Ко мне, от меня

Ко мне, от меня

Старейшина Ринус умерла. Для меня это стало сильным ударом, потому что она умерла внезапно. Мы пообедали, я пошла мыть посуду, а, вернувшись, нашла старейшину холодной, безвольно прислонившейся к стене. Два дня пролетели в подготовительных хлопотах к похоронам. Я, как и все женщины племени сильга, плела венки из алых цветов и готовила бесконечные горшочки с едой, чтобы хватило надолго. Старейшины сильнее обычных людей и их путь в Подземном Царстве дольше. На похороны собралась вся деревня. Идти предстояло далеко. Поле мертвых располагалось за охотничьими угодьями племени, чтобы мертвые не привлекали хищников и падальщиков к домам живых. Я шла первой среди невинных девушек и вместе с ними пела прощальную песню. На поле мертвых тело старейшины завернутое в ею же самой расшитый саван опустили в неглубокую могилу, засыпали песком, и тут же стали воздвигать шалаш для даров. Само поле было пустынным, шалаши сжигали на пятнадцатый день. А за последние два месяца в племени никто не умирал. Я не плакала, все мои слезы я доверила ночью тростниковой циновке, а просто молча стояла и смотрела, как старейшины племени сильга кладут дары в шалаш. Потом подошли женщины и стали ставить кушанья в горшках вокруг шалаша. Проходя мимо, они касались моей щеки. Это тоже традиция показывающая, что племя со мной и я не одна. Мужчины охотники, проходящие с другой стороны от шалаша, меня не касались. Мужчине, если он не жених или муж не дозволено касаться женщины. Обратно в деревню я шла как сомнамбула, в голове было пусто. И лишь оказавшись в хижине, я осознала, что осталась одна.

Старейшина Ринус стала обо мне заботиться после того как утонули родители. Они были рыбаками и океан забрал их себе. Очень достойная смерть. Жили, любили, продолжили род и умерли в один день. Из книг, которые меня научила читать старейшина Ринус, я знала, что последнее обстоятельство очень ценно и говорит об особой милости богов. Она вообще многому меня научила. Я умела считать, шить, плести ковры, готовить и вести долгую беседу. Последнее качество очень нравилось самой старейшине, которая, смеясь, говорила, что ей со мной очень интересно, несмотря на то, что большинство моих знаний были вложены в мою голову ею же. Часто вечерами расставив свечи на полу хижины, мы садились рукодельничать и много разговаривали. Старейшина Ринус рассказывала мне предания нашего народа. А также сказки и истории других народов. Она была очень мудрой женщиной. Часто мы разбирали сказки, обсуждая поступки героев и изучая чужие обычаи. Как-то я спросила, зачем мне это нужно, если у нас в племени сильга все просто и понятно, а Старейшина даже не дослушав вопрос сильно хлестнула меня по лицу кожаным ремешком. Это был единственный раз, когда она меня ударила, а потом спросила:

— Дитя, ты понимаешь за что?

— Да, — сказала я, — наверное, вы решили, что мне скучно.

— Нет, — она расхохоталась, — я знаю, что тебе со мной не скучно, и вряд ли когда-нибудь будет. Просто я хочу, чтобы ты запомнила, что не бывает ненужных знаний, и, изучая то, что не имеет отношения к нашей повседневной жизни, ты делаешь свой ум более гибким и восприимчивым. Ты должна быть свободной, дитя! У тебя огонь в груди и я хочу, чтобы твои стремления, желания и чувства не пропали даром, хочу, чтобы ты сама принимала решения!

— А я разве несвободна?

— Конечно, свободна! Такой и оставайся! Настоящее дитя природы, — она ласково привлекала меня к себе и погладила по волосам.

* * *

То, что мое положение в деревне изменилось, я поняла не сразу. Понадобилась почти неделя. Я продолжала жить как прежде, занималась работой, с женщинами ходила встречать охотников, по традиции неся на плече кувшин с несс-ук-ту, пряным настоем, прекрасной утоляющим жажду в жару. Но хижина оставалось пустой. Даже соседки перестали заходить ко мне. И я поняла, что большинство наших гостей лишь отдавали дань авторитету старейшины Ринус, а не были друзьями нашего дома. У меня, естественно, влияния в племени не было. Я была слишком молода и красива. Как известно, в доме хозяйка женщина, и многие женщины племени боялись привечать меня, дабы не сомневаться в верности своих мужей. Но меня это не беспокоило. Я знала, что все скоро изменится. Ведь у меня был мой Леру...

На десятый день ко мне заглянул жрец Ниигору. Он величественно обошел все три комнаты моей хижины, заглянул в пару горшков на кухне.

— Мяса нет? — осведомился.

— Нет, свою долю я вчера съела. Сегодня у меня овощи и травы.

— Постишься? — его толстые губы раздвинула довольная улыбка. Ниигору бесцеремонно уселся на место старейшины, как бы показывая, кто тут главный. Моя ярость едва не пробилась через почтительность, которую в меня вдалбливали с самого детства. Родители были необразованными, суеверными и наивными. Жизнь со старейшиной Ринус научила меня относиться к некоторым вещам критически. Поэтому поведение жреца мне не понравилось. Я стояла рядом, сохраняя безмятежное выражение лица и пытаясь угадать, что же все-таки ему нужно.

— Подойди ближе, — приказал жрец, я чуть придвинулась. — Наклонись.

Я наклонилась, стараясь не глядеть ему в лицо. От жреца пахло ягодами койш. Наверное, использует их, чтобы лучше исполнять свои обязанности Проводника воли богов. Но злоупотреблять все же не стоит. Мысли проносились в голове одна за другой, и стоять было неудобно. А жрец ухватил мой подбородок двумя пальцами и притянул мое лицо к своему впритык.

— Посмотри мне в глаза. — он поймал мой взгляд и, удерживая меня рукой, стал гипнотизировать. Потом вдруг резко оттолкнул и улыбнулся.

— А теперь налей мне несс-ук-ту и поговорим.

Я с улыбкой отошла к окну, у которого на треножнике стояли горшочки с настоями трав, и стала делать напиток.

— Старейшина Ринус умерла. — сообщил он с довольным видом. — Теперь ты одна.

— Да, но я могу жить одна.

— Конечно-конечно, — сказал жрец, — но ты уже понимаешь, что твое место сейчас гораздо ниже того, что занимала старейшина.

— Да, — спокойно сказала я, — мне до ее мудрости еще жизнь.

— Мудрость тут ни при чем, речь о происхождении. Твои родители были низшими.

Я, удерживая на лице глупую улыбку, подала ему несс-ук-ту, хотя больше всего мне сейчас хотелось швырнуть стакан ему в лицо. Ой, нет, старейшина Ринус, плохой ты мне сделала подарок, воспитав такой свободолюбивой, но мысленно я похвалила себя за выдержку.

— Да, я знаю законы племени. Дочь низших — низшая, пока...

— Пока? — хитро ухмыльнулся жрец.

— Пока не доверит свою судьбу мужчине.

— Ты хочешь изменить свою судьбу?

— Пока не знаю. — ответила я осторожно. Леру — моя судьба, и жрец вроде как должен об этом знать. Значит, разговор касается Леру?!

Оказалось, нет. По мнению жреца, моей судьбой должен был стать он, Ниигору.

— Завтра ты войдешь в мою хижину, и я украшу твое тело цветами, — он раздвинул губы в улыбке, которая, видимо, должна была выражать ласку и страсть. Взгляд его затуманился, как будто я уже у его ног с татуировкой на стопе. Мне стало противно. Жрец во внутренней иерархии племени занимал высокое положение, даже выше некоторых старейшин, и, по мнению женщин племени, был красив. Он был высоким, с правильными чертами лица, чуть долговязым. Впечатление портил лишь уже намечающийся животик, на котором вольготно разместились три нитки бус из аззари. Наверное, для искушенных женщин это не было проблемой, а я была молода, невинна и грезила о счастье первой любви.

— Я войду в хижину Леру после первой луны, — сказала я.

— Зря, — похоже, жрец ничуть не расстроился. — Думаешь этот мальчишка лучше меня как мужчина? У меня было много женщин, спроси у них, осталась ли хоть одна недовольной. Ты красива и женственна. Ты будешь кричать много раз! Подумай над этим! А Леру... Ты скоро сама все поймешь...

Жрец поставил стакан с напитком на пол, рывком поднялся и, вплотную подойдя ко мне, еще раз улыбнулся.

— Подумай хорошо, Ильке! Скоро ты сама ко мне придешь и будешь умолять, чтобы я дозволил тебе мыть мои ноги. Но не переживай, я буду добр! — и он погладил меня с двух сторон руками по волосам и, резко отворив дверь, вышел из хижины.

После ухода Ниигору я сидела как пришибленная. То, что я отказала жрецу — очень плохо. Хорошо лишь то, что этого никто не видел. Чтобы изгладить последние воспоминания о его руках на моих волосах я пошла греть воду, чтобы вымыть голову.

Позже, сидя с гребнем у порога хижины и ловя ногами, которые выставила из тени, последние лучи заходящего солнца, я думала, что же мне делать дальше. Жрец вряд ли меня побеспокоит в ближайшие дни, и до того момента как я войду в хижину Леру мне волноваться не о чем. Он не будет меня принуждать, скорее всего, он ждет, что я начну присматриваться к Леру и сравнивать его с самим жрецом или расспрашивать женщин о Ниигору как о мужчине. Он, видимо, решил, что для меня его предложение было слишком неожиданным, и я настолько привыкла считать себя ничтожеством, что беспокоюсь о равенстве с будущим мужем, а Леру сын простого охотника и недалеко ушел от низших. А тут жрец... Такая честь для меня, и я должна прочувствовать момент. Мои размышления сводились к тому, что время у меня еще было, и жрец будет ждать. Он уверен, что будет у меня первым. По всему выходило, что проблему так или иначе придется решать, а значит, надо рассказать обо всем Леру. Тем более что секретов у меня от него не было. Завтра, когда вернутся охотники, я его увижу.

С утра я встала, убралась в хижине, расчесала волосы, потом заплела их и украсила цветами. Намазалась розовым маслом. Приготовила свежий настой несс-ук-ту. У меня он получался лучше, чем у других женщин, взяла самый красивый кувшин, надела рубашку с вышивкой и пошла встречать моего Леру.

К околице спешили женщины, некоторые тоже принарядились. Этих охотников ждали особенно, потому что они ходили на дальнюю охоту, а не просто силки проверять вокруг деревни. Ждать пришлось довольно долго, я даже отошла один раз к колодцу попить, жара стояла неимоверная. Наконец они вышли из леса. Довольно большая группа мужчин. Волоком тащили большие мешки, в которых угадывались крупные туши. Охота удалась!

Охотники вошли в деревню и оттащили туши в коптильню, где ими тут же занялись старухи. А я подбежала к Леру. Он радостно улыбнулся, когда увидел меня, наклонился и легко поцеловал в губы. Я протянула ему кувшин. Он отпил глоток.

— Мой любимый несс-ук-ту. Как же мне тебя не хватало! — сказал он, лукаво поглядывая на меня. — Пойдешь на океан вечером?

— Да, заходи до заката, я буду ждать.

Леру отдал мне кувшин и отправился с другими охотниками к старейшинам.

Солнце еще не село, когда он меня позвал.

— Ильке, я здесь, выходи.

Леру — не жрец, в хижину не зашел. Я взяла тонкую ткань, на случай если будем купаться, вышла из хижины, притворила дверь и упала в объятия любимого.

На берегу океана было прохладно, после дневной жары так просто рай! Мы с Леру долго плавали наперегонки, потом ныряли. Он был счастлив. Охота удалась, океан рядом, я с ним. Из воды он меня вынес на руках и положил на песок. Потом нежно поцеловал раз, другой, потом прижался всем телом и закрыл глаза, а потом резко отстранился. Видимо, старался держать себя в руках. Мы некоторое время полежали молча, глядя как волны ласково щекочут пальцы ног, а потом я ему все-таки сказала.

— Ко мне приходил Ниигору.

— Он жрец. — пожал Леру плечами. — Он присматривает, как ты живешь без попечения старейшины. Я ему даже благодарен. Меня нет, а ты совсем одна...

— Погоди радоваться, он не просто так приходил.

— М-м-м? А зачем? — спросил Леру расслабленно.

— Просил меня войти в его хижину.

— А ты что ему ответила? — лицо любимого стало странным.

— Я сказала, что собираюсь войти в твою хижину. Но он не поверил и я думаю, что не сегодня-завтра он ждет другого ответа.

— Боги! — сказал Леру, — зачем я так долго тянул? Понимаешь, Ильке, я хотел стать полноправным охотником, чтобы быть в племени более уважаемым. Ты воспитанница старейшины, а я один из многих... Теперь у меня есть свое место среди бывалых, и тут такие новости!

— А еще он мне сказал, что я низшая по праву рождения, поэтому твое место для меня все равно недостижимо, — рассмеялась я. — И это я теперь должна теперь умолять тебя обратить на меня внимание.

— Я обращу, ты только попроси, я все для тебя сделаю, ты же знаешь, ты для меня — единственная!

— Знаю, Леру, но нам надо что-то решать!

— В его хижину ты не войдешь, я обещаю!

— Да, но это значит, что мне надо как можно быстрее войти в твою.

— Через три дня новолуние, а завтра я вознесу молитвы богам и не буду есть до вечера. Я думаю, что уже к новолунию ты будешь моей.

— Я тогда тоже не буду есть до вечера. Но я думаю, что Ниигору надо сказать о наших планах уже в день обряда.

— Нет, я думаю, что надо все сделать по правилам, в конце концов, что он нам может сделать? Да и потом никто о его намерениях не знает, а я всем расскажу, что у нас через день обряд. Все будет хорошо, любимая, — и Леру меня опять поцеловал, нежно и трепетно.

— Иди ко мне, — он взял меня на руки и понес в деревню, а я доверчиво прижималась к нему опустошенная и счастливая.

На следующий день Леру с утра пошел с дарами к жрецу, а я пошла на могилу Ринус со свежими цветами и горшочком еды. У меня своя богиня, которой я тоже хотела принести жертву. Хотя было жарко, я шла легко, потому что мысли витали в будущем, а тело сгорало в предвкушении чуда любви. На поле мертвых было тихо и знойно. Я села у шалаша и стала говорить с Ринус.

— Как я по тебе скучаю, как жалею о том, что ты не увидишь мое счастье. Ты всегда будешь в мыслях моих. Пусть твой путь на землях мертвых будет легким, не волнуйся за меня. У меня есть Леру. Ты же его знаешь, — я улыбнулась, представив лицо любимого с непослушными вихрами черных волос, — он добр и заботлив. Я буду ему хорошей женой и когда-нибудь я стану такой же мудрой и достойной старейшиной как ты.

После монолога я долго плакала, понимая, что плачу в последний раз, потому что впереди меня ждало счастье. Ринус была бы за меня рада. Потом я собрала увядшие цветы с шалаша и украсила его новыми. Поставила перед входом свой горшочек и положила небольшой кожаный мешочек с жемчужинами, которые иногда попадались мне в ракушках на берегу океана. Это было мое единственное богатство. Но для Ринус мне было ничего не жалко. Ей на путях мертвых труднее, а я и так справлюсь. Ушла я, ни разу не оглянувшись. На душе было легко. Ринус меня одобрила.

Возвращаясь, у околицы я увидела жреца, он улыбнулся и поманил меня пальцем, потом развернулся и пошел к Дому обрядов. Я пошла за ним, не зная, чего ждать.

Я вошла в полумрак хижины. Жрец уже сидел на циновке, скрестив ноги, жестом показал мне сесть напротив. Я села.

— Ты ничего не поняла, да? — спросил он меня. — От судьбы не уйдешь, Ильке!

— Леру был у тебя?

— Конечно, и ушел за жертвой богам, я наказал ему поймать большую рыбу. Богам она, конечно, не нужна, — тут он засмеялся, а мне стало как-то неуютно, — но так он хоть не будет нам мешать.

— В чем мешать?

— Пока просто поговорим, — Ниигору изучающее посмотрел на меня, — самое интересное оставим на потом.

— Я слушаю, — я попыталась произнести это безразлично.

— Сначала я думал, что мое предложение тебя удивило, и, в конце концов, ты примешь правильное решение, но теперь у меня возникает ощущение, что ты и не собираешься его принимать. Ведь так? С женщинами ты не говорила, а вчера у околицы встречалась с Леру, а потом еще и ходила с ним на океан!

— Я свободная.

— И низшая! А свободная ты только пока я позволяю тебе быть свободной. Избаловала тебя Ринус. Ты забыла, что у меня есть власть, а у тебя даже нет друзей.

— У меня есть Леру и завтра еще до заката я войду в его хижину.

— Что ж, если ты упорствуешь, мне придется указать тебе правильный путь.

— Я сама разберусь!

— Не забывайся, девчонка! Я — Проводник воли богов и старше тебя вдвое. Ты примешь любое мое решение. — жрец подскочил и навис надо мной.

— Я свободная и могу выбирать, у тебя нет надо мной власти, жрец! — я тоже подскочила и, отпрыгнув от него, прислонилась к стене.

— Хорошо, — сказал он уже более спокойно. — Думай как тебе угодно, но тебе не изменить волю богов. Принеси сюда жертву, кувшин молока и фрукты, а также домотканую материю, и постарайся выбрать поярче и понаряднее, она нам еще пригодится. А теперь можешь идти.

На ватных ногах я вышла из Дома обрядов.

К вечеру я уже достаточно пришла в себя, чтобы не обращать внимания на слова жреца. Тем более что у колодца я встретила Леру, который как раз возвратился с рыбалки. Ему повезло поймать крупного уме. И он считал, что боги благоволят нам. У меня не было причин ему не верить. Поэтому я в свою очередь сделала все, что сказал мне жрец, а именно принесла в Дом обрядов молоко, фрукты и отрез домотканной материи цвета лазури. Отдавать материю было жалко, но я решила, что лучше пожертвовать малым, чтобы задобрить богов. Им гораздо приятнее, когда отдаешь то, о чем будешь потом жалеть.

Вечером умиротворенная перебирала свои наряды и украшения, надо было выбрать, что надеть на время обряда. Спать я пошла лишь, когда совсем стемнело, и заснула с улыбкой на губах.

Следующий день начался волнующе. На рассвете к хижине пришел Леру с друзьями, которые несли три полных корзины подарков для меня, в них была и утварь, и одежда и амулеты от сглаза и на счастье. Они поставили корзины, не доходя до моей хижины. Леру стоял в стороне и внимательно смотрел на меня, пока его друзья наперебой рассказывали, каков мой любимый человек, и что он приготовил для своей единственной. Надолго меня не хватило, потому что с каждой минутой ожидания лицо Леру становилось все напряженнее. Наверное, думал, что я уже решила выбрать жреца. Поэтому пришлось подойти к корзинам и начать там деловито рыться с ахами и вздохами. Считалось, что чем больше женщина восхищается подарками, тем больше будет мужа уважать. Так неофициально в племени приобретался авторитет. Поэтому я старалась. Я очень хотела, чтобы Леру уважали. Он оценил мои старания. Стоял, прижав ладони к груди, не в силах выразить свои чувства, а глаза его сияли. Под конец церемонии принятия подарков я надела на голову венок из цветов, который сделала мать Леру своими руками и вернулась в хижину, чтобы вынести гостям попить. Обнесла всех водой с глубокими поклонами. Друзья Леру смотрели на меня восхищенно. Потом они ушли к океану, а я перетащила корзины в дом и начала разбирать подарки.

Настроение было великолепным. Вещи, которые мне подарили, были действительно хорошими и нужными, я даже начала представлять себе как именно я обустрою наш дом, и как буду хозяйничать на нашей новой семейной кухне. Так незаметно подоспело время обеда. Я пошла к колодцу за водой, а когда возвращалась, увидела жреца, который в окружении старейшин медленно шел к моей хижине.

В обычаях племени сильга не было прописано посещение новобрачной жрецом перед обрядом, уж скорее я сама должна была к нему придти. Поэтому я, поставив на землю ведро, настороженно стояла и смотрела, как они подходят все ближе и ближе.

Наконец жрец и его сопровождающие остановились, не заступая за низенькую оградку моего огородика для зелени. Это было не очень хорошо, что на территорию дома не зашли. Значит, дело — серьезно.

— Ильке, сегодня ты приняла дары от Леру! — сказал Ниигору и замолчал, как будто ожидая, что я начну отнекиваться. Я не ответила. — Но я вынужден тебя расстроить. Ты хорошая девушка, добрая и красивая, и стала бы достойным украшением племени, но... — тут Ниигору выдержал эффектную паузу и сказал, — ты не войдешь в хижину Леру завтра.

— Почему? — удивленно спросила я.

— Я — Проводник воли богов. — торжественно объявил жрец. Кто бы сомневался. — И боги указали на тебя. Завтра днем тебя принесут в жертву на поле Койш.

Это был серьезный удар. Я сдержалась только потому, что понимала, что спорить бесполезно. Я не смогу ничего доказать ни жрецу, ни старейшинам. С богами не спорят. Я просто стояла, пытаясь сохранять на лице невозмутимое выражение, а сама лихорадочно думала, не ошибка ли это, и что мне делать.

Первой мыслью было сбежать, но жрец явно продумал этот вариант, с ним пришли несколько женщин племени и воины. Они подошли ко мне, окружили, завели мне руки за спину и связали, потом спутали ноги, чтобы я могла передвигаться только маленькими шагами. Я не сопротивлялась, понимая, что пока не готова. Старейшины и жрец внимательно наблюдали за происходящим. На лицах некоторых старейшин я заметила тень сочувствия, они любили Ринус и симпатизировали мне, но власть жреца в этих вопросах была неоспорима.

Наконец жрец сказал:

— Отведите ее в Дом обрядов и закройте в правой комнате.

Правая комната Дома обрядов была лучшей укрепленной комнатой в деревне с двойными глиняными стенами и тяжелой деревянной дверью, которая запиралась на три засова. Жрец знал, что делал. Сбежать оттуда невозможно.

В окружении женщин и воинов племени я пошла к Дому обрядов. Шли мы медленно и поэтому происходящее смогли лицезреть все жители деревни, которые ради такого оторвались от своих повседневных дел. Не было только нескольких групп охотников и Леру с друзьями, которые еще с утра ушли на океан. Некоторые смотрели с недоумением, некоторые злорадно, но никто не вмешался и не спросил, за что меня ведут по улице как преступницу. То ли все уже знали, то ли не считали нужным за меня вступаться. Я с трудом сдерживала слезы, пытаясь себя убедить, что до возвращения Леру нужно держать себя в руках. В Доме обрядов меня заперли в правой комнате и оставили одну. Там-то я и разрыдалась.

Пол в комнате был земляной. Мебели не было. Узников в племени сильга не баловали. Но мне оставили бутыль с водой. После истерики захотелось пить. Мысли постепенно приходили в порядок. Надо дождаться Леру. Он что-нибудь придумает, в крайнем случае, сбежим. Построим хижину на берегу океана. Будем ловить рыбу, и любить друг друга. Мои родители тоже были рыбаками и умерли в один день. Мы с любимым еще сможем быть счастливы. Я все для этого сделаю. Размечтавшись, я не сразу сообразила, что ко мне пришли.

В комнату вошли несколько женщин и жрец. Женщины выстроились вокруг меня и крепко схватили за руки. Я попыталась освободиться. Но жрец сказал:

— Не дергайся, это ненадолго. — он стоял в двух шагах от меня, что-то помешивая в стакане. Потом протянул стакан мне. — Пей, тебе нужно успокоиться.

Я взяла стакан, принюхалась. Похоже на успокоительный настой, да и потом вряд ли жрец собирался меня отравить, и стакан я полностью опустошила. Женщины меня сразу отпустили и вместе со жрецом ушли.

Я осталась одна, и меня опять заперли. После успокоительного голова стала тяжелой, а все тело каким-то ватным, я мешком валялась на полу, когда пришел Леру. Родственников и друзей не могут не пустить попрощаться.

— О, моя Ильке! — вскричал он в его глазах стояли слезы. — Как же так? — вопрошал он. — Чем я прогневил богов, что они забирают тебя? Неужели мои жертвы были недостаточны, для того, чтобы оставить в покое мое сердце! Я мог бы вырвать его и утопить в океане, но тебе это уже не поможет! О, моя Ильке!

Я была в прострации. Эмоций практически не было. Просто тупо ждала, когда же он начнет планировать побег, чтобы хоть немного взбодриться. Но Леру упорно продолжал стенать.

— О, моя любимая! О, дар богов, не стала ты для меня подарком! Не смогу я ласкать тебя ночами, — 'и глазеть очами' — додумала я. Несмотря на трагизм нашего прощания, мне почему-то хотелось смеяться, наверное, жрец в напиток подмешал какой-то наркотик, те же ягоды койш, например. 'Умереть от койша для койша', — мысленно хихикнула я. Настроение стремительно повышалось. Хотя тело по-прежнему меня слушалось довольно вяло. Но руки я поднять смогла и даже протянула их к Леру.

