Зорн

Наконец, лестница кончилась. Последняя площадка превращалась в короткий тоннель с полукруглым потолком. Стены изо льда искрились в свете фонарей. Сергей прошел по тоннелю и встал у ледяной стены, в которую была вделана дверь, такая же, как на переборке военного корабля. Как только он шагнул ближе, толстая металлическая дверь скользнула в сторону. Кротов, не задумываясь, шагнул внутрь. Дверь за ним закрылась, и он оказался в изолированном продолговатом помещении. "Неужели попался?" — Сергей закрутил головой, надеясь найти какие-нибудь кнопки управления. Ничего. Зашипело. С полу поднялись и начали таять струйки тумана. На холодном пластике щитка появились капли. "Шлюз!" — расслабляясь, вздохнул Кротов. Противоположная дверь отъехала: открылся коридор, опять напомнивший о космическом корабле. Сергей быстрым шагом, почти бегом, двинулся вдоль причудливо изгибающегося овального коридора, освещенного двумя рядами фонарей.

Пару минут ходьбы и землянин остановился перед ещё одним входом. Вот он — Черный корабль. Секунду помедлив, он шагнул на звездолет предтеч. "Всё инопланетнее и инопланетнее", — усмехнулся он собственной шутке. Он не испытывал ни удивления, ни страха. За неполный последний месяц он уже такого насмотрелся! Коридор с такими же черными, как и обшивка, стенами уходил ровной линейкой куда-то вглубь. Другой конец его терялся вдалеке. Не было ни фонарей, ни светового потолка — вообще никакого источника света. Сергей не понимал, каким образом, хотя и не резко, и не ясно, но он всё видел. Похоже, светился сам воздух корабля.

Через несколько шагов появился первый боковой ход. Желая запутать преследователей, которые, судя по времени, должны были вот-вот появиться, Кротов с ходу свернул в него... и застрял. Не было никакой преграды, вокруг был всё тот же золотистый светящийся сумрак, ровный коридор, но шагнуть вглубь дальше, чем на шаг, не удавалось. Словно он вляпался в прозрачное жидкое стекло, с каждым движением становившееся всё твёрже. Сергей попробовал вернуться. Идти назад можно было совершенно свободно. "Ты смотри, он меня не пускает!" — констатировал землянин, невольно начиная думать о корабле, как о живом существе.

Шагая дальше по коридору, он несколько раз специально попробовал свернуть в попадающиеся боковые ходы. В каждом повторилось то, что было в первом — один свободный шаг, а дальше застревание в твердеющем киселе. Погоня до сих пор не появилась. Похоже, они и не собирались идти сюда. Где же остальные люди? По информации министерских, здесь должна быть куча рабочих, строивших саркофаг и откапывавших корабль. И где может находиться эта мифическая родственница Императора?

Наконец ему встретилось ответвление, отличающееся от других. Овал входа слабенько светился золотом. Кротов посмотрел внутрь — всё тот же сумрак, скрывающий противоположный выход. Он потрогал светящиеся края входа — через перчатку броника казалось, что светящийся материал проминается, но глаза показывали другое — кромка не деформировалась ни на миллиметр, лишь в месте прикосновения потемнела до черноты, и темные медленные волны пошли, затухая, в разные стороны.

Заинтересовавшись, Сергей свернул в этот проход. Никакого сопротивления не возникло. "Он что, подсказывает мне куда идти?" — мысль о ком-то живом опять крутилась в голове. Снова бесконечный коридор, опять боковые ответвления не пускают в себя. В этом мире ровных одинаковых проходов, ровного светящегося полусвета и полной тишины стало теряться чувство времени. Справа снова зажегся овал хода. Теперь уже не раздумывая, Кротов шагнул туда. "Я ведь теперь не выйду отсюда" — эта мысль не вызвала никаких эмоций.

Чем дальше он шел этим лабиринтом, тем больше укреплялся в мыслях, что это место совсем не для людей. И вообще, похоже, это не коридоры. Просто какие-то отверстия в черном теле корабля — все одинаковые ровные, с гладкими черными стенами, вызывающими ощущения бархата. Ничего хотя бы похожего на приборы. В голове Кротова билось и вертелось воспоминание, которое никак не хотело проявляться. Где-то он уже видел этот черный бархат. У Сергея появилось ощущение, что его ведут в сердце корабля. "А если я не пойду?". Остановившись, он развернулся и попытался двинуться назад — сжимающаяся прозрачная стена опять остановила его, но не только остановила — она начала подталкивать его.

— Ах ты, сука! — психанул землянин. Он со всей силы пнул стену — никакого эффекта. Ботинок броника мягко завяз в миллиметре у стены.

— А я вот, сейчас, тебя из игольника! — закричал Сергей, срывая с плеча оружие. Вскинув игольник к плечу, он едва не нажал на спуск. Вовремя остановившись, Кротов прислонился спиной к стене и сполз на пол. Он вспомнил. Облако на ножке. Гриб Маттиаса. Вот где он видел эту штуку.

