Ночь, растекавшаяся алыми всполохами по небу, ложилась на монастырь прохладой и бесконечными тенями. Камни медленно остывали, в небольшом садике распустились ночные цветы, которые одаривали тонким ароматом прозрачный дрожащий воздух. В тишине звенели цикады, что становились тем громче, чем ярче сияло синее звездное небо.

Святая обитель продолжала жить, как прежде, не ведая, что ее гости давно сошли с дороги благодати Божией, став изгоями этого христианского мира, но их сон был спокоен. И глубок до самого утра. Лишь дьявол не спал, ибо верил... и вера его была тем сильнее, чем ближе становился рассвет.

Легрэ проснулся раньше всех и почувствовал, что выспался. Где-то далеко уже закукарекали петухи, провозглашая новый день. Пора было вставать и приступать к своим обязанностям духовника. Легрэ подумал, что Фернандо сильно рискует, назначив его, простого барона, на эту роль. Церковники короля за это по головке не погладят... Однако все эти мысли Кристиан отложил на потом; стоило взглянуть на любимых и он передумал вставать — позволил себе полежать с ними рядом еще немного. Почему-то в последнее время Легрэ ценил именно такие моменты, полные романтики и нежности. Ах, как бы он раньше посмеялся над ними, но теперь, когда его здоровье ухудшалось с каждой неделей, Легрэ уже ничего не казалось смешным. Он словно заново рождал и переосмысливал свою любовь к этим двум людям, изменившим его жизнь, и понимание всей глубины собственных чувств начинало его пугать по-настоящему. Они были его жизнью, но он не хотел видеть слез в их глазах и обрекать на муки, оттого и рвался прочь, в бой с франками, богом, дьяволом... да с кем угодно, лишь бы Луис и Фернандо никогда не видели его мертвым. Он навсегда останется жить для них там, где-то очень далеко. С другой стороны расстаться с ними было мукой для Кристиана и он колебался.

Он погладил юного герцога по щеке.

— Доброе утро...

Подтянув ноги к животу и свернувшись в комок, Луис так и проспал всю ночь, не слыша ни звука. Для него ничего не изменилось: и покои ли это короля или бедно обставленная келья, не имело ни малейшего значения. Он привык жить и в худших условиях, но не мог не привыкнуть к теплу тех, с кем делил каждый свой день. Теперь синие глаза смотрели на герцога, который сонно завозился и приподнялся, протирая кулачком глаза. Он совсем забыл, где они и не сразу вспомнил про вчерашнюю гонку.

— Доброе, — улыбка осветила лицо.

Кристиан не удержался и поцеловал его в губы, сонного, растрепанного и такого красивого.

Колючий поцелуй сейчас был особенным — ласковым и одновременно жгучим. Иногда он напоминал бурю, а теперь играл всеми чувствами, что разрослись в душе Луиса, как в запущенном, диком саду.

Кристиан улыбнулся герцогу.

— Что снилось?

— Не помню, — юноша аккуратно устроился на груди барона, чтобы не потревожить спящего Фернандо, теперь уже глядя в высокий каменный потолок. Построенный из белого камня, монастырь сразу напоминал о том, что человек должен соблюдать чистоту помыслов. Но у самого Луиса они теперь были окрашены эротикой.

— Немного странно тут, правда? — спросил Кристиан, припомнив, как долго жил в такой вот точно келье, в монастыре, и как лицемерил, молясь богу, которого никогда не любил. Легрэ всегда считал, что и бог не любит его, и это у них взаимно, но вот появился Луис, и после — Фернандо, а сам Кристиан стал бароном. Счастье и земные блага посыпались на него таким ворохом — будто бы разом оплатив ему все прежние горести и лишения. Кристиан теперь не знал, как он относится к богу теперь, и почему тот, если он был, вдруг переменил свое отношение к нему. — Как-то даже не по себе немного, но это необходимо.