— О, мой любимый! — выдавила я из себя, — никогда больше ты не облобызаешь мои уста и не поймаешь для меня омара. Я не сплету тебе ковер и не заштопаю штаны. Не будем вместе под луной мы омываемы волной, — что я несла дальше я не помню, кажется там еще было что-то про 'рассекаемы стеной' и 'истекаемы слюной'. Но под конец моей речи глаза у Леру были размером с хорошую раковину унури.

— Ты что, смеешься надо мной, Ильке?

— Нет, что ты! — хотя я уже откровенно хохотала. — Чего нам плакать, любимый! Надо веселиться! У нас праздник, мы уходим далеко-о-о! — пропела я, счастливо смеясь. А Леру прижал меня к себе и нежно поцеловал в лоб.

— О, дорогая моя девочка!

— Слушай, Леру, — перебила я, — а почему, все воззвания всегда начинаются со слова 'О!'. Чтобы воздуха побольше в грудь набрать что ли? Или это как бы подготавливает к торжественности момента?

— Я не знаю, что смешного или торжественного ты находишь в нашей беседе, — грустно прошептал Леру. — Я пришел с тобой попрощаться, а ты, наверное, меня совсем не любишь. Хотя я, конечно, рад, что тебе не страшно.

Страшно мне действительно не было. Впрочем, весело уже тоже. Кажется, истерика постепенно сходила на нет, а к теме побега мы так и не подошли.

— Конечно, Леру, я тебя люблю! — мой голос дрожал, а я сама не могла сказать, то ли это страсть, то ли нервы. — Как ты можешь сомневаться? Просто я не понимаю, зачем нам прощаться.

— В смысле? — вытаращился он на меня.

— Ну, жертвоприношение только завтра, для побега еще есть время...

— Ты хочешь бежать? Ильке, очнись! Волю богов нарушать нельзя!

— Да причем тут боги? Это же козни Ниигору! Ты разве не видишь? Позавчера он приходил ко мне, вчера мы ему сообщили об обряде, а сегодня он забрал меня сюда!

— Нет, Ильке, ты не права. Боги просто испытывают меня, смогу ли я вынести это горе.

Я попыталась приподняться с земли, но сил не было, и я бы тяжело рухнула назад, если бы он меня не придержал. Даже к себе прижал. Только мысли у меня уже смешались, и его теплое плечо уже не казалось надежным оплотом моей жизни.

— Подожди Леру! То есть боги испытывают тебя, а чем же я провинилась? Почему мне надо умирать за твои испытания?

— Ильке, Ильке, — он, мягко поглаживая по волосам, крепче прижал мою голову к своему плечу, — ты же знаешь, что Царство мертвых важнее Царства живых, там ты будешь счастливее, чем здесь. Не волнуйся, я долго не задержусь, я не смогу без тебя жить и скоро приду к тебе туда.

— Леру! — я резко оттолкнула его от себя. — Очнись! Мы можем быть вместе, уйдем из племени. Мир большой. Океана нам хватит. И я всегда буду с тобой. — я попыталась заглянуть в его глаза, но уже догадывалась, что обманываю себя. Помощи не будет.

Леру, опустив взгляд, смотрел в пол.

— Ильке, я не смогу уйти из племени. Боги проклянут нас, ты и сама это знаешь. Сколько бы ты не храбрилась, я знаю, что тебе страшно. Но знай, я всегда буду любить тебя! — торжественно произнес он, наверное, думая в этот момент о величии своей жертвы. И тихо добавил. — Я заплатил жрецу, ты ничего не почувствуешь. — он на мгновение прикоснулся к моим губам, потом нежно опустил мою голову на землю и быстро вышел из комнаты.

В моей душе ярко-красным цветком распускалось отчаяние. Я кое-как подползла к стенке и, прислонившись к ней, села. Так легче думалось.

Бежать я не смогу. Жрец об этом позаботился со всех сторон, даже опоил меня. Руки и ноги до сих пор двигались с трудом. Вдобавок ко всему начало знобить. Немного кружилась голова, и хотелось пить. Я отлепилась от стены и поползла к кувшину. Добравшись до воды, я долго не могла от нее оторваться. А потом без сил опять свалилась на пол. Так и лежала оглушенная, бессильная и апатичная, пока снова не пришел жрец.

Он вошел, взял меня на руки, и вынес из комнаты. Я не сопротивлялась. Уже стемнело. В Доме обрядов никого не было, он сел на циновку у окна и устроил меня на своих коленях. Придерживая одной рукой, убрал с моего лица волосы и, заглядывая мне в глаза, начал говорить.

— Ильке, ну что ты со мной делаешь, я не могу ни спать, ни есть, ни думать ни о чем, кроме того, как я с тобой... Ты узнала сегодня цену своему Леру. У него даже не хватило смелости поинтересоваться, что именно сказали боги. Он тебя сразу предал. Глупец! — со страстью прошептал жрец, и провел пальцем по моим губам. — Без боя отдать такое сокровище... Зато принес мне целый мешочек раковин унури, все чтобы ты не мучилась на поле койш. Я открою тебе страшный секрет Ильке, ты не будешь мучаться, ты же умная девочка и понимаешь, что надо сделать, чтобы все снова было хорошо? — и жрец пытливо уставился мне в глаза.

Отвести взгляд я даже не пыталась. Потому что понимала, что не получится.

— Ну, — жрец встряхнул меня, — не молчи, я жду, я слышал, как ты смеялась с Леру. Он плачет, ты смеешься. Что ты делаешь с мужчинами, Ильке?

— Я не знаю, — пробормотала я, сама не зная, на какой вопрос отвечаю.

— Зато я знаю, завтра ты войдешь в мою хижину, и для тебя все закончится! Боги выскажут другую волю.

— Нет, нет...— заметалась я на его руках. — Отпусти, я не войду в твою хижину.

— Глупая-глупая девочка, — прошептал мне на ухо жрец, — ну ничего, не бойся, мы сделаем по-другому. А сейчас спать. Я буду рядом.

Он перехватил меня поудобнее, и понес обратно в правую комнату. Бережно пристроил на полу, потом принес подушку и кусок полотна, укрыл, ласково погладил по волосам и, наконец, оставил в покое. Я уснула сразу. Слишком много было впечатлений для одного дня.

Проснулась я оттого, что замерзла. Ткань, которой меня вчера укрыл жрец, была мокрой от пота и холодила тело. Я сбросила ее и попыталась встать. В комнате стоял полумрак, значит, уже наступило утро. Но было тихо, значит, еще рано. Я стояла, тяжело опираясь на стену, ноги под коленями дрожали. Воспоминания о вчерашнем дне нахлынули как океанская волна и смыли все остатки глубокого сна. Сегодня я умру.

Все племена сильга сажали ягоды койш. Они обладали целебными свойствами, и были одним из основных источников торговли, росли они не везде, а использовались повсеместно. С помощью этих ягод лечили серьезные травмы, ожоги, и слушали волю богов. В богатых племенах их применяли во время праздников, чтобы всем было радостно.

Но делали это редко. Ягоды койш были очень дороги, и не потому, что мало, где росли, и не потому что их сложно было добывать, а потому, что для их роста требовались жертвы.

Раньше, когда между племенами сильга случались стычки за лучшие охотничьи угодья или удобные бухты, эту проблему решали просто, за счет пленных. Но в последнее время вождям племен удавалось договариваться полюбовно. И для полей койш использовали животных. Такие жертвы требовались чаще, а ягод получалось мало. Иногда для жертвоприношений на полях койш использовали преступников, но жители племени не настолько часто нарушали закон, чтобы это не сказывалось на урожае. Иногда через жреца с племенем говорили боги, они указывали на угодную им жертву. И ее приводили на поле койш, привязывали и оставляли на ночь. Никто не знал, что происходило с жертвой. Никто не рисковал подсматривать за тем, как резвятся боги. Но наутро на поле обычно не оставалось никаких следов. Даже обрывков лиан, которыми связывали запястья и щиколотки.

Моя душа дрожала от страха, а тело от холода. Я сжалась в углу и с трудом пыталась сдержать слезы. Леру меня предал. Но я могла его понять. Это мне повезло вырасти со Старейшиной Ринус, которая относилась ко всему критически, и не боялась никого и ничего. А Леру всего лишь мечтал стать охотником. И только Боги могли ему в этом помочь, а для этого им нужно было получить меня. Так сказал ему Ниигору. Цели жреца понятны. Но неясно, почему он не воспользовался моей беспомощностью сегодня ночью. Неужели испугался гнева богов? Что-то непохоже. В любом случае, ничего хорошего меня не ждет, а поэтому надо сосредоточиться.

Я тыльной стороной руки вытерла слезы, потом кое-как заплела две косы негнущимися пальцами. Встала и попыталась пройтись. Да, меня шатало, но, после того как я пошаталась взад-вперед по комнате, мне удалось немного прийти в себя.

Тут-то и заявились мои палачи. Первым вошел Ниигору, я оперлась о стену. Он знаком остановил своих сопровождающих за порогом комнаты и прикрыл дверь.

Подошел ко мне, сжал руками плечи.

— Ильке, ты не передумала?

— Нет, жрец, не дождешься, выбор богов стал моим выбором!

— Ладно, если хочешь идти до конца, дело твое. Но Боги видят, я хотел, чтобы все было по-другому. — жрец отвернулся и открыл дверь.

— Выходи, — приказал. Я молча подчинилась. Сейчас буду вялой и безучастной, пройдем через дом. Потом через поселок. До поля идти далеко. Надо усыпить бдительность стражей. Пока не сопротивляюсь, а потом...

А потом не случилось. Потому что в Доме обрядов меня опять связали. С опутанными ногами я далеко не убегу. Жрец позаботился и об охране. Несколько старух, которые повисли на моих руках, молодые охотники, среди которых были и вчерашние друзья Леру, которые принесли мне в хижину дары. Жрец щедр. А друзья Леру мне ничего не обещали. Вчера я была невестой, и они были готовы защищать меня, а сегодня я покидаю племя и я хуже, чем преступница, потому что ничего не совершила, а от меня уже все отказались.

Так мы и вышли, я в окружении старух, охотники с оружием наизготовку, и замыкающий шествие Ниигору.

Нас никто не провожал. Жители не любили смотреть в глаза жертвам поля койш. Они думали, что идущие на смерть могут наслать проклятье. Я бы, наверное, смогла. Поэтому они правильно не вышли из хижин. Леру я тоже не увидела в последний раз. К лучшему. Возможно, увидев его, я бы не смогла сдержаться. А мне нужны силы. Я еще жива, значит, должен быть выход.

Только-только рассвело. И хорошо, что вышли сейчас, может быть, поле койш убьет меня до полудня. Не хватало еще перед смертью испытать все прелести летней жары. Шли мы медленно, старухи молчали, охотники тоже. Жрец переместился во главу нашего отряда и пару раз оглядывался, вопросительно посматривая на меня. Я опустила глаза вниз, все равно следовало смотреть под ноги. Веревки мешали правильно делать шаги, поэтому я то и дело спотыкалась.

Когда мы шли через лес, я невольно стала дышать глубже. Богатство запахов и звуков окружало меня. Почему я раньше не замечала, насколько люблю лес, отдавая предпочтение океану. Почему меня не отвели к океану? Я не простилась с океаном. Я там была последний раз позавчера вместе с Леру. Почему мое последнее воспоминание об океане одно на двоих с Леру? Я мотнула головой, отгоняя прочь неправильные мысли. И увидела поле койш.

На середину поля мы не пошли. Уже давно было известно, что нет никакой разницы, где именно привязывать жертву. Жрец даже сжалился надо мной. Меня положили на землю и привязали в тени большого раскидистого дерева женаз. Тень уйдет отсюда только после обеда. Что ж, пусть так.

Я не сопротивлялась, потому что понимала, что это бессмысленно. Я лежала на земле, глядя на светлое небо, которое в свою очередь разглядывало меня сквозь листву. Жрец приказал сопровождающим отойти в лес, а сам присел рядом со мной на корточки. Я сжалась.

— Ну же, Ильке, не трать силы. Осталось чуть-чуть. Ты ведь не боишься? — он слегка ладонью провел по моей щеке. Я дернулась. — Эх, ты! Такая маленькая и глупая, ласку не выносишь, а с предателем вчера обнималась. Где он, твой Леру? Ты страдаешь, а рядом кроме меня никого.

— Что за пытка, жрец? Приступай!

— Ладно, — просто сказал он и снял с пояса флягу, — Леру заплатил мне, чтобы ты ничего не почувствовала, я сделаю даже лучше. — он приподнял мне голову и, раздвинув губы в жестокой улыбке, прошептал мне прямо в глаза, — испей чашу судьбы до дна, раз уж отказалась быть со мной.

Я сделала глоток, жидкость была прохладной и приятной на вкус. Я даже не ожидала, поэтому отпила еще немного.

— Удачи, Ильке! — Ниигору встал, заткнул флягу пробкой, потом развернулся и пошел к ожидающему его отряду. А я тупо смотрела ему вслед. С земли жрец казался большим и величественным. Но я все равно не пожалела о своем выборе.

* * *

Жертвам поля койш перед смертью давали настойку, секрет которой знали только жрецы. Говорили, что благодаря этой настойке жертва до самой смерти пребывает в мире грез и не чувствует ни боли, ни грусти, ни страха, а только удовольствие. Даже, когда гибкие щупальца растений койш начинают разрывать плоть, жертва ничего не осознает. Леру заплатил жрецу, чтобы моя смерть была приятной. Поэтому я расслабилась в ожидании сладких грез. Но, через некоторое время поняла, что ничего не происходит. Со мной. Мой взгляд не затуманен, мыслю ясно и чувствую спиной каждую травинку. Скоро поле проснется и мне будет больно. Очень больно. Я задергалась в путах, но движения были как замедленные. Охотники вбили колья на славу. Тогда я попыталась закричать. Может, Ниигору что-то напутал, сейчас вернется, даст правильное питье, и я еще до своей смерти смогу танцевать с духами. Но закричать я не смогла. Проклятый жрец лишил меня голоса. Чтобы я чувствовала и понимала все, что со мной происходит, но при этом деревня продолжала бы спокойно жить, не слыша моих предсмертных криков. Немота стала для меня неожиданностью, и я погрузилась в панику. Я дергала руками и ногами, извиваясь по земле всем телом. Мотала головой. Думала только о том, чтобы нельзя останавливаться. Потому что если я перестану двигаться, мне станет жутко. Скоро стебли вылезут из земли, будут шарить по моему телу, вспарывать кожу, высасывать кровь, ломать мои кости... Смерть будет долгой и мучительной. И моя жертва не нужна никому, пусть Леру не обманывает себя. Он слаб и останется жить, а я прорасту ягодами койш, чтобы они потом могли лечить живых и дарить друг другу веселье во время праздников. Из глаз ручьями катились слезы, они стекали по вискам и щекотали ушные раковины. Я вертела головой, потому что не могла вытереть мокрые глаза, и мне казалось, что ласковые отростки лиан уже перебирают мои волосы, все ближе притягивая меня к земле. Солнце вставало все выше, а мне становилось все хуже. Первый шок прошел, но от жутких мыслей избавиться не удавалось. Моя воображаемся смерть становилась все страшней и страшней и до меня, наверное, окончательно дошло, что это конец...

— Да что тут такое происходит? — раздался рядом встревоженный мужской голос. Я дернулась на звук. Кто-то подошел ко мне и присел рядом на корточки.

— Ты меня слышишь? — спросил. Я честно попыталась ответить. Потом поняла, что бесполезно и захлопала ресницами. От беспомощности и невозможности что-либо объяснить из глаз снова водопадом хлынули слезы.

— Не рыдай. Не люблю. Тебя развязать?

Нет, зачем же, я же сама сюда пришла. Изо всех сил дернула руками.

— Да понял я, понял. Сейчас, подожди.

Незнакомец завозился и вскоре освободил мои запястья от веревок.

— Сядь, — приказал он, — сейчас ноги развяжу.

Вот я и на свободе. Сижу на земле. Чувств нет. Говорить не могу. Только смотрю на него.

Незнакомец не из наших. Светлые глаза, кожа почти такого же цвета как моя, но знаю, что это загар. В сезон дождей с него это все слезет и будет бледным как брюхо океанской рыбы. Дикарь. Штаны, льняная безрукавка, обувь. Дикари не могут жить в единении с природой и отгораживаются от нее.

— Долго сидеть будешь? Вставай! — он встал и потянул меня за руку. Я поднялась, ноги не держали. Попыталась сказать об этом, но не издала ни звука. Он посмотрел с любопытством, крепко удерживая меня, чтобы не упала. А потом подхватил и взвалил на плечо.

— Не дергайся, — сказал, — отсюда уходить нужно как можно дальше. Жемчуг я уже взял.

Какой жемчуг? С могилы Ринус? За рощей поле мертвых, но оттуда нельзя ничего забирать! Я забилась в его руках.

— Вот идиотка! — незнакомец в сердцах встряхнул меня как мешок и быстро понес вперед. — Эти твари плотоядные! Я с такими уже сталкивался. Скоро все начнется! Поэтому вертись, не вертись, а мы уходим! Будешь брыкаться, найду, как успокоить.

Волосы мотаются, вижу свои руки, а где-то далеко-далеко, как в тумане чуть не принявшая меня земля.

* * *

Цвет неба над головой был насыщенным голубым, таким он бывает перед сумерками. У океана, конечно, светлее, там садится солнце. Но закат я сегодня не увижу. Или увижу? Вечер, а я еще жива.

— Очнулась? — завозился кто-то рядом. Я с трудом повернула голосу. Давешний спаситель. — Лежи спокойно. Я тебя помыл, но двигаться тебе пока рано.

Я непонимающе приподнялась. Да, я была без рубахи и ее поблизости не наблюдалось. В племени сильга не стеснялись наготы, но лежать на траве обнаженной рядом с мужчиной, который не является ни другом, ни мужем было странно.

— Вот суетливая, — опять заговорил мужчина, — твою рубаху я выкинул. Там земля ядовитая, когда растения пробуждаются, они выделяют сок, а ты достаточно долго пролежала. Наденешь мою. Впрочем... — он нисколько не смущаясь оглядел меня, — ночью не так уж и холодно, а если что я рядом.

В его намерениях я не сомневалась. В племени сильга тоже были довольно свободные нравы и считалось нормальным если людям нравилось быть друг с другом. И про дикарей я знала достаточно. Они хоть и жили в домах и проповедовали различные учения о чистоте супружеского ложа и необходимости ожидания чуда любви, тем не менее, когда их торговые караваны проходили через нашу деревню, мало кто из пришельцев отказывал себе в удовольствии пообщаться с местными красавицами. Я же в то время встречалась с Леру и ждала нашей свадьбы. Лучше бы не ждала. Но теперь поздно. Мне все равно, а этот мужчина заслужил награду. Я расправила волосы над головой, легла поудобнее и уставилась в небо. Скоро зажгутся звезды. У нас над океаном темнеет быстро, не успеешь из воды выйти, как уже дорогу к дому не видать.

— Эх, — вздохнул спаситель. — Какие же вы все-таки простые. И спокойные. Пойми, — он поднялся, отошел к своей сумке и начал в ней рыться. — Женщина не должна принимать любовь так как ты, если хочешь, то будь яркой и страстной. Вся ночь наша, рядом никого. И весь мир наш! А если не хочешь, зачем покоряешься? Ты думаешь, мне интересно тебя принуждать? Вот еще! Я с женщинами предпочитаю договариваться полюбовно.

Сейчас начнет про всех рассказывать. Я вздохнула. До чего ж они предсказуемые и нудные порой. И как странно, что я до вчерашнего дня я этого не замечала. А теперь, постояв на пороге смерти, меня как будто перестало волновать происходящее вокруг. Я больше не женщина, а просто существо, бесстрастное и холодное. А он еще ждал от меня любви.

— Оденься, — мне на руку упала мягкая ткань. — Смотреть не могу на твои прелести.

Одевалась я под его присмотром. Он сидел рядом и наблюдал, за моим состоянием. Слабость я чувствовала, горло сжималось спазмами. От жажды, наверное. Говорить я пока не могла. Вот это было обидно. Если уж я не умерла, то надо как-то жить дальше, а без голоса это существенно тяжелее.

Потом он принес мне воды. И две лепешки. От лепешек пахло рыбой, значит, шел он из какого-то селения на берегу. И где интересно мы сейчас? Я завертела головой. Знакомых ориентиров не наблюдалось. Но вряд ли он унес меня далеко от поля. И обрывки лиан скорее всего не убрал. Жрец обязательно вернется, а он неплохой следопыт. В племени сильга все умели читать следы. И если он поймет, что я не умерла, что тогда? Надо уходить! Я попыталась подняться. Но мужчина, удержал меня.

— Сиди! — приказал. — Куда собралась? Бежать? Значит, все-таки какие-то чувства остались? Но не переживай. От твоей деревни мы далеко. И я шел по ручью. Мы неподалеку от водопада.

В наших местах был только один водопад. Илиди. И до деревни от него было и впрямь далеко. Люди нашего племени ходили к водопаду только шесть раз в году на встречи с другими племенами. Только вот как же он меня сюда донес!

Мужчина, глядя на меня, улыбнулся.

— А ты забавная, соображаешь быстро. Жалко только, что говорить не умеешь. Но ничего, утром я тебя осмотрю. Сейчас уже темно. Поэтому ложись и отдыхай.

Он легонько толкнул меня в грудь и я откинулась на спину. Он пристроился рядом.

— Завтра нас ждет долгий путь. Я сегодня весь день думал, что с тобой делать. Между прочим чуть не сдох, пока тебя тащил, днем все-таки жарко.

Ну еще бы. До сезона дождей еще далеко и солнце в это время года к нам ближе всего.

— Но, знаешь, я не жалею. Я ценю красоту. — он закинул руки за голову и тоже уставился в небо. — А ты красивая. Глупо, конечно, было тебя спасать. Влез в какие-то ваши племенные разборки. Нет, ты не бойся, я тебя в обиду не дам. Раз уж спас, помогу. Просто сам от себя не ожидал, но когда увидел тебя там... Ты как будто уже и не здесь была. Но такая естественная. — голос незнакомца был мечтательным, и я невольно расслабилась. — Я хожу по вашей земле, столько здесь интересного и опасного, вот и ты такая же. Как хищный цветок. Тебя, наверное, не зря на поле привязали? Опасаются твоего сглаза? Или чужого мужика увела? — нет, даже своего сохранить не смогла. — Может, они и правы, твои соплеменники, но я так не могу. И вот когда тебя отвязал, так легко на сердце стало. Как будто все встало на свои места. Впрочем, тебе не понять. Вы же живете, не думаете о высоком. У вас все просто, попить, поесть, рыбалка там, охота. Танцы и песни. Дети леса. В небо смотрите, а до звезд вам далеко.

После этой фразы я повернулась к нему спиной и устроилась щекой на своей ладони. Почему-то мне стало очень грустно. Он говорил о том, какими видит нас, а я, увидев свою жизнь его глазами, наконец-то поняла, что потеряла.

— С виду веселые и простодушные, как дети, а на деле жестокие и расчетливые. Коллективный разум. Цените свои ракушки, бусинки, горшки и плошки, а сами цепляетесь за замшелые традиции. Людей вот травке скармливаете.

Тут меня злость взяла. Дикари в городах использовали ягоды койш не меньше, чем у нас в племенах. Да, ни для кого не секрет, что для этого нужны жертвы. А они хотят быть выше жертвоприношений, забывая о том, что таковы законы выживания. Сам себе противоречит. У них в книгах тоже написано, что для того, чтобы что-то получить, надо чего-то лишиться. А, может, он просто об этом не знает? Ринус рассказывала, что многие люди в городах все детство проводят в одном доме, окруженном небольшим садом, и никогда не ходят на океан или в лес. Может, его только недавно из этого дома выпустили, и он еще ничего не понял?

Мужчина словно почувствовал, что я напряглась, и неожиданно положил мне руку на плечо.

— Успокойся, — тихо прошептал он мне на ухо. — Я не буду тебе больше про поле напоминать. У тебя теперь будет совсем другая жизнь. Я не думаю, что ты дурочка, просто необученная и дикая. Но зато ты молодая. Вся жизнь впереди. Ты только никуда ночью не убегай. Я все равно тебя догоню, просто не охота в темноте по джунглям шарахаться.

Вряд ли, конечно, он меня догонит, этот житель дома-сада. За ночь я бы дошла до океана. Там есть, где укрыться на первое время. Но что делать дальше... Над этим надо еще подумать.

