После этой фразы я повернулась к нему спиной и устроилась щекой на своей ладони. Почему-то мне стало очень грустно. Он говорил о том, какими видит нас, а я, увидев свою жизнь его глазами, наконец-то поняла, что потеряла.

— С виду веселые и простодушные, как дети, а на деле жестокие и расчетливые. Коллективный разум. Цените свои ракушки, бусинки, горшки и плошки, а сами цепляетесь за замшелые традиции. Людей вот травке скармливаете.

Тут меня злость взяла. Дикари в городах использовали ягоды койш не меньше, чем у нас в племенах. Да, ни для кого не секрет, что для этого нужны жертвы. А они хотят быть выше жертвоприношений, забывая о том, что таковы законы выживания. Сам себе противоречит. У них в книгах тоже написано, что для того, чтобы что-то получить, надо чего-то лишиться. А, может, он просто об этом не знает? Ринус рассказывала, что многие люди в городах все детство проводят в одном доме, окруженном небольшим садом, и никогда не ходят на океан или в лес. Может, его только недавно из этого дома выпустили, и он еще ничего не понял?

Мужчина словно почувствовал, что я напряглась, и неожиданно положил мне руку на плечо.

— Успокойся, — тихо прошептал он мне на ухо. — Я не буду тебе больше про поле напоминать. У тебя теперь будет совсем другая жизнь. Я не думаю, что ты дурочка, просто необученная и дикая. Но зато ты молодая. Вся жизнь впереди. Ты только никуда ночью не убегай. Я все равно тебя догоню, просто не охота в темноте по джунглям шарахаться.

Вряд ли, конечно, он меня догонит, этот житель дома-сада. За ночь я бы дошла до океана. Там есть, где укрыться на первое время. Но что делать дальше... Над этим надо еще подумать.

* * *

Утром я проснулась рано. В деревне всю работу лучше делать с утра. Но у меня теперь не было никакой работы. Мужчина рядом еще спал. А я лежала и думала. Ни в одной из соседних деревень меня не примут, а если и примут, то рано или поздно выдадут жрецу, как только узнают в чем дело. Или точно так же принесут в жертву, но уже на своем поле койш. Поэтому здесь мне оставаться нельзя. Да и как меня встретят в других племенах сильга, тоже вопрос. У нас не принято скитаться без особой причины. Тем более девушке. И в любом другом племени я займу место среди низших, а это значит, отсутствие нормального жилья и самая тяжелая работа. Я мало где бывала, и не смогу при случае себя защитить. А значит... Значит, надо умыться и поесть.

В водопаде я плескалась довольно долго, потому что под прохладными струями воды мне было хорошо, и легко было не вспоминать, насколько изменилась моя жизнь. Вместо будущего с Леру, уютного родного дома, ночей любви, устроенного быта и спокойствия, я получила неопределенность. Но я молодая, сильная, здоровая, я все переживу. Старейшина Ринус меня научила справляться с трудностями. Она верила в меня, и именно поэтому мне хотелось все-таки стать счастливой, пусть даже и вопреки всему тому, что со мной произошло.

У воды рос огромный куст айджу, его светло-зеленые плоды прекрасно утоляли голод и жажду, я сорвала несколько штук и отправилась будить своего спутника. Пока он меня устраивал. От меня ничего особенного не потребовал, и мне хотелось бы узнать о его планах. А плоды для него — проявление моей заботы. В племени сильга женщины помогают мужчинам, которые вместе с ними.