— Необходимо что? — не совсем понял Луис, спрашивая шепотом. Казалось, Легрэ решил вслух порассуждать, не дав окончательно мысли, а лишь ее отзвуки. Он частенько так поступал — складывал кирпичики замыслов и потом забирался на них, никого уже не слушая. Но теперь в голосе слышалась и тоска. Герцог не думал, что Кристиан сожалеет о том, что покинул монастырские стены. Хотя и там он добрался до достаточных высот, и вероятно, мог бы стать личным помощником Ксанте...

— Необходимо все начать с начала и не совершать ошибок. Неоправданной холодной жестокости, с которой я предал тебя Себастьяну, жажды убить короля, взять силой то, что можно отвоевать лишь любовью, и если бы мы вернулись в тот день, когда я прижал тебя к стене в твоей комнате, я бы поступил не так, как тогда.

Юноша недоуменно взглянул на Кристиана. Его благородный профиль, чуть хищный, с волевым подбородком и волосы, что непокорной гривой вьются, словно их растрепал ветер, его бьющееся под плотной тканью рясы широкая грудь, — все внушало герцогу трепет, и страх, и восторг одновременно.

— Зачем вернуть? Я не хочу...

— Это значит, что тебя все устраивает?

— Это значит, что я тебя люблю — с того момента, как увидел в монастыре, — смутился Луис.

— С первого взгляда? — улыбнулся Кристиан.

Луис покраснел еще сильнее. Похоже, Легрэ вообще ему не поверил и не помнит, что юноша любил его с того самого дня... когда тонул.

— Все-таки странно, что я не помню тебя. — Легрэ погладил герцога по волосам, убирая непослушные прядки со лба. — Такого бы красивого юношу я бы запомнил.

— Я был ребенком, — вздохнул герцог.

— А я был пьян. — Ответил Легрэ, обнимая любимого. — Но теперь я знаю другое, ты моя судьба, Луис. Ты подарил мне Фернандо. Другую жизнь. Ты сделал меня в чем-то много человечнее, чем сделала бы вера или библия, и если ты в чем-то и грешен, то одно это уже окупает с лихвой все.

Луис притих, не зная, что ответить. Он и раньше думал, что в Легрэ говорит совесть, но теперь она вырывалась птицей на волю и...

— Ты хочешь меня уверить все же, что когда признался, что использовал меня, это была правда?

— Это могло быть правдой, — ровно ответил Легрэ, — и стало бы ей, если бы я тебя не любил. Я начал предавать тебя, но в последний момент со мной случилось что-то, и я тогда понял, что могу все бросить и пойти за тобой. Выбор я тебе скажу, еще тот был. С одной стороны преданность Себастьяну и то положение, которое я занимал при нем, с другой ты и король, жаждущий моей смерти... Но даже если бы я погиб, я бы не пожалел о том, что отдал свою судьбу в руки юного герцога. Любовь опасная вещь, Луис, даже для смертных... Для королей она опасна вдвойне. Фернандо тоже идет напролом, рискуя собой и всем, что у него есть ради нас... Когда-нибудь, я бы хотел оплатить ему все это, но не знаю как.

— Да, своей смертью, — вздрогнул Луис и помрачнел, окончательно просыпаясь. — Не зря ты рвешься повоевать и говоришь об этом, когда я не слышу. Что ты задумал?

Легрэ моргнул изумленно, потом стал мрачен.

— Нет, не смертью, Луис, но победой... На все остальное воля Господа. Неужели ты думаешь, что я вот так запросто позволю франкам истыкать себя мечами? Нет. Я всего лишь хочу испытать судьбу, и если ей будет угодно вернуть меня вам победителем, я смирюсь с тем, что умру в теплой постели, когда кто-то из вас будет держать меня за руку... Я не хочу этого, но намеренно убивать себя чужими руками тоже не буду. Я спрошу тебя, как моего господина, отпустишь ли ты меня воевать за славу короны, но не сегодня, милый, сегодня мы молимся и наслаждаемся жизнью.

— Отпущу, — просто кивнул Луис. Потом помолчал и добавил тихо. — И тоже пойду воевать.

Этого Кристиан не ожидал, но принял заявление Луиса всерьез.