* * *

Утром я проснулась рано. В деревне всю работу лучше делать с утра. Но у меня теперь не было никакой работы. Мужчина рядом еще спал. А я лежала и думала. Ни в одной из соседних деревень меня не примут, а если и примут, то рано или поздно выдадут жрецу, как только узнают в чем дело. Или точно так же принесут в жертву, но уже на своем поле койш. Поэтому здесь мне оставаться нельзя. Да и как меня встретят в других племенах сильга, тоже вопрос. У нас не принято скитаться без особой причины. Тем более девушке. И в любом другом племени я займу место среди низших, а это значит, отсутствие нормального жилья и самая тяжелая работа. Я мало где бывала, и не смогу при случае себя защитить. А значит... Значит, надо умыться и поесть.

В водопаде я плескалась довольно долго, потому что под прохладными струями воды мне было хорошо, и легко было не вспоминать, насколько изменилась моя жизнь. Вместо будущего с Леру, уютного родного дома, ночей любви, устроенного быта и спокойствия, я получила неопределенность. Но я молодая, сильная, здоровая, я все переживу. Старейшина Ринус меня научила справляться с трудностями. Она верила в меня, и именно поэтому мне хотелось все-таки стать счастливой, пусть даже и вопреки всему тому, что со мной произошло.

У воды рос огромный куст айджу, его светло-зеленые плоды прекрасно утоляли голод и жажду, я сорвала несколько штук и отправилась будить своего спутника. Пока он меня устраивал. От меня ничего особенного не потребовал, и мне хотелось бы узнать о его планах. А плоды для него — проявление моей заботы. В племени сильга женщины помогают мужчинам, которые вместе с ними.

А он по-прежнему спал. Меня это удивило. Солнце уже поднялось высоко, и хотя на ночь мы расположились под большим деревом, от жары тень не спасала. Днем летом много спать нельзя. Я ухватила его за плечо и тихонько встряхнула, потом потрясла сильнее, но он не просыпался. Я прислушалась к его телу. Дыхание было прерывистым, но жара не было, значит, не лихорадка. На укусы лесных мух и змей тоже не похоже. Что же с ним? Прощупала руки, ноги, живот. Посмотрела зрачки. Старейшина Ринус неплохо разбиралась в травах и умела лечить, но только те болезни, к которым духи не имели отношения. Я тоже знала, как врачевать переломы и раны, обрабатывать укусы и заживлять ожоги. Повреждений у мужчины не наблюдалось, и о своем состоянии он рассказать не мог. Я растерялась, но потом решила, что пока он жив, а я чем смогу, помогу. Он тоже меня не бросил. Я поднялась и прошлась вдоль ручья. Побеги и листья лайги жрецы часто используют для окуривания хижин больных. Это помогает умилостивить духов тела. И если я дам их своему спасителю, то, возможно, его душа тоже сможет найти дорогу назад. Надергав бледноватых жестких листьев, я вернулась под наше дерево, устроилась поудобнее, пережевала листья в кашицу и смазала ему десны, щеки и лоб. Вкус и запах листьев лайги должны привлечь духов тела. Чтобы показать им, что он — мой мужчина, я взяла его за руку и прижала ее к своей груди. Возвращаться всегда легче, когда тебя ждут.

После обеда до нас добралось солнце, а дикарь так и не пришел в себя. Я поднялась, взяла его за ноги и перетащила в тень. Вопросов становилось все больше. Со жрецом я никогда не работала и толком не знала, как лечить болезни, насылаемые духами. Что я буду делать, если он к вечеру не очнется? И завтра не очнется? А если это вообще продлится несколько дней? Мне так и жить с ним под деревом? Или идти за помощью? А если идти, то куда? И явится ли кто-то на зов немой девушки, чтобы помочь неизвестному дикарю? Где достать раковины унури, чтобы заплатить жрецу за работу? До океана далеко, и там мне потребуется время, а можно ли его надолго оставлять? В конце концов, я решила успокоиться и делать то, что могу. Устроившись на песке, я подтянула к себе сумку своего спасителя и вытряхнула содержимое на песок. Там было несколько листов бумаги с непонятными записями. Этого языка я не знала. Большой и острый нож, веревка, два круглых камня, еще одна рубаха, кусок какой-то тонкой материи, фляга, раскрошившаяся сухая лепешка, и мешочек с жемчужинами, который я оставила на могиле старейшины Ринус. Значит, мне не показалось тогда. Он действительно его забрал. Эти дикари не чтут наши традиции и ничем не брезгуют. Но это дело его совести, а мне теперь есть чем расплатиться со жрецом, чтобы спасти его никчемную жизнь. Хотя все равно непонятно, духи бы не стали размениваться на такие мелочи. Кто его проклял? Почему ему хотели навредить?

Я сложила вещи обратно в сумку. Не убрала только кусок материи и флягу. Наведалась к ручью, потом вернулась, обтерла мужчину мокрой тканью и стала по капле вливать ему в рот воду. Меня немного озадачивало то, что он совсем не потел. Листья лайги не помогли? Значит, мне все-таки придется идти за помощью... Поэтому стоит позаботиться о своем внешнем виде.

Мужская рубаха доходила мне до середины бедра, и ее следовало немного удлинить. Я стащила ее с себя, потом надергала молодых гибких нитей-лиан и стала плести подол. Работа увлекла меня, и я провозилась почти до темноты. Под конец я оторвала от рубахи рукава и ягодами аззари нарисовала красные полосы на своем новом платье. Оно получилось не слишком аккуратным, но, по крайней мере, вопросов ни в одной деревне не вызовет. Не то, что рубаха с чужого плеча.

Потом я натянула платье на себя, снова напоила своего пациента и улеглась рядом с ним. В деревню пойду с утра. До жары. Но придется идти за водопад. В тех племенах меня не знали, да и я там никогда не бывала. Буду надеяться, что дорогу найду. Но все равно было страшно. Ночь наполнилась шорохами, но боялась я не лесных тварей. Они летом безопасны. А того, что мне придется вернуться, снова окунуться в привычную жизнь. Услышать перезвон ракушек амулета племени, который обычно ставили у деревенских ворот, крики деревенских детей, смех охотников, разговоры женщин у колодца. Почувствовать запах коптильни и свежевыловленной рыбы. И войти в Дом обрядов, принести жертву и вознести молитвы богам... Встретиться с незнакомым, но жрецом, почувствовать на себе его непроницаемый, надменный взгляд. Придется как-то объясняться знаками, потому что говорить я не могу. Но он проводник воли богов, может, он сумеет и мне помочь? Эта мысль неожиданно увлекла меня и я почти поверила в то, что иду не просто спасать чужую жизнь, но и налаживать собственную. После этого я заснула.

* * *

Никуда идти не пришлось. Утром мужчина очнулся, как ни в чем не бывало.

— Эй, — ущипнул меня за щеку, — просыпайся, красавица. Пора в путь. Я же обещал, что тебя не брошу.

Он рывком поднялся и направился к ручью умываться. А я села, скрестила ноги и стала за ним наблюдать. Болезнь оказалась весьма странной. Ходил он нормально, не шатался, руки-ноги не дергались, голова не кружилась, и, похоже, он был вполне доволен жизнью. Но самым удивительным было не это, а то, что он, как оказалось, не знал, что проспал почти двое суток.

— Откуда у тебя платье? — поинтересовался он, подходя ко мне.

Я пожала плечами. Как я ему объясню? Порылся в своей сумке.

— Где мой платок? — строго посмотрел на меня. Я протянула ему кусок ткани, которым его обтирала. Он с удивлением уставился на него и опустился рядом со мной на корточки. — Зачем брала? Понравился что ли?

Даже не знаю. Ткань ровная, красивая, даже удивительно, что дикари такую могут создавать. И узор на ней в мелких ракушках. Красиво, да, только мне он зачем? На юбку не хватит, на рубашку и подавно, если только вставку на груди сделать. Можно в него еще подарок завернуть раковину, например, или бусины, ну или богам отнести. В любом Доме обрядов такое пожертвование приняли бы с радостью. Но это все осталось в моей прошлой жизни, а в нынешней мне этот платок зачем? Я посмотрела мужчине в глаза. Он махнул рукой. — Черт с тобой! Как же глупо все! — потом взял у меня из руки платок, сложил его пополам, слегка пригладил мне волосы и повязал платок на голову. — По самой жаре пойдем, и так слишком долго спали. Это чтобы тебе голову не напекло.

Я снова пожала плечами. Мне не нужна защита от солнца. Оно любит таких как я, и не вредит. Но спорить с мужчинами из-за такой ерунды неправильно. — Не дергайся. — его губы оказались неожиданно близко и я ощутила на своей щеке его дыхание. — Что же мне с тобой делать? — пробормотал он. — Знаешь... Пойдем в город. Там у меня живет знакомая. Ты, вроде девушка приличная, по мужикам бегать не будешь. — я вскинула на него взгляд. — Конечно, не будешь, — улыбнулся мужчина, — на меня не реагируешь, а я себе цену знаю. От баб отбоя нет. Ночью не убила, не ограбила опять же. Платок не считается. Я тебе сам его дарю. Вела себя спокойно, я ночью даже не просыпался, а очень чутко сплю.

Разумеется, я промолчала, и не только потому, что не могла говорить.

— Или ты хочешь к своим вернуться? — я помотала головой. — Ну, нет, так нет. Есть хочешь? — он порылся в сумке и достал оттуда обломок сухой лепешки, — м-да...

Я в свою очередь пошарила в траве, и протянула ему один из айджу, сорванных вчера у ручья.

— Ого, — кивнул он одобрительно, — и польза от тебя есть. Теперь я хотя бы попробую убедить Грету.

* * *

Но перед тем как мы отправились в путь, он зачем-то решил меня осмотреть. Заставил открыть рот, вздернул мне подбородок и, развернув к солнцу, долго-долго что-то внутри разглядывал. От яркого света у меня даже глаза заслезились. Потом до боли щупал горло и трогал за ушами. По-моему, его результат его удивил, во всяком случае, выглядел он озадаченным.

— Ты давно не можешь говорить?

Я помотала головой.

— Впрочем да... Слышишь хорошо. И внешне никаких повреждений. Странно. Болезнь какая-то? Осложнения? Снова 'нет'... Хм... Я пока не знаю, как тебе помочь, если ты, конечно, в принципе говорить умела.

Я энергично закивала. Может, попробовать его уговорить пройти через деревню и обратиться за помощью к жрецу?

— Это хорошо, что умела. Хотя, знаешь, — он закинул сумку на плечо и указал вперед рукой, — идем туда. В твоей немоте есть и плюсы...

Я сердито посмотрела на него. Мне не было дела до каких-то там плюсов. Я просто хотела бы получить обратно хотя бы то, что мне принадлежало по праву. Я не понимала, зачем Ниигору отдал мой голос духам, и очень боялась, что они мне его не вернут. Надежды на то, что все произойдет само собой, не осталось. Это 'недомогание' посильнее, чем у некоторых, которые после суток, проведенных без сознания, ведут себя так, как будто все в порядке.

— Понимаешь, — продолжал мужчина, — мы примитивны, то есть ценим то, что для нас очевидно. Ты исполнительная, заботливая, красивая и...немая. Идеальная жена! — рассмеялся он. — Ладно, ладно, не дуйся. Я почти пошутил. Просто мне с тобой легко. Не бесишься, не скандалишь по пустякам, не дергаешься. И почему-то мне кажется, с тобой можно договариваться.

Или нельзя. Ниигору вот не удалось.

Потом мы долго шли молча. Он наслаждался ходьбой, а я думала, о том, что со мной происходит. И можно ли такую компанию считать судьбоносной.

Днем на привале он уселся напротив и начал меня разглядывать, а потом похвалил мое платье.

— Знаешь, красиво вышло. Полоски, конечно, кривые. Но зато сколько труда вложено. Всю ночь что ли старалась?

Я указала рукой на солнце.

— До самого рассвета? — округлил он глаза. — Наверное, ты лучше меня видишь! — кивнул уважительно. — А я вырос в городе, поэтому джунгли для меня все равно не дом родной. Ночью вообще ничего не вижу. Ориентироваться могу, конечно, но это неудобно. Не люблю я лес. Океан лучше... Понимаешь меня?

Я кивнула. Океан мне тоже нравился.

— Ты в городе была когда-нибудь? Нет? Я думаю, тебе понравится. Мой город... Он на самом берегу... И дом... У нас каменные дома. И дороги выложены плитами, так что тебе придется еще обувь купить... А пока, пойдем дальше?! Сегодня мы еще переночуем в лесу, но завтра уже выйдем к окраине...

Мы шли почти до темноты, и шелковистая лесная трава щекотала мои ступни. Город на берегу — это хорошо. Наверное, первое время там будет интересно пожить. Старейшина Ринус бы только порадовалась тому, что у меня появилась возможность научиться чему-то новому, даже если это быт и нравы дикарей. В конце концов, они не сильно от нас отличаются. Живут в поселениях и строят дома. И едят наверняка то, что подарит им океан. Иначе зачем жить на берегу? Может быть, я смогу выходить в океан? В детстве родители часто брали меня с собой, а потом и рыбаки... Я умею собирать хорошие раковины и готовить из них вкусный суп. Рядом с океаном я найду себе новую жизнь, и сама себе помогу.

Ночевали мы на опушке леса. Лианы свисали со старого дерева женаз, под которым мы устроились, и эта занавесь дарила ощущение спокойствия и умиротворения. Или же я просто очень устала. Дикарю нельзя было отказать в выносливости. Шли мы почти весь день и довольно быстро. Он на меня иногда поглядывал, но я сохраняла на лице невозмутимое выражение. Да, так далеко я никогда не ходила, но иногда и обычная работа в поселке требовала не меньшей самоотдачи, особенно в дни больших праздников. Заснула я быстро. Может быть, потому что где-то далеко о берег бились волны, которые ждали меня.

* * *

Город мы увидели утром. После того как вплотную приблизились к прибрежным скалам. Он словно таял в сиреневой дымке, и я на мгновение поразилась его воздушным очертаниям. Мой поселок всегда мне казался продолжением леса, потому что был собран из его частей. Он и был лесом, пусть упорядоченным и обустроенным, с отсечением всего ненужного, но мы всегда были детьми природы! А дикари... Белые городские стены тянулись из земли, а за ними теснились домики. Довольно аккуратные, как будто игрушечные. Дети племени сильга часто ленились для своих игр плести хижины из соломы, а просто лепили домики из речной глины. Может, дикари тоже ленивы? Хотя, что говорить, дома из глины и камня прочнее и смотрятся они красиво...

— Любуешься? — поинтересовался мой спутник. — Это жилые кварталы, — указал он вправо, — там, в гавани, корабли, там рынок, а тааам... — он неожиданно приобнял меня за плечи и развернул к океану. — Замок правителя, Князя Гозольдо.

Я бросила туда взгляд и замерла очарованная. Чуть в отдалении от берега, напротив выстроившихся в ряд дикарских кораблей, словно жемчужна в раковине, разместился остров, на котором стоял прекрасный замок, мерцающий, словно кусок коралла, только что омытый океанской волной.

— Насмотрелась? Вблизи не хуже! Пойдем, скоро будет жарко, и хотелось бы к этому времени найти прохладное местечко.

* * *

Город мне не понравился. В нем было слишком много чуждых звуков, которые заглушали от меня природу. Впрочем, там и без этого для нее места не было. Серые каменные плиты дорог не давали шанса траве, а для каждого дерева или сада было специально выделенное место. Единственное, что ценили жители города, это хедеру. Ей позволялось многое. Она цеплялась за стены домов, оплетала окна, двери и витые решетки заборов. Да, она красива, и ее листья даже в пик летней жары не теряют своей темно-зеленой насыщенности, но у нас в племени ее всегда считали сорняком. И эта любовь дикарей к тому, что нам мешает жить, меня удивила.

Городской рынок был крупнее наших племенных базаров, но, по сути, не сильно от них отличался. Среди разнообразия товаров и навесов, которые закрывали обзор было легко заблудиться, поэтому перед входом мой спутник взял меня за руку и теперь вел за собой словно ребенка. Внимания на меня никто особо не обращал. Наверняка местные активно торговали с племенами сильга.

Остановились мы у прилавка с обувью. Меня усадили сбоку от него на деревянный табурет, после чего торговец вывалил перед нами целую груду обуви. Мой спутник осторожно взял меня за ступню. Так, что мне на какой-то миг стало приятно. Ноги ныли от нагревшихся на солнце камней, а рука мужчины была прохладной.

— Тебе с непривычки нужно что-то попроще. Да и ходить много придется...

Он озадаченно перебирал товар, то и дело примеряя на меня обувку. Наконец, остановился на легких кожаных сандалиях с твердой подошвой из коры лайги.

— То, что надо! — застегнул ремешки и, потянув меня за руку, заставил подняться.

С торговцем он расплатился жемчужиной, причем торговец отсыпал ему в горсть еще каких-то тусклых кругляшков. Я пыталась рассмотреть что это такое, потому что на раковины унури это походило мало, но все равно не поняла. Потом они немного поговорили о местных городских делах. Мне было непривычно. Между собой они общались чуть-чуть по-другому, и было много незнакомых слов. Потом мой спутник словно вспомнил про меня и, попрощавшись с торговцем, снова потащил меня за собой.

Шли мы довольно долго. По меркам моего поселка. У нас все рядом. Хотя племен сильга много и можно было бы объединяться в большие поселения, но проще, когда люди живут небольшой общиной. Так и браки заключать легче, и внутри племен и между племенами, еду добывать и делить, и управлять. Наши жрецы и вожди все про всех знают в пределах племени, а иногда и за его пределами. А дикари... Неужели они не понимают, что так, как они живут, выживать сложнее? Чем больше людей, тем меньше заботы о каждом. Наверняка у них есть и старики и больные и отверженные, которые никому не нужны...

Углубившись в свои мысли, я даже не обратила внимания на боль. Сандалии стерли мне ноги в кровь, но я, разумеется, промолчала. В здешних садах нужная трава найдется, и если на ночь ноги смазать, то с утра смогу нормально ходить. Тем более, что...

— Мы пришли! — наконец с гордостью сообщил мне спутник.

* * *

Дом был двухэтажным. Белый камень первого этажа соседствовал со светлым деревом второго. Добротное, уютное строение, от которого веяло спокойствием. Я невольно улыбнулась. Оказалось зря. Встретили нас тут неласково:

— Тибальт! Негодник! Где тебя носило?

На пороге показалась женщина средних лет, которая сложив руки на своей объемной груди, разглядывала нас с явным неодобрением.

— Тетушка, — улыбнулся Тибальт. — Главное, что я вернулся. А уж где я был... Вам лучше не знать! Здоровее будете!

— Вы только посмотрите на него! — возмутилась женщина. — Ни де́ла, ни забот! И рабыню зачем-то купил! — посмотрела женщина на меня.

— Нет! Это не рабыня! — поспешно возразил Тибальт, бросив на меня непонятный взгляд. — Хотя можно и так сказать...

Теперь уже я на него выразительно посмотрела.

— В смысле, что эта девочка очень милая и исполнительная. Свободная, разумеется, но с трагической судьбой. Точнее, жертва этой самой судьбы. Помощь ей требуется, а она в ответ отблагодарит...

— Как? — поинтересовалась тетушка.

— Ну... Она наверняка много чего умеет...

Женщина окинула меня внимательным взглядом. Я невольно расправила платье и поймала себя на мысли, что очень хочу ей понравиться, но у меня вряд ли получится.

— То есть ты не знаешь, что конкретно она умеет?

— Эм... Примерно знаю. Наверняка готовить, шить, убирать, воду носить... Что там еще в племенах делают?

— Да, что? — спросила у меня хозяйка.

Я пожала плечами.

— Тетушка Грета, — вкрадчиво начал Тибальт, — вы лучше ее не спрашивайте. Говорить она не умеет. Я попробую эту проблему решить, но пока так...

— Да, Тибальт... Много тварей бессловесных ты мне перетаскал, то такую зверюшку подобрал в первый раз... Заходи, дитя, не стой на пороге.

И передо мной широко раскрыли дверь моего нового дома.

* * *

Хозяйка выделила мне небольшую светлую комнатку и оставила обустраиваться. Я с удовольствием стащила с ног сандалии и подошла к окну. Оно выходило в сад, очень ухоженный и упорядоченный. Фруктовые деревья давали мало тени, но зато это позволяло плодам напитываться всем богатством солнечного света. Тетушка Грета выдала мне простой длинный белый сарафан взамен моего неудачного платья, и я быстро переоделась. Больше мне в комнате делать было нечего, и я отправилась на кухню. От работы я с детства получала удовольствие. Старейшина Ринус даже смеялась временами надо мной, но даже она не стала бы отрицать, что любая работа помогает занять не только руки, но и голову.

Кухня в доме была светлой и просторной. За деревянным столом уже устроился Тибальт, который читал какую-то бумагу и прихлебывал что-то из большой глиняной кружки. Интересно, что они пьют в жару? Может быть, стоит приготовить несс-ук-ту? Я несмело посмотрела на тетушку Грету, которая что-то помешивала в небольшой кастрюльке.

— Ну и что ты думаешь? — поинтересовалась она у Тибальта.

— Меня это не касается, — бросил он. — Поэтому и делать я ничего не буду.

— Тогда и я буду делать все, что захочу.

— Кто я такой, чтобы мешать тебе? — пожал он плечами. Но было видно, что Тибальт рассержен.

— Ты пришла? — обернулась ко мне хозяйка. — Садись. Надо пообщаться.

Тибальт хмыкнул. Я села на стул. На полу, как я уже успела заметить, дикари не сидели.

— Ты снова все усложняешь, мальчик. — осадила его Грета. — Говорить она не может, но зато мы кое-что умеем.

Она осторожно сняла кастрюльку с огня и нацедила темной жидкости в кружку.

— Давай, — поставила она отвар перед Тибальтом, — добавь силы.

— Я не уверен, что получится, — неуверенно проговорил тот и встряхнул кистью. — Остудить? — посмотрел на меня.

Я кивнула. Она передал мне чашку.

— Пей, не бойся. Я не думаю, что подействует, но попробовать стоит. Это наше совместное творение. Чудодейственный травяной сбор в сочетании с недюжинной магической силой.

Он — колдун? И она? Это хорошо? Кружку я взяла и медленно выпила предложенный напиток. По языку к горлу и дальше словно протянулась тягучая вибрирующая нить.

— Вкусно?

Я попыталась ответить, но снова ничего не получилось.

— Я же говорил! У меня никогда не получается, если не чувствую!

А я так и сидела с кружкой в руках, чувствуя опустошение. Странно, что неудовлетворенное желание вернуть голос с такой силой било каждый раз по моим чувствам. Грета коснулась моей руки.

— Не смей отчаиваться. Мы разберемся. А пока... Ты писать умеешь?

Я снова кивнула.

— Вот и отлично! — разулыбалась тетушка. — Для начала напиши нам свое имя.

Передо мной положили лист бумаги и стило.

Тибальт невольно подался вперед, и глаза у него зажглись любопытством.

Я неуверенно сжала пальцами стило, вспоминая, когда же последний раз что-то писала. Кажется, это было задолго до смерти старейшины Ринус. В племенах сильга жители не пишут друг для друга. У нас используется только узелковое письмо. И вести от соседей в изложении гонца приходит послушать вся деревня. Впрочем, у дикарей все так же. Мы вяжем узлы, чтобы не забыть, они пишут, чтобы запомнить. Старейшина Ринус заставляла меня переписывать некоторые книги для того, чтобы я их заучивала. Это всегда было трудно, а иногда и скучно. Но, благодаря этому теперь я могла написать свое имя. Ильке. Просто пять букв. Единственное, что у меня осталось.

— Отлично! Ильке! — Тибальт обрадовался. Непонятно чему. — А напиши-ка нам, все что с тобой случилось. Как ты оказалась на том поле, почему потеряла голос... Или еще что-то, что ты нам хотела бы рассказать...

А придвинула к себе лист бумаги. Что я им напишу? Про то, как я жила в племени? Или про смерть старейшины Ринус? Про предательство Леру и обман жреца? В общем, писать я ничего не стала. Кроме одного слова.

'Спасибо'. Пусть не думают, что жители племени сильга неблагодарны. Грета и Тибальт удивленно переглянулись, он взял лист бумаги и несколько озадаченно на него посмотрел.

— Пожалуйста...

Грета сориентировалась быстрее. Она оставила за мной право на мои секреты и сообщила.

— Останешься пока здесь. На тебе вся домашняя работа, кроме готовки, хотя к ней тоже буду тебя привлекать по необходимости. Без моего разрешения из дома не отлучаться. В мою комнату не заходить, в подвал не спускаться. Душем во дворе можешь пользоваться без ограничений. В городе есть канализация. Но мыться каждый день! Грязнуль не потерплю. То же самое касается твоей одежды. И в комнате чтобы было чисто! По пустякам меня не беспокоить, а я... Буду относиться к тебе хорошо, кормить, лечить, учить... По необходимости. Потом посмотрим, что с тобой делать.

* * *

Пока не село солнце в доме было довольно душно. Да и на улице не лучше.