А он по-прежнему спал. Меня это удивило. Солнце уже поднялось высоко, и хотя на ночь мы расположились под большим деревом, от жары тень не спасала. Днем летом много спать нельзя. Я ухватила его за плечо и тихонько встряхнула, потом потрясла сильнее, но он не просыпался. Я прислушалась к его телу. Дыхание было прерывистым, но жара не было, значит, не лихорадка. На укусы лесных мух и змей тоже не похоже. Что же с ним? Прощупала руки, ноги, живот. Посмотрела зрачки. Старейшина Ринус неплохо разбиралась в травах и умела лечить, но только те болезни, к которым духи не имели отношения. Я тоже знала, как врачевать переломы и раны, обрабатывать укусы и заживлять ожоги. Повреждений у мужчины не наблюдалось, и о своем состоянии он рассказать не мог. Я растерялась, но потом решила, что пока он жив, а я чем смогу, помогу. Он тоже меня не бросил. Я поднялась и прошлась вдоль ручья. Побеги и листья лайги жрецы часто используют для окуривания хижин больных. Это помогает умилостивить духов тела. И если я дам их своему спасителю, то, возможно, его душа тоже сможет найти дорогу назад. Надергав бледноватых жестких листьев, я вернулась под наше дерево, устроилась поудобнее, пережевала листья в кашицу и смазала ему десны, щеки и лоб. Вкус и запах листьев лайги должны привлечь духов тела. Чтобы показать им, что он — мой мужчина, я взяла его за руку и прижала ее к своей груди. Возвращаться всегда легче, когда тебя ждут.

После обеда до нас добралось солнце, а дикарь так и не пришел в себя. Я поднялась, взяла его за ноги и перетащила в тень. Вопросов становилось все больше. Со жрецом я никогда не работала и толком не знала, как лечить болезни, насылаемые духами. Что я буду делать, если он к вечеру не очнется? И завтра не очнется? А если это вообще продлится несколько дней? Мне так и жить с ним под деревом? Или идти за помощью? А если идти, то куда? И явится ли кто-то на зов немой девушки, чтобы помочь неизвестному дикарю? Где достать раковины унури, чтобы заплатить жрецу за работу? До океана далеко, и там мне потребуется время, а можно ли его надолго оставлять? В конце концов, я решила успокоиться и делать то, что могу. Устроившись на песке, я подтянула к себе сумку своего спасителя и вытряхнула содержимое на песок. Там было несколько листов бумаги с непонятными записями. Этого языка я не знала. Большой и острый нож, веревка, два круглых камня, еще одна рубаха, кусок какой-то тонкой материи, фляга, раскрошившаяся сухая лепешка, и мешочек с жемчужинами, который я оставила на могиле старейшины Ринус. Значит, мне не показалось тогда. Он действительно его забрал. Эти дикари не чтут наши традиции и ничем не брезгуют. Но это дело его совести, а мне теперь есть чем расплатиться со жрецом, чтобы спасти его никчемную жизнь. Хотя все равно непонятно, духи бы не стали размениваться на такие мелочи. Кто его проклял? Почему ему хотели навредить?

Я сложила вещи обратно в сумку. Не убрала только кусок материи и флягу. Наведалась к ручью, потом вернулась, обтерла мужчину мокрой тканью и стала по капле вливать ему в рот воду. Меня немного озадачивало то, что он совсем не потел. Листья лайги не помогли? Значит, мне все-таки придется идти за помощью... Поэтому стоит позаботиться о своем внешнем виде.

Мужская рубаха доходила мне до середины бедра, и ее следовало немного удлинить. Я стащила ее с себя, потом надергала молодых гибких нитей-лиан и стала плести подол. Работа увлекла меня, и я провозилась почти до темноты. Под конец я оторвала от рубахи рукава и ягодами аззари нарисовала красные полосы на своем новом платье. Оно получилось не слишком аккуратным, но, по крайней мере, вопросов ни в одной деревне не вызовет. Не то, что рубаха с чужого плеча.

Потом я натянула платье на себя, снова напоила своего пациента и улеглась рядом с ним. В деревню пойду с утра. До жары. Но придется идти за водопад. В тех племенах меня не знали, да и я там никогда не бывала. Буду надеяться, что дорогу найду. Но все равно было страшно. Ночь наполнилась шорохами, но боялась я не лесных тварей. Они летом безопасны. А того, что мне придется вернуться, снова окунуться в привычную жизнь. Услышать перезвон ракушек амулета племени, который обычно ставили у деревенских ворот, крики деревенских детей, смех охотников, разговоры женщин у колодца. Почувствовать запах коптильни и свежевыловленной рыбы. И войти в Дом обрядов, принести жертву и вознести молитвы богам... Встретиться с незнакомым, но жрецом, почувствовать на себе его непроницаемый, надменный взгляд. Придется как-то объясняться знаками, потому что говорить я не могу. Но он проводник воли богов, может, он сумеет и мне помочь? Эта мысль неожиданно увлекла меня и я почти поверила в то, что иду не просто спасать чужую жизнь, но и налаживать собственную. После этого я заснула.

