Могу поклясться, что Лишайный младший даже подпевал на последних нотах.

— Это что сейчас было? — осторожно спросила я у тяжело дышащей Полины. — Ты пыталась нейтрализовать и ввести ребенка в состояние шока?

— Нет, — одноклассница еще шумно дышала в трубку, но начала успокаиваться. — Это колыбельная была. Кристиночка не может уснуть без колыбельной.

Мда, бедный ребенок.

— В общем, я только Авдеева и видела, — вернулась я к нашему разговору. — И больше никого.

— Нашла, чем удивить. Авдеева и я видела. Господи, да его все видели по телевизору. Он же у нас теперь большая шишка.

— Нет, я его на вечеринке по случаю открытия ресторана встретила. Разговорились мы с ним что-то, поностальгировали...

Полина на мой блеф, шитый белыми нитками, быстренько купилась и заметно поскучнела, разговаривая уже без прежнего энтузиазма.

— Неужели? — сухо отреагировала молодая мать. — Не знала, что ты у нас тоже в таких кругах вращаешься.

— Работа обязывает, — туманно объявила я и вернулась к делам насущным. — Так вот, разговорились мы значит с Колей. Вспоминать начали. И подумали, а что если устроить встречу выпускников? У нас в этом году юбилей — десять лет, как школу закончили. Мне, например, очень хотелось бы увидеть всех наших, посмотреть, кто и как. Кто изменился, а кто нет. Ну, в общем, ты меня понимаешь.

— Ага, — неуверенно отозвалась Полина.

— Ты знаешь, — доверительным шепотом поведала я ей, — моя мама недавно видела маму Звягинцевой. И та нечаянно обмолвилась, что Светка сидит на стольких диетах, от которых толку совершенно никакого. Поправилась — на очень-очень много. А ты же помнишь Светку — всегда тростиночкой была.

— Помню-помню, — голос Полины был мстительным и довольным. — Говоришь, десять лет прошло?

Вот он — сладкий вкус победы. Любопытство — двигатель прогресса. Особенно у женщины. Особенно любопытство, смешанное с нашей врожденной мстительностью и злопамятностью. Помнится, в классе Светка и Полинка были заклятыми друзьями. Да-да, именно так, причем с подготовительного класса. Они могли хвалить и сюсюкать между собой, а за спиной выливать в красивый кожаный пенал, привезенный папочкой из Польши, тюбик клея, нисколько не мелочась — чтоб уж наверняка.

Чем старше становились девочки, тем изощреннее и труднее выглядело их противостояние, подчас превращаясь в произведение искусства. Любой разведчик и шпион мира обзавидовался бы их хитрости и смекалке. А это в пятом-то классе! Обе были прекрасными манипуляторами и организаторами, умеющими направить за собой людей. В принципе, с таким же успехом я могла позвонить Светке и упросить ее сообразить встречу выпускников, но Полинка мне в этом плане нравилась больше. Во-первых, именно она подойдет к делу со всей ответственностью и рвением, потому что засидевшаяся дома женщина — это черт в юбке, готовый рвать свои нижние девяносто, чтобы вырваться из плена серых будней и обыденности. И судя по всему, я не прогадала. Ну а во-вторых, мне Полинка нравилась чуть больше, хотя бы потому, что темно-рыжая Светлана по прозвищу "солнышко" не упускала случая поддеть меня за данный природой цвет. Выдра конопатая.

— Десять, десять, — довольно подтвердила я, лениво и грациозно закидывая ногу на ногу. — Как думаешь, может нам устроить встречу? Посмотреть друг на друга, вспомнить все. Интересно же все-таки.

— Можно, в принципе, — я по голосу поняла, что Полина продумывает планы действий. Процесс пошел, так сказать. — Надо всех обзвонить, место найти. Да еще, может, и придут не все.

— Придут, — успокоила я. — Поверь мне, Полиночка, прибегут как миленькие. Всем интересно посмотреть друг на друга, не только нам с тобой.