— Ну и дрянь! Вот он, какой комарик оказался! — сказал я на русском, так как точного перевода не было. Все равно Мара прочитает смысл фразы у меня в голове.
Получается, тогда на болотах меня не комар укусил — их тут нет просто!
— Всякое живое существо зачем-то, но нужно. Оно незримый кирпичик в равновесии природы. Никогда не надо об этом забывать. Обычно твое тело защищает себя усталостью, то есть не дает тебе перегрузить себя. Слизень же снимает все ограничения, давая тебе возможность загнать себя. Притупляется чувство боли, усталости, повышается настроение...
— На долго ли?
— Не очень. Через шесть-восемь арков слизень начинает размножаться и просто сжирает все, что может. Грубо говоря, от твоей головы остается пустой череп, из которого выползают с десяток молоденьких слизней.
Арк — мера времени. Это слово я переводить не стал, так как местная система единиц до сих пор оставалась для меня загадкой. По счастью, часы есть, так что со временем разберусь позже.
— Страшные твари... Скажите, а откуда я знаю язык?
— Обычно слизни, в силу того, что они прилепляются к мозгу, могут хранить в себе куски воспоминаний, знаний и умений своих жертв. Говорят, это появилось у них не от природы, хотя тут никто уже точно не знает. Иногда очередная их жертва получает перед смертью подарок в виде знаний предыдущих жертв... Заметь однако, что знания эти случайны и не систематизированы. Тебе достались слова чужого для тебя языка, пускай немного устаревшие, и не связанные. Многие речевые обороты более не используются. Иногда достаются склонности к тем или иным умениям, специальностям, образу мыслей, иногда даже Дар.
Слово, которое я перевел как Дар, означало, скорее всего, дар к колдовству, иначе не назовешь, хотя я все же сомневался. Слишком уж странные ассоциации лезли в голову. Какое колдовство еще?
— Понятно... — согласился я, хотя понятного мне было мало.
— Возможно, ты получил помимо языка что-то еще — сейчас судить с полной уверенностью нельзя, но время покажет.
Веселее не стало... Основные вопросы оставались и, самое главное, оставался открытым вопрос: "как мне вернуться домой?"
Нет, возможно, и есть люди, кто окажись на моем месте, будут только рады, я даже могу перечислить с десяток среди своих знакомых. Но вот я...
Ну почему, несмотря на все законы теории вероятности, действует всегда один негласный закон: "закон подлости". Почему именно тот, кому меньше всего хочется оказаться в подобной ситуации, как, например, я, в такую ситуацию и попадает!
Для меня, если честно, было слишком много событий, которые просто рушили мое мировоззрение: ходячие трупы, слизни жрущие мозги и таскающие с собой те воспоминания, что плохо "переварились" и, в довершение, Мара спокойно читающая мои мысли, словно наглый студент шпаргалку на экзамене. Вам не кажется, что для меня, прогнившего материалиста, человека привыкшего видеть все как набор формул слишком жестоко? Увы, но судьбе наплевать.
— Прошу, не надо сейчас ломать голову над вопросами, на которые ты все равно не найдешь ответов, раньше чем оправишься. Сейчас для тебя это очень вредно! Постарайся поменьше думать. Я просто не могу тебе больше давать отвар, а отдохнуть тебе все еще надо.
— Хорошо. Лежу и сплю — я покорно вздохнул и... заснул.
Спал я, должно быть недолго, так как когда вновь открыл глаза окружающая обстановка мало изменилась.
Как это не парадоксально, но спокойный размеренный голос Мары меня успокаивал, не давал впасть в панику.
— Ты едва проспал час. Лучше расскажи о той стране, откуда ты родом.
Мара еле заметно улыбнулась и присела рядом с моей койкой. Я подавил пару ненужных мыслишек, которые уж точно не должны были дойти до Мары и попытался сосредоточиться. А что мне рассказывать про свой мир. Мир? Сомнительно, что я находился в какой либо части земного шара. Пусть будет мой родной мир. Земля. Вот только что про свой мир рассказывать? Мертвяков нет, слизни не водятся, и мысли, если не говорить о шарлатанах никто не читает...
— Шарлатанов и тут хватает — поправила меня Мара — их везде много. И ты прав, я не узнаю на тех картах, что ты вспомнил ни одного знакомого очертания.
Хотя я уже приноровился к характеру произношения, некоторые особенности языка в виде очень "извращенного" порядка слов и прочей грамматики, которую я описать не в силах в силу своего образования, не предусматривавшего изучение даже великого русского языка на уровне более высоком, чем школьный. Возможно это упущение, возможно сила отечественного технического образования: физики вроде меня, оканчивая институт, зачастую, не могут без ошибок в орфографии даже написать заключения к лабораторной работе (про пунктуацию я вообще молчу). Стыдно, но бывают и такие, но упрекнуть их, понимая ЧТО они могут язык ни у одного нормального человека не повернется.
— Во-первых, я могу читать только то, что на поверхности, а во-вторых, многое из того, что я увидела, когда на поверхности было все, я просто не смогла понять без твоей помощи.