* * *

Никуда идти не пришлось. Утром мужчина очнулся, как ни в чем не бывало.

— Эй, — ущипнул меня за щеку, — просыпайся, красавица. Пора в путь. Я же обещал, что тебя не брошу.

Он рывком поднялся и направился к ручью умываться. А я села, скрестила ноги и стала за ним наблюдать. Болезнь оказалась весьма странной. Ходил он нормально, не шатался, руки-ноги не дергались, голова не кружилась, и, похоже, он был вполне доволен жизнью. Но самым удивительным было не это, а то, что он, как оказалось, не знал, что проспал почти двое суток.

— Откуда у тебя платье? — поинтересовался он, подходя ко мне.

Я пожала плечами. Как я ему объясню? Порылся в своей сумке.

— Где мой платок? — строго посмотрел на меня. Я протянула ему кусок ткани, которым его обтирала. Он с удивлением уставился на него и опустился рядом со мной на корточки. — Зачем брала? Понравился что ли?

Даже не знаю. Ткань ровная, красивая, даже удивительно, что дикари такую могут создавать. И узор на ней в мелких ракушках. Красиво, да, только мне он зачем? На юбку не хватит, на рубашку и подавно, если только вставку на груди сделать. Можно в него еще подарок завернуть раковину, например, или бусины, ну или богам отнести. В любом Доме обрядов такое пожертвование приняли бы с радостью. Но это все осталось в моей прошлой жизни, а в нынешней мне этот платок зачем? Я посмотрела мужчине в глаза. Он махнул рукой. — Черт с тобой! Как же глупо все! — потом взял у меня из руки платок, сложил его пополам, слегка пригладил мне волосы и повязал платок на голову. — По самой жаре пойдем, и так слишком долго спали. Это чтобы тебе голову не напекло.

Я снова пожала плечами. Мне не нужна защита от солнца. Оно любит таких как я, и не вредит. Но спорить с мужчинами из-за такой ерунды неправильно. — Не дергайся. — его губы оказались неожиданно близко и я ощутила на своей щеке его дыхание. — Что же мне с тобой делать? — пробормотал он. — Знаешь... Пойдем в город. Там у меня живет знакомая. Ты, вроде девушка приличная, по мужикам бегать не будешь. — я вскинула на него взгляд. — Конечно, не будешь, — улыбнулся мужчина, — на меня не реагируешь, а я себе цену знаю. От баб отбоя нет. Ночью не убила, не ограбила опять же. Платок не считается. Я тебе сам его дарю. Вела себя спокойно, я ночью даже не просыпался, а очень чутко сплю.

Разумеется, я промолчала, и не только потому, что не могла говорить.

— Или ты хочешь к своим вернуться? — я помотала головой. — Ну, нет, так нет. Есть хочешь? — он порылся в сумке и достал оттуда обломок сухой лепешки, — м-да...

Я в свою очередь пошарила в траве, и протянула ему один из айджу, сорванных вчера у ручья.

— Ого, — кивнул он одобрительно, — и польза от тебя есть. Теперь я хотя бы попробую убедить Грету.

* * *

Но перед тем как мы отправились в путь, он зачем-то решил меня осмотреть. Заставил открыть рот, вздернул мне подбородок и, развернув к солнцу, долго-долго что-то внутри разглядывал. От яркого света у меня даже глаза заслезились. Потом до боли щупал горло и трогал за ушами. По-моему, его результат его удивил, во всяком случае, выглядел он озадаченным.

— Ты давно не можешь говорить?

Я помотала головой.

— Впрочем да... Слышишь хорошо. И внешне никаких повреждений. Странно. Болезнь какая-то? Осложнения? Снова 'нет'... Хм... Я пока не знаю, как тебе помочь, если ты, конечно, в принципе говорить умела.

Я энергично закивала. Может, попробовать его уговорить пройти через деревню и обратиться за помощью к жрецу?

— Это хорошо, что умела. Хотя, знаешь, — он закинул сумку на плечо и указал вперед рукой, — идем туда. В твоей немоте есть и плюсы...

