| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
И ведь который раз уже. Ну, вообще-то по неписанным законам коренной японец даже в двадцать первом веке должен пережить пять-шесть циклов издевательств. Один в детском саду, три — в школах, один, дополнительный — в колледже, и финальный — по получении работы.
Вы что, серьезно думаете, что японцы все от рождения вежливые и спокойные? Три раза ха-ха. Люди от рождения бывают всякие. А национальные характеры возникают уже оттого, что система воспитания ломает эти индивидуальные особенности "об колено". В условиях Японии — многократно, чтобы с гарантией.
Да ладно, не в первый раз. Зная систему, можно ею манипулировать.
И пока старшие руководители бригады пытались меня "мариновать ожиданием", я пошатался по ближайшим развалинам, выискивая полезные ништяки.
Кухонный нож, со сгоревшей рукояткой. Это высокоуглеродистая кованая сталь, судя по мелкой фактуре узора ржавчины. Сойдет на первое время. Оторванная лицевая панель выдвижного ящика комода с рельефом — очень хорошая древесина, которую в двадцать первом веке вообще не купишь. Определенно беру. Разбитые настенные часы — так это вообще сокровище. Все не из "палок и говна" мастерить убер-пушки с соосными бластерами.
И принялся я за прогрессорство. Точнее, за адаптацию своих навыков строительства игрушечных двигателей к доступным материалам и инструментам. Да, было у меня такое увлечение до того, как сдуру лизнул череп незнакомого деда. Мини-двигатели на метаноле — это моя любовь с младшешкольного возраста. Кто нибудь скажет, сколько можно выжать мощности из клубка трубок и отливок, помещающегося на ладони? Двадцать ватт? Сорок? Кто больше?
А половину лошадиной силы не хотите? Особо отмороженные маньяки мини-двигателей, прицепляют их даже к велосипедам. Превращая тем самым велосипед в мопед, при сохранении, что важно, велосипедного внешнего вида. Да я, конечно, не настолько профессионал. Но зато живой и даже без поломанных костей, что, по моему мнению, гораздо важнее выкладки крутого видео на ютубе.
А, вот меня зовут. Похоже, до господина Симада дошло, что я развлекаюсь стандартным "воспитанием". Так что ждет меня сразу стадия два, ритуальное унижение, переходящее в мордобитие. Ура! За пол-дня продвинулся в карьере сразу на примерно неделю. Хороший прогресс, хоть и больно будет.
Глава 7. Почти что фатальное недопонимание.
Моего самодовольства и всезнайства хватило секунд на десять. Из них три секунды я вообще провел в бессознательном состоянии, ибо четверка суровых докеров начала меня лупить сразу в полную силу. Никакой накачки, чтения нотаций, ритуальных унижений, к которым я морально готовился. Вот Симада хмурится, а в следующий миг меня кто-то подсекает сзади под колени. Затем прилетает по черепу, в живот, по ногам, в подбородок грязной пяткой.
Опомнившись, я попытался сгруппироваться, защищая голову. Бесполезно. Эти парни свое дело знали. Развернули меня, как скрученную в шарик мокрицу, и продолжали избивать. Продолжалось все это, по ощущениям, целую вечность. Уже и дышать толком не получалось, и в глазах все плывет и двоится, а удары все не прекращаются. Наконец, кто-то вывернул мне руки за спину, рывком поставил на подламывающиеся ноги. Я сморгнул кровь с менее пострадавшего глаза, дернулся, лягнул назад наугад. За спиной только крякнули, а руки заломили еще выше. Только тогда я посмотрел вперед.
Бригадир Симада продолжал хмуриться. И так с застывшим лицом и заговорил.
— Смотрю на тебя, Трэвис, и удивляюсь. Ну какой идиот принял в семью такого законченного лопуха?
— Сам пришел. — Я сплюнул пару выбитых зубов, пытаясь сообразить, почему вся последовательность японского "воспитания" пошла шиворот-навворот.
— Сам, говоришь. Семья какая? Фери? Ндрангета? Массерия? Каморра?
— Ка... — Я пытался выговорить "какого черта", но язык не слушался.
— Гордый, значит. Не хочешь говорить. Ну и ладно. Все будет по обычаям.
И тут сквозь вспышки боли я почувствовал, что мне связывают ноги в щиколотках. Стягивают чем-то жестким и шершавым.
— Каким таким обычаям? — Я потихоньку начал паниковать. Все идет не по плану!
— Вашим. — Бригадир выделил слово. — Семейным. Ты уж извини, мы люди простые, цемента нет, тазики тоже дорогие. Но веревка и камень сработают не хуже, а море — оно на всех одно. Примет, не обидится.
Проклятье. До меня дошло. Моя легенда провалилась!
Не в том смысле, что во мне признали путешественника во времени. Слишком уж это необычно, чтобы Симада даже задумался о таком варианте. А вот иностранца-нелегала он определил безошибочно. И, судя по упомянутым фамилиям в итальянском стиле, настойчивым упоминаниям "семьи", и разговору о тазике с цементом — меня принимают за натурального итальянского мафиози. Это пи..ец. Как из такого выкручиваться?
