Пламя юных сердец

Летом дети угоняли сохранившихся коров под охрану партизан, на лесные поляны. Вася с

матерью и соседским мальчишкой пасли коров в свою очередь именно в тот день. Неожиданно в селе

начали стрелять. Прибежавшие оттуда люди сообщили, что в очередной раз пришли каратели. И не

просто пришли — обосновались надолго.

Среди тех, кто пришѐл в лес, был друг Васи, тоже Вася Борискин с братом Толей и группой

ночевавших в селе партизан. В районе уже тогда действовал молодѐжный отряд под командой

секретаря РК ВЛКСМ Владимира Рябка (награждѐнный Звездой Героя посмертно, в моей любимой книге

он был выведен, как Анатолий Ревок) Ребята решили к нему вступать именно в те дни — ночевавшие

партизаны приходили в село именно для агитации. И теперь, ещѐ не став партизанами «официально»,

надо было выполнять первое задание.

Дело в том, что немцы отрезали путь к лесу. Вася предложил провести всех вместе, со

скотом, болотом. Ушли, как думали, совсем. Возвращаться было нельзя — в тех, кто пытался зачем-то

вернуться, немцы просто стреляли, как в движущиеся мишени. Каратели подтягивали подкрепления,

бомбили лес с самолѐтов. Люди прятались в оврагах. Как-то раз бомбили всю ночь…

Но люди всѐ-таки иногда пробирались в село — за вещами, за разной мелочью, без которой

жить трудновато. Во время одной из таких попыток вернуться Вася погиб.

Они с братом сопровождали в село женщину с грудным ребѐнком и инвалида-старика. Всех

схватили. Конечно, было ясно, кто такие двое мальчишек.

Их долго пороли возле дома, пытаясь выбить нужные сведения. Когда поняли, что ребята

ничего не скажут — убили выстрелами в затылок. Женщину и инвалида держали заложниками ещѐ сутки,

только вечером отпустили и приказали хоронить убитых пацанов.

Васе было тогда 11 лет.

Потом, после возвращения наших, их перезахоронили в общей братской могиле у д. Неверь…

* * *

А в конце весны партизаны несколькими рейдами разгромили крупные гарнизоны и

отвлекли внимание от населения на себя. Каратели почти перестали беспокоить сѐла. У них хватало

других хлопот. Вот тогда Василий Иванович и писал партизанские листовки на бересте!

Отступая окончательно, немцы сожгли все сѐла в округе. Именно тогда Василий

Иванович попался в руки врагов. В числе прочих схваченных его увезли в Германию, где он был в рабстве

до мая 1945. Пока его не освободили советские солдаты…

Позже, вернувшись домой, он подсчитал: в одном только его селе погибли до 30

детей.

Рассказывает Владимир Фѐдорович Билан

В мае 1944 Владимир Фѐдорович находился в госпитале №4471 в молдавском селе Ближний

Хутор. Там же лежал 12-14-летний мальчишка с медалью «За Отвагу» — юный разведчик Коля Байрак. В

том госпитале Коля лечился после контузии вместе со своим напарником, узбеком Ишметовым.

Дальнейшая судьба юного разведчика — неизвестна.

Юный разведчик Коля Байрак

Рассказывает Михаил Васильевич Чулков

Ване Рылику не исполнилось ещѐ и восьми лет, когда в его родное белорусское село недалеко

от Гомеля ворвались гитлеровцы. Приехали на подводах, в сопровождении троих полицаев из местного

населения — их использовали затем же, зачем используют охотничьих собак: выискивать дорогу и

хватать дичь. В одно мгновение белорусское село превратилось в ад. Правда, людей пока не трогали —

уверенные в своей скорой победе оккупанты вели коров, стреляли свиней, рубили головы курам, гребли в

мешки зерно… Потом офицер приказал полицаям ловить девушек для солдат.

На всю жизнь запомнил мальчик, как, словно в страшной сказке, волокли за косы и

прикручивали к задкам телег за руки, словно рабынь, красивых 15-17-летних девчонок. Мольбы и крики не

помогали. Мать одной из угоняемых кричала: «Что же вы делаете, вы же русские люди!» — а полицаи

хохотали. Не знали тогда ещѐ жители белорусской деревеньки, что не русские это и не люди, а —

предатели. Слыша крики матери, девчонка обезумела, зубами прокусили руку полицаю, схватила,

вырвавшись, мать за руку и вместе они побежали к лесу. Но не добежали. Немцы открыли огонь и убили

обеих. Тела затащили в хату и подожгли еѐ. И уже около горящего дома сообщили онемевшим от горя

людям — так будет с каждым, кто не покорится новой власти.

