Легрэ улыбнулся, но теперь насмешливо.
— Не намочишь. А если и намочишь, я улажу эту маленькую проблему в два счета, — Кристиан прикрыл за собой дверь, пошел вдоль стены, зажигая факелы один за другим. Золотистый свет рассыпался по темным отсыревшим стенам, по старинному своду потолка, тени задрожали, пугливо разбегаясь по углам и в ровном зеркале воды отразился перевернутый мир.
— Так ты читать любишь? — между делом поинтересовался Легрэ. — Любознательный от природы или ищешь что-то особенное в рукописях?
— Так я практикуюсь в греческом, в латыни... Мне пророчили будущее посла, — Луис осматривался, ожидая у входа. — Вообще, латынь я не очень любил, но когда приходится каждый день заниматься, то однажды понимаешь, что на ней написано немало интересных книг, — шаг вперед по мозаичному полу. — Здесь красиво!
— Считаешь? — беспечно поинтересовался Кристиан, склонив голову набок и с легкой улыбкой разглядывая юношу. Хрупкий, с аристократической бледнои кожей, своей странной неловкой сдержанностью, такой похожей на страх, он смотрелся среди братии, как жемчужина в курятнике. При других обстоятельствах Кристиан с благословения аббата Себастьяна просто выставил бы мальчишку вон за ворота, чтобы не искушаться, да и других не искушать. Слишком опасна бывает такая притягательная красота, какая таилась в Луисе — она еще не расцвела, не познала всей силы и могущества, на которое способна, и это успокаивало. Легрэ не хотелось бы попасть в подобную переделку, но, несмотря на это, он умел объективно оценивать прелести юности, да и смотреть никто пока не запрещал. Лениво размышляя об этом, Кристиан сказал:
— Твой отец вложил в тебя тягу к знаниям — это неплохо, но не для покорного монаха. Путь послушания — это во многом путь неведения. Не потому, что есть запреты Церкви или Господа, просто так легче жить в лоне монастырском. Ты уверен, что хочешь остаться с нами, Луис? Возможно, мир за этими стенами тебе более подойдет.
Юноша задумчиво сложил руки на груди, словно закрываясь. Слова Легрэ били в цель. Конечно, если падре Себастьян таким образом решил выяснить мысли беглеца и послал брата Легрэ, то...
— Вряд ли мой путь в неведении, брат Кристиан. Были причины, по которым я оказался в вашем монастыре. Мирские причины, о которых сейчас мне не хотелось бы распространяться. — Луис нахмурился, раздумывая над тем, что скоро, вероятно, все же должен будет обратиться в посольство, чтобы отправиться через море к арабам дабы учиться учиться. Как договорено с отцом, военному мастерству. — Падре Себастьян позволил мне остаться, видя мое состояние. Он — истинный служитель веры. Я же всего лишь слабый человек, у которого слишком много интересов. Но я преклоняюсь перед талантами организаторов, способных взращивать вокруг себя культуру, строить города и помогать нуждающимся. К сожалению, мой отец, герцог Сильвурсонни, такого не умеет. Он облечен большой властью. И власть делает его жестоким. Разве помог бы он заплутавшей овце, как сделал это падре Себастьян? Так что, конечно, я не могу остаться в аббатстве.
Юноша юлил, но Кристиан по большому счету, откровений от него не ждал, да и привел сюда не за душевными разговорами. Он подошел к Луису, остановился в шаге от него, вздохнул устало.
— Ты идеалист, Луис. Такие люди обычно сильно разочаровываются в жизни. Я тоже когда-то верил, что люди должны помогать друг другу, особенно в нужде. Выставив меня на улицу в одной рубахе, в десять лет, мой отец, видимо, считал иначе. Я так часто разочаровывался в своих идеалах, что в результате оказался здесь. Ты очень напоминаешь мне самого себя. Жаль, что я не смогу сбежать отсюда и начать все с начала.
— Сбежать? — удивление сделало лицо таким наивно-искренним. — Разве вы не пришли в монашество добровольно? — Луис не отступил ни на шаг от этого высокого и в чем-то довлеющего над всеми окружающими монаха. Недобрый? Да, этот человек прошел путь трудный, и, конечно, опыта у юноши мало, чтобы сейчас что-то противопоставить нищете. А нищета повсюду. Нищета и роскошь. Там, в северных землях, она наиболее ощутима, чем здесь, где большую часть времени светит солнце и не горят костры. Луис опустил глаза.