— Семья померла. Я сам по себе. — Если не знаю, о чем говорить, надо хотя бы поддерживать тему. Авось куда-нибудь кривая вынесет.
— Померла. А кто в Йокосуке пакостит, подонок? Колись! — По кивку бригадира мне прилетело в ухо, а затем по пояснице. Я почти рухнул, повиснув на вывернутых руках. От боли снова помутилось воткрытом глазе.
— Не знаю. Точно не из наших. Наших всех еще у речки Сагами завалило, одни трупы. — Я отчаянно импровизировал.
— Ну так и тебя завалило, полиглот наш изворотливый. Документов нет, связей нет, утопим — никто не хватится. Верно?
— Верно. — Я сглотнул, закашлялся. — Все пошло по пи..е.
Вот последнюю фразу я высказал вполне искренне.
— Ну еще не все. Вон те ребята из Йокосуки, у них в перспективе не пи..а, а натуральная задница. Но хотелось бы побыстрее. — И косит глазом мне на связанные ноги.
Трэвис (привыкаю себя так называть), быстро думать. На что этот босс прото-якудзы намекает?
— Да мне пофигу. Пусть они хоть в преисподнюю полным составом провалятся, меня не колышет.
— Побыстрее. И всех. — Симада снова косится на мои веревки.
Понял! Это же вербовка! Почти пронесло!
— Готов содействовать в ускоренном устранении Семьи, действующей в районе... — Запинаюсь, пытаясь вспомнить хоть что-то отбитой головой.
— От Йокосуки до Чигасаки. — Подсказывает бригадир.
— От Йокосуки до Чигасаки. Мамой клянусь! — Это меня занесло.
Мать криминала органически не переваривала. Вполне вероятно, насмотрелась вживую. Дед по матери якудзой не был, но какие-то связи у него имелись. Было дело, жена одного из братьев матери загуляла с шпанистым молодчиком. Дед сделал один звонок, а на следующий день я подслушал "Понятно, в кланах не числился. Хорошо. Туда ему и дорога." И все. Наглый любовник просто исчез, скандальная жена моментально сдулась, забрала прижитого ублюдка и переехала из славного города Китакюсю.
— Будешь содействовать, куда денешься. — Бригадир (нет, уже настоящий босс) потер лысину. — Развяжите новичка. Но и основная работа без скидок. Марш балки носить!
Кто нибудь скажет, что носить балки, после того, как тебя серьезно избили — не слишком хорошая идея. Ага, а НЕ носить балки — идея совсем плохая. Клянусь собственными ребрами.
И я принялся носить балки. Потом суб-бригадир поставил меня на отбивание цемента с кирпичей, для повторного их использования. Потом — сваи забивал. В общем, самая мерзкая работа для человека, гордо несущего сотню свежих синяков. Как мне только кости не поломали. Наверное, все же не в полную силу били. Да ладно. Свая широкая, попадаю, пусть и двоится в глазах. Жизнь налаживается!
Добирался до временного дома нашей команды беженцев я уже в сумерках. Отодрал присохшую к ссадинам одежду, поплескал на себя воды из ванной. Последние носки из двадцать первого века метнул в мусорную кучу, кое-как натянул домашний халат, невесть кем приготовленный. И меня начало выкручивать.
Боли в суставах, полное опустошение в мозгах, ощущение "варености" во всем теле. Классический послестрессовый отходняк. Да еще синяки, ссадины и сотрясение мозга, перенесенное "на ногах". Веселенький выдался денек. Надеюсь, такое здесь не каждую неделю. Хотя тенденция настораживает.
Глава 8. Что это было, или особенности японского секса.
Когда я ввалился в общую комнату на предмет поисков пожрать (да, мутило, но после такой физнагрузки — жрать рис захочет даже свежий зомби), реакция компании оказалась вялой.
— Надо же, на своих ногах. Хорошо стараешься! — Хмыкнул Нобуске.
— Тетя Азами, дядя фиолетовый! И глаза разного размера! — Это постепенно забывшая стеснительность Рика.
— Заткнись, дурочка малолетняя. Он дрался, разуй глаза! — Это Даичи-тифоносец.
— Сам дурак! И ты только на три месяца старше!
— Оба придурки. Дядя Трэвис не дрался, кулаки не разбиты. Его побили! — Это Юкико, дочь Азами. Как-то незаметно она захватила главенство в детской банде.
Кику и Азами только кивнули, не отрываясь от своих чашек с рисом. Только палочки для еды мелькают.
Да, это не тот случай, когда все вокруг тормозят, а я качаюсь. Такими темпами я скоро окажусь на положении "подай-принеси" не только на "работе", но и нашей компании маргинальных элементов. Но почему-то меня провал стратегии нагибательства нисколько не волнует. Вот размер пиалы с рисом — гораздо важнее. Он должен быть как минимум вдвое больше!