Уже на следующий день на дороге в Гомель выставили дозор из мальчишек. Среди них был и

Ванюшка. Наверное, он ещѐ не очень понимал, кто такие немцы, наверное, казались они ему чудищами из

бабушкиных сказок. Но мальчик уже отлично усвоил, почему их надо бояться. И, когда мародѐры

появились снова, их встретила пустая деревня. Предупреждѐнные мальчишками, все жители спрятались

в болотах. Почти сутки стояли они там в ледяной воде и вернулись лишь когда те же мальчишки

доложили — враг убрался.

Дозор стал постоянным. Воевать с гитлеровцами безоружные люди не могли. Но

подчиняться и терпеть их — не желали. Каждый раз с приближением врага деревня пустела. Даже

полицаи, как ни бесились их хозяева, не могли найти дорогу по болоту — лишь уныло бродили вдоль топей,

орали, чтобы «выходили» и палили наугад. А люди стояли в воде и молчали. Молчали даже грудные дети.

Тогда оккупанты сожгли деревню. Люди остались жить на болоте. Как они там жили — у

меня не хватает фантазии представить, если честно. Но — жили… Там рос среди других и семилетний

мальчик, деревенский «дозорный». Рос, не видя молока, не зная игрушек, не ложась в постель… Ваня

простудил почки. И умер в сорок лет. В сорок лет, потому что война догнала его и убила. Сделала то,

что не смогла в сорок первом.

Похожая история произошла с Володей Кудряшовым, уроженцем всѐ той же несчастной

Гомельщины. Только он был постарше Вани — двенадцать лет исполнилось мальчику, когда и его деревню

«приобщили к новому порядку». Наутро председатель колхоза собрал сельчан и сказал, что он на такое

смотреть не может. Приказывать не станет, но сам вернѐтся только когда из села вышвырнут

гитлеровцев. И село ушло в лес. Всѐ.

Этим людям повезло больше. В лесу они наткнулись на партизан. Таких же неустроенных и

голодных. Вместе вырыли землянки. Стали жить кое-как. А Володя так жить уже не мог. И ничего

удивительного не нахожу я в том, что уже через полгода мальчишка ходил по деревням, пробирался в

город — поддерживал связь с подпольщиками и другими отрядами. В тринадцать лет получил оружие,

стал охранять группы подрывников, ходил в рейды на вражеские гарнизоны. Воевал. Просто воевал.

Когда в сорок четвѐртом в эти места пришли наши, то Володе было едва четырнадцать.

Вместе с друзьями он ушѐл на курсы пулемѐтчиков, и инструктора поражались — мальчишка не знал

правильных названий деталей, но с пулемѐтами нескольких моделей обращался, как другие — с ручкой и

карандашом. А после курсов он вернулся в армию.

И была война. Обычная и страшная. Он твѐрдо усвоил: стреляют в тебя — не медли, стреляй

или бросай гранату, в бою не думают! Шестнадцатилетний мальчишка входил в состав штурмовой

группы! С пятнадцатикилограммовым пулемѐтом сражался в городских боях — наверное, самых

тяжѐлых, какие только может представить себе солдат. Удар ногой в дверь, внутрь летит граната,

взрыв — Володька выскакивает в проѐм и от живота простреливает подорванное помещение «буквой Z»,

чтобы не уцелел никто. «Бей, не раздумывай, не то пулю слопаешь!» (Если бы наших солдат так вот

научили воевать и так позволили действовать в проклятой Чечне…) Тяжело было лишь когда после

очередной вот такой «зачистки» мальчишка, войдя внутрь, увидел на полу тринадцатилетнего немецкого

пацана. Он лежал в обнимку с винтовкой, пробитый навылет его, Володькиной очередью. Тогда, в запале,

пулемѐтчик и не подумал ни о чѐм, шѐл бой, все торопились. А потом стало жутко.

9 мая 1945 года встретил в Берлине, имея награды «Партизан Великой Отечественной

войны», «За освобождение Белоруссии», «За взятие Варшавы»… Как он увильнул от демобилизации — я не

знаю. Но даже после войны он продолжал служить и… и воевать.