В ледяных залах замка зимой невозможно согреться. Что уж говорить о тех, кто умирает зимой в своих хижинах? Герцог Сильвурсонни приказывал и вынуждал подчиняться.
Луис сравнивал заточение Валасского монастыря, где каждый день так обильна пища и так много изысканной роскоши, и фамильное гнездо герцогства, и находил, что Кристиан сейчас слишком преувеличивает про "сбежать и начать жизнь заново". У помощника аббата достаточно власти, чтобы получать достаточные доходы. Все знают, что земли вокруг богаты, что виноградники дают прекрасный урожай, что стада овец позволяют торговать шерстью, что купцы платят немалые суммы за провоз товара на материк. Да много еще чего...
Луис опять выдержал цепкий синий взгляд. Слишком цепкий и сильный.
— Вы напрасно думаете, что я наивен. Я найду себе достойное дело, чтобы зарабатывать на жизнь, — юноша тихонько выдохнул. — Так чем я должен помочь?
— О нет, я совсем не считаю тебя ни наивным, ни глупым, — усмехнулся Кристиан, проведя пальцами по гладко выбритому подбородку, потом словно опомнившись, осмотрелся, по локоть закатил рукава. — Нужно отмыть борта купален от слизи. Вдвоем живо справимся и к вечерней не опоздаем. Принеси швабры и щетки — они вон в той кладовой, — Легрэ указал рукой на дверь в дальнем углу.
— Хорошо, — юноша отправился к кладовой. А когда вернулся, то закатал рукава по примеру Легрэ. Наверное, мужчина ожидал, что работа покажется юноше грязной, но тот был не таким, как представлялось всем окружающим. — Почему вас выгнал отец? — спросил он, принимаясь за работу.
— Он считал, что это закалит меня. К тому же я не первый, с кем он так поступал. До меня он отправил в мир еще троих братьев и сестру. — Кристиан взял вторую щетку и, придирчивым взором изучая щетину, повертел в руках, потом легко перевернул и со знанием дела принялся чистить борт купальни, время от времени окуная щетку в воду. — У нас в семье десять детей. Зачем лишний рот кормить? Стал чуточку самостоятельным — живи отдельно, как хочешь.
После короткого рассказа мужчины Луис работал некоторое время молча, а потом, оттерев пот со лба, остановился и посмотрел на помощника пристально:
— Аббат Себастьян знает, что я герцог. И вы знаете... Вы не желаете, чтобы я покидал монастырь из-за наследства? — вопрос прозвучал прямо, в лоб. В глубине глаз стало темно, там плескалось понимание происходящего. — Я два месяца сидел взаперти. Сейчас ваш брат пытался украсть у меня письмо. Скажите прямо, брат Кристиан, к чему мне готовиться?
Неожиданный поворот дела заставил Легрэ восхищенно улыбнуться. Он смерил Луиса каким-то странным взглядом — будто тот сам по себе был драгоценностью.
— Письмо? — Кристиан удивленно приподнял брови и небрежно фыркнул, будто до этого самого письма ему вообще не было никакого дела. Он шагнул к Луису, встав перед ним так, что не составило труда заглянуть в его лицо. Легрэ мягко положил ладонь на нежную щеку, по-отечески ласково провел большим пальцем по скуле и, понизив голос, сказал:
— Знаешь, Луис, здесь многие в курсе, кто ты. Ты умный парень, только и я не дурак. Ты знаешь, что к нам приезжает инквизитор? Он едет с совершенно определенной целью — найти тут ересь. Мы с трепетом ждем инквизитора, готовимся. В народе говорят, кто ищет — тот всегда найдет. А кто хочет найти, искать будет. А если и не найдет, придумает. Представь себе наше положение. Мы опасаемся, боимся провиниться перед богом даже в мелочи. Ни слова на сторону, ни полслова... И вдруг появляешься ты со своими сокровищами. Откуда мне знать, что ты не посыльный инквизитора. Может быть, ты такой невинный и милый, такой беззащитный и прекрасный лицом, завтра начнешь соблазнять братьев направо и налево, а потом предъявишь нам всем список наших преступлений. Как видишь, Луис, у меня поводов доверять тебе столько же, сколько у тебя доверять мне. Безвыходная ситуация, ты не находишь?
