— Не знаю, Государь, — пролепетал Афанасий, семеня следом за Великим князем. А тот, кипя гневом, не придал значения странному поведению своего окольничего.

ГЛАВА 5.

Темницу принято представлять одновременно унылой и жуткой. Но это лишь плод человеческих фантазий. Живут же люди в пещерах и катакомбах и ничего, намного спокойнее и безопасней. Именно что: спокойнее и безопасней. У сидящих в темнице арестантов по этому поводу существуют большие сомнения. А отсутствие возможности увидеть солнечный свет, день за днём заполняет душу горьким отчаянием, как бы говоря: "Оставь надежду всяк сюда входящий". Противостоять отчаянию могут лишь те, кто обладает могучей силой воли или истово верующие.

Сергей Одинцов и ещё семеро оружейников, можно сказать, его друзей, так как они все вместе проходили обучение в Южной империи, уже второй день сидели в темнице. О чём они думали? А думали они об одном и том же: "За что?" Ни страха, ни отчаяния в их сердцах, лишь жгучее недоумение: "За что!?" Парни целыми днями отдавали себя строительству нового Литейного двора, а их, словно гнусных татей за шкирку и в подземелье. Хорошо, что пытать ещё не начали. Но глава тайного сыска князь Хованский уже на это намекнул. Даже не намекнул, а сказал прямо: "Или сознаетесь в злом умысле против Государя, или придётся познакомиться с дыбой". И как тут быть? Грехов за собой они не ведали. На дыбу тоже не хотелось...

— Ты сначала скажи, в каком злодеянии меня подозреваешь? Тогда, возможно, я отвечу на все твои вопросы, — говорил Сергей Одинцов, стоя на каменном полу в одном рубище со связанными за спиной руками. Мало того, верёвка, которой были стянуты руки, тянулась сначала вверх к стальному крюку, а от него вниз к поворотному колесу, очень похожему на колодезное.

— А то ты не знаешь? — глумился Хованский, усевшись на деревянную лавку, которая стояла на небольшом возвышении, позволяя князю тем самым смотреть на арестанта сверху вниз.

— Нет, не знаю, так как никаких злодеяний не совершал.

— Значит, хотел совершить.

— Неужели? И что же я хотел совершить? — усмехнулся Сергей.

— А это мы сейчас узнаем... Давай! — приказал Хованский, кивая головой звероподобному кату, стоящему возле поворотного колеса. Колесо тут же пришло в движение, и верёвка натянулась, подобно струне.

— А-а!!! Сука!!! — взревел Одинцов от резкой боли. — Молись тварь, если я выйду отсюда, тебе не жить!!!

— Ты смеешь мне угрожать?! — удивился Хованский. — Мне, Государеву человеку?!

— А я убью тебя не как Государева человека, а как гниду, которая нарушает закон! — морщась от боли, не сдавался Одинцов. Его руки, связанные за спиной, были выгнуты кверху и причиняли нешуточные страдания.

— Это какой же я нарушил закон? — снова удивился глава тайного сыска.

— Презумпцию невиновности!

— Чего?! — окончательно опешил Хованский. Он не то, что о таком законе не слышал, он даже слов подобных не ведал. — Понабрались ереси за морем, теперь на Руси всякую гнусность распространяете...

— Не ереси, но учений книжных, которые существовали со времён Великой империи! А ты, дебил конченный, наук не изучал, а ещё князем зовёшься. Какой же ты князь? Быдло!!!

— Что?! — взревел Хованский, соскакивая с лавки. — Давай! — приказ кату.

— Отставить!!! — дверной проём, который вёл в пыточную, полностью заслонила высокая фигура Великого князя. Отставить, я сказал! Что же ты, Мыник Ушатый (прозвище Хованского) творишь? — Иван III грозно поглядел на князя. — Хочешь оставить меня без пушек?!

— Э-э... — растерялся Хованский. — Каких пушек, Государь?

— А ты что, Иван, не знаешь, что такое пушка?

— Знаю, — быстро ответил князь.

— А кто их делает, знаешь?

— Да. Оружейники.