— Для того чтобы воевать, надо уметь драться... и убивать, Луис. Ты же не убийца.

— Это не мешает мне воевать и научиться драться. Хотя я понимаю, что не буду никогда таким, как ты...

— Все твои войны еще впереди, милый... Ты будущий король, помни об этом. Победы в политике гораздо значимее, чем на поле брани.

Луис нахмурился еще сильнее. Быть королем он не хотел совсем. И эти разговоры его сильно нервировали.

— Я что-то не так сказал? — спросил Кристиан, заметив перемену настроения в герцоге.

— Нет, — лицо Луиса чуть перекосилось от эмоций. — Я ничего... Только все не так. Я не способен.

— Вот слушаю я вас, милые, и удивляюсь, — ласково протянул Фернандо и с удовольствием потянулся, разминая чуть затекшие мышцы. Настроение с утра было замечательное, и даже похоронные разговоры любовников не сбили его. — И чему же я удивляюсь? — спросил король, поворачиваясь на бок и обхватывая мальчика за талию. — Как думаете? — вместе с вопросом жаркий поцелуй опустился на шею Луиса. — Да, чуть не забыл. С добрым утром, любимые, — и чуть лукавая усмешка досталась Кристиану.

Легрэ расплылся в довольной улыбке, любуясь братом.

— С добрым... Я как раз собирался сказать Луису, что из него вырастет прекрасный король.

Юноша не видел, как проснулся король, но тотчас оказался в его руках, завороженный голосом и поцелуем. Он взглянул на Легрэ с новым недоверием, словно спрашивал: "Что ты болтаешь?"

Фернандо ответил Кристиану тихим одобрительным смешком и слегка укусил Луиса за ушко.

— Мальчик мой, ты не ответил на вопрос.

— Я не могу знать, чему ты удивляешься, — сокрытая в интонации подоплека несколько напрягала. Герцог не хотел опять слушать что-то про трон и про... про Аннику, о которой отчего-то вспомнил теперь.

Легрэ потянулся и, поцеловав короля в губы, выбрался из постели.

— Мы все-таки неисправимы, — сказал он, набирая ковшом воды из принесенной вчера кадушки, Легрэ перелил ее в таз и поставил тот на табурет, потом принес полотенце. — Луис, ну и чего ты меня, идиота, слушаешь.

— Предлагаешь не слушать? — не хотелось покидать теплой кровати. Но сегодня намечалась утренняя молитва. И Луис подумывал, как попросить Фернандо сходить в библиотеку.

— Слушай, но делай свои выводы, — улыбнулся монарх, продолжая обнимать мальчика. — И знаешь, маленький, я не понимаю зачем ты себе заранее отказываешь в открывающихся возможностях.

Крепкие руки не отпускали. Нежили в лучах летнего солнца.

— Я пытаюсь, — лучше молчать, чем вызывать новые нравоучения. Все равно будут давить и переубеждать.

— И что ты пытаешься, милый? — усмехнулся Фернандо. — Я предлагаю возможности, ты от них бежишь, даже не испробовав. Я тебе вчера говорил — свое оружие будешь выбирать сам. Кстати я тебя давно хотел попросить быть моим секретарем — раз языки для тебя не проблема.

Теплые поцелуи лились по шее и плечам юноши, почти невинные в касаниях, но наполненные глубокими, глубинными чувствами.

— Поможешь мне?

— Да, конечно, — согласился Луис, откликаясь и позволяя себе расслабляться пригревшимся воробьем. Он готов был работать и день, и ночь, если нужно Фернандо.

— Если мы не поторопимся — опоздаем на утреннюю молитву, — сказал Кристиан с напускной важностью. — Вашим величествам следует одеться и умыться, прежде чем предстать перед лицом божьим.

Монарх фыркнул:

— Луис, ты слышишь, что нам сказал его высочество? Встаем, милый, — и опять не удержался от поцелуя, сонный и теплый мальчик вызывал в нем отнюдь не отеческие чувства.