— Нахожу, — согласился юноша. — Я думаю, что я сам поговорю с аббатом Себастьяном, и сегодня же покину аббатство, чтобы не было никаких возможностей доставить вам неприятности.
Поднявшись, Луис отстранился от ласки, отряхнул рясу.
— Спасибо, что сказали мне правду. Я не от инквизиции.
Кристиан досадливо скрипнул зубами, с вымученным упреком поднял глаза к потолку.
— Терпеть не могу, когда люди вынуждают меня разговаривать с ними таким образом, — сказал он и, ухватив отрока за шкирку, вернул в прежнее положение.
— Я не верю тебе, — без угрозы признался он. — Но если ты не шпион и говоришь правду — покажи письмо. Мне или аббату. Выбирай сам, с кем удобнее договориться, Луис. И еще, я хочу, чтобы ты усвоил одну вещь: я тебе не враг и хватать тебя за шиворот мне никакого удовольствия не приносит.
Луис дернулся в сторону.
— С какой стати я должен вам его показывать? Хотя... Здесь достаточно света, чтобы прочитать письмо в нескольких шагах от меня. Отойдите, — юноша полез за горловину и достал сложенную в несколько раз бумагу, которую развернул и поднял так, чтобы можно было прочитать. Там было написано следующее: "Дорогой отец, я вынужден обратиться к тебе за помощью. Вышли дяде 200 золотых монет, чтобы я мог устроиться на новом месте. Возвращаться сейчас было бы неразумно из-за гнева государя. Потому я предпочту уединение и поиск лучшей доли по воле божией на иноземной земле, где собираюсь обучаться искусству ведения боя. Твой сын".
Кристиан бегло пробежал по строчкам холодным взглядом, долго молчал. Он пытался понять, кто и когда его обманул: сын герцога или брат Николай, распевавший что-то там о новом доме и любви. Легрэ терпеть не мог таких мелких нестыковок, портящих все дело.
— Луис, — ровно сказал он, наконец, скрестив руки на груди, — мне не нужно тебе объяснять, что бывает с лгунами. Ты уверен, что ты написал одно письмо, а не два и не три? Я прекрасно понимаю твои стремления стать воином, даже одобряю их, но я не могу верить тебе на слово, к тому же — я все еще не уверен, что ты не подосланный. И кстати, — Кристиан криво улыбнулся, — пока ты придумываешь достойное объяснение, давай домоем пол. Герцог ты там или не герцог, а работать придется.
— Вы меня обвиняете во лжи! — Луис покраснел. — Зачем мне и для чего лгать? Обыщите, раз не верите. Я написал одно письмо. А вы вот точно недоговариваете всей правды и весьма уклончивы в ответах, потому думаю, что мои здравые размышления попали в цель.
— Уж не из-за здравых ли размышлений ты попал в немилость короля? — усмехнулся Кристиан.
Луис покраснел еще сильнее и сжал кулаки.
— Знаете, брат Кристиан, — заметил он, — я домываю пол, а об остальном буду говорить с аббатом Себастьяном, — юноша подхватил швабру и с особым рвением занялся купальней, что-то бормоча под нос.
— Можно подумать, я очень ждал, что ты мне на шею бросишься с признаниями, — тихо рассмеялся Легрэ, наблюдая, сколько отчаяния и праведного гнева кроется в движениях Луиса, сколько воистину детской обиды. Некоторое время они мыли пол молча, довольно быстро справляясь с поставленной задачей, и вдруг Легрэ тихо сказал: — Не выйдет из тебя хорошего воина, Луис. Нет выдержки, хладнокровия... Ты мечом-то владеешь или так? Столь же безнадежно, как и самообладанием?
— Благодарю за мнение, но вряд ли я буду искать именно в вас своего учителя и наставника. Ваш путь вы выбрали сами. И давно не собираетесь отсюда "бежать", — короткая пауза, — чтобы начать новую жизнь. Так что я сумею как-нибудь обучиться и хладнокровию и владению мечом.