Тибальт с Гретой проговорили почти весь день. Я исследовала дом и особо не прислушивалась к их разговорам. Комнат было несколько, в одной уже расположился мой спаситель. Я поправила сбившееся покрывало и забрала постирать брошенную на стул рубашку. Стирать пришлось во дворе, хозяйка показала мне как включать воду, и некоторое время я просто смотрела как мерцающая на солнце струя разбивается о каменный желоб и, стекая по нему, теряется в невысокой траве. С рубашкой я управилась быстро. Хотя и не совсем приноровилась к такому способу стирки. В ручье полоскать было гораздо удобнее. Потом подвернула подол сарафана и помыла ноги. В тот момент я чувствовала себя почти счастливой. Люди в нашей жизни приходят и уходят, а радоваться солнцу и воде можно всегда.

На ужин были зелень, фрукты, овощи и сыр. Несс-ук-ту мне приготовить не дали. Зато Грета мне налила какой-то холодный светлый напиток. На вкус он показался мне горьковатым, и я невольно скривилась.

— Привыкай, — усмехнулась она. — Это летний взвар. Жажду хорошо утоляет.

Выпила, чтобы проверить.

После ужина Тибальт ушел, и вернулся глубокой ночью. Я слышала, как он вернулся, потому что вышла в сад и долго там сидела, слушая ночь. Город немного мешал, но зато помогали запахи земли. Небо было привычным, таким же как и во время нашего последнего похода на океан вместе с Леру. Но о Леру вспоминать не хотелось, хотя в голове то и дело проскальзывали мысли, о том, как он там. Неужели и правда будет меня помнить и ждать, пока со мной соединится? В глубине души я была уверена, что не будет. Рядом с ним есть те, кто его утешат. Друзья, мать, да и деревенские девушки, которые оценят, его старания и успехи охотника. Но мне до сих пор было больно оттого, что он так легко от меня отказался. В племени сильга все просто, потому что по-настоящему. Но наша любовь оказалось придуманной. И жила, пока мы разрешали ей жить. В книгах старейшины Ринус я читала сказки разных племен и народов и тогда верила в то, что существует чувство, которая является единым целым для двоих. Как большая редкая жемчужина, которую не каждому ловцу посчастливится отыскать в глубине океана! У нас же оказались просто две половинки от двустворчатой раковины-саахри. И после того как из нее достали моллюска, раковину уже некому было держать, и она разбилась о прибрежные камни...

* * *

Два дня я просидела в доме, привыкая к новой для меня жизни. Тетушка Грета вставала рано и перед самым рассветом уходила на океан купаться. Мне пойти с ней не предлагала, но даже если бы предложила, я бы не пошла. Мне нечего было пока океану предложить, кроме своего разочарования.

Чем занималась хозяйка, я так и не поняла, но к ней постоянно приходили разные люди. С кем-то она подолгу беседовала, кому-то отдавала травы, которые по вечерам кропотливо перебирала. Но она не была колдуньей, шаманкой или травницей. Скорее всего, она была просто местной старейшиной, как Ринус в племени сильга. С ней советовались, о ней знали, ее уважали. И люди к ней приходили разные: загорелые моряки, смешливые девицы и важные пожилые мужчины, зачем-то мающиеся в такую жару в темных, закрывающих почти все тело, одеждах. Я наблюдала за гостями так, чтобы меня никто не замечал, потому что мне было интересно. Тетушка Грета тоже за мной наблюдала, но не придиралась, и даже несколько раз ненавязчиво похвалила. Хотя ей и приходилось многому меня учить. Некоторые привычки дикарей все еще казались мне странными.

Дом мне нравился. Неуловимый запах сушеных трав здесь присутствовал постоянно. И хедеру я незаметно для себя полюбила. Отдыхая от работы, я сидела на крыльце и накручивала на палец ее нежные усики, хотя и не переставала удивляться, почему она расползается только по стенам и не лезет во фруктовый сад. Может, дикари как-то научились договариваться с растениями? Тот же Тибальт-колдун...

Про дикарских колдунов я знала мало. В наших сказках они всегда были злыми и могущественными. Но в нем я особой силы не заметила. Огонь он зажигал по-человечески, по воздуху не летал, меня вылечить не смог. Но, похоже, это его не сильно расстраивало. По утрам он со мной разговаривал о погоде, каких-нибудь интересных с его точки зрения происшествиях в городе или о своих знакомых. Понимала я по-прежнему мало, и от этого часто улыбалась. А он думал, что мне нравится его болтовня. Нет, она меня не раздражала. Мне просто было странно. В племени сильга мужчины редко вели такие разговоры с женщинами. У женщины были свои посиделки, где они обсуждали свои дела. У мужчин — свой круг. Понятно же, что у мужчин и женщин в быту не слишком много общего, поэтому меня и удивляло желание Тибальта со мной делиться своими мыслями. Причем он иногда еще и вопросы задавал, и даже на меня хитро посматривал, словно ожидал какого-то ответа. Я же только кивала или пожимала плечами, и его это вполне устраивало, во всяком случае бумагу и стило мне больше не давали.

А на четвертый день моего пребывания у тетушки Греты, Тибальт пришел рано утром на кухню, где я чистила овощи и протянул мне легкий и невесомый веночек. Я отложила нож, приняла его, одновременно любуясь. Он был искусно сплетен из мелких простых цветочков.

— Если надоест, то можно одни цветы выдернуть, а новые вплести. Только структуру не нарушай. — серьезно сказал Тибальт. — Это оберег. На силу духа. Простое бытовое волшебство. Я хочу избавить тебя от плохих воспоминаний. Они, разумеется, никуда не денутся, но тебе будет легче. Хочешь носи, хочешь нет... Дело твое.

Он взял у меня венок из рук и возложил его на мою голову. Потом отстранился и сказал.

— Красиво.

А после завтрака, даже не попрощавшись со мной, собрал свои вещи и ушел.

* * *

Я понемногу привыкала к новой жизни. Она была размеренной и стабильной. Тот же быт и обязанности. Пусть и не совсем такие, как в моем племени, но, по большому счету, дикари не слишком отличались от нас. Работа моя была легкой, а хозяйка относилась ко мне хорошо. Встречались мы с ней больше по вечерам, когда коротали время на кухне. Она часто что-нибудь рассказывала, то и дело на меня поглядывая. Мне это напоминало мою жизнь со старейшиной Ринус, хотя тетушка Грета по сравнению с ней была более деятельной. Но и она не любила рутину, поэтому постепенно мы пришли к тому, что я вела хозяйство, а она занималась всем, что так или иначе было связано с миром вне дома.

У дикарей была довольно сложная система обмена. Они редко менялись продуктами своего труда друг с другом, скорее предпочитали их просто дарить. Причем даже без особого повода. Например, к тетушке Грете как-то пришла приятельница, которая принесла вязаную шаль, красивую и невесомую. У нас в племени таких никто делать не умел, и поэтому я ее долго разглядывала. Тетушка долго благодарила подругу и по их разговору я поняла, что той просто нравилось вязать и раздавать готовые вещи. И денег с моей хозяйки она не взяла...

К деньгам у меня сложилось особое отношение. Они мне понравились. В племенах сильга мы часто отдавали в обмен на что-то жемчужины и раковины унури, но они у нас ценились скорее за свою красоту или потому что им придавали определенное значение. Например, у нас в Доме обрядов хранилась огромная розовая жемчужина и все, кто долго на нее смотрел, быстрее находили ответы на свои вопросы. У дикарей же раковины не ценились, жемчуг использовался вместе с природными камнями для различных украшений, а вот деньги для них были по-настоящему важны. И этого я не понимала. Точнее я не понимала их значения, но при этом ими восхищалась. Примерно через неделю после моего пребывания в ее доме тетушка Грета выдала мне несколько монет. Я по привычке решила, что на них нужно что-то купить. В соседних лавках про меня уже знали, и моя немота никого не удивляла. Но тетушка Грета пояснила:

— Это твое жалование. Работаешь ты хорошо, мне нравится. И даже в твоем характере я нахожу удовольствие. Сама подумай, что тебе нужно, и если захочешь, составляй список, вместе с тобой сходим и купим.

На мой немой вопрос 'зачем?' она только плечами пожала.

— Девчонкам, таким как ты, многое нужно. Ко мне разные люди ходят, вот и присмотрись, как одеты, как причесаны, что с собой приносят. Раз живешь тут — учись. Ты молодая, здоровая женщина, потом может, и мужа тебе подберем...

После того как тетушка ушла, я долго думала, разглядывая монетки. Потом взяла на кухне соды, золы, песка и щетку и долго чистила их под проточной водой, а когда заблестели, выложила на траву и просто на них любовалась. В природе такой красоты не встретишь. Если бы у меня было много монет, я бы рассыпала их по поляне и, наверное, смогла бы повторить дорожку лунного света на воде, которая тогда принадлежала бы только мне.

Разговоры хозяйки не прошли даром и я начала невольно обращать внимание на других людей. Меня часто отправляли с разными поручениями в город и, поскольку меня уже не удивлял перестук подошв по каменным плитам, я часами гуляла по улицам, впитывая в себя незнакомые запахи и звуки. Туда, где было много людей, я не ходила, но в городе были и очень красивые места, где жили люди, стремящиеся к уединению. Дома там были большие, и их даже не всегда удавалось разглядеть сквозь зелень садов. Но именно эти люди сильнее всего отличались от меня, поэтому я больше всего за ними наблюдала. Они даже в жару предпочитали многослойные одежды и тяжеловесные украшения. А многие девушки из этих домов часто выходили гулять только для того чтобы произвести впечатление на мужчин. У нас в племени тоже такое бывало, например, во время возвращения охотников, когда я тоже закрывала свои запястья браслетами, а шею бусами и спешила к околице. Но в городе встречать можно было только корабли в гавани, и то этого никто не делал. Но и женщины и мужчины старались одеваться красиво постоянно, в том числе и потому, что это показывало их положение в городе.

Даже после того как я стала регулярно получать деньги от тетушки Греты, много я не тратила. Конечно, на красивые кольца или браслеты мне бы не хватило. Но с другой стороны мне ничего и не хотелось. Может быть, потому что меня тяготило чужое внимание. На рынке со мной пытались заговаривать мужчины и не раз, но хозяйка предостерегала меня от подобных разговоров.

— Избегай мужчин на улицах! — твердила она мне. — По тебе видно, что ты из племени, поэтому они могут подумать, что ты ищешь покровителя. А тебе ведь это не нужно?

Конечно, мне это было не нужно. Ведь покровительница у меня уже была. И я не уставала благодарить духов за то, что они свели меня с тетушкой Гретой. Работать на мужчину было бы тяжелее...

* * *

Начался сезон дождей. Я любила это время, потому что природа отдыхала. Несмотря на близость леса к океану к концу лета ему часто не хватало влаги, листва теряла свой цвет, а деревья настолько пропитывались солнечным теплом, что, казалось, уже не спасали от зноя.

Когда начался первый дождь, хозяйка посадила меня на кухне и стала учить вязать. У дикарей была какая-то своя, необычная техника вязки, которая помогала сохранять одежду сухой. Меня это настолько увлекло, что любую свободную минуту я посвящала этому занятию. Хозяйка посмеивалась, а потом придирчиво изучала результаты моей работы. Но как только у меня получилось что-то приличное, я подарила ей накидку от дождя. Понимала, что вряд ли смогу таким образом ее отблагодарить, но учитывая любовь дикарей к подаркам... Тетушка Грета мне улыбнулась, но при этом тяжело вздохнула.

— Девочка, девочка... Какая же ты глупая... Все для других. Нелегко тебе будет.

Меня ее слова озадачили. Я так и не поняла, что я сделала не так, но мой подарок она носила.

* * *

С тех пор как я попала в город, я перестала ходить в лес. Сначала мне просто было страшно, потому что пришлось бы выходить за ворота и идти по дороге вдоль скал, а потом я привыкла. И помогла мне в этом вода. Раньше, когда у меня еще была моя прежняя жизнь и хижина в племени, которая пропитывалась в сезон дождей густым травяным запахом, я часто бывала в лесу. Собирала плоды, полезные травы и насекомых, которые в это время выбирались из своих нор. Лес жил и дышал, впитывал каждую новую каплю, а я жила вместе с ним. И даже когда мои волосы тяжелели от влаги, мне было хорошо, потому что вместе с водой ко мне приходило очищение. У моей циновки стояли букеты огромных цветов шипсу, аромат которых успокаивал и дарил чудесные сны. По вечерам мы часто собирались в Доме обрядов и слушали истории старейшин и предания племен сильга. Мужчины в это время никуда не уходили из племени, стоили новые хижины, чинили изгороди и колодцы, а женщины вязали, ткали, плели под умиротворенные разговоры, похожие на шелест дождя.

Но в городе у меня не было цветов шипсу. Я и без них спала хорошо. В огороде и в саду возилась Грета, а я, если не гуляла, предпочитала находиться в доме. В городских домах в сезон дождей было темнее, но полумрак меня не угнетал.

Гулять я по-прежнему ходила часто. Правда, на улицах народу было мало, даже рынок теперь работал не полный день, а только с утра. Но зато меня позвал океан. В душе поселилось невиданное спокойствие, может быть, потому что после того как я покинула племя, прошло много времени, а может, из-за веночка, который я снимала только на время сна. На берегу было серо и прохладно, и я, снимая обувь и кутаясь в свою новую накидку, бродила, купая ноги в прибое, искала ракушки и красивые камни, бездумно вглядывалась вдаль или подолгу рассматривала замок, который хоть и терялся в пелене дождя, но не терял при этом своего очарования. После этого я потерянная и опустошенная возвращалась домой, часто босиком, потому что по мостовым бежали потоки воды. Тетушка Грета после таких прогулок ворчала и неизменно поила меня горячим настоем, хотя я и пыталась отнекиваться, заверяя ее, что со мной все будет в порядке.

— Не знаю, — качала она головой, — как ты там раньше жила, но вообще, это не дело под дождем шататься! Знаешь, как у нас говорят: дружить с водой опасно. Затянет!

А что мне оставалось делать? Я была лишена привычного мира, а дождь и океан они везде одинаковые...

* * *

Умер герцог Гозольдо. Об этом объявили утром на базаре. Тетушка Грета, которую я сопровождала, услышав новости, помрачнела, из чего я сделала вывод, что герцог был хорошим человеком. Иначе вряд ли моя хозяйка стала бы расстраиваться.

Несмотря на то, что два дня подряд шел дождь, горожанам дома не сиделось. Они были взбудоражены потерей вождя и озадачены своим будущим. Я тоже начала испытывать смутное беспокойство. Тем более, что обстановка в доме изменилась. Тетушка Грета стала молчаливой и почти меня не замечала. Оба вечера я провела на кухне одна, глядя на ровный огонек горелки. Я ничего не могла делать, и мыслей не было. Но меня не покидало ощущение, что что-то назревает. Под вечер второго дня, накануне похорон, к дому подъехал экипаж. Я увидела его прибытие из окна и подскочила, чтобы встретить гостей. Но Грета остановила меня на пороге и знаком приказала вернуться в дом. Сама же вышла на улицу, прямо под дождь, даже не оделась. Я сняла с вешалки накидку и стояла, раздумывая, стоит ли нарушить запрет, ведь неизвестно, сколько продлиться беседа.

Из экипажа к тетушке Грете спустилась женщина. Лица я не видела, оно было скрыто большим капюшоном. Женщина вела себя нервно и то и дело передергивала плечами. Грета же, напротив, застыла статуей, высоко подняв голову. Проговорили они недолго, и это было хорошо, потому что я уже почти решилась выйти наружу и вынести хозяйке плащ.

Когда Грета вернулась, на ее лице было расстроенно-сосредоточенное выражение. Меня она даже не заметила, быстро прошла мимо к себе в спальню и больше в этот день я ее не видела.

* * *

— Ты тоже должна пойти. Народ должен выказывать уважение к правителям. — сообщила мне Грета с утра.

Я кивнула и пошла одеваться.

Народу на улицах было много. Все, как и мы, спешили к центральной площади.

— Старого князя любили. — рассказывала мне хозяйка. — Он был справедливым и уважаемым человеком. Заботился о своих подданных. А теперь еще неизвестно, как все будет... Не люблю я все эти перемены... Сын у князя достойный, но слишком высокомерен. Воспитывали из него благородного, да только перестарались...

Мы остановились на тротуаре, ведущем к гавани и мосту на остров. Именно оттуда должна была появиться похоронная процессия.

Как ни странно, она не выглядела мрачной. Да, стяги не развевались на ветру, а были приспущены, но лодка с телом князя, установленная на дроги, была искусно вырезана из светлого дерева, украшена яркими цветами и оплетена лианами урту. Впереди на огромном белом коне ехал молодой человек, который выглядел так величественно, что я невольно залюбовалась. Он был красив, но холоден. На людей, выстроившихся вдоль улиц, не смотрел. Его взгляд был направлен вперед, и, казалось, он даже не управлял конем и вообще мыслями был где-то в другом месте. Одет он был в серебристо-серые одежды, голова была непокрыта.

— Молодой наследник. Пока не коронован. Церемония будет позже в замке. — прошептала мне на ухо тетушка Грета. — После инициации. А ларец с короной в конце процессии.

Я привстала на цыпочки. Для меня все это было внове. У нас новому вождю ничего на голову не надевали, и не давали никаких символов власти. Только жены могли по-особенному украсить его одежды. Или не украсить. Мужчины в племени, когда собирались на совет вообще не терпели ничего, что их могло бы отвлекать. Поэтому на совет никогда не пускали женщин. А вот в дикарских книгах я видела красочные картинки, и на них всегда было понятно, кто правитель, по обилию одежд и украшений. Но я не знала, все ли время они так ходят. Оказалось да. Это было странно, но красиво. Молодой князь проехал мимо нас, и я еще долго смотрела ему вслед, пока его силуэт не растворился в пелене дождя.

Княжеская корона мне понравилась. Ее пронесли на шесте, высоко над толпой и я смогла ее хорошо рассмотреть. Она была сделана из разноцветного жемчуга и выглядела простой, но очень изящной. Она будет достойна темноволосой головы, которую увенчает.

Процессия сделала круг по городу. Потом на площади зачитали последнюю волю князя и его обращение к народу. Меня удивило, что князь Гозольдо просил у своего народа прощения за то, что покинул его так не вовремя.

— Князю было едва за пятьдесят лет. — просветила меня тетушка Грета, украдкой вытирая слезы. Я заметила, что на площади многие плакали. Потом на высокий помост, который дикари использовали для самых разных целей: от выступления артистов до казней, поднялся наследник, а с ним еще один седовласый мужчина.

— Я — новый князь, Стефан Гозольдо. Я исполню волю отца и буду ему достойным сыном, и всегда буду верен тебе, мой народ. Я же не откажусь от бедных, буду защищать слабых, помогать попавшим в беду, заботиться о нуждающихся, уважать тех, кто многого достиг, и прислушиваться к мудрым. Я буду мыслить и действовать на благо нашего княжества. Прими меня, мой народ.

Князь замолчал. Вперед выступил его спутник и выкрикнул:

— Да или нет?

— Да. — взорвалась площадь.

Я удивилась тому, что князя сразу так хорошо приняли. Неужели он уже успел завоевать уважение людей? На рынке имя 'Стефан' я ни разу не слышала...

— Это традиция, — пояснила Грета. — Род Гозольдо правит княжеством уже 700 лет. Времена бывали разные, но князья никогда не предавали свою землю. Поэтому наследника и почитают. За заслуги предков.

Я пожала плечами. Если народу хорошо, то действительно, не все ли равно, кто дает ему благополучие.

Князь народу не улыбнулся, но снова заговорил:

— Благодарю тебя, мой народ. Отныне мы едины. Твои радости — моя заслуга, твои беды — моя ошибка. Я с честью буду нести бремя власти. — голос у князя Стефана был сильным и звучным, но чувствовалась в нем какая-то напряженность. Нет, князь был искренним в своих обещаниях, но говорил так, как будто сам в чем-то не был до конца уверен.

Потом нас пустили на мост, чтобы все смогли проводить старого князя в вечность. Лодку с телом спустили на воду, и князь Стефан поднес к лианам урту, оплетающим лодку, факел. Занялось голубоватое пламя, и лодка отчалила. Она медленно двигалась по замершему океану к горизонту, где белое небо сливалось с серой водой.

Князь Стефан не стал задерживаться на мосту и ускакал в замок. Но народ не спешил расходиться, тем более, что дождь кончился.

Тетушка Грета тоже домой не пошла, а спустилась с тротуара на камни и медленно пошла вдоль берега. Я сняла с ног туфли, без обуви мне было привычнее, и тихо двинулась за ней. Мне почему-то было тревожно и совсем не нравилось то, что происходило...

* * *

Пару дней все было спокойно. Даже дождь прекратился, хотя небо по-прежнему было затянуто тучами. Но, как выяснилось, это случилось очень невовремя. На краю города сгорел постоялый двор, куда мы как-то ходили по делам, а еще часть прилегающего к нему городского сада. Сад мне было особенно жалко. Он был гармоничным.

О пожаре мы с Гретой узнали на рынке, куда по случаю хорошей погоды отправились за покупками. Событие обсуждали во всех лавках, Грета тоже не осталась равнодушной.

— Я хозяина Миклоша хорошо знаю. Вряд ли он или его слуги за огнем не уследили... Грозы не было... Может, поджог? Надеюсь, охрана князя разберется и найдет виновных.

'И что тогда?' чуть не задала я вопрос и попыталась представить, что бы сделали у нас с тем человеком, который сжег чужую хижину и имущество племени. Не смогла. Потому что у нас такого ни разу не случалось.

Вечером Грета писала письма, занималась с травами и собирала для меня сумку.

— Пока не льет, как раз все дела сделаем. Побегаешь завтра с поручениями. Но как все закончишь, долго не гуляй.

Я и не собиралась. В лес не тянуло, лучше схожу, когда к нам вернется солнце, а на океане мы недавно были, и мне до сих пор было грустно от той прогулки.

Наутро я посетила нескольких заказчиков хозяйки, потом решила заглянуть на рынок. Продукты мы купили с Гретой вчера, а сегодня мне хотелось посмотреть себе новый гребень для волос. Мой сломался.

Походила по рядам, и, наконец, нашла то, что мне понравилось. Указала на гребень рукой, торговец чуть ухмыльнулся и назвал цену. Я отсчитала монеты. Торговаться я не умела и не хотела привлекать к себе внимание. Тетушка Грета часто мне твердила, что я очень красива, и я хоть и не особо ей верила, потому что видела, что отличаюсь от городских женщин, тем не менее, видела, что мужчины на меня заглядываются. А потом... я так погрузилась в свои мысли, что не заметила, что вышла с другой стороны рынка, на дорогу, ведущую к центральной площади. Когда опомнилась, решила с пути не сворачивать и пойти к дому в обход.

На площади было шумно и людно. Но невесело. Значит, не праздник. Все взоры были направлены к помосту, на котором стоял человек в одежде княжеской стражи и говорил:

— Сейчас состоится наказание преступника, который виновен в пожаре, произошедшем в городе вчера. Его преступление доказано. Есть свидетели, которые видели несанкционированное и бездумное проявление колдовской силы. Необученный колдун не рассчитал силы, со злым умыслом или без, и в результате пострадали постоялый двор и княжеский сад, но поскольку люди все остались живы, то казни не будет. Колдун приговорен к ослеплению и работе в течение пяти лет на благо княжества. Доставить подсудимого!

Толпа приговор поддержала. Люди вокруг кричали и махали руками, и я стала потихоньку пробираться на другой конец площади, пока не обнаружила, что неподалеку от меня провозят телегу с осужденным. Не в силах побороть любопытство я встала на цыпочки и посмотрела на него. Мужчина был без сознания, сильно избит, в грязной окровавленной одежде. Его сейчас еще и ослеплять прилюдно будут? Сердце на мгновение сжалось от сочувствия, я бросила на мужчину еще один взгляд и застыла в ужасе. К его поясу был прикреплен мешочек, вышитый жемчугом, который я в свое время оставила на могиле Ринус...

Тибальт! Или это не он? Сразу я его не узнала, но когда пригляделась получше, сомнений у меня не осталось.

И естественно, никуда я не ушла. А наоборот постаралась пробраться поближе к помосту. Двое высоких мужчин затащили Тибальта на возвышение и положили лицом вверх. Стражник скосил на него взгляд и произнес:

— Подсудимый доставлен, сейчас приговор будет произведен в исполнение. Но поскольку он мужчина, имеет право на женское правосудие. Хочет ли кто-нибудь связать с ним свою судьбу и стать его женой, чтобы спасти его от наказания?

Я не ожидала такого вопроса, поэтому и не сразу поняла его смысл. Если бы у нас было такое же правосудие как у дикарей, то мне не пришлось бы уходить из племени. Леру просто связал бы со мной судьбу, а тут... Из женщин никто не вызвался.

— Исполняйте, — кивнул палачу стражник. Палач, вполне обычный мужчина, только обнаженный до пояса подошел к небольшому столику, на котором были разложены какие-то металлические штуки и начал их деловито перебирать. И тогда я рванулась вперед. Изо всех сил я протискивалась сквозь толпу, пока наконец не оказалась у помоста. Он был высоким, мне по плечи. Я задрала голову и стала махать руками, пытаясь обратить на себя внимание стражника. Наконец мне это удалось.