Съев сначала порцию, а затем и добавку, я поплелся за тонкую стенку, прилечь на свою циновку. Отдохну чуток, а там видно будет.
А через пять минут явилась Кику, и плюхнулась на колени по левую руку от меня. Положила рядышком... если меня глаза в свете слабой керосиновой лампы не обманывают, банку с йодом.
— Сымай халат. И нечего стесняться, все, что есть, я уже видела.
Ну да, без сомнения. Не Нобуске же меня переодевал, пока я валялся с брюшным тифом.
— А ты умеешь? — Я с некоторой опаской и сильной болью начал выпутываться из завязок.
— Умею. — Кику подхватила банку, макнула неизвестно откуда взявшуюся деревяшку с концом, обмотанным тканью. — Меня настоящий доктор из Америки учил. А потом на девочках практиковалась. Много работы было.
— Угу. — Я повернулся, подставляя самые большие ссадины. Дернулся, сдержав крик. Явно Кику следовало бы еще потренироваться на кошках, перед тем приниматься за пациентов. Хотя нет. Кошек жалко.
— Тридцать восемь. — Кику сосредоточенно занималась дезинфекцией. — Тридцать девять. Ого. А эта на сорок потянет.
— О чем ты? — Я что-то затупил.
— Так степень запущенности. В Америке разве не так считают? Тот доктор всегда так. Как приведут его к пацентке, боднет в лоб, и сразу говорит, насколько сложно. Тридцать шесть — это симулянтки, а сорок два — это надо готовить к крематорию.
Я потрясенно икнул, выпуская газы отрыжки. Меня пользует медсестра, не имеющая представления о температуре. Хотя выбора что-то не наблюдается.
— Кику, эти цифры — это вообще-то температура тела. Ну, жар. Он повышается, если по всему телу воспаление.
— А какая разница? — девушка пожала плечами. — У тебя как раз ссадины по всему телу, и воспаляются. Так что я права!
Я не ответил, поскольку от пожатия плечами халат Кику съехал, открывая заманчивое зрелище. Пусть ситуация не располагает к интиму, но посмотреть на приятные округлости — уже неплохо.
— Нравится? — Кику явно намеренно приспустила одеяние еще ниже. — Вижу, что нравится. — Это уже со взглядом мне между ног. — Руками не трогай, а то йодом глаза замажу!
Серьезная угроза. Да ладно. Я и не собирался приставать... почти.
Тем временем Кику, пару раз размазав йод рукавами, раззадорилась и вообще спустила халат до бедер, открывая... да это же мои бывшие трусы!
— Воровка. — Я усмехнулся, сбитый с настроения.
— А тебе и незачем. Не на йод же надевать будешь... Упал... — Это разочарованно-обиженным, каким-то детским тоном. Опять уставившись мне в промежность.
Встала, отложила палочку, и принялась стягивать остатки одежды, включая и ворованные трусы.
— Кику, а тебе не неприятно? Ну там в борделе ведь всякое бывает...
— Там меня имели. А сейчас а — тебя. Это две совершенно разные вещи! И не беспокойся, больно не будет! Лежи неподвижно, руки за голову! Ноги раздвинь! Ой, последнее не нужно. Оговорилась.
Да уж. Ощущается профессиональная деформация.
Между тем, малолетняя проститутка действительно взялась меня поиметь. Одной правой рукой, держа в левой палку с йодом подозрительно близко к глазам.
И конечно, все у нее получилось. Но вытирать пролитую жидкость моими же семейниками — это оказалось той пресловутой ложкой фекалий в бочке меда. Где я еще в 1923 году найду такую полезную и удобную вещицу?
Так я остался один в темной комнате, глазея на деревянный потолок, покрытый черной плесенью. И безнадежно гадая: "Постирает? Не постирает?"
Справочные данные по группе беженцев
Трэвис (псевдоним). Иммигрант-нелегал неясной национальности и европейской внешности, возраст около 20 лет. Наглая ленивая сволочь, но что еще от гайдзина ожидать? Подозревается в связях с организованными преступными группировками.
Кику, фамилию скрывает. Японка из касты буракумин, из города Сагамихара, долговая рабыня в бегах, бывшая проститутка. Имеются дефекты социализации, склонна чудить и пороть чушь с умным видом. Возраст 16 лет.
Мисаки Нобуске. Житель города Хиросима, рожден как Нобуске Уэмура. Приемный сын семьи Мисаки. Студент флотской академии на острове Этаджима. Характер эталонно японский. Возраст 21 год.
Азами Маки, домохозяйка, вдова. Бездомная бродяга из города Сагамихара. Характер старательно скрывает. Возраст 27 лет.
Юкико Маки, дочь Азами Маки. Наглая, самоуверенная и склонная к интригам малявка. Возраст 6 лет.
Рика, фамилия неизвестна. Сирота. Характер стеснительный, склонна к пакостям изподтишка. Возраст 4 года.
Даичи, фамилия неизвестна. Сирота. Характер трусливый, склонен к мелкому воровству и медвежьей болезни. Возраст 4 года.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