— Ну, у меня-то, в отличие от тебя, нет дяди, который бы мне помог обосноваться на новом месте, — иронично подметил Кристиан, взвешивая швабру в руках, будто приноравливаясь к оружию. — А вот научить я бы тебя кое-чему смог. О письме твоем я буду вынужден сообщить аббату, не обессудь. Остальное расскажешь ему сам... Что сочтешь нужным. Ну, и если передумаешь на счет поучиться, скажи. Вечерами нам здесь никто не будет мешать.
— Я и сам бы ему сказал, потому что только через него письма и можно отправить, — Луис наблюдал за действиями брата Кристиана завороженно, а потом встряхнул головой, убрал волосы под капюшон. — Теперь я свободен?
Мысли недобрыми чертенятами уже бесновались в юном отпрыске, прибывшем из северных земель. Где-то он уже видел такие приемы! Точно, на поединках, которые проводили воины во дворе замка, оттачивая мастерство, да и сам Легрэ явно не из южных земель. Лишь загар чуть позолотил светлую достаточно кожу.
— Вы уверенно сказали о том, что я здесь останусь... — добавил он, уже направляясь к лестнице, когда с уборкой было покончено.
— Нужно быть полным глупцом, чтобы в чем-то быть уверенным на сто процентов, — ответил в спину Луиса Легрэ. — Будущему воину это было бы неплохо осознать.
Кристиан собрал швабры в кучу и понес к кладовой.
— Постарайтесь не опоздать к трапезе, брат Луис, — холодно сказал он, швырнул инструмент внутрь и закрыл дверь.
Конечно, это было вызовом и вел себя помощник аббата именно так, чтобы уколоть побольнее. Юноша остановился, прижался спиной к стене, некоторое время размышляя. Осталось смутное беспокойство после все сказанного. И предстоящая беседа с аббатом уже не казалась такой простой, как всего несколько часов назад. Нельзя отступать. Осталось совсем немного до свободы. Надо решиться и все сделать, как надо.
Кристиан подошел к нему со смутным сожалением во взгляде, чуть помедлив, мягко похлопал по плечу.
— Идем, — сказал он. — Здесь больше нечего делать.
И они отправились в трапезную.
Появление Луиса не застало аббата Себастьяна врасплох. Тот встретил юношу благожелательной улыбкой. Предложил присесть на стул и, когда тот опустился на стул, сложив руки на коленях, и прямо посмотрел на мужчину, кивнул в сторону окна.
— До меня дошли сведения, что ты собрался уехать.
Юноша кивнул. Светлые, почти белые волосы густыми волнами лежали за его спиной, в тонком лице замерло напряжение.
— Ты понимаешь, как опасно одному отправляться в такое далекое путешествие без свиты, без близких людей? Мы говорили с тобой об этом.
— Да, падре, я сознаю.
— Дай мне письмо, — это звучало одновременно, как просьба и приказ. Темные, практически черные глаза гипнотизировали и подавляли волю. — Я прочитаю.
Юноша полез за шиворот, чтобы достать опять листок. Сколько уже раз за день.
— Брат Этьен сказал, вы реша...
Аббат сделал знак замолчать, пробегая глазами по короткому посланию, потом положил то на стол.
— Значит, по-твоему, лучшая участь — отправиться к далеким берегам и попасть на невольничий рынок?
Луис удивленно раскрыл глаза, прозвучавшая истина была проста и одновременно страшна. А уверенность аббата поражала и внушала доверие.
— У тебя прекрасные стремления стать воином, которые достойны любого мужа, но, Луис, разве тебе самому будет интересно заниматься войной? — мужчина глядел в самую суть, потому что наблюдал за юношей день изо дня. Тихий, покладистый. Ему бы девушкой родиться. Сидит себе часами за столом, переписывая книги и вырисовывая на полях замысловатые узоры и иллюстрации. — Ты бежал не просто так, произошла непредвиденная трагедия... Ты наверняка, уверен, что сможешь опять оказаться дома... Ты думаешь, я оставлю тебя?
