Граддарика

Вновь раздался стук в дверь, и я, сунув малыша за пазуху, пошла встречать новых больных.

Вся тропинка от дома до калитки была полна люду, выстроившегося в очередь. На носилках больных пропускали вперёд. Я сглотнула, ошарашенно глянув на людей. Надо бы что придумать, для подпитки силой. Еда не восстанавливает всю силу, а поспать мне явно сейчас не удастся. Деревья на моём участке были в основном садовые, а потому отдавать силу не могли. А зарядка от космической и солнечной силы, к сожалению, довольно продолжительная. Люди всё равно будут ждать, сколько потребуется. Жаль, что ничего лучше придумать сейчас нельзя. Интересно, кто ж стучал. Смельчака не нашлось. Ладно, я сегодня добренькая, потому сделаю вид, что не заметила стука.

Оглядывая участок, я заприметила высокого светловолосого мужчину, стоящего под яблоней. Нахмурила брови. Не нравится мне, когда хозяйничают на моей земле. А по садовому участку я никому не позволяла ходить. Доселе никто не смел сойти с широкой, в сажень*, тропинки, выложенной деревянными веточками, досточками — Оськиными обрезками — и ограниченной камешками. Вдоль тропинки стояли лавки, на которых можно было ожидать приёма. Дикий виноград оплетал металлические прутики, создавая тень в жаркий день. Широкие листочки могли ненадолго защитить от дождя, пока влагой не слишком пропитаются.

Незнакомец показался мне смутно знакомым, но ко мне столько народу ходит, я запоминаю лишь тех, кто не один раз обращался, а знаю по имени лишь местных. Но отвлекаться было некогда, и я пригласила первых после обеда посетителей.

Спустя ещё два часа, я выглянула во двор, чтобы вдохнуть свежего воздуха, которого так не хватало. На небе, до того безоблачном, проплыла первая серая туча. Неужто вновь гроза собирается? И куда мне всех этих людей девать? Вряд ли дождик будет на четверть часа, на большее навес не рассчитан. В дом я не могу пригласить, ведь за всеми не уследишь. Да и дом у меня отсекает всех, кто за ним, специальным заклятием. Ведь попробуй сосредоточься, если вокруг много народу и каждый со своим недугом. Поэтому после того, как входит сам больной или его вносят, сопровождающие удаляются за пределы моего жилища. А после уж их помощь и не нужна, обычно. Потому приняв последнего перед обедом, я не думала, что меня всё ещё ждут, ведь больше никто не стучал. А вели они себя крайне тихо, давая мне перерыв. Уважают. Понимают, что я не железная, и тоже человек. Приятно.

Отринув все мысли, я сосредоточилась на больной женщине, у которой были ожоги и открытый перелом руки, висевшей от локтя, словно сломанная ветка, но замотанной в некогда белые, а теперь коричневые от свернувшейся крови тряпки.

Мерзкое зрелище. Сразу от порога я поймала её взгляд и не выпускала, теперь она не могла ни о чём думать, все мысли выветрились. Лишь то, что я прикажу будет делать. Таким образом я исключала нанесение мне вреда или всего, что мешает лечению. А плохие мысли могли препятствовать этому.

Усадила её на скамью в приёмной для больных, напротив своего табурета, потёрла руки друг о дружку, сосредоточивая силу в ладонях. Прикоснулась руками к повязке, глядя женщине в глаза.

— Будет больно, знаю, но придётся терпеть и молчать, чтобы не пугать меня и народ, — сказала я внушением незнакомой женщине. Люди снаружи при всём желании не услышат изнутри ни звука, если я не захочу, но об этом знать больному вовсе не обязательно. А лечить под крики больного у меня сердце заходится в бешеной скачке от жалости, и я не могу включить свой дар. Поэтому лучше поберечь мои уши и нервы.