— Тебе чего? — грубо спросил он. Я указала рукой на Тибальта, а потом на себя. — Немая что ли?

Кивнула.

— И замуж хочется? — ухмыльнулся. — Ну что ж. Уверена?

Я подтвердила.

— Поднимайся сюда, — приказал он мне. Я быстро взобралась по деревянным ступеням и поняла, что ноги дрожат. Люди на площади замерли и во все глаза смотрели на меня. Совсем рядом лежал Тибальт, который вблизи выглядел еще хуже. Будем надеяться, что у него нет серьезных ран. Я замерла, не зная, что делать дальше. И вдруг откуда-то снизу раздался голос.

— Да кто это вообще такая? Она имеет право на него как на мужа? Кто может подтвердить, что она жительница княжества? Выглядит как дикарка!

— Жительница, жительница, — оборвал его другой голос. — Дура просто. Я ее знаю.

На помост поднялась женщина. Я тоже ее узнала. Грета несколько раз отправляла меня к ней с поручениями. Это была тюремная травница Нерейда. Я знала как ее зовут, а она со мной здоровалась, когда я приходила. Вот и все. Тем не менее, сейчас она меня обняла за талию, притянула к себе и чуть подтолкнула обратно к лестнице, а сама заговорила с толпой.

— Эта девушка, бедная дикарка-сирота. Давно живет в нашем городе. Она немая дурочка и сами знаете, что шанс найти мужа у нее невелик. И лучше уж такой муж, как этот, — Нерейда указала на Тибальта, — чем никакого. Пусть он даст ей свое имя, а она ему сохранит глаза.

— Хорошо. Но подсудимый должен выплатить свой долг перед казной за причиненный вред. Деньгами, если вдруг девушка богата, — снова ухмыльнулся, стражник, глядя в мою сторону, — или же отработать его как и положено.

Что такое деньги? Они не имеют цены жизни и здоровых глаз. От облегчения я была готова расплакаться.

Тибальта на той же телеге отвезли в тюрьму под присмотром стражи. Мне к нему подойти не дали, поэтому я шла за телегой вместе с Нерейдой. Шла и думала о том, что выхожу замуж, и пыталась представить, как это происходит у дикарей. Дары, татуировка, шествие? Но все оказалось проще. В комнате Нерейды меня усадили на стул и дали подписать какую-то бумагу. Времени прочитать не было, хотя я и пыталась. После этого она велела занести Тибальта внутрь, устроила его на кушетке и выгнала стражников за дверь.

— Ты — дура, — сказала строго травница. — Зачем в такое ввязалась? Отросли бы у него новые глаза лет через пять. Ничего страшного. Глядишь, попритих бы немного. А так... ты себя отдала, а взамен ничего не получишь. Подписала бумагу и теперь все его долги — твои. А он? В себя придет и ищи свищи! Думаешь, среди нас добрых нет? Или замуж никто не хочет? Только вот все понимают, что удержать дома мужика, когда ему это не надо, не получится. Или ты думаешь, благодарен он тебе будет? За твою жертву? Эх, девчонка! Да никто не оценит. На площади и так все пальцем у виска крутят...

Я пожала плечами. Мне было все равно. Я сделала то, что должна была сделать. Он спас меня от моего племени, я спасла его от дикарей. Он — мой муж, я к этому готова. Неужели они не понимают, что я готова отдать всю себя, чтобы не лишать его того, что ему нужно?

Нерейда внимательно следила за моей реакцией.

— М-да... — наконец сказала она, — ничем тебя не проймешь, но тогда помогу... Раздевайся!

Я не очень удивилась, потому что к своей наготе относилась нормально, и начала снимать платье, после того как увидела, что Нерейда стягивает с Тибальта штаны.

— Не бойся. Ничего страшного не будет. Ты почти ничего не почувствуешь, а вот защита у тебя будет. Это же не запрещено. — она словно уговаривала себя. — Ложись с ним рядом.

Я взобралась на кушетку и прижалась к Тибальту. Его тело было горячим, но дышал он ровно.

Нерейда коснулась своими руками его лба и моего и что-то зашептала себе под нос. В какой-то момент мне показалось, что меня окатили из ведра холодной водой, и от неожиданности я чуть не задохнулась.

Нерейда довольно улыбнулась и сказала.

— Теперь все. Вставай. По мечу и ножны!

Я удивленно уставилась на нее.

— Вы теперь связаны, девочка, на всю жизнь. Я провела обряд слияния, но неполный. До первой вашей ночи. До этого момента он не должен ни кем больше быть, или умрет. Но ты ему этого не говори, пусть думает, что это на всю жизнь. Тогда ты у него будешь единственной, — и Нерейда мне подмигнула. — И у вас будет счастье.

Странно дикари себе представляют счастье. В этот момент я в очередной раз пожалела, что у меня нет голоса, и я не могу попросить ее отметить это слияние. Я не жду ничего от Тибальта. И если он не захочет быть со мной, то всегда сможет уйти. Но потом я подумала, что одну ночь с мужем я все равно проведу. Я себя уже считаю его женой. И буду идти путем жизни. А он пусть даст мне новую жизнь. Даже если это будет всего один раз...

* * *

Тетушка Грета пришла в ужас, когда я вернулась домой под вечер в сопровождении тюремной подводы. Возчикам пришлось заплатить, чтобы Тибальта довезли до дома. В сознание он так и не пришел.

После того как мы устроили его в комнате на первом этаже, и моя хозяйка его осмотрела, она отвела меня на кухню и потребовала отчета.

— Что все это значит? Где ты его нашла?

Писать пришлось долго, но некоторые подробности я опустила. Просто пояснила, что его должны были ослепить, и я взяла его в мужья, чтобы избавить от горькой судьбы.

Тетушка Грета недоумевала.

— Неужели он виновен в этом преступлении? Это все очень странно... У него бы не хватило сил, и он вряд ли спалил бы целый дом.

Я пожала плечами. Причем тут какие-то силы. Много ли надо, если есть чему гореть?

— Я завтра пойду и узнаю нет ли какой-то ошибки. Надо же что-то делать!

Я в этом особой необходимости не видела. Он теперь мой муж, а деньги... У меня к ним до сих пор было странное отношение и я не считала бременем то, что с нами произошло. Хотя, наверное, стоило подумать и о Тибальте. Как она к этому относится пока неизвестно. Я написала на бумаге свой вопрос.

— С виду с ним все в порядке. Но кое-что меня беспокоит. — тетушка Грета была задумчива. — Не волнуйся, он более-менее физически здоров, если не считать синяки и ссадины. Причем избили его, похоже, еще вчера... Остановить что ли пытались? Непонятно... Но то что он спит... Похоже на магическое истощение, что тоже странно. Ильке, — произнесла она, — я тебе хочу сказать спасибо за Тибальта. Я понимаю, ты так видишь свой долг перед ним, но я тебе благодарна.

Я кивнула и улыбнулась. Для меня это не просто долг, но как я ей объясню?

Ночевала я в его комнате, на первом этаже. И в его постели. Мы теперь муж и жена, и я должна быть рядом тогда, когда ему плохо. Спал он спокойно, то тело его было холодным как лед. Я полностью разделась и прижалась к нему. Я никогда не спала с мужчиной, хотя и много часов провела в объятиях Леру. Но тогда со мной была страсть, а сейчас я просто чувствовала, что так надо. Тело плохо слушалось Тибальта, он не метался, не раскидывал руки и ноги и только один раз за ночь сменил позу. Но он ни разу не оттолкнул меня и даже ко мне тянулся, хоть и не телом. Чем, я не смогла бы объяснить, просто мне казалось что все, что происходит — правильно. Ночью я несколько раз смачивала его губы водой и даже пыталась его поить своим ртом, но у меня плохо получалось. Я долго не могла уснуть, лежала рядом, гладила его по руке, перебирала пальцы, словно выстраивала ту самую связь, которую создала между нами Нерейда. Я звала его мысленно, припоминая все моменты, когда мы были вместе. Я мало знала о магии и дикарских слияниях, но мне хотелось, чтобы он даже там, в своем небытие, помнил обо мне и хотел ко мне вернуться. Я готова была пообещать ему целый мир, тот, от которого в свое время отказался Леру. И я хотела разделить мой мир со своим мужем. Наверное, все это было глупо, я немая, а он меня не слышит. Но меня утешало то, что мы вместе, я его не оставлю, я буду рядом. Всегда. Именно это я ему и повторяла мысленно. Убеждая то ли его, то ли себя. Но себе я уже верила. Запоздало накатил страх того, что было бы, если бы я не увидела, как его везут по площади. Что случилось если бы Тибальта ослепили? Вполне возможно мы с Гретой вообще не узнали бы о его судьбе. Я впервые задумалась о том, какие у него отношения с тетушкой. Насколько часто он вообще у нее бывал и надолго ли оставался? И если я теперь несу за него ответственность, стоит ли нам пользоваться ее гостеприимством? В племени сильга семейная пара строила себе отдельную хижину, но какие обычаи у дикарей, я не знала. И еще, наверное, следовало найти жреца, чтобы сделать себе татуировку на стопе. Чтобы все знали, что я замужем. Правда, любых контактов с племенами я теперь боялась...

С утра я вымыла и переодела мужа. Но меня уже начинало беспокоить его состояние. В племенах лекари и жрецы не терпели насилия над природой и многие болезни тела и души лечили по минимуму, давая человеку возможность самому себе помочь. Но вся наша жизнь учила нас этому. Мы проходили через разнообразные обряды, с раннего детства стремились к себе прислушиваться, чувствовали свое тело и готовили свою душу к тому, чтобы она умела искать свой путь. У дикарей лечили по-другому, поэтому я и не знала, что мне теперь делать. Либо довериться тетушке Грете, либо идти и искать жреца.

Помогла Грета. Она еще раз осмотрела Тибальта, потом что-то долго над ним бормотала, растирая пальцами сушеные листья лайги.

— Его дух слаб. — наконец выдала она. — Я сейчас уйду. Постараюсь найти на рынке травы, которые помогут его духу. Не знаю, получится ли. Сейчас сезон дождей. Но ты не бойся. — она серьезно взглянула на меня. — С ним все будет в порядке. Просто не сразу.

Я взяла ее за руку и указала на лист лайги.

— Да, — кивнула Грета. — Эти листья помогли бы. Но у наших сборщиков их почти не бывает. Колдуны редко доводят себя до такого состояния. А для всех остальных они бесполезны...

Я указала на себя.

— Ты можешь принести?

Кивнула.

Тетушка Грета потеребила подбородок.

— Далеко?

Я помотала головой. Наверное, полдня уйдет. Лес не очень далеко от города и найти лайги я смогу...

— Хорошо, иди, я за ним присмотрю.

Я бросилась наверх. Туго заплела и стянула волосы, чтобы не мешались и надела самое простое платье.

Выйдя из города, я спрятала сандалии за большим камнем и побежала в лес, с неожиданным удовольствием касаясь босыми ногами мокрой травы. В лесу мне сначала было очень хорошо. Я почти отвыкла от запахов, который были со мною с детства. За последнее время для меня существовал только океан, и я забыла, насколько прекрасными могут быть деревья, особенно когда они все вместе. Листья лайги я нашла довольно быстро. Набрала с десяток самых больших и сочных, сложила в сумку и решила возвращаться. Обратно хотелось идти медленнее, но мне словно что-то мешало. Я чувствовала беспокойство. Огляделась, никого вокруг не было, лес бы тих и безмятежен. День вообще был приятным, несмотря на серые низкие тучи. Ни дождя, ни ветра не было. Но в таком родном для меня лесу мне почему-то стало страшно. Чужое присутствие, что-то неправильное и жуткое было в этом лесу. Я с детства ничего не боялась, даже лесных зверей. Конечно, всегда существовала возможность наткнуться на хищника, и не со всяким их них я бы смогла справиться, но это был понятный страх. А сейчас я сама не знала, чего боялась, и от этого становилось еще страшнее. Постоянно оглядываясь, я ускорила шаг, и к опушке почти выбежала. Вокруг по-прежнему никого не было, я вышла на дорогу, лес остался позади, и никакие неведомые чудовища меня не преследовали. Дойдя до камня, я достала свои сандалии и стала обуваться. Страх прошел, но беспокойство осталось. Мы привыкли доверять тому, что чувствовали и развивали свои инстинкты, которые помогали нам охотиться и выживать. Но пока я шла домой по городским улицам, то пыталась приучить себя к мысли, что все это просто мои давние страхи. Страхи поля койш.

Листьями Тибальта я растирала сама, а тетушка Грета пошла разузнать, что же все-таки с ним случилось. У нее были знакомы среди стражников, и я знала, что она не отступиться до тех пор, пока ответы ее не удовлетворят.

Мой муж лежал на постели неподвижно. Был бледен и покрыт россыпью синяков, которые я щедро смазала зеленым соком лайги. Терпкий запах свежих листьев окутывал нас, дурманил мысли и обострял чувствительность. Я легла рядом с Тибальтом и обняла его. Подышала ему в ухо, чтобы согреть или пробудить. Я и сама толком не знала. Но мне хотелось быть рядом и познать его.

'Вернись ко мне...' — в мыслях шептала я. — 'Ты мне нужен', и мне казалось, он также мысленно отвечал и просил его подождать. Еще чуть-чуть.

А потом я уснула.

Проснулась оттого, что меня схватили за плечо и сдернули с кровати.

— Дрянь какая! Нет, ты только посмотри! — кричала женщина.

Я поднялась с пола и посмотрела на нее, пытаясь понять, что происходит.

— Чего уставилась? — я невольно ее разглядывала, потому что женщина была молода и красива. Светловолосая и гармоничная, с океанскими глазами, в глубине которых зарождалась буря.

— Не пущу! — в комнату ворвалась Грета, пытаясь заслонить собой дверной проем и одновременно утянуть туда незнакомку. — Не отдам!

— У меня нет другого выхода. — ответил ей мужчина из коридора, довольно грубо оттолкнул ее и вошел в комнату.

Я выпрямилась и заслонила собой Тибальта.

— Не стоит сверкать на меня глазами, — чуть усмехнулся мне... князь Гозольдо. — Забирайте! — приказал он толпящимся в коридоре стражникам.

Я навалились на Тибальта и вцепилась в него обеими руками.

— Полюбуйся! — снова начала женщина. — Ты не считаешь, что это проблема? Какая-то грязная дикарка в его постели!

— Угомонись, Анна! — приказал князь и повернулся к Грете. — Не волнуйтесь тетушка. С ним ничего не случится. Во всяком случае, пока он мне нужен.

— Никуда он не поедет, пока не придет в себя. — отрезала тетушка и двинулась ко мне.

— Придержите ее.

Две стражников тут же схватили Грету за руки. Она начала выворачиваться, а я еще крепче сжала запястья Тибальта. Пусть попробуют оторвать меня от него. Пусть. Ничего у них не получится!

Но никто не стал меня трогать. Князь Гозольдо подошел ко мне, наклонился, поймал мой взгляд и тут же сжал мне виски своими пальцами.

— Спи. — просто сказал он.

* * *

Мой сон был ярким, влажным и зеленым. Но что-то в нем было такое очень и очень неправильное. Настолько, что я, даже когда очнулась, не смогла сразу избавиться от этого ощущения.

— Пей, Ильке. Так надо. — услышала я знакомый голос.

Передо мной на корточках сидел Ниигору и протягивал мне стакан. Я лежала на полу на циновке в красивой и просторной хижине. И я сразу узнала его дом, хотя была здесь всего один раз с дарами. Ниигору был напряжен и сверлил меня тяжелым взглядом. А я... Мои страхи ожили, сердце заколотилось, и океанской волной нахлынули воспоминания, стирая на песке моей памяти следы моего недавнего прошлого. Я попыталась сказать хоть что-то, но вместо этого схватилась обеими руками за горло. Дышать было тяжело, смотреть на жреца — страшно, а самое главное, я ничего не понимала.

— Успокойся, я уже с тобой, — он легко прикоснулся к моей руке. — И выпей воды. Доверься мне, я знаю, что делаю.

Я замотала головой.

— Опять начинается? — устало осведомился жрец. — Своим непослушанием ты делаешь себе только хуже. Пей. И все будет как раньше.

Я не поняла, что жрец имел в виду, но стакан взяла.

— Пей и глубоко дыши, — жрец немигающее смотрел на меня.

Я несмело сделала глоток. Вода. Безвкусная. У нас в деревне такой нет. На околице в колодце — солоноватая, а у родника с легким сладким привкусом корней дерева женаз. У истоков родника их целая роща.

— До конца. — приказал жрец. Я все выпила. — Хорошо, — кивнул он, забрал у меня стакан, быстро поднялся на ноги и отошел к окну. Дернул расписную занавесь, которая от резкого движения задребезжала ракушками. Комнату затопил полумрак. Ниигору подошел чуть ближе и опустился на ковер напротив меня.

— Наконец-то ты со мной. — произнес он задумчиво.

Я смешалась и занервничала. После того, что со мной случилось перед сном, обнаружить себя в постели жреца было странно. Я не была удивлена. Я была в ужасе, потому что не знала, чего от него ожидать.

— Не бойся меня, Ильке. Я не знаю пока, что с тобой случилось за то время, пока мы не виделись, но я уверен, что ты мне все расскажешь, и я смогу успокоить тебя. Дальше — только радость и счастье. Забудь о плохом. Я получил то, что хотел, теперь осталось сделать счастливой тебя.

Толстые губы жреца сложились в подобие улыбки.

— Это будет завтра. У меня давно все готово. Но сейчас, Ильке... Я не могу быть рядом с тобой. Это для меня сложно. Я не хочу, чтобы ты меня боялась. Я тебя оставлю. Думай, ты это хорошо умеешь. Привыкай. На столе еда, здесь одежда, — жрец указал на корзину около своей постели. — А когда я снова приду, мы поговорим. Но не вздумай выходить из дома. Это... Неприятно.

Ниигору поднялся и вышел их хижины.

А я откинулась на циновке. Руками невольно обхватила себя за плечи. Кожа была влажная и липкая, хотелось вымыться. Я представила себе воду. Много воды, как в городе, или как в океане. Но вода в моих мыслях мешала. Я хотела думать о ней, для того, чтобы не думать о том, что было действительно важно.

Что я делаю в деревне? Как я сюда попала? Почему Ниигору принес меня к себе? Что ему от меня надо? Как понимать его речи? Что скажут обо мне в деревне? И... последняя мысль пронзила мое сердце. Тибальт! Где он? Что будет с ним? Особенно теперь, когда мы связаны...

От города до деревни было около двух суток пути. Быстрее я сюда не могла добраться, значит, князь Гозольдо усыпил меня на два дня? Или прошло еще больше времени? Я ходила во сне и пошла в свою деревню? Почему Грета не остановила меня? Ее тоже усыпили? Мне нужен Тибальт! Мне нельзя его оставлять. Это я знала совершенно точно, и поэтому мне надо как-то отсюда выбираться.

Я села на циновке и расправила платье. Именно в нем я была, когда меня усыпили. Наверное, прошло не так много времени... Но почему я в деревне? И... Ведь меня так просто отсюда не выпустят. Может, дождаться ночи? Я не в Доме обрядов, дверь не заперта, Ниигору ушел. Пока ушел. Неизвестно, надолго ли, значит, мне нельзя терять времени. Деревню я знаю, и смогу уйти в лес незамеченной. Надо бежать! Бежать к моему мужу! Который даже не знает, что он мой муж. И не знает, что он со мной связан жизнью...

Я вскочила на ноги и медленно подошла к окну. Чуть сдвинула в сторону занавеску. Дом жреца находился за Домом обрядов. И именно поэтому рядом всегда были люди, пробегали ребятишки, которых отправляли отнести жертвенные послания. Приходили женщины просить и молиться, мужчины, благодарить и воздавать, слуги убирать и готовить. Сейчас у изгороди стояли три женщины, которые разговаривали и смеялись. Я их знала, и была уверена, что стоит мне выйти наружу, как они в страхе разбегутся. Жертвы не должны возвращаться в мир живых. Жрец рискует, приведя меня обратно в племя. Или же не рискует... Если меня снова ждет то же поле койш...

Выход с другой стороны от окна, до леса недалеко. Я добегу. Тем более, женщины вряд ли будут сами меня преследовать, даже если узнают. Просто позовут кого-то, а я буду далеко. Побегу к водопаду. Пока хватит сил. Как ни странно, чувствовала я себя хорошо, наверное, после напитка жреца. Ниигору не так прост, он многое может. Лишить меня всего, или сделать сильной. Ну и пусть! Надо этим воспользоваться. Я отвернулась от окна и двинулась к выходу. Пальцами коснулась ручки из туго переплетенных прутьев и приоткрыла дверь. Перед домом никого не было. Я ступила за порог и осторожно двинулась вперед. Нахлынули звуки и запахи родной деревни. Я чуть не задохнулась от родных ощущений. Так хотелось погрузиться в них с головой. Но мне нельзя. Я взяла себя в руки и огляделась. Никто за мной не следил, было тихо. И я решилась. Рывок в сторону леса. Я побегу! Вот сейчас... И... Взметнувшаяся темно-зеленая лиана сбила меня с ног.

Сезон дождей. Грязь на руках и лице, липкие волосы. Кровь из разбитой губы. Мои ноги крепко стянуты, тело облепили листья. Тугие, гибкие стебли ползут по моим рукам и телу, и я сжимаюсь от ужаса. Что со мной? На виске пульсирует жилка, мои волосы стягиваются в узел, и я не могу расправить их, потому что мои руки уже несвободны. Большие листья, словно ладони, крепко прижимаются к моим ушам, накрывают щеки. Я смотрю в серое небо. Мне очень страшно. Я не хочу умирать. Зелень закрывает мне глаза, залепляет нос и рот. Вжимается в мою рану и словно целует. Я уже не здесь. Сердце бьется за меня. Не дает уйти.

— А я ведь предупреждал, — словно издалека слышу голос жреца. Он с нажимом проводит рукой, и лианы с листьями соскальзывают с моего тела, повинуясь его жесту.

Я поднимаюсь с земли. Вся дрожу. Опустошение. Ниигору подхватывает меня на руки и несет в купальню.

— Сначала я тебя помою, а потом согрею. Ильке, Ильке. Я до сих пор не понимаю, зачем ты сопротивляешься...

Я безучастна, теперь меня и тело не слушается. Он кладет меня на деревянную лежанку, разрывает платье и начинает поливать прохладной водой из кувшина, одновременно обмывая губкой. Зубы стучат, я не могу лежать спокойно. Пытаюсь увернуться от его руки, но его это не раздражает. Губка двигается плавно, как будто ласкает, заставляет расслабиться. Наконец он меня растирает мягкой тканью и несет обратно в свою хижину.

— Почему все так неправильно? — прижимает меня к себе жрец. — Разве ты так хотела?

Я удивленно заглядываю ему в лицо.

— Ты даже не подозревала да? Глупая девчонка! Разве я мало к тебе ходил?

Жрец действительно часто приходил к нам, когда была жива старейшина Ринус, и беседовал с ней, пока я готовила еду. Я не знала, о чем они говорили, и никогда не интересовалась.

— Я наблюдал за тобой. Долго. Направлял и наставлял. Но я не давил на тебя. Ждал, пока ты взрослеешь и поумнеешь. Нет, Ильке, это не ты глупая, а я... Надо было сразу взять то, что мне принадлежит. А не заставлять тебя делать выбор. Ты выбрала неправильно, потому что не знала, что именно я тебе предлагаю, не так ли Ильке? Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь! — приказал жрец.

— Я не могу говорить, — с трудом произнесла я...

* * *

— Теперь ты можешь все.

Наверное, Ниигору прав. Но я почему-то ничего не чувствую. Возвращение голоса не радует. Потому что это произошло тогда, когда я меньше всего этого ждала и в этом нуждалась. Зато теперь я знаю, кто виноват.

— Да. Но до поры до времени.

— Что ты имеешь в виду, Ильке? — жрец опять устроил меня на циновке, с которой я недавно сбежала. Я отвела взгляд и вцепилась в нее пальцами. Мне нужна была какая-то основа. Что-то, на что я могла бы опереться. Жрец протянул мне тонкую рубаху.

— Зачем я здесь? — спросила одеваясь.

— Потому что тут твое место. — Ниигору снова заговорил со мной как жрец, надменно и покровительственно.

— Я больше не принадлежу племени.

— Это не тебе решать. Надеюсь, ты понимаешь всю бессмысленность твоих побегов? Но я допускаю, что ты просто испугалась. Ведь это так естественно...

— Не так. — сказала я. — Я не боюсь. Но мое место уже не здесь.

— Здесь! И оно твое по праву. Тебе недолго осталось ждать. Уже завтра ты войдешь в мою хижину как жена.

— Я больше не жертва? — удивилась я.