Я сердито посмотрела на него. Мне не было дела до каких-то там плюсов. Я просто хотела бы получить обратно хотя бы то, что мне принадлежало по праву. Я не понимала, зачем Ниигору отдал мой голос духам, и очень боялась, что они мне его не вернут. Надежды на то, что все произойдет само собой, не осталось. Это 'недомогание' посильнее, чем у некоторых, которые после суток, проведенных без сознания, ведут себя так, как будто все в порядке.

— Понимаешь, — продолжал мужчина, — мы примитивны, то есть ценим то, что для нас очевидно. Ты исполнительная, заботливая, красивая и...немая. Идеальная жена! — рассмеялся он. — Ладно, ладно, не дуйся. Я почти пошутил. Просто мне с тобой легко. Не бесишься, не скандалишь по пустякам, не дергаешься. И почему-то мне кажется, с тобой можно договариваться.

Или нельзя. Ниигору вот не удалось.

Потом мы долго шли молча. Он наслаждался ходьбой, а я думала, о том, что со мной происходит. И можно ли такую компанию считать судьбоносной.

Днем на привале он уселся напротив и начал меня разглядывать, а потом похвалил мое платье.

— Знаешь, красиво вышло. Полоски, конечно, кривые. Но зато сколько труда вложено. Всю ночь что ли старалась?

Я указала рукой на солнце.

— До самого рассвета? — округлил он глаза. — Наверное, ты лучше меня видишь! — кивнул уважительно. — А я вырос в городе, поэтому джунгли для меня все равно не дом родной. Ночью вообще ничего не вижу. Ориентироваться могу, конечно, но это неудобно. Не люблю я лес. Океан лучше... Понимаешь меня?

Я кивнула. Океан мне тоже нравился.

— Ты в городе была когда-нибудь? Нет? Я думаю, тебе понравится. Мой город... Он на самом берегу... И дом... У нас каменные дома. И дороги выложены плитами, так что тебе придется еще обувь купить... А пока, пойдем дальше?! Сегодня мы еще переночуем в лесу, но завтра уже выйдем к окраине...

Мы шли почти до темноты, и шелковистая лесная трава щекотала мои ступни. Город на берегу — это хорошо. Наверное, первое время там будет интересно пожить. Старейшина Ринус бы только порадовалась тому, что у меня появилась возможность научиться чему-то новому, даже если это быт и нравы дикарей. В конце концов, они не сильно от нас отличаются. Живут в поселениях и строят дома. И едят наверняка то, что подарит им океан. Иначе зачем жить на берегу? Может быть, я смогу выходить в океан? В детстве родители часто брали меня с собой, а потом и рыбаки... Я умею собирать хорошие раковины и готовить из них вкусный суп. Рядом с океаном я найду себе новую жизнь, и сама себе помогу.

Ночевали мы на опушке леса. Лианы свисали со старого дерева женаз, под которым мы устроились, и эта занавесь дарила ощущение спокойствия и умиротворения. Или же я просто очень устала. Дикарю нельзя было отказать в выносливости. Шли мы почти весь день и довольно быстро. Он на меня иногда поглядывал, но я сохраняла на лице невозмутимое выражение. Да, так далеко я никогда не ходила, но иногда и обычная работа в поселке требовала не меньшей самоотдачи, особенно в дни больших праздников. Заснула я быстро. Может быть, потому что где-то далеко о берег бились волны, которые ждали меня.

* * *

Город мы увидели утром. После того как вплотную приблизились к прибрежным скалам. Он словно таял в сиреневой дымке, и я на мгновение поразилась его воздушным очертаниям. Мой поселок всегда мне казался продолжением леса, потому что был собран из его частей. Он и был лесом, пусть упорядоченным и обустроенным, с отсечением всего ненужного, но мы всегда были детьми природы! А дикари... Белые городские стены тянулись из земли, а за ними теснились домики. Довольно аккуратные, как будто игрушечные. Дети племени сильга часто ленились для своих игр плести хижины из соломы, а просто лепили домики из речной глины. Может, дикари тоже ленивы? Хотя, что говорить, дома из глины и камня прочнее и смотрятся они красиво...