— Так какого беса ты арестовал зодчего и всех оружейников?!

— Злоумышляли они против тебя, Государь.

— Как именно? В чём конкретно их вина?

— Так ведь ты сам мне велел найти тех, кто причастен к нападению на посла Южной империи.

— Ну-у...

— Убитых татей опознали...

— Кто опознал?

— Монах...

— Что за монах?

— Он не назвался, Государь. Но сказал, что убитые тати постоянно навещали оружейников, которые строят новый Литейный двор, а так же Сергея Одинцова.

— Не знаю я никаких татей, Государь! — крикнул всё ещё подвешенный Одинцов.

— Опусти его! — бросил кату Иван III, и снова повернулся к Хованскому. — Что за монах тебе пожаловался? Откуда он?

— Он не назвался...

— Ну, ты даёшь, Ивашка! — недоумённо воскликнул Великий князь. — Эдак любой обвинит Государева человека в злодеянии, а ты его в пыточную потащишь?

— Государь, так он грозился меня убить, — неуклюже попытался оправдаться Хованский.

— Кто? Монах?! — изумился Иван III.

— Нет, зодчий твой, — Хованский ткнул пальцем в Одинцова.

— Это ты правильно сказал: "МОЙ"! И МОИХ людей без МОЕГО ведома больше не смей трогать! Понял?

— Да, Государь, — обиженно опустил голову Хованский.

— А ты за что грозился убить его? — Великий князь повернулся к Одинцову, который после пытки испытывал слабость, из-за чего привалился к стене.

— За то, что не объяснил моей вины, за то, что стал пытать меня лишь по подозрению, нарушая главный принцип судопроизводства — презумпцию невиновности. Так, как поступил он, поступают лишь вредители, покушающиеся на государственную власть!

— Государь, лжа всё это! — крикнул Хованский. — Сам видишь, оговорить меня хочет.

— Да, Сергей, ты с обвинениями-то поаккуратней, — нахмурился Иван III. — Не забывай, что князь Хованский тоже мой человек. Ну, ошибся, бывает. Поэтому велю обоим: обиды друг на друга не держать. Договорились?.. Не слышу ответа?

— Как прикажешь, Государь, — кивнул Одинцов. — Только пусть он за свою ошибку целый месяц кормит меня обедами, чтобы моё здоровье быстрее восстановилось.

— Что на это скажешь? — Великий князь повернулся к Хованскому.

Мириться с этим мальчишкой Хованскому совершенно не хотелось, особенно после того, как тот сравнил его со скотом. Но и отказать Великому князю он тоже не мог. Ненадолго задумавшись, князь изобразил на лице снисходительное выражение, густо сдобренное высокомерием.

— Мне не жалко. Пусть хоть все вместе приходят, но с одним условием.

— С каким?

— Раз они такие справные оружейники, то, думаю, им ничего не стоит изготовить для меня саблю, наподобие тех, что сами носят.

— Это не сабля, а палаш, — уточнил Одинцов.

— Вот и сделайте для меня палаш.

— Пока новый кузнечный цех не построим, палаш сделать не получится.

— А я не тороплю. До конца лета, думаю, времени вам хватит?

— Вполне, — кивнул Сергей Одинцов. — Только и ты с обедами расстарайся. Мы все парни молодые, энергичные, покушать любим...

— Ну, вот и славно, — улыбнулся Великий князь, нежелательный конфликт удалось погасить. — А ты, Иван, найди мне того монаха, что напраслину возводил...

— Государь, а вдруг не напраслина? — Хованский снова попытался обелить себя.

— Найди его, там и узнаем! — снова нахмурился Иван III. — А зодчего и оружейников больше трогать без моего приказа не смей!

— Слушаюсь.

ГЛАВА 6.