— А ты считала себя жертвой? Я дал тебе столько знаков!

— Что ты имеешь в виду?

— Ильке, Ильке... Я не дал тебе напиток забвения и лишил голоса. Неужели ты думала, что настолько жесток, чтобы после этого бросить тебя!

— А...

А что же это было? Там на поле? Когда я лежала привязанная к земле и ждала смерти?

— Я вернулся за тобой, Ильке... — тихо произнес жрец.

— З-з-зачем?

— Ты хочешь все узнать сейчас? Да, ты права. Завтра у нас не будет времени на разговоры. Ты так прекрасна в своей наготе. И когда я буду рядом с тобой, сорву твой цветок и разделю с тобой дыхание, когда ты примешь меня и отзовешься...

— Отпусти меня... Я не понимаю, зачем я тебе нужна... Я ничего не знала, я вернулась случайно, и уйду обратно в город. Могу сейчас...

— Вернулась? Ты думаешь, ты сама вернулась? — Ниигору чуть не рассмеялся. — Нет, Ильке. Я сам забрал тебя. Точнее не так... не сам. Мне помогли мои слуги... ты с ними уже познакомилась... Не очень приятно, не так ли? Но они были осторожны...

Жрец внимательно посмотрел на меня и коснулся рукой пола. В проеме между циновками и ковром показался гибкий стебель, который доверчиво прильнул к его руке. Я замерла в ужасе.

— Ильке, они не причинят тебе вреда. Потому что ты со мной.

— Я ничего не хочу. Почему я? Таких как я много!

— Таких как ты нет! — оборвал меня жрец. — Ты выросла такой, как мне было надо. Да, ты не подчиняешься слепо, не стремишься ко мне, хотя любая была бы счастлива, оказавшись на твоем месте!

— Нет! — воскликнула я, и, закашлявшись, сжала руками горло. Ниигору повернулся, взял с низкого столика кувшин и протянул мне.

— Это несс-ук-ту. Твой я давно не пробовал, но этот вполне хорош.

Я сделала глоток из кувшина.

— Жрец, женщины племени могут любить тебя и ухаживать за тобой. Но они ничего не потеряли. А я... Ты разлучил меня с Леру! Отправил на поле койш! Почти убил, лишил всего, что мне было дорого, включая моего мужа, и теперь ты говоришь мне о том, что я должна быть с тобой?!

— Мужа, Ильке? — вкрадчиво переспросил жрец, и дернул меня за ногу.

Я еле удержалась, чтобы не завалиться на спину, и меня прошиб холодный пот. Что я ему сказала? Зачем? Ниигору никогда не испытывал жалости. Для племени он был справедливым жрецом, всегда заботился о нуждах народа сильга, но он не был добрым. Ему нельзя доверять. И я это знала.

— У тебя нет мужа. — его пальцы сжали мою лодыжку. — И нет татуировки.

Второй рукой он накрыл мою стопу и с нажимом погладил.

— Мне самому будет приятно нанести ее на твою кожу. Это знак моей власти. Той власти, которую я хочу разделить с тобой. Но ответь мне, Ильке, ты ведь еще не была с мужчиной? Какой-нибудь дикарь возлег рядом?

Я покраснела и покачала головой. Я лежала с Тибальтом, касалось его своим телом, но он не был со мной.

— Я рад. — довольно ухмыльнулся жрец. — Что мой цветок по-прежнему может украсить мой стебель. Но об этом не надо говорить.

Нам вообще не надо говорить. Я не хотела говорить. И слушать тоже. Я хотела вернуться в город. Там теперь моя жизнь. Но сейчас я должна терпеть. И понять. Поэтому надо слушать.

— Ильке, наша история началась давно. — продолжил жрец. — Теперь я понимаю, что не надо было держать тебя в неведении. Эту ошибку я признаю. Ты не думала обо мне, потому что считала себя ниже меня по положению, и это вошло в привычку. Я заботился о тебе, но никто, включая тебя, не видел моей заботы. Я заметил тебя, когда тебе было девять. Ты часто прислуживала в Доме обрядов. Я наблюдал за тобой, но мы никогда не говорили. Я уже тогда мог многое. При посвящении я смог почувствовать силу, а через несколько лет наконец смог с ней договориться. Без жертв не обошлось, конечно, но я ни о чем не жалею...

Когда я прислуживала в Доме обрядов, я никогда не встречалась с Ниигору. Да, видела его издалека, и преклонялась перед ним. Он был самым молодым жрецом в племенах сильга, но его уважали и боялись. А мне и в голову не приходило, что ему есть дело до девчонки-дочери рыбака.

— Твои платья были совсем простыми. А из украшений были только цветы и ракушки. Мне бы доставило удовольствие наряжать тебя даже тогда... И я бы взял тебя в свою хижину. Конечно, я бы не прикоснулся к тебе, в племени достаточно взрослых женщин, но я побоялся, что, будучи ребенком, ты подчинишься мне настолько, что утратишь себя. Мне уже давно была нужна жена, но я хотел равную, и поэтому выбрал тебя.

— Я из низших, ты не забыл, жрец?

— Это не имеет значения. Ты была очень способной, я видел. Ты не знала и не замечала, что отличаешься от других. Ты быстро училась таким вещам, которые другие девочки постигали годами. Ты легко сходилась с людьми, но не имела близких подруг. Потому что ты — другая. Тебя завораживает природа. Ты любишь лес. Цветы, травы, деревья... И уже тогда хотел привести его к тебе, связать с ним... Ты была такой настоящей. Такой правильной, что я не мог тебе позволить расти в твоей семье... Это я помог твоим родителям уйти вдвоем...

Ниигору замолчал, испытующе глядя на меня. Я сидела спокойно, слушая его. Это было тяжело, очень тяжело, особенно после его последних слов... Ведь если это правда...

— Я позаботился о твоем воспитании и образовании. — продолжил жрец. — Хотя Ринус я тоже недооценил. Сначала я думал, что она моя союзница. Она не могла не видеть, как я к тебе отношусь. Она должна была внушить тебе уважение к моим желаниям! Но она почему-то решила, что у тебя нет достойного будущего в племени. Я не знаю точно, какую судьбу она тебе готовила, но явно не понимала, что я хочу тебе предложить.

— И что же ты можешь мне предложить, жрец? — надменно произнесла я.

— Не все сразу, Ильке. Ты уже приходишь в себя. Я доволен. И я дам тебе яркую жизнь, полную любви и могущества.

Я чуть не рассмеялась. Любовь? Что Ниигору знает о любви? Если даже я о ней ничего не знаю. Моя любовь умерла вместе с предательством Леру.

— Ринус перешла границы, и ей пришлось уйти. — жестко сказал Ниигору. Я в ужасе воззарилась на жреца. Неужели все смерти вокруг — его рук дело? — Не волнуйся, — он уловил мое движение, — она ушла в радости. Я был к ней добр. А ты осталась одна, и я должен был получить тебя, взять тебя как равную. Ты ничего не скажешь?

— За родителей спасибо. Мало кто уходит вдвоем. И за старейшину Ринус тоже. Я ее любила, и мне было с ней хорошо. Но не тебе решать, кому и когда умирать из моих близких!

Глаза жреца довольно сверкнули.

— А вот и твой характер, Ильке! Мне не нужен твой страх и не нужно бездумное сопротивление, когда ты сама не понимаешь против чего идешь. Мне нужен противовес. И ты им станешь! Ты примешь мою силу и поможешь мне с нею справиться. Наша деревня, — Ниигору бросил взгляд на дверь, — была началом. Сейчас все племена сильга — мои. Это оказалось легко. Я долго выжидал и боялся, что не справлюсь. Ведь мне пришлось все делать в одиночку, но теперь мне будет легче, потому что я нашел и вернул тебя!

— Я не вижу твоей любви, жрец! Я любила Леру!

— Это была не любовь. Ты и сама это знаешь. Я позволил Леру быть с тобой, потому что мне нужна была взрослая женщина, хоть и невинная. Я был уверен, что он не зайдет далеко. Он так внушаем... Но благодаря ему ты испытала свое разочарование. Это необходимый опыт. Теперь ты знаешь, что никто не безгрешен и тебе будет проще принять меня. Я же боялся. Я не настолько самоуверен! А ты не знала, о том, что я чувствовал. И как я испугался, когда не нашел тебя на поле!

Проводник воли богов испугался, когда воля богов свершилась?

— И потом я искал тебя. Долго искал, пока ты снова не пришла в лес... Скажи, зачем ты ушла с поля?

— Я не хотела умирать!

Я не стала добавлять, что от меня мало что зависело. И не стала рассказывать про Тибальта.

— Ты бы не умерла... Я опоздал совсем чуть-чуть. Я дошел до деревни и оставил там охотников и старух, и поспешил назад. Растения бы не причинили тебе вреда, они должны были только изучить тебя, чтобы признать своей. А потом я бы успокоил тебя и взял с собой.

— Растения койш тебе повинуются?

— Разумеется. Я принял их силу. Я знаю, как ими управлять. И теперь я могу управлять людьми, и их судьбой. Полям койш нужны жертвы, но разумно убивать одних, чтобы сохранить жизнь другим и сделать ее для них лучше.

Я старалась сидеть неподвижно, но от откровенности жреца меня уже тошнило. Я перестала видеть в Ниигору человека. Но и богом он для меня не стал. Я всю жизнь верила в лесных богов и духов, но в их решениях я видела разум и волю, а в поведении жреца только одержимость. Неважно чем, мной ли, властью, или своей силой. Он начал убивать и не остановится. И заставит меня быть рядом. А гибкие лианы ему помогут. Я смотрела на свои пальцы, они подрагивали. А из глаз готовы были пролиться слезы.

— Это опасный путь, жрец. — вымолвила я.

— Ну-ну, Ильке. — Ниигору легко приподнял мой подбородок. — Я все равно доволен результатом. Со временем ты поймешь и привыкнешь. Не все сразу. Я тоже долго привыкал. И ты именно такая мне нужна, ты будешь спорить и сопротивляться, когда что-то будет не по-твоему. Ты права, есть вероятность заиграться, но я готов с тобой советоваться. Нам многое предстоит...

Он коснулся моих губ своими пальцами.

— А сейчас мне лучше уйти. Я проведу ночь в Доме обрядов. Буду общаться с духами и ждать. Завтра наша свадьба, Ильке. Утром к тебе придут. Отдохни хорошенько.

И тут Ниигору поцеловал меня. Мне не было неприятно, его губы были мягкими и влажными. С легким привкусом ягод койш. А они дарят настоящее наслаждение...

* * *

Свадьба в племени сильга — настоящее событие для деревни. Сватовство Ниигору проигнорировал. Не было ни подарков, ни друзей-мужчин, ни даже моего согласия. Он всех поставил перед фактом, зная, что власть жреца в племени не оспаривают.

После его ухода мне было плохо. Я лежала на циновке у стены, там, где он меня оставил, куталась в мягкое одеяло и никак не могла согреться. Мне не было холодно, мне было страшно, от этой неотвратимости. Я боялась выйти из хижины за дверь, но и внутри оставаться боялась. Жрец окружил меня со всех сторон. Моя дрожь меня раздражала, я растирала свои руки и ноги, но они все равно не слушались. За окном шумел ветер, шелестели листья лайги, и от этого становилось тревожно. Даже не знаю, как мне удалось уснуть, но как-то внезапно я поняла, что за окном светает. Сероватый полумрак мешал сосредоточиться, и мысли были вялые и одурманенные.

Если верить Ниигору, то меня ждет власть и жизнь, о которой я раньше не смела и мечтать. Я могу вернуться в тот мир из которого меня изгнали, в тот мир, который долгое время был для меня родным. Привычный, понятный и теперь доступный. Это стало для меня настоящим искушением. Я и сама не ожидала от себя такого. Не иначе, как Ниигору опоил меня соком ягод койш, если это будущее я посчитала привлекательным. Но в то же время я поняла, что долгое время жила чужой жизнью. Город на берегу океана был едва ли милее для меня, нежели хижины родной деревни. Лес, который я любила и который меня пугал, теперь мог стать моим... Я бы смогла проникнуть глубже в его тайны, слиться с ним и понять его. А то, что для этого стоило заплатить цену... Так и жрец ее в свое время тоже заплатил. Он стал сильным и могущественным. Ему пришлось кое-чем поступиться, я знала, что для меня его цена была бы слишком высока, но моя цена не была для меня непомерной. Жизнь всегда ставит перед нами выбор, и его смысл в том, что нам сложно решиться на что-то. А я так устала. Я могу просто покориться. И это не будет неправильно. Ниигору по-своему любит меня. Наверное, я смогу выдержать груз этой любви. Всегда проще дать другому любить себя. А любить самой — такая ответственность... Я закрывалась от нее и я ее не хотела. Я почти жалела, что тогда рванулась на помост, чтобы не дать ослепить Тибальта. Нерейда говорила, что я пожалею. И теперь я не знаю, что мне дальше делать...

После того как встало солнце, я попила воды и умылась. Походила по хижине, а потом пришли женщины. Готовить меня к свадьбе. Они улыбались, говорили со мной, превозносили достоинства Ниигору и его мужскую силу. По-моему я тоже улыбалась и что-то отвечала. Не помню что. Чужие руки перебирали мои волосы, нежно их расчесывали и заплетали. В хижине было тесно. Женщины одетые в яркие наряды мелькали туда-сюда, убирались и готовили ложе. Вкусно пахло едой, вечером будет пир, но мне есть не хотелось. Горло сжималось.

Я — невеста. Новобрачная. Непорочная. Меня повели к источнику. Там омоют в проточных водах, укутают в новое полотно и наденут на шею ожерелье из цветов иллиса. Они так приятно пахнут, возбуждают мужскую сущность и пробуждают женскую чувственность. Цветы иллиса, ягоды койш, прохладная циновка из свежих стеблей лайги. Моя ночь будет не такой плохой. Ниигору опытный и страстный мужчина. Он знает, что делать. Мне будет очень хорошо. На губах застыла улыбка.

Холодные струи воды текли меж моих бедер, но холода я не чувствовала.

— Она совершенна, — приговаривали женщины, — и достойна жреца.

Женщину ценят за красоту, а я красива. Жрецу позволительно иметь красивую жену, даже из низших. Тем более, если он захочет, то всегда может жениться еще раз.

Мне было странно, что никто не спрашивает, что со мной случилось на поле койш, и как я смогла вернуться из страны грез. Хотя я существую по воле богов. Не о чем спрашивать. Тибальт бы поинтересовался. И Грета. И князь Гозольдо, который все привык решать сам, даже то, кому и когда надо спать. Зачем он меня тогда усыпил? Неожиданно в глазах защипало, я поспешно зажмурилась.

Вторую половину дня я провела в хижине. Занавески на окнах задернули, чтобы защититься от яркого света. Было солнечно. Две старейшины провели со мной беседу об обязанностях жены. Наставления, правила, покорность. Я у его ног. Представила, как Ниигору возвышается надо мной, а я смотрю на него с обожанием. Мой взгляд. Именно таким он и будет сегодня вечером.

Потом меня нарядили, волосы отяжелели от украшений, а вот рубашка была самой простой. Жена приходит в дом мужа без ничего, и он решает нанести ли на ткань рисунок, то ли украсить ее тело раковинами и жемчугами. Потом меня все покинули, чтобы я смогла обратиться к духам. Обычно это делается в Доме обрядов, но жрецу простят своеволие, ведь он — проводник воли богов. После того как все ушли я недолго просидела на полу. Моя отстраненность уступила место нервному возбуждению. Но то, что произойдет — неизбежно, я найду, чем себя успокоить. Я поднялась и подошла к стене хижины. Там на полках стояли кувшинчики со снадобьями. Я понюхала содержимое в нескольких из них. И из последнего сделала глоток, а потом еще один...

— Ильке, пора! — дверь в хижину распахнулась и в комнату вошла одна из старейшин. Кувшинчик выпал из моих рук, но не разбился, только влага впиталась в свежие циновки. — Мы уберем, иди. Он ждет тебя.

Моя походка обрела твердость и мои руки, как никогда свободные, не дрожали. Я не улыбалась, когда шла навстречу Ниигору. Он тоже был серьезен и красив. Цветная накидка делала его ярким и величественным, по сравнению с другими жителями деревни. Его бедра тоже были увиты цветами, которые почти полностью скрывали набедренную повязку. Нити разноцветных бус украшали шею и грудь. Он — мое будущее, тот стебель, на котором распустится мой цветок. Он так решил, а я себе это внушила. Чтобы помочь себе быть с ним рядом этим вечером и ночью. Во взгляде Ниигору был восторг. Мужичины племени тоже смотрели на меня с восхищением, а женщины с завистью. Леру тоже был здесь. Он не был рад, его взгляд был болезненным, но мне было все равно. Я просто прошла мимо. Ниигору чуть наклонил голову в одобрении.

Потом был пир. В Доме обрядов было не протолкнуться. Дымили курительницы, еды было в изобилии. Моя тарелка была полной, но я так ни к чему и не притронулась.

— Поешь, Ильке. — приказал жрец, протягивая мне плод айджу. Я с благодарностью кивнула и протянула руку. Наши пальцы соприкоснулись. — Уже скоро. — жрец раздвинул в улыбке толстые губы.

Сначала говорили старшие охотники. Их напутствие было коротким, потому что настоящий мужчина и господин и так знает, что ему делать и как жить. Потом поднялась одна из старейшин. Ее речь была о том, что под влиянием женщины мужчина меняется и теперь у всего племени праздник, потому что у жреца есть возможность принять вторую половину своей сущности. Ниигору был доволен, я чувствовала это. Все происходило так как он хотел. Напоследок сказали дети, потому что они — будущее племени. Наше будущее.

— Эту радость я тоже дам тебе. — прошептал Ниигору мне на ухо. — А теперь пойдем.

Мы поднялись. Пока шли к выходу нас приветствовали восторженными криками. На улице было темно. Я подняла лицо к звездам.

— Ночь коротка. — вымолвил Ниигору. — только прошлая мне казалась длинной. Но я все равно был рядом. Слился со стеблями и листьями и ветром стучал в твое окно...

Безумец.

— Идем, Ильке. У нас еще много дел.

— Да, — я приняла его право.

В хижине было прохладно. Ниигору опустился на ковер возле ложа, украшенного разноцветными лепестками. Если все пойдет не так, надо будет их вынести за дверь.

— Я сделаю для тебя свежий несс-ук-ту. — сказала я.

— Да, — Ниигору благосклонно кивнул. — Нам нужно привыкнуть...

Пока готовила напиток, спиной я чувствовала, как он за мной наблюдает. От его взгляда мне становилось жарко, щеки горели, кожа стала чувствительной, и волосы щекотали шею. Я провела по ним рукой, чуть расправила. Нераспустившийся цветок иллиса упал в несс-ук-ту, я сняла напиток с огня и поставила на холодный камень, чтобы немного остудить.

— Выпьешь со мной? — спросил Ниигору.

Я легонько наклонила голову. Для невесты это честь, если еще до совместной ночи муж признает ее за равную. Наверное, мне стоит радоваться и быть благодарной. Я взяла два стакана, разлила напиток, потом приблизилась к жрецу и опустилась перед ним на колени.

Он позу не сменил, но чуть прикрыл глаза.

— Ильке. — произнес. — Ты невозможная. Иди ко мне.

Я поставила стаканы на пол и потянулась к его губам. Наш поцелуй был сладок, но Ниигору не дотронулся до меня руками.

— Пусть все будет по правилам, — прошептал он в мои раскрытые губы. — Сначала несс-ук-ту, а потом я займусь татуировкой. Состав уже готов. — он кивнул на столик у ложа.

Я подала ему стакан и сделала глоток из своего.

— Как блестят твои глаза, — сказал жрец. Я улыбнулась. — Не могу больше ждать!

Он залпом выпил несс-ук-ту и потянулся к кисточке и составу. Я замерла. Ниигору тоже замер, а потом вдруг встрепенулся и рванул к стене. Нервными движениями он шарил по полкам, сбивая с них кувшинчики.

— Где? — прохрипел он. Я сжалась и исподлобья посмотрела на него. Жрец, цепляясь за стену, тяжело осел на пол. Он с присвистом дышал и раздирал руками грудь. Шевелил губами, силясь что-то сказать. Агония была недолгой. В последнее мгновение он поймал мой взгляд, а потом его глаза закатились. Я с облегчением выдохнула. Вдруг из-под напольных циновок выползли зеленые стебли и опутали его тело, я в ужасе отпрянула подальше от жреца и вжалась в угол. Стебли сжимались, елозили и пульсировали, но вскоре побледнели, сжались и, словно утратив свою силу, соскользнули с тела и рассыпались серо-коричневой трухой. Ниигору неподвижно лежал у стены, его голова свесилась на грудь. Меня трясло, но не оттого, что противоядие, которое я выпила, не подействовало. В нем я не сомневалась. Просто я столкнулась с тем, что наделала. Я убила одного своего мужа, для того чтобы жил другой...

ОБНОВЛЕНИЕ от 23.04.2014

* * *

Действовать пришлось быстро. До рассвета нужно было убежать как можно дальше от поселка. Утром по моему следу пойдут охотники и если они меня догонят, то смерть на поле койш еще покажется мне милосердной участью.

Я так и осталась в простой рубахе, но быстро выпутала из волос бусины, ракушки и цветы, потом заново заплела волосы и перетянула их шнурком. Стараясь не оглядываться на жреца, взяла со столика две нитки жемчуга и кожаный поясок с ножнами. Потом, осторожно оглядываясь, выбралась из хижины. На улице никого не было, но в Доме обрядов еще праздновали. До леса я добралась быстро, и скоро огни и звуки деревни остались далеко позади.

Бежала долго, сначала по дороге, потом вдоль ручья к водопаду, и именно там у меня кончились силы. Рубашка была мокрой от пота, и как только я остановилась, сразу же стало холодно. Насыщенный влагой лес настороженно молчал. Я рухнула на глинистый берег и зарыдала. Сколько плакала, не знаю. Потом ко мне вернулся страх. Я скинула рубашку, наскоро постирала, вымылась сама. Стало немного легче, хотя сразу навалилась усталость. Но отдыхать было рано. Я отжала рубашку, натянула на себя и отправилась в город.

По пути пришлось сделать привал. Для того чтобы поесть, плоды айджу пришлось запихивать в себя чуть ли не силой, и чтобы хоть немного поспать. Спала недолго, но это было и к лучшему. То состояние, в котором я пребывала, помогало мне не думать о том, что я совершила и о том, что ждет меня дальше. Хватало сил идти дальше, и я была этому рада...

Наутро второго дня я вошла в город. Нервничала с каждым шагом все сильнее. Было страшно идти к Грете, но в то же время хотелось бежать к ней со всех ног. Камни городской мостовой потихоньку нагревались и горячили ступни, а обуви у меня не было. От недосыпа руки чуть подрагивали, и очень хотелось есть. К дому тетушки Греты я еле дошла, но ворота оказались закрытыми. Я долго стучала, но никто ко мне так и не вышел.

* * *

Ждать на улице было неуютно, я не хотела привлекать внимания, поэтому когда никого рядом не было, перелезла через забор. Дом тоже был заперт. Я долго сидела на лавочке в саду и ждала хозяйку. К полудню поняла, что Грета не появится. К соседям идти не рискнула. Тетушка Грета при мне никогда надолго из дома не отлучалась, и оставалась надежда, что в ближайшее время она придет, а если нет... Надо было сосредоточиться. Искать мне нужно было совсем не ее. Тибальт был моей главной целью. И последним, кто интересовался его судьбой, был князь Гозольдо. Значит, о судьбе своего мужа я смогу узнать в замке. И если понадобится, дойду до самого князя. Он бывает на людях, и вряд ли меня забыл...

В этот день попасть в замок не удалось. Я не дошла даже до середины моста. Меня остановила магическая защита замка... Голоса в голове навязчиво интересовались, зачем я явилась, но на имя Тибальта упорно не реагировали. Я не знала, что нужно сказать, чтобы меня пропустили дальше. К повозкам, следующим в замок тоже присоединиться не получилось. В княжеский замок не пускали всех подряд, и мне от этого становилось страшно, потому что я не знала, что мне делать. Последние два дня я держалась только потому, что у меня была цель. А теперь все только больше запуталось. Под вечер я вернулась в дом тетушки Греты, чтобы все спокойно обдумать. Там так никто и не появился.

Внутрь я проникла через неплотно прикрытое окно. Сделала себе настой из трав, нашла простые сандалии и чистое платье и отправилась спать.

* * *

С утра мне все казалось странным, как будто и жизнь была не моя, и мысли и желания. Есть не стала, чувствовала себя напряженно и с трудом заставила себя попить воды. Было довольно рано, солнце только-только встало. Я решила подобраться к замку и спокойно осмотреться. И еще у меня была надежда, что моя настойчивость все-таки привлечет ко мне внимание тех, кто обеспечивает охрану замка. Я должна туда попасть. А дальше...

