Чёрный пёс Элчестера. Часть вторая.

— Откуда ты знала, что здесь такое удобное место? — спросил он, закончив есть.

— Я их чувствую, — просто пояснила Милица.

— Вот как! — хмыкнул юноша. — А я уж подумал было, что ты эти места наколдовываешь!

Мили звонко рассмеялась его шутке, и он усмехнулся в ответ.

— Было бы неплохо... — наконец ответила она. — Но всё куда проще... Я всего лишь слушаю ветер и воду, разговор деревьев и птиц...

— А ты знаешь их язык?..

— Иначе я не могла бы плести заклятья, лорд.

— А вот эти твои ненюфары, — не удержался всё же Фрэнки. — Скажи мне, они для чего?

— Ну... они применяются в достаточно сложных заклятьях, которые я всегда мечтала попробовать... Вам они не понравятся, благородный господин.

— Я спрашиваю тебя не о том, понравятся они мне или нет, я спрашиваю, что это за заклятья!

— Вызов духов, призраков, и подчинение их своей воле. С миром мёртвых эти заклятья связаны, и вы, верно, скажете, что нечестиво это...

Фрэнсис долго молчал, глядя на хрупкие, увядшие цветы на тонких длинных стеблях, подобных щупальцам хищной болотной твари. А какие чистые, прекрасные лепестки!..

Дик. Эдгит.

— Нечестиво позволять этой мрази творить свои мерзости и убивать людей! — глухо ответил он. — Подсохли твои ненюфары? Едем, Мили!

Девушка внимательно, чуть нахмурясь, вгляделась в собеседника, но ничего не сказала, лишь небольшая складочка залегла меж её изогнутыми бровями.

Вскоре путники уже ехали по дороге, оставив гостеприимную поляну.

Время перевалило за полдень, когда, выехав из-за крутого поворота, они увидели, что дальнейший путь прегражден поваленной толстой сосной. Сквозь ветви весело просвечивало солнце, а по обеим сторонам дороги гудел золотой бор. Густые кусты и невысокие деревца ограждали тракт, как пушистые стены.

Фрэнсис придержал коня, чутко прислушиваясь к тишине. Она была какой-то странной, напряжённой, как охотник, что уже натягивает тетиву, целясь стрелою в дичь...

— Лорд?.. — подала голос Милица. — Что-то не так, лорд?

Юноша вскинул руку, молчаливо попросив девушку не отвлекать его.

Мили замолчала и тоже прислушалась.

Она ничего не успела понять. Фрэнсис как-то боком скатился с седла, увлекая её за собой, над головами свистнул тяжёлый брус — и напуганный конь, истошно заржав, промчался мимо них, куда-то в глубь леса...

А норманн уже стоял в боевой стойке, и свет танцевал на седом лезвии его обнажённого меча.

— Беги! — крикнул лорд, толкая девчонку к деревьям, а из кустов со всех сторон уже высыпали, как горох из драного мешка, разбойники.

Мили не заставила себя упрашивать. Быстрой куницей она шмыгнула мимо неповоротливого громилы, увернулась от чьих-то волосатых лап и юркнула в кусты. Секунда на то, чтобы влезть на первое же дерево: ей, деревенской, такие "подвиги" были не в новинку, и вот уже вся дорога перед ней, как на ладони...

Бандиты, увидев обнажённую сталь в руке противника, чуть поостыли, но не оставили своего намерения. Они подступали к молодому лорду медленно, как стая голодных трусливых собак, а юноша стоял, не спуская с мерзавцев холодного цепкого взгляда, держа меч обеими руками.

Что может этот сброд против рыцаря?.. Снести две-три головы, прикончить главаря — и они разбегутся, грязное быдло...

Он вдруг прыгнул в самую гущу, и оружие его засверкало...

Разбойники не отступили.

Лязг и скрежет мечей, проклятья и стоны раненых раскололи тишину. Ощерённые морды головорезов: раззявленные в боевых воплях рты с гнилыми остовами зубов; лбы, отмеченные клеймом палача... Гнусные ухмылки, неловкие выпады, предательские удары... Фрэнсис крутился, описывая сверкающие круги яростным лезвием, прыгал, пригибался, и песок дороги стал багровым...