Я задумался. Нужна некая отправная точка, с которой начать рассказ о своем мире, но ее-то как раз и не было. Я представлял свой мир со всех сторон, его плохие и хорошие стороны, прокручивал в считанные секунды в своей памяти целые года собственных воспоминаний, но так и не мог найти того, с чего можно было бы начать связный рассказ. Стыдно, что я даже про свой собственный мир двух слов связать не могу...
Лишь через несколько минут я заметил, что Мара давно закрыла глаза и, как я подозревал следила за тем, что я вспоминал. Нормально?
— Это тоже способ рассказа — улыбнувшись ответила Мара.
В глаза опять бросился ужасный шрам на ее шее. Интересно, что за зверь может оставить такой шрам?
— Нежить. Около шести неклов назад был неприятный случай. Я чудом выжила. Шрам, да прядь седых волос — это все, что напоминает мне о том времени.
Некл — по местному год, но так как у меня были серьезные подозрения насчет того, сколько длится один Некл, я не спешил переводить на русский его как год. И что-то мне подсказывало, что не зря.
Мысли, секунд пять назад двигавшиеся с положенной им скоростью теперь опять стали замедляться, а веки слипаться.
— Спи. Разговор тебя быстро утомляет. Ближайшее время тебе надо много спать, пока поврежденные участки мозга не восстановятся... Отвар который я давала ускорит выздоровление, но чудес не бывает.
Я кивнул и заснул... Последней мыслью было воспоминание о известной фразе, дескать нервные клетки не восстанавливаются, и о том, что она шла в разрез с тем, что говорила Мара, но меня это уже не волновало.
Не знаю, как долго я спал в этот раз. Когда я проснулся, было уже утро.
Впервые за все время я огляделся и увидел убранство жилища Мары во всех подробностях.
Достаточно просторная комната с большим окном, через которое струиться яркий солнечный свет, высвечивая в воздухе хаотично движущуюся пыль, десяток деревянных коек, как моя, письменный стол, пара шкафов и лестница на второй этаж... Из коек занята была только моя, из чего я предположил, что других больных нет.
И все сделано из дерева.
Техническим прогрессом тут даже и не пахнет, а вот травами, готов поспорить сушившимися в большом количестве этажом выше очень даже пахло. Травница? Или лекарь деревенский.
Я задумался. Если перетасовать заново все факты, которые я успел узнать, выходила очень странная картина и, прежде всего меня насторожило то, что хотя какая либо пусть даже примитивная техника отсутствует, Мара демонстрирует очень хорошие знания медицины и, при желании, может легко заткнуть за пояс любого из врачей, к примеру, моей родной районной поликлиники, которые мне при воспалении легких прописали пить аспирин и не беспокоиться по пустякам. Наверное, слушай я этих докторов, я бы не писал сейчас эти строки, но спас случай: у меня сосед был военным врачом... Ему-то и спасибо, жизнью обязан. Почему-то у меня такое впечатление, что Мара сделала мне операцию, когда извлекала слизня, голыми руками... А это возможно? Прямо таки деревенский нейрохирург. Несмотря на мои скромные познания в медицине возможность такой операции казалось весьма и весьма сомнительной.
Ладно, попробуем подойти к вопросу с другой стороны.
Если Мара легко читает мои мысли, почему бы ей не знать хорошо устройство головного мозга. Может быть, тут и вся медицина построена по-другому, так как для получения знаний используется другой инструмент? Бред. Какой еще другой инструмент?
Поняв, что я только зря ломаю себе и без того дырявую голову, я оставил эти вопросы на потом, когда накопится больше фактов.
Пришлось так же отметить весьма интересный факт, который я пока никак объяснить не мог. В непонятно откуда появившихся в моей голове знаниях языка было слово "Алькор", и значилсь оно там, в аккурат, как имя... Мое имя. Тогда я не предал этому факту значения, посчитал чистой воды совпадением, а зря... Быть может, удели я этому "совпадению" должное внимание я смог бы избежать множества несчастий в своей последующей жизни, но, увы, что было, того не воротишь.
Часы, которые никто и не думал снимать с моей руки, показывали полдень, что окончательно заставило меня усомниться в том, что сутки длятся тут именно двадцать четыре часа: на болотах часы тоже показывали полдень, но солнце тогда было высоко в небе, а тут оно едва поднялось над горизонтом. Повезло еще, что часы у меня механические...
Я попробовал пошевелиться, и мне это удалось. Мары видно не было дома, или она спала наверху, и я осторожно приподнялся с койки. Немного шатало, но я этого практически не замечал. Мои очки нашлись на деревянном столе, и я незамедлительно водрузил их на должное место. Мир приобрел резкость.
Вместо стекла использовались прозрачные пластинки какого-то минерала, склеенные между собой в два-три слоя. Они были достаточно прозрачными, чтобы я смог увидеть все то, что творилось на улице...
Деревня...
Напротив меня был целый ряд небольших домиков по два этажа, с покатой крышей. Добротные деревенские срубы. У двух домов я отметил семигранные веранды. Немудрено и в тоже время красиво, даже очень. Я глубоко вздохнул, поправил повязку сзади шеи, которую поначалу даже не заметил и опять лег на свое место.