Гостить на подворье у русичей Великий князь любил. Уютно там было и красиво. А про баню и говорить нечего — ЛЕПОТА! И напаришься, и намоешься, а искусные индианки так разомнут уставшую плоть умелыми руками, что все невзгоды напрочь вылетают из головы. Лежи себе, лежи и ни о чём не думай. Зато по возвращению в свои палаты неожиданно просыпалась мужская сила и, словно застоявшийся в стойле конь, рвалась на волю... Утро следующего дня приносило Великой княгине двоякое чувство: всё тело ломило от боли и неги. От желанной боли и неги. В такие дни она была особенно добродушна со своей челядью. Вот вам и причинно-следственная связь. Поэтому провожали Великого князя в баню к русичам с большими надеждами. Это не в гости к боярам, откуда он обычно возвращался сильно во хмелю со всеми вытекающими отсюда последствиями. Особенно с головными болями по утрам. Бодун, как говорится...

— Ох, ё-о!!! — Иван III изумлённо уставился на своего дядю Михаила Андреевича Верейского, который зашёл по делам в его покои.

— Что, Иван Васильевич, бражничал вчера? — спросил тот, после чего повернулся в сторону красного угла, перекрестился на образа и снова поглядел на своего племянника.

— Э-э... — проблеял Великий князь, не сразу находясь с ответом. И было от чего. Тронутые сединой волосы Михаила Андреевича, обычно свисающие до плеч, теперь были собраны на голове в виде необычной конструкции, которую венчала бархатная ермолка. Мало того, они стали иссиня-чёрными. Лишь в некоторых местах проглядывали светлые "прожилки". — У Патрикеева вчера гостил. А с тобой, что случилось? Мне мерещится или на самом деле?

— А-а, это... — улыбнулся князь и указал пальцем на голову. — Я вчера тоже немало изумился, когда увидел себя в зеркало.

— А как же так произошло? — Иван Васильевич не переставал изумлённо пялиться на голову своего дяди.

— Проиграл дону Игнату в бильярд. По уговору тот, кто проиграет, выполняет желание соперника. Вот он и захотел, чтобы его цирюльник подстриг меня.

— Зело необычно... Ты как будто помолодел лет на двадцать.

Тут надо заметить, почему причёска вызвала сильное изумление у Ивана III. Во-первых: волосы поменяли свой цвет. Конечно, это не было чем-то необычным. Нередко мужчины подкрашивали хной усы и бороду. Но тут... Во-вторых: это необычная форма причёски. Люди конца XX века сказали бы: "Прямо, как у Элвиса Пресли". Здесь и сейчас о короле рок-н-ролла вообще никто не догадывался. Однако у посла Южной империи имелся профессиональный парикмахер, который обучался по методичкам из 21 века. Министр лёгкой промышленности Ольга Яковлевна Гладкова в своё время училась в колледже на мастера-парикмахера. Отсюда все её фантазии...

— Это ты верно заметил, как будто помолодел. Но вначале так стыдно было... Даже хотел, чтобы дон посол всыпал своему цирюльнику плетей за издёвку... Но тут вошли его индианочки и принялись расхваливать мой новый облик. А если красивые женщины хвалят, то глупо обижаться...

— Понятно, — кивнул, поморщившись, Иван III. — Ты, Михаил Андреевич, присаживайся на лавку. Тяжело мне смотреть на тебя снизу вверх.

— Благодарю, — ответил дядя, садясь на лавку, стоящую недалеко от кресла, в котором располагался племянник. — Кстати, ты знаешь, что у дона посла в э-э... — князь не сразу вспомнил новое слово, — кабинете висит портрет его императора?

— Знаю. В Южной империи так положено. Везде, где заседает высокопоставленный человек императора, должен быть его портрет.

— Да. Он мне сказал то же самое. Как думаешь, зачем это нужно?

— Затем, чтобы в каждом городе знали, как выглядит их император, — ответил Иван III. — Заодно это напоминание служивым людям, от имени кого они действуют.

— Богомольцы бы с этим не согласились.

— Богомольцы забывают простую истину: Богу — Богово, а Кесарю — кесарево. На портрет императора не молятся, но помнят, кто на земле осуществляет Его волю! Кстати, а что ты делал у дона посла?

— Как что? — удивился Михаил Верейский. — Ты же сам просил, чтобы я узнал у него, в каких палатах живёт императорская дружина.