Блио было распорото, рубашка на плече намокла от крови.

Слишком много. Их слишком много...

Иззубренные мечи, пики, вилы и дубины... руки налились свинцовой тяжестью, и всё же лорд не замедлял бешеной пляски стали, медленно отступая к лесу, туда, куда умчалась Милица... Если бы прорвать круг... если бы только прорвать их круг...

В раненое плечо вонзилась стрела, под рёбра кто-то ткнул меч...

"Вот и всё... — проплыла в надвигающемся тумане спокойная мысль. — А ведь почти и не больно..."

Его колени подогнулись, и, падая на песок, Фрэнсис ещё видел, как с какого-то дерева в самую гущу разбойников летит шар бело-голубого огня — а потом накатила волна жаркого удушья и темноты, что воняла горелым мясом...

...Он очнулся. Его заботливо устроили поудобней, уложив так, чтобы спина опиралась на ствол дерева, и мягко вели по лицу влажной тканью, стирая пот. Юноша открыл глаза и встретил полный заботы и тревоги взгляд Милицы: девушка стояла рядом, на коленях, прижимая к его лбу мокрую тряпицу. Движения целительницы были ласковы и осторожны, и не причиняли боли... Мили распорола одежду своего защитника, перетянула все раны, и кровь почти не выступала на повязках. Похоже, знахарка воспользовалась какой-то целебной или даже волшебной травой, поскольку юноша почти не чувствовал слабости и дурноты, какие бывают при серьёзных увечьях и потере крови.

— Спасибо, — прошептал лорд. — Я думал, ты убежала. Если бы не ты, я бы не смог от них отбиться...

Милица покачала головой.

— Фрэнсис, ты болтаешь глупости, — строго ответила она. — Если бы не ты, я не успела бы спрятаться, не смогла бы сплести заклятье без помех. Страшно подумать, что было бы со мной, наткнись я на этих молодчиков одна! Мы помогли друг другу, вот и всё.

Фрэнсис криво улыбнулся.

— Ведьма уже тыкает рыцарю, да?.. Только потому, что перевязала его раны? Милица... правильнее ведь Милисса, да? Прости, просто это очевидно... варварский язык, так испортить красивое имя...

— Лорд Фрэнсис, вы бредите.

— Милисса, да... Милисента... твоё полное имя Милисента... а ты... даже этого... не знала... Да?

— Милисента — это имя для знатной леди, — пожала плечами девушка. — И леди не из наших краёв. А я как была Мили, так и осталась Мили. Фрэнки, тебя что, по голове стукнули?

— Мили, ты возмутительно красивая... Как тебе не стыдно...

Милица почему-то покраснела и смешалась.

— Мы не можем здесь сидеть весь вечер, при дороге... — пробормотала она.

"Что я мету?" — эта мысль была вялой и зыбкой, она скользнула по краю сознания и растворилась в плотном тумане бездумья, наполнявшем сейчас голову раненого. Ничего: ни переживаний, ни воспоминаний, ни тревог. Есть лишь бормочущая тишина леса — и друг рядом, который может о тебе позаботиться.

— Конь... куда убежал конь, ты не видела? — лорд попробовал сесть поудобнее, но скривился и подавил стон. — Чёрт, зараза...

— Конь убежал, но я смогу его подманить, Фрэнки, не волнуйся. Это ерунда, я в детстве часто так коров подманивала, когда отцу помогала за стадом следить...

Колдунья отвернулась и негромко то ли засвистела, то ли запела — слов не разберёшь, лишь мягкий повторяющийся мотив, под который Фрэнсис и задремал...

Разбудил его звон удил и недовольное резкое ржание: вороной, кося налитым кровью глазом, пятился от Милицы, которая пыталась поймать строптивца за повод.

— Глупая скотина! — выругала она жеребца. — Фрэнсис, как хоть его у тебя зовут?..

— Никак... — вынужден был признаться он. — Я ещё не придумал ему имя...

— Вот так-так! Будет Уголёк, хорошо? Уголёк, Уголёк, иди ко мне... — она снова засвистела, и конь подошёл, недовольно фыркая. Мили погладила его морду и, убедившись, что скакун раздумал своевольничать, повернулась к Фрэнсису:

— Сесть верхом сможешь?