Маленький паучок спустился ко мне по паутинке с потолка, за что был безжалостно прибит.
Хотя спать не хотелось я невольно вновь провалился в полудрем... Куда же я попал?
* * *
Скрипнула дверь, раздались голоса и сдавленные ругательства. Это и вывело меня из состояния дремы.
— Заносите его туда! — услышал я голос Мары.
Через пару минут, после некоторой возни вновь послышался ее голос.
— Как это случилось?
— На нас выбежала целая толпа нежити, в тот момент, когда он чуть отошел от отряда. Они его просто задавили числом и успели покусать, прежде чем мы подоспели.
— Жить будет. Укусы мертвяков очень болезненны, тем более у него есть парочка на лице, но при должном лечении оказанным вовремя не опасны.
Интересно, она это сказала для меня?
— Да знаем мы, Мара. Давай только скорее.
Я осторожно открыл глаза и огляделся. Помимо уже известной мне Мары тут было еще три человека. Первый был очень тощим и высоким. Под грубой зеленоватой тканью рубахи кольчуга: вон кусочек около рукава виден, на поясе короткий меч... меч? А за плечами огромный складной лук и колчан, из которого торчит белоснежное оперение стрел.
Подождите-ка. В голову забралось нехорошее чувство "дежавю". Я стал ждать, когда незнакомец повернется так, чтобы его длинные светлые волосы едва ли не до плеч показали ухо.
Вот уж если ушная раковина будет наклонена под несколько необычным углом относительно головы и сами будут хоть немного заострены...
Словно прочитав мои мысли, незнакомец чуть дернулся, откинув волосы. Ушная раковина была обычной, человеческой. Хоть эльфов нет, и то хорошо.
Хотя я сам далек от компьютерных игр, на которые, словно на опиум, подсела нынешняя молодежь (разумеется, та которая не подсела на настоящий опиум), я все-таки в курсе происходящего. В курсе в том смысле, что в общих чертах знаю, кого называют эльфами, а кого орками. Знаю и парочку из тех, кто мнит себя вышеперечисленными, и мечтает рано или поздно оными стать. Из моих нехитрых расчетов могу сказать, что если бы эльфы существовали такими бы, какими их делают в иллюстрациях к компьютерным играм (дальше так называемого "концепт арта" я все равно не смотрю), они бы просто сломали бы себе шею: полутораметровые уши бы перевесили.
Но на всякий случай я все же окрестил высокого эльфом. Мне, если честно было без разницы, что уши не такие уж и острые. Главное — есть нормальное, запоминающееся слово из русского языка, которое сойдет пока не знаю имени.
Другие двое были обычными людьми. Очень мускулистые, волосы светлые, не очень коротко, небрежно острижены "под горшок". При этом они ничем не вооружены, только у одного за поясом кинжал грубой работы. Больше всего мне они напомнили классических мужиков из древнерусской деревни допетровских времен, как их описывают в книгах по истории. Конечно, будь на моем месте настоящий историк, он бы отметил множество отличий, хотя...
Мара уже хлопотала над пострадавшим и быстренько выпроводила остальных из здания.
Я повернул голову и вновь уставился в потолок, который успел изучить за прошедшее время во всех подробностях. Не знаю точно, сколько я витал в своих мыслях, из полузабытья меня вывел голос Мары. Она обращалась к другому больному.
— Все. Теперь отдыхай, Торреви. Добегался на ближайшие три дня. Через арк буду опять бинты менять.
В ответ что-то неразборчиво хмыкнули.
Скрипнула деревянная лестница — Мара ушла к себе
Я повернул голову и с интересом стал разглядывать новоприбывшего, благо ширму Мара не сочла нужным поставить. Это был достаточно полный человек (человек ли?), с приличной каштановой бородой, торчащей из-под бинтов, окутывавших большую часть его лица. Ростом он был ниже меня, хотя не так уж и на много. На вскидку метр пятьдесят — метр шестьдесят.
— Как здоровье? — спросил тот, прежде, чем я успел окрестить его гномом, поворачивая забинтованное лицо в мою сторону.
— Благодарствую, нормально — ответил я, запинаясь. Устный язык, ровно и как перевод на русский по началу, давались мне очень и очень тяжело.
— Как звать-то тебя? — толстяк с интересом разглядывал меня.
Наверное, я с таким же интересом разглядывал его: толстое лицо, нос картошкой смешно торчит из складок бинта, кучерявые волосы украшают голову бесформенной шапкой, а вот карие глаза смотрят на тебя с мудростью, с какой смотрит на студента преподаватель, который действительно стремиться научить, а не поставить половине зачет, половине незачет, получить зарплату и уйти. У меня создалось впечатление, что этому человеку, вернее гному уже очень много лет... Бинты на лице мешали сделать более точный портрет его лица, но мне казалось, что я уже мог его легко представить.
Что-то говорило в голове прямо таки требовало назваться именем "Алькор". Почему? Может мой склизкий питомец постарался?