Мост был довольно широким, и по нему уже двигались повозки. Мы в племени тоже предпочитали делать дела с утра, пока еще не очень жарко, и я отругала себя за то, что проспала. Надо было придти еще раньше, или же переночевать тут. На мост я заходить не рискнула, решила сначала понаблюдать за теми, кто ехал в замок. Попадали они туда беспрепятственно, повозки даже не останавливались. Мне даже начало казаться, что вчерашние голоса в голове мне приснились, и что я вообще с трудом отличаю сон от яви. Наверное, надо было с кем-нибудь заговорить, я несколько раз порывалась, но что-то меня останавливало. Так я и стояла в нерешительности неподалеку у въезда на мост и машинально поглаживала парапет из белого камня. Но вдруг из замка показался всадник, и я сразу узнала в нем князя. Он скакал по мосту прямо ко мне словно духи давали мне возможность осуществить то, что я задумала. Я рванулась вперед и выскочила чуть ли не под копыта княжеского коня.

— Князь! Остановитесь! — мой голос был слабым, и я не была уверена, что он меня услышал. Меня оглушило конское ржание, и я сжалась, сама не зная, чего ожидать.

— Что тебе нужно? — раздался спокойный голос.

— У меня просьба! — я понимала, что у правителя нужно просить, а не спрашивать.

— Дай руку! — конь оказался совсем рядом. Я протянула руку. Пальцы дрожали. Князь Гозольдо крепко схватил ее.

— Держись! — приказал он, рывком усадил меня перед собой, а потом пришпорил лошадь.

Руки у князя были твердые и горячие. Одной ладонью он прижал меня к себе.

— Расслабься и выдохни. Я не дам тебе упасть. Говори, что ты хотела.

— Тибальт... — нервно выдохнула я. — Он в замке?

Рука князя напряглась.

— Зачем он тебе?

— Я его жена и мне нужно его увидеть! Если конечно он пришел в себя...

Князь немного помолчал, а я сжалась от внезапно нахлынувшего страха. А что если я опоздала?

— С ним все в порядке. Я слышал об этой истории, и, я думаю, что ты можешь считать себя свободной... Долги Тибальта оплатят, вреда ему никто не причинит.

— Но мне нужно с ним встретиться!

Чтобы рассказать ему про обряд. Представляю, как он удивится. Даже два раза. Ведь Ильке теперь умеет говорить.

— Времени на тебя у него нет и не будет.

— Ему придется найти для меня время, иначе он скоро умрет.

Князь подстегнул коня и впился пальцами руки в мой живот.

— Говори!

И мне пришлось ему все рассказать. Я старалась говорить только о главном, но все равно получилось долго. Он слушал меня внимательно, не перебивал, только напряженно дышал в ухо.

А потом, когда я замолчала, так ничего и не ответил.

Из города мы выехали и теперь скакали вдоль берега. Дороги у дикарей хорошие. Мы лошадей для поездок не используем и нам такие дороги не нужны. Но для них... Стук копыт, он естественный, успокаивает. Я чуть не уснула, но князь, видимо, что-то почувствовал и резко остановился. Соскочил на землю и снял меня с лошади.

— Мне нужно было подумать. — сообщил.

— Мне нужно к Тибальту. — сказала я в ответ.

— Да. — он словно напрягся. — Это я понимаю. Но нам придется заключить договор.

— Договор?

— Ах да. Ты не знаешь. У вас же все по-другому. В общем, тебе придется дать мне обещание.

Он сильно сжал мою руку и развернул к себе. Долго смотрел в глаза. Потом сказал.

— Вряд ли обманешь.

— Мне незачем. — пожала я плечами.

— После... — он замялся. — После того как... как вы будете вместе... Тебе придется уйти...

— Почему?

— Как тебя зовут? — вдруг поинтересовался князь.

— Ильке.

— Очень красивое имя. Для тебя правильное. А меня зовут Стефан.

Я промолчала. Я не умею хвалить имена. Они принадлежат духам.

— Он в ближайшее время будет занят, да и потом тоже.

Я удивилась. Но не настолько, чтобы начать задавать вопросы. Тибальт — мой муж, но мы не давали друг другу клятвы. Мы вообще с ним ни разу не разговаривали.

— Я обеспечу тебя. — продолжил Стефан. — Выберешь себе любой дом в городе, и если захочешь, то...

— Нет. Мне ничего не надо.

— Почему? — возмутился князь, потом топнул ногой и отошел на пару шагов. — Как же все сложно!

— Я должна это сделать для него.

— Клятва?

— Нет. Просто долг.

Стефан сухо кивнул.

— Пойдем, — приказал он мне. — Мы все обсудили. Но я еще не еду в замок. Это единственное время дня, когда я могу побыть один.

Я промолчала, потому что понимала его. Я тоже любила одиночество.

— А ты нелюбопытна.

— От меня сейчас мало что зависит, я сделала то, что должна была и теперь мне спокойно.

— Интересно. — кивнул князь, потом наклонился, поднял камень и бросил в океан. — сможешь кинуть дальше меня?

Я невольно улыбнулась. Я так давно ни с кем не играла.

Камни мы бросали долго, и я видела, что Стефан не особо старается меня обыграть. Казалось, он вообще не был заинтересован в победе. Кидал, как придется. Да и я не выкладывалась, просто получала удовольствие.

— Пора возвращаться, — наконец остановился он.

Возвращались молча. Уже в замке князь Гозольдо отвел меня в небольшую комнатку на первом этаже.

— Можешь отдохнуть здесь до вечера. Мне нужно кое-что проверить. Охранные заклинания замка пропустят тебя наверх, и у тебя будет допуск в княжеские покои. Вечером ты сначала придешь ко мне, нам нужно будет поговорить и решить, когда ты увидишь Тибальта!

Что ж. Приказы не обсуждаются.

* * *

Комната была очень милой. Светлой и прохладной. Дикари старались строить все из камня, и, видимо, знали о его свойствах. Потому что и домик тетушки Греты и этот светлый замок безо всяких отверстий в стенах как в наших хижинах, не давал задохнуться от летнего зноя. А вот постель была слишком мягкой. И я не смогла на ней спать, поэтому скинула покрывало на пол и устроилась на нем, чтобы хоть немного отдохнуть. Не проснулась даже тогда, когда мне принесли поесть. Уже потом обнаружила поднос на столе. Значит, князь предупредил обо мне.

Есть не хотелось, и я просто попила воды. Потом выглянула в окно. Судя по солнцу, день был в самом разгаре. В комнате кроме входной двери была еще одна, ведущая в умывальную комнату. Наверное, это удобно, когда у тебя такой большой дом. Когда я жила в племени, то умывалась во дворе. Сама приносила воду из родника. И в этой размеренности было что-то успокаивающее. Мой день был предопределен, я знала, что буду делать с утра, что в обед, и что вечером. Только в последнее время все вокруг смешалось, и я поняла, чего мне так не доставало в последнее время. У меня отобрали покой. Старейшина Ринус, безусловно, правильно делала, что учила меня и показывала, насколько разнообразен мир. Но мне эти знания понадобились для того, чтобы понять, чего именно я сама хочу и из чего хочу выбирать.

Я погружала руки в большую белую гладкую чашу, похожую на раковину-унури, но я знала, что таких больших раковин не бывает, и дикари просто научились делать необычные вещи. Так же как и мы. Что лучше приспосабливаться к природе или менять природу под себя? Я не знала ответа. Но путь был один и тот же. Поиск. Вот так и я. Ищу. Я близка к своей цели, а вот что со мной будет потом? У меня опять нет дома и будущего. Просить его у Тибальта? У князя Гозольдо? Пусть духи подскажут мне, чего я хочу...

* * *

Замок мне понравился, потому что он был грандиозен. Почти как переплетенные кроны деревьев женаз, которые почти всю мою жизнь шумели над моей головой. Но замок был еще выше. Та комнатка, в которой я провела утро, по размерам напоминала мою хижину, но то что было вне ее, совсем не походило на наши постройки. Даже в коридорах были высокие потолки, причем не просто покрашенные, но еще украшенные резьбой и фигурами морских животных. Некоторые окна в замке были сделаны из разноцветного стекла. Это было даже забавно, смотреть то сквозь зеленый кусочек, то сквозь красный на небо. А гладкие скользкие полы в которых я могла увидеть свое отражение как в воде ручья! Я довольно долго жила у тетушки Греты и бывала в других домах, но все равно замок для меня был удивительным! Перила у лестниц были украшены раковинами и кораллами, и мне даже понравилось, что дикари не пренебрегают красотой естественности, и не пытаются ее улучшить.

В моей прогулке по первому этажу замка мне никто не мешал, хотя людей тут было много. И слуги и стражники, и суровые мужчины в длинных одеждах. Некоторые меня разглядывали, но заговорить не пытались. Люди здесь слишком полагались на защитную магию, а у меня было разрешение князя.

А еще в замке нашлось два места, одно из которых мне не понравилось, а другое наоборот навсегда завоевало мое сердце. В одной из комнат, куда я заглянула, находился огромный стол, покрытый темно-синей тканью, он был окружен высокими стульями их черного дерева, с ярко-красной обивкой, а на стенах этой странной комнаты висели большие картины, на которых были нарисованы люди, сидящие за этим столом. Мне в этом месте было немного не по себе, но я все равно обошла вокруг стола, пытаясь привыкнуть к этому сочетанию цветов и общей тяжелой атмосфере. Наверное, здесь собирались местные старейшины, иначе, зачем столько картин и стульев? И собирались очень много раз. Может быть даже тогда, когда не родилась мать моей матери... Там, где часто собираются и говорят о важных делах, присутствуют духи, и чем чаще собрания, тем больше духов приходит. Только сильные жрецы умеют защищать племя от духов, и если жрец не чувствует в себе сил, то место собрания старейшин меняют. Духи влияют на наши решения, но мы не должны слепо верить им. Тот вождь, который будет опираться только на голоса духов рано или поздно уведет свое племя из мира живых. Может быть, дикари знают способ борьбы с волей духов, раз они до сих пор собираются в одном месте, и их самих меньше не становится?

После посещения этой комнаты мне надо было подумать, и я искала себе тихое место. Одна из дверей вела в большую пустую круглую комнату, откуда был сделан выход на берег океана. Высокие стеклянные двери, были распахнуты и несколько ступеней вели прямо на пляж. С одной стороны на песке громоздились валуны, а в другой стояла большая деревянная беседка, увитая побегами хедеры. Она была прикована к стене замка темной цепью, и это придавало ей основательность и надежность. Я зашла внутрь и присела на теплые доски. Океан был спокоен, он мягко поглаживал мелкий песок, не доставая до моих ног. Пахло свежестью и хотелось купаться. Но я не рискнула. Просто сидела и смотрела вдаль. За спиной возвышалась громада замка, а передо мной раскинулся океанский простор. Мне здесь нравилось. Потому что князьям Гозольдо удалось построить себе дом, который был для них удобен во всех отношениях. Они показывали жителям свое величие, но в то же время не отрывались от природы. Я зарылась ступнями в теплый песок, откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза.

Смех. Легкий, играющий.

— Анна, не время сейчас купаться! — голос Тибальта.

— Ну почему же? Мы недолго! Я раздеваюсь.

Послышались шаги по ступенькам, я замерла на скамье.

— Прошу тебя, стой. Мне нужно поговорить со Стефаном.

— Прямо сейчас? — голос Анны прозвучал обиженно. — Может лучше потом? А сейчас лучше я сделаю вот что...

И... Это был поцелуй. Яркий и чувственный. Я не хотела смотреть. Так получилось. Чтобы остановить это, мне надо было выбежать к ним или нырнуть в океан, но я так и осталась сидеть на скамье. Потому что не время. Наверное...

— Анна! — Тибальт наконец оторвался от нее. — Милая, ты мне очень нравишься, но не здесь и не сейчас...

— Сегодня вечером? — игриво промолвила она.

— Может быть, — в тон ей ответил Тибальт. — Пойдем, пока нас никто не увидел.

— Так заботишься о моей репутации?

— Я просто помню о том, что я в чужом доме.

— Не волнуйся, тебе можно почти все.

А потом они удалились. Я некоторое время еще слышала их, но я не понимала, о чем они говорят. Я смотрела на воду перед собой и не осознавала, где я нахожусь. Мне нужно было действовать. Потому что у меня не осталось времени. И я не буду этим вечером разговаривать с Тибальтом. Стефан может не волноваться. Я исчезну так же быстро, как появилась. У меня будет только ночь. Только эта ночь.

* * *

Я так и не смогла дождаться вечера. Замок перестал быть интересным. Мне хотелось, чтобы все свершилось как можно скорее, поэтому я поднялась по широкой каменной лестнице туда, где жил князь. Лестница располагалась посередине этажа, и я наугад свернула направо. Можно было спросить у кого-нибудь, куда идти, но мне не хотелось привлекать к себе внимания. Я была напряжена и слишком устала от впечатлений. Я проходила мимо разных дверей, и деревянных и изящных стеклянных, прислушиваясь. Мой слух позволял мне обнаружить человека в комнате. Но везде было пусто. Наконец, за одной из дверей я услышала голоса. И узнала князя. Он разговаривал с Тибальтом. Я прислонилась к стене рядом с комнатой, стараясь ничего не упустить.

— Ты хочешь меня запереть в этом замке? — спросил Тибальт напряженно.

— Не совсем так. Просто твоя жизнь изменится. У тебя теперь есть обязательства.

— Очень интересно какие и перед кем?

— Тибальт. Если ты думаешь, что мне нравится та ситуация, в которой мы оба оказались, то ты ошибаешься, и единственное, чего я хочу, так это выставить тебя вон отсюда и забыть все как страшный сон!

— И что же тебе мешает? Я до сих пор не понимаю твоего интереса. Мы с детства не сильно дружили. И последние несколько лет я вообще тебя не видел. Что тебе надо?

Стефан какое-то время молчал.

— Мы, как бы это сказать, почти родственники.

— Как это почти?

— У нас нет кровного родства, но есть обязательства перед княжеством.

— Это что, какая-то шутка? Ты вдруг решил сделать меня своим советником? О каких обязательствах ты говоришь?

— Ты в последнее время плохо себя чувствовал. Провалы в памяти, слабость, долгий сон, неконтролируемое использование силы?

— Да, мне уже сообщили о моих долгах. Но тебя это не касается. Я восстановлю ваш дурацкий сад, и что там еще пострадало... Таверна?

— Тибальт. Твое здоровье меня напрямую касается. Потому что ты — князь Гозольдо.

— Что?

— Да, это так. И твое самочувствие связано с тем, что ты усваивал силу без помощи других людей... то есть отца, — поправился Стефан.

— Подожди... Ты хочешь сказать, что волшебная сила князей Гозольдо передана мне?

— Да.

— Но ты! Ты же князь!

— Нет. Я не князь. Как оказалось. Князь Гозольдо, тот человек, которого я любил и почитал как отца, на самом деле не мой отец. Я мог быть твоим младшим братом, и разница у нас была бы всего пару месяцев. И мы были рождены от разных женщин. Но я ничего не знал об этом. И я теперь не уверен, что отец что-то знал. Потому что у него не было сомнений в том, что я — его сын. Незадолго до смерти он начал меня готовить к принятию силы. Точнее подготовка шла полным ходом сразу после моего совершеннолетия. Ритуалы, обряды. Я долго считал, что это пустые формальности и что передача силы происходит незаметно. Отец, правда, иногда на меня странно посматривал и задавал вопросы. После одного мне даже пришлось притворяться больным. Когда он стал настойчиво интересоваться хорошо ли я сплю, и было видно, что он удивлен тем, что со мной ничего не происходит. Конечно! Как оно могло произойти со мной, когда происходило с тобой! — напряжение в голосе Стефана нарастало. Было слышно, как он ходит по комнате. — Тогда я впервые насторожился и начал искать информацию. Прочел про симптомы передачи силы, про слабость, долгий сон и... И начал притворяться. Запирался в комнате, специально мало спал и ел, чтобы выглядеть измученным, и все пытался понять, что же со мной не так... А когда отец умер, выяснилось, что передача силы так и не состоялась. Потом узнал из сводок стражи о твоих выкрутасах, и все стало понятно, а после этого нужно было только найти тебя...

— То есть ты мой младший брат?

— Нет. Я тебе никто, потому что моя мать, оскорбленная тем, что у отца была любовница, изменила ему, и в результате этой измены родился я. Поэтому, формально, я никто. О! Конечно, я хотел бы быть твоим младшим братом. Это бы давало хоть какие-то гарантии! Но скрывать не вижу смысла. Так будет еще хуже.

— Стефан! Это бред! Тебя всю жизнь учили и готовили!

— Да, я не отрицаю. Меня воспитали так, что я был готов принять бремя власти, учили уважать и любить мой народ. И я готов заботится об его интересах, и только поэтому ты здесь!

— Ты хочешь сделать из меня князя? — голос Тибальта прозвучал неожиданно мрачно.

— Пока не знаю. Я не был готов к такому развитию событий, просто понимаю, что нам так или иначе нужно разобраться с этой силой, а дальше уже решать, что делать. Но одно я знаю точно, я не могу оставить свой народ без защиты, поэтому пока ты останешься здесь.

— А от кого нам надо защищаться? Княжество процветает, друзья-соседи... Что мне мешает вести мой обычный образ жизни? Я привык к свободе, гулять, где мне нравится, жить, как мне нравится...

— И ни в чем себе не отказывать. Ни в вине, ни в женщинах?

— Я не вижу в этом ничего плохого.

— Большинство твоих удовольствий доступны тебе и здесь. — отрезал князь. — кроме этого у тебя будет доступ в княжескую библиотеку, в лабораторию и на полигон. Остров Лидо и каменная гряда Остеллос. Там есть все условия для овладения силой, и плыть недалеко...

— А что ты сделаешь, если я не соглашусь?

— Тогда тебе придется сразу меня убить, потому что я от тебя не отстану. Попробуй. Маг я неплохой, хотя и без сверхспособностей. Просто пойми одну вещь, я не стал бы все это делать, если бы не чувствовал необходимости. Я готов даже отказаться от власти, если ты вдруг решишь стать князем. Но я понимаю, что, по крайней мере, сейчас ты этого не хочешь, а народу лучше иметь правителя, готового к власти, пусть и не по праву рождения...

— Хорошо, — сказал Тибальт задумчиво. — Я соглашусь принять, понять и отдать силу, если получится. Но скажи мне, чего ты боишься?

— Я отвечу. Ты имеешь право знать. И если это тебе поможет проявить рвение, тем лучше... Отца убили. И я не знаю кто и зачем.

— Да, меня удивило, что князь Гозольдо умер. Он ведь был достаточно молод...

— Он был очень молод для того чтобы умирать. И здоров как бык. Смерть его стала неожиданной. Однажды он уехал с утра кататься, но не по берегу, а в лес.

— В лесу безопасно. Тем более в сезон дождей. Хищники уходят, а он маг и у него охрана!

— Да. Но было кое-что непонятное. У него под лопаткой я обнаружил рану от метательного дротика. Самого оружия найти не удалось, да и ранка была маленькая.

— Хм... Дикари вряд ли бы на такое решились. Я не понимаю зачем.

— Самое интересное в другом. Отец раны сразу не заметил. Ни он, ни его охрана даже не подозревали, что во время прогулки что-то произошло. Дротик был чем-то смазан. Но чем, я так и не смог установить. В основе есть сок ягод койш, еще пара безвредных компонентов, а дальше... Я подключил всю алхимическую лабораторию, но мы смогли провести всего несколько тестов. Просто не хватило материала. А наутро... когда отца обнаружили, выяснилось, что он умер во сне.

— Вечером перед сном все было как обычно?

— Он ни на что не жаловался. Рану обработали, даже перевязывать не пришлось. Болей не было. Я бы даже сказал, что он был в приподнятом настроении.

— Сок ягод койш...

— Да. Но поскольку большинство известных мне ядов дают совершенно другую картину, то никто не насторожился. А утром... Было уже поздно.

— Может это случайность? — в голосе Тибальта прозвучала надежда.

— Я так не думаю.

— И что теперь делать?

— Тебе учиться, а мне тебя охранять.

— А тебя кто будет охранять?

— Я о себе забочусь. Хотя и сил на это уходит много. За пределы замка только с магическим щитом. Его так просто не пробьешь... А сюда врагам не пробраться.

— Ладно, я все понял. А теперь мне надо подумать и отдохнуть... Завтра встречусь с магами, определимся, с чего начинать.

— Хорошо. Я тебя оставлю. Отдыхай.

Я едва успела отскочить от двери. Из комнаты вышел князь Гозольдо. Меня он заметил сразу.

— Ты уже здесь? Отлично. Нам надо поговорить. — он крепко взял меня за руку и потащил за собой.

* * *

У князя в комнате было просто. Никаких ярких картин и ковров, удобная мебель, даже без лишних украшений. В одном из залов, где я гуляла утром, были красивые резные стулья с дельфинами, а тут...

— Садись, — князь Гозольдо кивнул мне на небольшое плетеное кресло. Такие делали в племенах сильга. Для вождей. — Что ты слышала? А... Впрочем неважно. Ильке, я все проверил. И тебя и Тибальта. Я не смогу разорвать вашу связь без исполнения этого условия. Никто не сможет. Это одно из древних заклинаний, и о них вообще мало что известно. А вмешательство в природу высших связей часто оборачивается еще худшими последствиями.

— Я уже все решила.

Я так и не поняла, зачем он вообще об этом заговорил. Тем более когда нужно было не говорить, а действовать.

— Ты сможешь встретиться с Тибальтом завтра вечером, или послезавтра. Посмотрим, насколько он будет занят.

— Мне нужно сегодня. — твердо сказала я.

— Нет.

— Да. Или он умрет.

— Я чего-то не знаю? — князь сразу насторожился.

— Да. Я сегодня видела Тибальта с Анной в беседке. Они скоро будут вместе. Нет смысла ждать.

— Анна? — князь удивленно потер рукой лоб. — И как же я не подумал...Ах, ну да, теперь у нее большой выбор. Забавно, наверное, выбирать между долгом и долгом... Хорошо. Будь по-твоему.

Князь Гозольдо подошел к большому столу с ящичками, открыл один, достал какой-то пузырек и задумчиво покрутил в руках. А потом подошел почти вплотную к моему креслу. Я подняла на него глаза.

— Ты когда-нибудь была с мужчиной?

— Нет.

— Ясно. Тогда вот... — он вложил прохладный пузырек мне в руку. — В комнате вытащишь пробку. Тогда тяга станет непреодолимой. Чтобы без объяснений и уговоров. Я не хочу, чтобы он в последний момент остановился. Это не нужно ни мне, ни тебе...

* * *

Где комната Тибальта я запомнила. Подошла к двери и прислушалась. Было тихо. Стучать я не стала, просто вошла сжимая пузырек руками, чтобы сразу воспользоваться. Дверь открылась так тихо, что Тибальт даже не услышал. Он сидел в кресле спиной ко мне и листал какую-то книгу. Я приблизилась к нему и вытащила пробку. И вот тогда он обернулся. Маги очень чувствительны к чужому волшебству. Но было поздно.

Воздух наполнился незнакомым сладким ароматом и стал осязаемым, я словно увидела Тибальта другими глазами. Во мне поднялась природа, тяга к мужчине, но не плотское желание, а внутренний зов, потребность. Мои руки сами потянулись к нему.

Он пытался сопротивляться.

— Ильке? Ты здесь? — мое имя прозвучало музыкой, а вопрос вырвался стоном.

Тибальт поднялся из кресла и оказался рядом. Подхватил, нащупывая завязки на платье. Чужое дыхание билось мне в ухо. А я прислушивалась к нему, и не было для меня в тот момент ничего прекраснее.

Простыни холодили тело. Я ни о чем не думала, полностью отдаваясь магии его рук и языка, и вынырнула из бурного потока страсти только тогда когда, он уже лежал на мне, вцепившись мне в запястья со всей силы своими руками, и спрашивал:

— Ты... Я... Я первый?? Зачем?

И на свой глупый вопрос получил не менее глупый ответ.

— Потому что так надо! — и я снова подалась ему навстречу. Больше вопросов не было. Только один ответ. Моего тела ему. Сладкий и бесконечный, до изнеможения.

А потом все закончилось. Волшебство развеялось, и мы полностью опустошенные лежали рядом. Мне было хорошо. Тело принимало новую роль — только что рожденной женщины. Тибальт молчал и смотрел в потолок. Наверное думал, что же со мной делать, то ли выгнать, то ли еще раз поцеловать.

— Знаешь, — наконец, очнулся он, — я бы хотел, чтобы все было по-другому. Что же мне теперь делать?

— Не знаю. — дикари так любят все усложнять. Я — женщина, он — мужчина. Что должны они делать, если лежат рядом после любви?

— Зато я знаю. И попробую по-другому. — он повернулся ко мне, обнял и потянул на себя. — И будет еще лучше.

Было.