Женщина не пикнула, хотя частое дыхание и меняющиеся выражения лица, а также расширенные зрачки говорили о том, что ей очень больно. Я рвала рану, успев подставить металлический таз ей на колени. Она держала больную руку в том положении, которое мне было нужно, а я, сняв полностью повязку, пошла, не разрывая взгляда, мыть руки. Скинула лишнюю силу в воду и то, что в меня стекло из раны женщины, затем вернулась на своё место. Боковым зрением я наблюдала за окружающей обстановкой, беря ту или иную вещь.

Рана была открыта, и я всунула туда пальцы, притрагиваясь к острому краю кости и крови. Так, главное — не зажмуриться. Сила потекла внутрь, кость вставилась сама на место, едва я убрала от неё руки, женщина скривилась, но глаза не закрыла. Когда рана залечилась, я была без сил. Перед глазами темнело.

От вида крови меня начало мутить.

— Вам плохо? — спросила встревоженно женщина, очнувшись от моего внушения.

Я стала глубоко дышать. Да уж не хорошо, это точно.

— Я основное залечила, ожоги чуть попозже, вы не против? — умоляюще поглядела на неё.

— Да, конечно.

— Тогда я вас провожу.

— А куда это? — спросила она, показывая взглядом на таз с тряпками и кровью.

Я провела её к очагу. У меня была печь, единственная на весь пригород, работающая круглое лето, она давала всем местным горячую воду, а в холодное время лета — отопление, потому была не совсем обычная, а особая, для уничтожения таких вот отходов. Совмещение нескольких свойств в одном месте. Кудесники да учёные мужи придумали.

Нажав на рычаг в стене, в полу открылось круглое отверстие с огнём внутри. Сразу пыхнуло жаром, которого до того не было заметно. Женщина передала мне таз, а я бросила его внутрь.

С ним-то ничего не станется, он ведь из особого сплава, выдерживающего жар. Обработается и приедет на подъёмном приспособлении обратно, предварительно остыв.

— У вас вход в подземное царство имеется?

— Ага, печкой называющееся, — ответила я, вызывая улыбку у женщины.

— А поговаривают...

— Ага, я слышала, — чего только не говорят в народе. Ведь уж глядят все на эту печь после внушения. И про Пекельный мир* я тоже слышала. — А теперь, если вы не против, вы б отправились домой. А придёте завтра, когда основной народ уж схлынет.

— Благодарю. Плата...

Я кивнула, сама ведь приказала женщине оставить дар в сенях*, положив его на лавку.

На этом женщина вышла из моего дома, а я, пошатываясь, вслед за нею.

Люди не посмели меня окрикнуть.

На улице стало совсем хмуро, дождь вот-вот начнётся. Я же, разувшись и закрыв глаза, ступила на траву и пошла за одну из хозяйственных построек на участке. Прислонилась к стене, меня никто не видит — хорошо. Я распустила волосы и вдохнула, стараясь втянуть в себя как можно больше космической силы, когда ощутила чьё-то присутствие. Волосы потянулись в его сторону, начиная отдавать силу, а не брать. Мужчина. Ведь только их тело сосёт силу через распущенные женские волосы.

Ко мне подошёл этот кто-то и протянул руку — это всё на уровне ощущений и свечения, которое я видела закрытыми глазами. Я взяла, даже не усомнившись, ведь привыкла, что люди в большинстве хорошие. В меня тут же хлынул поток чистой силы, хотя волосы продолжали ему отдавать, правда, не в таком количестве. Ого! Взяв безопасное для владельца количество силы, я убрала руку и открыла глаза, собирая волосы и переплетая их.

— Благодарю. Кто вы? — спросила я, поднимая взгляд.

На меня глядели синие очи того незнакомца, что стоял под яблоней.

— А вы меня не узнаёте?

— А должна? — смутно знакомое что-то имеется, только не могу вспомнить. Синие глаза, очерченные слегка закруглёнными светло-русыми густыми бровями, прямой нос, пухлые губы, спрятанные в бороде, слегка заострённое лицо.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Вы не лечиться пришли, — скорее для себя подытожила я.

— Всё верно. Когда мне подойти, а то у вас много народу? — его голос был мягким, но в то же время словно держащим меня в жёстких тисках, не позволяя увильнуть.