Да, воевать. Война-то не кончилась 9 мая, нет… В чистеньких, ухоженных лесах Германии

прятались те, кто не мыслил себе жизни без Гитлера и Рейха. И было их немало… Уже летом 1945 года

«вервольфы» начали терзать налѐтами базу, на которой служил шестнадцатилетний пулемѐтчик

Владимир Кудряшов. Ночью резали часовых. Забрасывали гранатами территорию, обстреливали из

автоматов караулы. Убитых считали уже на десятки. В одну из ночей взводный, приведя юного

пулемѐтчика к воротам, приказал ему оборудовать позицию. Но партизанский опыт мальчишки

подсказал ему иной выход. Он окопался не около ворот, а в стороне, на бугорке, откуда просматривалась

опушка леса. И ровно в полночь, как в фильме ужасов, появился, ревя мотором, чѐрный «студебеккер».

Сперва-то мальчишка, если честно, внимания не обратил — машина должна была быть своей. Потом

себе простить этого не мог — едва грузовик поравнялся с воротами, как из кузова открыли огонь. Наповал

был убит часовой, ходивший возле своей будки. Поливая очередями территорию базы, машина понеслась

вдоль «колючки».

Прямо туда, где лежал в окопчике шестнадцатилетний пулемѐтчик.

Володька врезал по нему в упор — в кабину, потом — по кузову. Машина рухнула в кювет.

Подбежавшая охрана вытащила из неѐ четыре трупа эсэсовцев.

Нападений больше не было. А Володю наградили за этот бой медалью «За Отвагу».

Уже после Победы.

А ведь быть бы ему орденоносцем. Ещѐ на Висле представили его (за что — повзрослевший

Володя не стал рассказывать, рукой махнул) к Красной Звезде!!! Да подвела пацанячья глупость,

«детство в одном месте». Идя после выполнения мелкого поручения из штаба дивизии, мальчишка нашѐл

в канаве немецкую винтовку с наствольным гранатомѐтом. Заряженную. И бахнул в ближайший лесок,

откуда немедленно посыпались в стороны кони, офицеры в подштанниках и охрана — там стоял штаб

кавалерийской части! Обалдевшего мальчишку схватили тут же. Конечно, никто не стал его обвинять в

диверсии (жизнь это, а не глупый современный сериальчик про «злобных особистов»), но наградную

володькин командир с матом порвал прямо на глазах ревущего героя-пулемѐтчика… Обидно, конечно, но

справедливо. А вот уже после войны вызвали его в военкомат и вручили орден «Отечественной войны»

второй степени. То ли в утешение, то ли ещѐ за что-то…

А служил он аж до 1992 года! Вышел в отставку — и умер в 1994 году. Открылись старые

раны. И его догнала мстительная войны, не простила того, что мальчишка сражался с нею и загнал еѐ

обратно в нору, откуда она выползла…

Рассказывает Регина Александровна Константинова

Отец Регины Александровны был комиссаром 2-й Калининской партизанской бригады и всю

жизнь писал историю партизанского движения в Калининской области, но в 1972 году умер. Ниже —

присланные мне отрывки из его архива.

1.Из воспоминаний Якова Васильевича Васильева, комиссара 67-й бригады

Летом 1969 года подошѐл ко мне на улице мужчина лет 40 с девочкой.

— Яков Васильевич, вы меня не узнаѐте?

— Нет.

— А помните Лѐньку из деревни Шолохово?..

…Дело было так. В деревне Шолохово Пустошкинского района Псковской области после

собрания граждан заместитель командира части по разведке подвѐл к командиру подростка лет 13-14.

— Вот полюбуйтесь на этого героя: партизаном хочет стать.

— Как тебя зовут? — строго спросил я.

— Лѐнькой.

— А кто ты такой?

— Я — пионер.

Ответ был такой неожиданный, что я даже смутился и стал ему выговаривать, что рано

ему воевать, да и оружия на всех желающих воевать школьников не хватить.

— А какого оружия у вас не хватает? — озорно блеснул глазами Лѐнька.

— Взрывчатки мало, — не замечая подвоха, ответил я.

— Так я притащил на санках пуда два, а то и побольше будет. Собрал в противотанковом рву.

Пришлось уступить. А вскоре в отряд пришла вся семья Леньки — Поршенковы.

Вскоре Ленька и мой ординарец Лѐша Коротышов, которому было 14-15 лет, приняли боевое

крещение. Выполняя одно из заданий, мальчишки увидели немецкого часового у деревни. Ребята открыли

по часовому огонь, а потом вступили в бой с выбегавшими немцами. Мальчишкам удалось уйти, только

Лѐшу легко ранили.

Лѐня воевал до освобождения.

2.В деревне Ерастовке действовал целый «взвод писарей», как шутя называли группу Лены

Подрезовой. Их так прозвали за то, что они размножали и распространяли сводки Совинформбюро.