* * *

Тяжелые синие шторы колыхал ветер. Только-только рассвело. Мне больше нечего было здесь делать. Ночью я заснула в объятиях Тибальта. Это было приятно, но сейчас утром я еще острее осознала то, что эта часть жизни закончена. Наша близость потому и была настолько ярка, что была здесь и сейчас. Теперь я знала, что мое желание отдать себя человеку так и останется просто желанием, если не захочет он. А Тибальт не захочет. По крайней мере того, чего хочу я. И поэтому ему будет лучше без меня, а я и одна справлюсь. Теперь я точно знаю, что мне нужно. И смогу это получить.

Я наклонилась над Тибальтом, коснулась нежно его лба, благодаря за все, то он для меня сделал, накинула платье, взяла в руку сандалии и выскользнула из комнаты. У меня было два пути — мост или океан. Я выбрала океан, чтобы переродиться и все начать сначала.

Сандалии я оставила на берегу рядом с той беседкой, где я пряталась от Тибальта с Анной, а сама зашла в воду. Платье мгновенно стало мокрым и надулось пузырем вокруг тела, поэтому я его сняла, скрутила в жгут и завязала вокруг талии. А потом поплыла. Туда, вперед навстречу солнцу. Вода была прохладной и спокойной. Город еще только-только просыпался. Неподалеку от меня качалась на волнах маленькая лодка с одиноким рыбаком. А я была счастлива.

* * *

После того, я как покинула замок, я ушла в сторону земель сильга и поселилась на берегу океана. Жрец был мертв, его я не боялась, но в деревни не ходила. Мне спокойнее было одной. Первое время я много работала. Хотела успеть до сезона дождей. Построила себе небольшую хижину, сплела несколько циновок, сделала посуду из дерева. Нож, украденный у Ниигору, мне пригодился. Им было удобно резать лианы и пищу. Место рядом с моей хижиной оказалось хорошим. Я даже себе сделала небольшой огород на возвышении, там, куда не доходили океанские волны. Посадила некоторые лечебные травы, чтобы далеко за ними не ходить и кусты лайги, плоды которых всегда нужны. Меня кормил лес и океан. После отлива я собирала моллюсков, сама много плавала и добывала себе рыбу. Несколько раз удалось поймать больших крабов, которых я запекала в золе костра. Мне было так хорошо в моем одиночестве. Это было лучшее время в моей жизни. Иногда по ночам я сидела на берегу океана, вслушиваясь в шепот волн и бросая камни в холодные, немигающие глаза звезд.

А к концу сезона солнца я поняла, что беременна.

* * *

К сезону дождей я подготовилась хорошо. Вода отводилась от хижины в океан, лес за моим домом зеленел и наливался влагой. Крыша не протекала, на огне я, правда, готовила редко, потому что не успела сделать крытую жаровню, хотя камни подходящие нашла. Но пищи мне и без этого хватало. Несколько дней пришлось просидеть дома. Дождь лил не переставая, в хижине было темно. Раньше я не любила это время. Даже в деревне люди тяжело переносили вынужденное безделье. Но сейчас мне было даже хорошо. Я много спала, а когда не спала, плела из тоненьких, как волосы, лиан-итцу циновки для ребенка и мечтала о нем. По ночам шумел океан, штормило, а я лежала, таращилась в темноту и думала о том, сколько всего интересного можно будет найти на берегу после шторма.

Однажды, когда с утра впервые за много дней из облаков выглянуло солнце я вышла к океану. Было ветрено, накидка из листьев защищала плохо. В племени сильга в сезон дождей к океану ходить не любили. Рыбачить было опасно, а просто так гулять было некогда. В хорошую погоду люди стремились успеть сделать все то, что не могли когда шел дождь. Но сейчас мне было хорошо, я смотрела на синее небо и быстро движущиеся облака, и потихоньку шла вдоль воды, увязая ногами в песке. Океан был бурным и темным. Пляж размыло, камни отнесло ближе к лесу, а на полосе песка было чисто, ракушки и камни пока еще не могли устоять перед силой волн. И на этом песке лежал большой деревянный ящик.

Я с опаской приблизилась к нему и осмотрела со всех сторон. Потом огляделась. Рядом никого не было. Я за все то время, что жила одна, так никого и не видела. Иногда, конечно, мне не хватало людей, я часто вспоминала и свою жизнь в племени и разговоры со старейшиной Ринус, а потом и с тетушкой Гретой. Тибальта тоже вспоминала но нечасто, хотя я была рада, что он в моей жизни был.

Ящик я открыла, хотя пришлось потрудиться. Там оказалось много хороших и полезных вещей. Рулон полотна, несколько ножей, две хороших веревки: толстая и тонкая, пара мисок: большая и маленькая, топорик, небольшая пила, легкое оделяло, связка свечей. Крышка у ящика оказалась хорошо подогнанной, и вещи не пострадали. Еще там был стальной котелок и ступка с пестиком. Я приспособила для готовки большую раковину-унури, но котелку все равно обрадовалась. В благодарность духам я устроила небольшой пир. Сварила в новом котелке себе суп из водорослей и моллюсков с пряностями. А потом, сидя на берегу, завернувшись в свое новое одеяло думала, что ящик попался какой-то странный. Скорее всего его смыло во время шторма с корабля, но набор вещей был удивительным... В нем было то, что мне было нужно.

* * *

До родов оставалось около двух лунных месяцев. Сезон солнца заканчивался. Находка ящика на пляже стала знаком того, что боги меня не оставят. Мне еще несколько раз удавалось найти хорошие вещи после шторма. Большая плетеная корзина, деревянная табуретка, сверток с дикарской одеждой. Моя хижина стала настоящим домом. Конечно, сейчас я понимала, что жить одной гораздо труднее, чем в племени или в городе. Что никто не пожалеет и не придет на помощь, но я не отчаивалась, тем более, что трудности первой поры я преодолела.

В тот день прошел первый дождь. Пока теплый и мелкий. После таких дождей бывают радуги. Я расслабленно сидела на пороге хижины, поглаживала округлившийся живот, и поглядывала на небо, как вдруг услышала тихие шаги, почти неразличимые в шелесте дождя. Я повернула голову. Ко мне шел Тибальт. Он остановился неподалеку и стал меня разглядывать. Потом усмехнулся.

— Ты изменилась. Я очень рад.

* * *

— Зачем ты пришел?

Тибальт лежал на циновке в моей хижине, закинув руки за голову. Я сидела рядом.

— У тебя тут очень хорошо. Спокойно.

— Да. Я старалась.

— Я рад тебя видеть, Ильке.

Я тоже была рада. Рядом с Тибальтом мне всегда было хорошо.

— Ты не ответил на вопрос.

— Скоро он придет. — сказал Тибальт.

— Кто?

— Лес.

— Лес? Ты пришел не ко мне?

— К тебе. Точнее к вам. — Тибальт посмотрел на мой живот. Потом поймал мой взгляд и сказал. — Не бойся меня. И не меня тоже не бойся. Я позабочусь о тебе и нашем ребенке.

— Думаешь, ребенок твой?

— Мне все равно, чей он. Просто прошу, не мешай мне думать так, как я хочу. Потому что я могу не вернуться.

Закончил Тибальт неожиданно серьезно. Так, что мне сразу стало не по себе.

— Что происходит?

— У меня завтра...хм...встреча.

— Встреча? — почему-то я ему не поверила.

— Да. С врагом.

— Враг... У вас война?

Про войну я знала мало. На моей памяти племена сильга между собой не воевали. Так, случались отдельные набеги, буйной молодежи, разумеется. Но этим обычно все и ограничивалось. Без крови. Когда я жила в городе я тоже ничего не слышала про вражду с дикарями или между дикарями.

— Пока не война. Я хочу предотвратить.

— Я не понимаю.

— А тебе и не надо. — Тибальт улыбнулся, но улыбка была неестественной. — Можно, я останусь до утра?

— Да. — ответила я. Он — гость. И гость хороший.

Потом Тибальт занялся домом. Кое-где подправил жерди, укрепил крышу. Мне в последнее время было тяжело. Еще он сходил на родник и расчистил от травы место для набора воды. Я понимала, что это ненадолго. Трава снова вырастет, да и мне она не мешала. Но Тибальту я ничего не сказала. У дикарей свои отношения с природой. Мне непонятные.

Когда почти стемнело, я вернулась в хижину, а Тибальт ушел на океан помыться. Я постелила на пол еще одну циновку и накрыла ее куском полотна. Зажгла несколько свечей. Они горели теплым красноватым светом. Тибальт вернулся голым по пояс. В руке держал мокрую рубаху.

— Повесь, — попросил он. — До утра высохнет?

— Ночи теплые. Дождя не будет.

Потом я его покормила. Овощи и моллюски, почти каждодневный мой рацион. Рыбачила я теперь редко. В моем положении гоняться за рыбой уже не удавалось, а лодки у меня не было. Ел он быстро и напряженно. Как будто думал о чем-то, на меня не смотрел.

Потом мы легли спать. Тибальт растянулся рядом со мной на циновке. Свечи я задула, и почти его не видела, зато чувствовала исходящий от него жар.

— Ильке, — попросил он. — Дай мне руку.

Я в темноте нащупала его ладонь, и он тут же крепко сжал мою.

— Как хорошо, что ты...вы... есть. Мне так легче.

Тут мне опять стало страшно.

— А все настолько плохо?

— Не знаю. — ответил он. — Самое плохое в том, что оно касается тебя.

— Каким образом? Ты говоришь загадками. Даже наши сказители обычно более просты. Что за лес придет? При чем тут я?

— Лес придет за нами. Потом. Но сначала он придет за тобой.

— Я всю жизнь живу в лесу, и сейчас каждый день хожу туда! В нем нет угрозы!

— Да, пока он подчиняется себе. Но, нашелся тот, кто смог с ним договориться. За плату, разумеется.

— Кто? — вопрос вырвался так быстро, что мои губы еле успели его произнести.

— Жрец одного из племен, обретший силу земли и умерших. Поля койш разрослись. Заняли многие пахотные земли. Он объединил племена сильга, но ты-то должна знать, что полям койш нужны постоянные жертвы.

— А я?

— Я не знаю зачем ему ты, но именно из-за тебя я здесь, а не в замке.

Я вцепилась в его руку.

— Тебе нельзя здесь находиться. Ты под угрозой! Уходи! Уплывай!

Если это Ниигору, то мы все под угрозой. Но как такое может быть? Я же его убила!

— Это уже неважно. И я рад, что у меня есть возможность спасти тебя и город. Это тебе надо уходить, пока два могущественных мага не схлестнулись в борьбе за женщину! — Тибальт усмехнулся.

— Это не смешно! Зачем я вам? Я хочу просто жить подальше от ваших желаний и планов!

— Не волнуйся, — хмыкнул чародей. — Ты и не женщина, ты — символ. Знамя победы и, возможно, приз. Почему-то этот жрец к тебе неравнодушен.

Иногда, мышление мужчин меня удивляло. Женщин много и почти каждая из них умеет производить на свет потомство. Стоит ли цепляться за одну?

— Поэтому и условия такие. — продолжил Тибальт. — Практически поединок вместо удара исподтишка.

— Лес против океана? Ты окончательно принял силу?

— Да. Но не уверен, что ее хватит. Поля койш в последнее время давали обильный урожай, и, говорят, со жрецом что-то произошло. Связи с землей у него крепки. А моя сила... Я не знаю, насколько она предназначена для борьбы, меня учили только сдерживаться. Смирять бури, менять течения, облегчать жизнь. Знаешь, это очень интересно, подчинять океан. Я никогда не думал, сколько в нем тайного, причем такого, что я могу постичь... Ведь мы как относимся к его богатствам? Жемчуга, сокровища народов ушедших в историю, рыба и морские травы, раковины-унури — основа вашей экономики... Это все ничто по сравнению с его могуществом. Той силой, которая существует миллионы и миллиарды лет. Что такое жемчуг? Он рассыплется через полтысячелетия. Золотые монеты обрастут ракушками, животные сменят друг друга. А океан... Он вечен. Он переживет всех и вся. Он внутри нас, вокруг нас и над нами. Он — наша жизнь...

Голос Тибальта был мечтательным, и я его почти понимала. Не все дикарские слова были мне знакомы, но такое благоговение перед природой у меня в крови. И океан — жизнь. И в то же время мне было немного жаль Тибальта. Если он завтра идет на бой с Ниигору, а на что способен жрец я знала, ему будет тяжело. Решиться использовать силу для уничтожения всегда тяжело. А уж тем более тогда, когда только начал понимать величие природы...

— Доверься себе. — сказала я Тибальту и погладила его пальцы. — И тогда дух океана тоже будет тебе доверять.

* * *

Он ушел рано. А я даже не проснулась. Наверняка его князь научил людей усыплять. Я долго сидела на берегу. Небо было низким и серым. Но я знала, что дождя не будет еще несколько дней. Пока не время.

Сначала я думала уйти куда-нибудь. Туда, где Ниигору меня не достанет. Но лес есть везде. И если Тибальт не сможет одолеть жреца, то уходить бесполезно. Поэтому я осталась. Утро провела как обычно. Приготовила еду, постирала. Но больше ничего делать не могла и на месте не сиделось. Я отправилась прогуляться вдоль океана, но далеко уйти не успела. Начала стремительно прибывать вода. Она пенилась, устремлялась струями меж моих ног, бежала к лесу. Я бросилась к хижине. Я строила ее с учетом штормов во время сезона дождей. Но этого запаса не хватило. Огород уже размыло, моих трав не было. Жесткая дверь, сплетенная из гибких прутьев, не смогла остановить воду. Я в оцепенении стояла и смотрела, как в мой дом врывается стихия. Я должна была это предусмотреть! Почему я не спросила вчера у Тибальта как именно они будут сражаться?! Но сейчас не время думать о доме. Надо спасти себя. Я развернулась и, придерживая руками живот, побежала к скале справа от моего дома, она была довольно высокой и безопасной. Я туда несколько раз поднималась. Там росли мелкие кустики со сладкими ягодами-ириттис, но их собирать замучаешься, поэтому в последнее время я туда ходить перестала. Но сейчас у меня не было выбора. Я бежала, спотыкаясь и задыхаясь от воды, все дальше и выше. Цепляясь по пути за шершавые стволы скалистых деревьев, пока не забралась на самую вершину. Там я опустилась на колени, пытаясь отдышаться. Вода все прибывала. Но до вершины скалы не добралась. Домик мой накрыло полностью, осталась одна крыша. Океан, хоть и залил берег, был довольно спокоен, и я тоже немного пришла в себя, рассудив, что дверь в хижину закрыта, значит, посуду не унесет, а все остальное я потом просто просушу. Еду было жалко. Поесть я не успела. Но это не страшно, буду собирать ягоды-ириттиса. Делать пока все равно нечего.

К вечеру вода немного спала, и я даже спустилась пониже, чтобы осмотреться. Но потом, океан словно взбунтовался. Начал гнать на берег мутные валы, покрытые белой пеной, поднимал со дна песок и крутил водовороты. Скалу со всех сторон захлестывало, а для меня началась настоящая борьба за жизнь, потому что проснулись лианы.

Поначалу они просто шевелились, и я в страхе поднялась на самую вершину, а потом начали атаковать. Цеплялись за мое платье, хватали за ноги. Несильно, но так, как будто понимали, что рано или поздно я устану сопротивляться. Я сбрасывала с ног гибкие стебли, они не причиняли вреда, но и не успокаивались. А у меня не было даже ножа.

Я очень устала, и в какой-то момент поняла, что дальше сопротивляться бессмысленно. Что может против леса и воды человек? Я встала на ноги и глянула вниз, вода опустилась еще ниже, а лианы стали настойчивее. Их хватка становилась все сильнее. Ниигору побеждает? Пусть. Но он не получит меня. А моему ребенку, если победит жрец все равно не суждено выжить. Океану нужна жертва, и пусть урожай койш удался. Тело и душа, отданные добровольно, во сто крат сильнее!

И я шагнула со скалы в манящий глаз водоворота.

* * *

Когда я пришла в себя, было темно. И меня почему-то качало. Мои родители были рыбаками и, наверное, пришли за мной на лодке, чтобы отвезти в мир духов. Но в мире духов не бывает боли, а я ее чувствовала. Причем чувствовала слишком сильно. Я схватилась руками за живот и ужаснулась. Моего ребенка со мной больше не было.

— Тише, тише. — кто-то прижал мои руки к лежанке. — лежи спокойно. Ты родила. Ребенок жив. Мальчик. Он слабенький, но выживет, я обещаю!

— Когда? Как?

— Я вытащил тебя из воды. Ты была без сознания, и у тебя было кровотечение. Мне пришлось немного помочь тебе... Все обошлось.

Голос был усталым и знакомым.

— Кто ты?

Рядом вспыхнул свет. Я зажмурилась.

— Это фонарь. Сейчас ночь, мы на корабле, но утром будем в замке. Там я о тебе позабочусь.

Стефан. Князь Гозольдо.

— Где Тибальт? — спросила я. — Кто победил? Почему я с тобой?

— Я не буду тебе врать. Тибальта больше нет. Я знаю, я чувствую.

Я поверила. Потому что сама чувствовала.

— Я не смог его спасти, хотя и пытался. Но я рад, что мне удалось спасти тебя.

— А жрец?

— Ниигору тоже больше нет. Часть земель сильга уничтожена, океан оказался сильнее полей койш, но с последствиями нам еще долго разбираться. Я потом встречусь с вождями...

Князь еще что-то говорил, но мне было все равно. Я чувствовала опустошение. Не потому что очень любила Тибальта. Я жила без него и была счастлива, и я не знала, смогла бы я быть счастливой с ним. Но он был, а теперь его нет. И у меня теперь есть сын. Его сын. И опять новая жизнь.

* * *

Очнулась я уже в замке. В светлой небольшой комнате. Кровать была жесткой так, как я привыкла. И это меня почему-то тронуло.

Князь нанял женщин позаботиться обо мне. Они ухаживали за мной и за сыном. Я назвала его Иеру — борец. Он с каждым днем становился все активнее, а меня наоборот не покидала слабость. Меня поили лечебными настоями и дважды в день растирали горячей тканью, но ничего не помогало. Мысли были ленивые, все время хотелось спать. Я оживлялась только тогда, когда не спал Иеру. Смотрела в его светлые глаза и тонула в его взоре как в океане. Скоро нужно будет пойти в лес, нарвать листьев женаз и провести обряд посвящения миру. Потом сделать игрушки. Я тогда не спросила у князя, но наверное, моя хижина уничтожена, и сейчас начинается сезон дождей... Сердце кольнуло тревогой, но в глубине души я знала, что выживу и справлюсь. Просто будет тяжело...

Через два дня ко мне зашел Стефан.

— Мне нужно тебя осмотреть, Ильке. Между лекарем и пациентом возникает связь, и ее лучше не нарушать без причины. А я тебя лечил и...

Я откинула одеяло. Я понимаю долг лекаря.

Прохладные пальцы коснулись моей кожи, стало холодно. Он легонько водил по моему телу, иногда ощупывая кости. Я украдкой взглянула на князя. Он был сосредоточен и напряжен.

— Я не вижу серьезных проблем. Но тебе лучше пока не вставать. — сказал Стефан, когда закончил. — Питайся хорошо, тебе нужно кормить сына, и если что-то нужно, скажи...

Я покачала головой.

— Ладно, — кивнул он, — я буду заходить к тебе.

* * *

Через несколько дней я стала подниматься с кровати и даже выходила с сыном на берег океана. Но неподалеку всегда находилась одна из служанок. Сначала я их не замечала, но потом такое внимание стало меня утомлять, и я решила поговорить с князем.

Стефан пришел сам.

— Я хочу уйти из замка. — сказала я. — Дальше тянуть нельзя. Скоро пойдут дожди. Небо по утрам хмурое. У меня мало времени, чтобы обустроить свою жизнь.

Стефан придвинул к моей постели стул и сел.

— Ильке, выслушай меня. Можешь?

Я кивнула.

— Я хотел немного отложить разговор, но, видимо, дальше некуда.

Он опустил взгляд в пол. И сказал:

— Прости меня, Ильке.

— За что? Ты спас нас. И Иеру жив благодаря тебе.

— За то, что я пожертвовал Тибальтом. За то, что использовал его, как единственное оружие против леса. За то, что у меня не было выбора...

— У тебя был выбор и ты его сделал.

— Да. Пусть так. Ты права. Но я не мог по-другому.

— Я понимаю.

— Хорошо. Я не буду тебе жаловаться. Моя вина останется со мной.

— Не вини себя. Это был не только твой выбор.

— Ты про Тибальта?

— Разумеется, если бы он не хотел, он бы не пошел.

— Но он не знал, что не вернется.

— Мой народ верит, что любой наш выбор ведет нас к духам, а вот то, какими мы к ним придем, и определит наше место в их мире. Тибальт займет хорошее место. Духи знают истину, даже если она неведома нам.

Стефан легонько улыбнулся.

— Я подумаю над этим. И хорошо, наверное, иметь такую веру. А я словно на распутье, пытаюсь поступать правильно, но иду словно слепой, не зная куда.

Бедный мальчик. Слишком много на себя взвалил. И чужие обязательства и чужой выбор.

— Позволь мне попросить тебя остаться. — снова заговорил Стефан. — Я не привык просить... Но я не могу тебя отпустить.

— Ты думаешь, что сможешь меня удержать?

— Да не в этом смысле! Просто позволь мне заботиться о тебе и ребенке...

— Зачем тебе это нужно?

— Твой сын — наследник княжества. Сосуд силы. И дело не только в этом...

— Но я этого не хочу!

— Ильке, я понимаю, я сделаю все, чтобы разобраться, можно ли ее как-то передать другому лицу... Мы с Тибальтом продвинулись недалеко. Но теоретически ее можно передать не по крови. Я пока ничего не знаю, позволь мне сделать для вас все в рамках моих возможностей.

— Теперь, когда Ниигору мертв, мне ничего не угрожает.

— Есть еще кое-что. Знаешь, Ильке, я понимаю, что не должен этого делать... Но я не привык себе ни в чем отказывать, поэтому скажу. Но ты можешь принять какое угодно решение... Просто, если ты решишь покинуть замок, я сделаю все, чтобы заботиться о вас... Ненавязчиво, разумеется.

— Присылая по океану ящики, полные нужных вещей?

— Ты знаешь? — Стефан удивился. — Ну да, это несложно. Лучше идти простым путем. Вот как я сейчас... Пойми мою настойчивость. Она оправдана. И не только потому, что для меня важна сила океана... Ильке... — он склонил передо мной голову, — будь моей женой...

Я этого не ждала, но почему-то не удивились. Наверное, я слишком хорошо понимала князя.

— Но прежде чем ты ответишь, я хочу, чтобы ты знала... Я не уверен, что смогу правильно объяснить. Но я буду тебе хорошим мужем. Потому что я чувствую, что именно так — правильно.

— А как же любовь, князь?

— Любовь у каждого своя. Но в том, что я дам тебе ее, можешь не сомневаться. И я не потребую многого взамен... Меня можно не любить, Ильке. Я знаю, что если ты выберешь меня, то ты не предашь и этого мне достаточно... И я буду любить твоего сына как своего.

— Как сосуд силы?

— Нет. — твердо ответил Стефан. — Я не знаю, как именно правильно любить, я дам этому ребенку все, что дал бы и собственному ребенку. Я не меняю своих решений. Это не тот случай. Я не знаю, правильно ли подобрал слова и смог ли тебя убедить, если тебе что-то непонятно, Ильке, то я готов дать объяснения... Просто подумай.

— Я уже подумала.

Стефан замер напротив постели. Я видела, что он взволнован, хотя его, навернка учили скрывать свои чувства. Наши вожди даже улыбаться не умеют.

— Я скажу тебе 'да'.

— Спасибо.

Князь не притронулся ко мне, просто сидел и смотрел, изучал, как будто не мог наглядеться. По моим губам скользнула улыбка. Стефан поднялся.

— Сейчас я уйду, но обязательно вернусь. Верь мне.

* * *

Проснулась оттого, что в комнате было слишком тихо. Сына не было в корзинке рядом. Рывком подскочила и, обливаясь холодным потом, бросилась в коридор. Этот бесконечный замок, коридоры, окна, запертые двери. Полированные лестницы, которые холодили босые ступни. Я даже не соображала куда бегу, пока не вылетела в центр мозаичной купальни. Высокие створки стеклянных дверей, ведущие на океанский пляж, были распахнуты. Я на мгновение замерла, словно не решаясь сделать шаг.

— Ильке! — услышала я. Сердце забилось часто-часто.

С пляжа навстречу мне поднимался Стефан. Утреннее солнце, чуть показавшееся из-за горизонта ласкало его обнаженные плечи и светило в лицо ребенку, который в попытке спрятаться от него, уткнулся в шею князю. Из моих глаз ручейками побежали слезы.

— Ильке... — испуганно прошептал Стефан, крепче прижимая к себе ребенка и подходя ближе. — Ну что ты? Не плачь! Я не хотел тебя пугать. Я просто подарил нашему сыну океан...