— Давайте вечером, как стемнеет. Тогда я не смогу уже принимать больных.

— А разве время суток имеет значение?

— Для меня — да. Я растрачиваю жизненную силу, если делаю это ночью, тем самым сокращая отмеренный богами век.

— Хорошо, я подойду ночью.

На этом мы и расстались. Я проводила его широкую спину взглядом. Он, с собранными в хвост волосами, уверенной походкой удалялся от меня. Я сделала ещё несколько вдохов, поглощая космическую силу, уже не в том объёме, как с распущенной косой. Хоть незнакомец и отдал мне много своей силы, но нужно было её разбавить космической, чтобы она не вызвала отторжение. Так хорошо я себя ещё не чувствовала. Кто же ты, незнакомец? Откуда в тебе столько силы? И какой дар у тебя имеется?

После этого я вытащила котёнка из-за пазухи и посадила на землю. Греби лапками, копай ямку, ну, как кошки делают свои дела.

Стоило мне подумать, как котёнок стал выполнять именно то, что я представила, потом поглядел на меня своими голубыми глазками. Мол, вот так? Я кивнула. А теперь я, смущаясь, представила, что надо сделать. И малыш выполнил. Ого! Да ты читаешь мои мысли? Умничка! Похвалила я его, погладила. После чего он зарыл ямку, и мы вернулись в дом. Я и раньше замечала, что некоторые животные читают мысли. Но не все, а может просто не все показывали этого.

Остальное время дня я провела в бесконечной череде больных, силы на лечение которых особо и не тратились. Я успела принять всех и вылечить ещё до того, как окончательно стемнело. Пошла под душ, смывая с себя все отпечатки людей, оставляющих так или иначе след на мне.

Выйдя из банной горенки, находящейся на втором ярусе моего дома, я принялась вытирать волосы, когда в дверь постучали. Пришёл! Отчего-то испытала чувство предвкушения, как перед делом. Что со мной такое? Я ждала его? Что ж ты от меня хочешь, незнакомец? Я, наскоро вытерев голову, заплела косу и, предварительно налив в плошку котёнку разогретого молока и оставив его кушать на столе, пошла встречать гостя.

Примечания по главе:

земля* — в данном контексте — планета. Землями называли наши предки другие планеты. (Даль) жен. планета, один из миров или несамосветлых шаров, коловращающихся вокруг солнца. Земля наша третья от солнца.

плетень* — забор, плетёный из веточек.

сажень* — размах рук человека, равной росту человека. Среднюю принято считать 1,78м.

Пекельный мир* — пекло — мир, куда попадают души после смерти тех, кто уже не может исправиться в следующей жизни. Там такие души уничтожаются.

сени* — передняя в доме, обычно не отапливается.

Глава 4

Что со мной такое? Отчего я так волнуюсь, ожидая встречи с незнакомцем? Чего жду? Допроса? Возможно. Но отчего ж волна трепетного ожидания разливается по телу? Во всём виноваты прикосновение и отданная им сила?

Окна наполовину занавешены, уже хорошо — свидетелей этой встречи не будет. Не люблю, когда подглядывают, а потом по-своему толкуют. Пусть лучше болтают, вообще ничего не видя. Наверняка местные видели, что ко мне в столь поздний час пришёл незнакомый мужчина.

Я вышла в сени, стараясь побороть дрожь. Вдох-выдох! Включаю свет. Спокойствие, только спокойствие. Ведь моё беспокойство будет выглядеть подозрительным. Нельзя себя так вести. Ох, нельзя.

Я распахнула дверь, оглядывая ночного гостя. Вооружённого до зубов гостя. Это было видно по белой рубахе свободного кроя и выделяющимся сильным рукам, и не только. От него разило металлом. Опасно впускать в дом — не то слово. Я ведь не буду сейчас держать его взглядом. Да и не хочу. Могу я хотя бы после долгого трудного дня расслабиться?

— Доброго здоровья, хозяйке! — молодой человек поклонился до земли.