— Узнал?

— Да. Дом этот называется "казарма". Проживает в ней тысяча человек.

— Прямо, как у меня, — улыбнулся Великий князь.

Тут стоит уточнить слова Ивана III. На территории Кремля располагались так называемые казармы (дворы), в которых проживала отборная княжеская тысяча. То есть, самые лучшие и хорошо экипированные воины. Обычно с наступлением лета они вместе с Великим князем покидали столицу и отправлялись в ближайший потешный городок, в котором повышали своё боевое мастерство. Поэтому воинская потеха — это не какое-то там разнузданное увеселение, а серьёзные тренировки. Да, потешные городки возникли задолго до появления на свет Петра I. Что же касается Ивана III, то его очень интересовала армия императора Южной империи и её устройство. Вот Лемезов и предоставил Михаилу Верейскому заранее подготовленный экземпляр. Типа смотрите, как наш император заботится о своих солдатах.

— Не совсем, как у тебя, — ответил Михаил Андреевич. — Гляди, что я принёс...

С этими словами князь разложил на столе различные рисунки. Что они изображали? Они изображали благоустроенные казармы, которые есть в каждом крупном городе 21 века. Сиречь воинская часть. Отличия, конечно, имелись. Всё-таки реалии далеко не те. Во-первых: вся мебель из дерева. Во-вторых: полностью отсутствовало электричество. Однако куда же без новшеств? Они касались освещения, водоснабжения, канализации и отопления. В принципе Великий князь всё это мог наблюдать в особняке посла Южной империи. Тот ему подробно рассказывал и про световые колодцы, и про печи, способные обогревать большие помещения, и про водонапорные башни. Мало того, итальянцы, которые сейчас реконструировали Кремль, уже начали потихонечку внедрять кое-какие из этих новшеств в жизнь. Да, Ивану III хотелось всё передовое, в том числе обустройство домов (казарм) для своей дружины. Так же на картинках были изображены элитные конюшни. Всё-таки есть разница между бревенчатым сараем и тщательно разработанным проектом (скопированным из будущего). Почему именно сейчас Великий князь занялся этим делом? Потому, что на территории Кремля находилось очень много боярских дворов. Например, двор того же Ивана Юрьевича Патрикеева, у которого он вчера бражничал, занимал более шести гектаров. Так вот, не так давно произошёл очередной пожар. Воспользовавшись случаем, Иван III отселил погорельца за кремлёвские стены, а на его месте решил построить для своей отборной тысячи нечто более престижное. Чтобы они видели заботу о себе. Такая предупредительность появилась не на пустом месте. Далеко не все одобрили создание стрелецкого полка. Некоторые решили, что Государю дороже простолюдины, чем знатные воины. Вот и хотел Великий князь показать им своё благорасположение. Заодно дядю подтянул к этому делу. Воины относились к нему с уважением, поэтому охотно прислушивались к его мнению. А если дядя расскажет о проявляемой заботе, то страсти быстро поутихнут. Хотя, думая о своей дружине, Иван Васильевич не забывал и про себя. Недавний пожар навёл его на мысль, что деревянный Теремной двор пора сносить, а взамен ставить каменный. Правда, вопрос по поводу Теремного двора он предпочёл обсудить с итальянскими архитекторами. А к Патрикееву ходил в гости затем, чтобы предупредить князя, мол, скоро временно останусь без жилья... Не пустишь ли на постой? Озаботил, в общем.

— И что скажешь? — спросил Великий князь, внимательно разглядывая цветные рисунки и читая к ним пояснения.

— Зело необычно...

— Причём тут, обычно — необычно? — нахмурился Иван Васильевич, у которого после вчерашнего и так настроение отсутствовало. — Главное, чтобы польза была. Возьми ту же водонапорную башню...

— Согласен, хитрая придумка.

— Не такая уж и хитрая... Вон, во времена Великой империи были акведуки длиною чуть ли не в сотню вёрст... — и Иван III поделился информацией, которую в своё время услышал от посла Южной империи. — Растеряли людишки по дурости своей все знания.