— Хорошо, — как только король оказался на ногах, оставив поцелуй на губах герцога, тот вновь плюхнулся на подушки. С одной стороны, ни к чему создавать суеты, а с другой, как любопытно смотреть на короля, который так набожен, и бывшего стражника и воина вновь в рясе.

День прошел в каких-то совершенно пустых заботах и церковных обрядах. Луис послушно исполнял все, что говорил ему Легрэ, а Кристиан блестяще отыгрывал духовника его величества, и было видно, что даром для него не прошла монастырская жизнь. Он читал молитвы с чувством, почти уединившись с королем, но мысли Легрэ становились чем дальше, тем греховнее. Смиренный вид герцога побуждал его скорее ко греху, чем к святости. Легрэ едва дотерпел до вечера, когда они окончили трапезу и направились темными коридорами в свою келью.

Юноша к этому времени уже начал сильно нервничать, чувствуя, как надвигается неизбежная ночь. Внешнее спокойствие его провожатых подкреплялось горячим напряжением, мешавшим на чем-либо сосредоточиться. Даже полчаса, проведенные в стенах огромной библиотеки, не скрасили странного страха — словно Кристиан и Фернандо только и ждали, когда закончится вся эта игра в религиозность. И где-то на середине пути король вдруг остановился и пошел вниз по лестнице, поманив за собой Луиса и Легрэ. Только герцог замедлил в переходе и остановился на первой же ступеньке. Ему не нравилась идея спускаться вниз.

Легрэ слегка подтолкнул юношу вперед, потом огляделся и, убедившись, что никто их не видит, взял Луиса за руку.

— Где-то здесь должна быть одна комната... тихая совсем.

— Зачем? — не понял герцог, но Легрэ не давал ему возможности отступить.

— Мне ее сегодня на ночь выделили. Для искупления грехов, — туманно пояснил Фернандо, продолжая медленно спускаться вниз. Факел в его руке был сделан плохо — трещал, ронял смолу и то вспыхивал, то почти переставал гореть.

Да и ступени желали лучшего. Некоторые из них наполовину разрушились, и каждый шаг мог грозить тем, что полетишь в пустоту, в самую темень, но, кажется, это не останавливало монарха нисколько, а потому, опираясь на стену, Луис был вынужден последовать за Фернандо, сосредотачиваясь на том, чтобы не упасть.

Впрочем, путь был недолгим — на первом же повороте налево они свернули, хотя тонущие во мраке ступени тянулись вниз, невольно навевая мысли о бездонной пропасти. Пройдя мимо двух тяжелых, обитых железом дверей, король толкнул третью и, войдя, огляделся, высоко подняв факел.

— Ну хоть здесь они прибрались, — усмехнулся как будто про себя и, кивнув Кристиану на засов, принялся зажигать немногочисленные факелы на стенах. Как только комната погрузилась в чуть красноватый свет, почти сгоревшая деревяшка уже сослужившая свою службу полетела в жаровню, установленную в углу.

Когда судорожное метание пламени факелов прекратилось и они стали давать ровный свет, стало понятно, что Фернандо привел любовников в комнату для наказаний. Или в пыточную, что было гораздо ближе к истине.

Луис, замерший на пороге, поднял взгляд на Кристиана и чуть свел брови. Сейчас тот вновь был прежним невозмутимым монахом из Валасского монастыря. Необычным было только присутствие короля.

— Мы будем здесь ночевать? — сглотнул легкий ужас Луис.

— Да, милый, — улыбнулся монарх мальчику. — Мы тут проведем ночь, — он с легким любопытством следил за герцогом.

Первой реакцией юноши было отступление, но он сдержался от попыток к бегству, понимая, что пыточная когда-то открывалась ему с самых неожиданных сторон. Ксанте понуждал своего воспитанника наблюдать за казнями и показывал, как причинять боль правильно. Теперь его привели в похожее место. Монахи не гнушались использовать те же методы над провинившимися.

— Хорошо, — сделать шаг вперед, чтобы позади закрылась дверь, оказалось сложнее, чем предполагал Луис, но он заставил себя не отступать от детских страхов.