— И вам здравия! — а не буду кланяться. Не потому, что не хочу выразить почтение, а просто опасно отводить взгляд. — Обещайте, что не причините мне вреда и не возьмёте ничего в этом доме без моего позволения! — я решительно встретилась с его синим, в ночи казавшимся почти чёрным взглядом. Действует защитное заклятие, и пока я, находясь в жилище, не разрешу войти, непрошеный гость не сможет переступить порог. Переживаю, согласится ли?

— Обещаю, — он не отводит взгляда. Присяга закреплена, причём действует не только на этот раз, но навсегда, пока я здесь хозяйка.

— Входите, — я уступила ему дорогу.

Попросить или нет оставить оружие у входа? Обидится ли? Ведь уже дал слово, что не навредит. Но и я в своём праве. Хорошо хоть полы успела помыть, а то за день наносили с улицы пыли, пусть не в сам дом, а приёмную, но ведь через сени ходили.

Мужчина же, словно узнав о моём невысказанном желании, сам принялся из рукавов доставать кинжалы, так же и из-за голенища сапог, которые, переступив порог, снял. И как ему не жарко в обувке до колен. Я вот вообще босиком хожу, как и многие местные, некоторые ходят в кожаных лаптях. А он своим внешним видом сразу же привлекает внимание, хотя рубахой явно пытается слиться с окружающими людьми.

— Благодарю. Проходите прямо, в стряпчую, присаживайтесь за стол, я сейчас.

Я уже успокоилась. Больше переживала до встречи. А сейчас всё в порядке, словно старый друг вошёл. Вот и буду вести себя свободно, могу даже маленько поиграть с ним.

Чтобы окончательно успокоиться и настроиться мыслями на нужный лад, я осталась в сенях и стала осматривать сегодняшние дары. Не мешает их разобрать, убрать в холодильник портящиеся. Заглянув в несколько сумок, я нашла готовую еду и отнесла в стряпчую. Стряпчая была большой, но проходной. Посреди неё стоял небольшой стол, вокруг которого стояли лавки. Вдоль стен были устройства, облегчающие приготовление пищи, а также небольшая печь, где можно было разогреть или приготовить еду. Открытого огня нет, он там, внизу, под домом, а сюда поставлялся лишь жар печи. Имелся и умывальник с огромной мойкой, где можно было и бочку помыть при необходимости. В углу стоял небольшой холодильник. Большой же у меня был в сенях, там всяко прохладнее. Погреба у меня, к сожалению, не было, ведь всё место было занято печью-котлом. Оглядела ещё раз чистый протёртый стол, чистые полотенца, висящие у стены, пучки трав и ягод, висящие под потолком. Вроде стыдно не должно быть. На столе была моющаяся белая скатерть со специальной пропиткой.

Молодой незнакомец уже помыл руки и сел за стол. Сирота, сделала я вывод. Только воспитанники обители знаний сразу разуваются и идут мыть руки — привычка, вбитая с детства. Порядок нарушать нельзя. Местные обычно не заморачиваются этим, с грядок овощи едят, прям с земли, и руки перед едой не моют, а потом ко мне бегают за средством от живота. У нас в женской обители знаний режим был жестче, за счёт того, что учили уходу за больными, а там руки моешь вообще постоянно, и своё тело в чистоте всегда содержишь, во всяком случае так говорили наши учителя.

Я вновь взглянула на незнакомца, подмечая детали. Выправка военная — прямая осанка, но на служивого не похож. Ходит не в форме, легко может затеряться в обществе, вышивка на рубахе обычная, ничего не значащая в занимаемой должности — обережная, с пожеланием здоровья. Грубоватая — знать, сам вышивал. Скорее всего порядник. А значит, пришёл по мою душу.

Пока я разогревала еду в маленькой печи, он игрался с котёнком, сидящим на столе и внимательно наблюдающим за гостем, не обращая внимания на бегающие по столу пальцы порядника, глядящего тому прямо в глаза, а потом просто начавшим умываться.