...Путь — провалы в памяти. Каждый толчок болью отдавался в теле, и Мили зорко следила за тем, чтобы её спутник не вывалился из седла. Она шла впереди, ведя Уголька в поводу, а куда — рыцарь не имел ни малейшего представления, полностью положившись на девушку. В конце концов, если она умеет "слушать воду и ветер, землю и листья"... как там она говорила?..

Они пробирались между деревьями, протискивались в заросшие мхом расщелины меж скалами, где Уголёк едва мог пройти, крались по сумеречным лощинам, усыпанным листьями рябин и вязов...

— Почти пришли, — наконец сообщила ему ведьма.

Фрэнсис не нашёл в себе сил даже облегчённо простонать. Раны под повязками открылись и кровоточили.

Милица посмотрела на его серое лицо, на слипшиеся и приставшие к щекам потные волосы — и закусила губы.

— Фрэнки, милый, подожди... — прошептала она. — Ещё чуть-чуть...

Он усмехнулся про себя: "Фрэнки, милый"... Как больному щеночку... Девочка...

— Там должен быть их дом... ну, где жили эти разбойники... там всё равно сейчас никого нет... и уже не будет, — пожала она плечами. — Там должна быть еда, должны быть вещи, запас дров...

— Меня тащат в разбойничий вертеп, — криво усмехнулся Фрэнсис и больше ничего не произнёс: сил не было. Рот вдруг наполнился кровью — и граф тяжело упал на шею коня. А потом провалился в беспамятство.

Раскрыв глаза, он увидел над собой закопчённые деревянные балки, чуть тронутые золотистым мерцанием: сбоку горела свеча, бросая пляшущие тени на стены и окна, за которыми вязкой смолой растеклась ночь. Подбородок приятно щекотала меховая шуба, и от меха пахло лесом и дымом, и всё тело наполнялось удивительным теплом...

Фрэнсис повернул голову, ища взглядом Милицу. Она сидела тут, рядом, и глаза её были красны от усталости. Волосы растрепались, рассыпались вдоль осунувшегося лица, от чего оно стало ещё милее — а на колченогом столе, в другом конце этой длинной пустой комнаты, юноша заметил разложенные травы, расставленные баночки и разодранные чистые тряпки — сколько часов трудилась девушка, спасая его жизнь?

— Спасибо, — тихо произнёс он, чуть сжав её пальцы в своей ладони. — Ты второй раз вытаскиваешь меня из могилы.

— Вы очнулись, лорд Фрэнсис, — слабо улыбнулась знахарка. — О, слава Свет Несущему, я волновалась за вас, милорд!

Граф заметил, кому вознесла благодарность его спасительница, но ему уже было всё равно. И он ответил волшебнице так, как ответил бы любой девушке, всхлипнувшей "слава богу"...

— Ну, всё ведь позади, Мили... Со мной всё хорошо. Ты бы поспала, на тебе лица нет, моя добрая девочка...

— О нет, лорд Фрэнсис! А если вам что-то понадобится, а я буду спать, как же вы...

— Я тоже буду спать, Мили, — уголками губ усмехнулся юноша. — Даю тебе слово чести. Довольно с тебя?.. Но клянусь, если ты не уснёшь, я тоже не буду отдыхать, а мне отдых необходим!

— Ох, какой же вы...

-...зануда, — подхватил Фрэнки. — Именно. И спорить со мной бесполезно. Так что быстренько на боковую, слышала?

Милица сладко потянулась и больше не стала возражать. Она легла на нары, что тянулись вдоль противоположной стены, залезла под тулупы, горкой наваленные на досках, и, поворочавшись немного, уснула. Фрэнсис задул свечу, оставшуюся в изголовье, и избушка погрузилась во мрак.

Он лежал в темноте, слушая ровное дыхание спящей девушки, и думал о том, какая Мили красивая. А её грудь — как два круглых высоких хлебца, мягкая и упругая... Быть может, если прижаться к ней лицом, она будет так же вкусно пахнуть, как домашний хлеб: теплом, домом, нежностью...

Мысли были тихими и спокойными, приятно согревали измотанное болью и слабостью тело — под них Фрэнсис и уснул крепким сном без сновидений.

А под утро ему приснилась Фредерика.

Она стояла на берегу озера, подёрнутого плотным белым туманом, совершенно обнажённая — только волосы служили ей одеянием. Это были не её волосы — Милицы. Роскошным блестящим плащом укрывали они плечи и грудь Фредерики, а лицо было непроницаемо и бесстрастно. И глаза смотрели печально, в упор — и словно бы сквозь. Сквозь него...

И девушку постепенно заволакивал туман, леди Уэлчерст таяла в нём, и только глаза, глаза долго смотрели сквозь плотный полог этого жуткого марева.

Как две горькие звезды.

А потом туман поглотил и их. Фрэнсис остался один, на берегу неведомых вод, и слышал плеск незримой волны, и ноги его стали тяжёлыми, словно он стоял здесь веками, и ещё века будет стоять...

Я прошу, Фрэнки, будь со мной этой ночью...

Ты же себе никогда не простишь, если откажешься...

Фредерика, Фредерика, я потерял тебя навсегда! А теперь... теперь плоть моя жаждет другой женщины... потому что однажды дух мой оказался слишком слаб, чтобы выполнить твою просьбу... твою последнюю просьбу, моя любимая!

Сердце моё, боль души моей, как же мне избыть это горькое чувство к тебе? Милица... Милица ведьма, будь трижды неладно её чёрное колдовство! Кто знает, что подсыпала она в свои чародейские зелья?.. Прости меня, возлюбленная моя, если я поддался её заговорам... Но как же мне быть без тебя? Я хотя бы нужен этой девке, когда никому в целом свете уже не нужен...

Он резко раскрыл глаза, выныривая из холодной паутины кошмара. Сзади, из раскрытой двери, щедрым тёплым потоком лилось солнце, ложась на половицы широкой дорожкой. Длинная грязная комната была пустынна, откуда-то с улицы доносилось громыхание колодезной цепи... Фрэнсис сел на нарах, положив подушку за спину, и смог окинуть взглядом всё унылое замусоренное помещение.

Устье печи в дальнем углу, стол напротив. Нары вдоль стен...

В дверь вошла Мили.

Ведро в руке ничуть не стесняло её движений.

Фрэнсис почти с ненавистью уставился на колдунью.

— А, вы уже проснулись, лорд Фрэнсис? — улыбнулась девушка. — Сегодня вам должно быть получше, я наложила на ваши раны особую мазь. К вечеру даже сможете вставать...

Он молча кивнул.

День прошёл спокойно. Мили прибрала горницу, приготовила еду, потом занялась какими-то своими делами, разворошив сумку и засыпав стол травами и цветами. Вся изба наполнилась терпкими запахами растений. Некоторые из них юноша знал, некоторые видел впервые, и с интересом глядел, как проворные руки ведуньи ворошат ломкие сухие стебли, сортируя и собирая в пучки.

Осторожно спустив ноги с нар, Фрэнсис встал на пол и сделал несколько неуверенных шагов к целительнице.

— Что это у тебя? — с любопытством спросил он.

— Это? — Милица повертела в руках чёрный высохший стебелёк. — Это горицвет. Помогает от ожогов. А это вот, — она кивнула на серебристые толстые стебли, — это полынь. Чернобыльник. Из него настои делают и по капле в разные снадобья добавляют... смотря что готовишь. А это...

— Мили, а почему ты решила стать ведьмой? — внезапно прервал он её.

— Не мы выбираем наш путь, а путь выбирает нас, — помолчав, загадочно ответила Милица. — Мы можем просто или принять, или не принять его выбор. — Она умолкла, но, видя, что рыцарь не спускает с неё внимательных глаз, продолжила: — Я думаю, отказываясь от своего пути, мы становимся несчастны, потому что отказываемся от судьбы. И от себя, наверное...

— Мили, ты уходишь от вопроса, — покачал головой лорд. — Это, прости, красивые слова. И не более.

— Хм... — Мили усмехнулась. — Да нет, Фрэнки, не слова... ладно, если уж так любопытно... Я хочу быть свободной. Не хочу никого бояться, быть зависимой...