"Так дело не пойдет, — он постарался успокоиться. — Иду еще час и, если ничего не случится, буду делать этой дырявой штуке бяку. Тогда уже точно среагирует". В планах той силы, что управляла им, отдых был не запланирован; его начало мягко подталкивать в бок так, что он даже завалился. Вскочив, он развернулся и зашагал туда, куда его направляли.

— Всё, всё. Видишь, иду, — не зная кому, проговорил Сергей. Более дурацкого продолжения бегства от наемников представить было трудно.

Он шёл всю жизнь. Безропотно сворачивал в засветившиеся золотым овалы коридоров и опять шел до очередного поворота. Отупев от однообразия, он понимал одно — больше никогда ничего не будет — только бесконечные шаги по черным тоннелям. "Я должен был устать, — отстранено подумал он. — Нельзя столько времени идти". Но и эта мысль не вызвала никакого отклика. Повороты становились всё чаще. Иногда следовали один за другим.

— Я теряю себя, — непослушным языком выговорил он непонятные слова. Некоторое время он вслушивался в их звучание, прежде чем смысл фразы дошел до него.

— Мама, — опять вытолкнул из себя непонятное слово. Когда осмыслил и это слово, язык уже коверкал очередное:

— Джерези... братишка... солнце... речка... — чем больше он выдавал слов и понимал их смысл, тем легче произносились следующие. "Надо петь", — подумал он, но ни одна песня не вспоминалась. Кое-как он нащупал в памяти строчку:

— Мы ехали шагом, мы мчались в боях... — шептали непослушные губы. Это была не песня, но только первая строчка сложилась в голове, вторая пошла уже сама собой. — И яблочко-песню держали в зубах!

Набирая звук, он заорал:

— Гренада, Гренада, Гренада моя!

Не останавливаясь, перескочил на армейскую, которую горланил на плацу в учебке:

— Артиллеристы, точный дан приказ!

Песня за песней проясняли ум. В горле у него пересохло, но он боялся остановиться.

Уже едва шепча:

— В нашу гавань заходили корабли...

Он сбросил с себя ранец. Достал ту штуку, применение которой планировалось только в самом крайнем случае. Техник Министерства был парень головастый — выслушав Сергея, он закрыл глаза, посидел, потом встал и, не говоря ни слова, ушел. Через час он принес готовое взрывное устройство.

— Даже сам удивляюсь, — он почесал голову. — Как я раньше до такой штуки не додумался. Ни капли электроники. Правда, я кое-что сделал по-своему. Не стал использовать никакие горящие шнуры и взрыватели, но результат будет тот же.

Сергей, не давая себе задумываться над тем, что он делает, достал из ранца тяжелый серебристый кирпич взрывчатки с желтым кружком посредине. Постепенно смещаясь подталкиваемый неумолимой невидимой силой, он прижал кирпич к груди и, шагая, посмотрел на брошенный ранец. Его невидимое стекло двигать не стало. Ранец сиротливо лежал в коридоре, пока Кротов не свернул в очередной освещенный проход. Уже решившись, Сергей медлил — в этот раз от смерти ему уже не уйти. Чувствуя, что голова опять начинает наполняться ватой, он нажал желтый кружок: "Ну, не подведи!" Безучастно опустил кирпич на пол, перешагнул и вдруг, словно это могло спасти, побежал. Всё-таки страх смерти у человека сильней всего. Даже понимая, что спастись нельзя, он использует самый малый шанс. Техник объяснял, что замедление около двух минут, поэтому, когда будешь устанавливать, чтобы спастись, надо иметь под боком флаер.

Набегу Кротов думал: "Вот идиот, надо было ещё подождать, может, придумал бы что-нибудь!" Умом он понимал, что всё, через несколько секунд конец всей его короткой жизни, а тело никак не хотело умирать. "Сука, Глемас, зачем забрал меня?!" — забывая про неминуемую смерть от душманов, заматерился Сергей. Почему-то ни родители, ни брат встали у него перед глазами в последнюю минуту — любимое лицо с ямочками от улыбки... Джерези.

Сзади налетел смертельный вихрь, подхватил его и, швыряя о рвущиеся черные стены, бросил вперед по коридору. Темнота.

* * *

Космос. Открытый космос, наполненный жизнью, наполненный красотой. Бесконечное количество звёзд. Ярких и едва подмаргивающих, колющихся синим ровным блеском, и перемигивающихся красным угольным светом. Когда приближаешься к ним, мягкими скачками преодолевая пространство, они вырастают сначала в блёстки, потом лампочки и, наконец, превращаются в нестерпимо яркие круглые гиганты. На их раскалённой поверхности пляшут, играют водовороты горящих газов, вырываются потоки самой вкусной плазмы. С ними можно играть вечно и никогда это не надоедает. А можно, просто забыв обо всем, плыть в холодном черном пространстве, любуясь этим безраздельно принадлежащим тебе домом.

Сергей тянул руки-щупальца всё дальше и дальше, стараясь схватить ближайшего брата. Но нигде во всей вселенной не чувствовал даже мягкого следа братьев. Они бросили его. Он один. Слезы текли из закрытых глаз существа, которое совсем недавно было человеком. Ощущения, испытываемые тем, кто миллионы лет назад назывался повелителем звезд, преломлялись через сознание человека. Через сознание того, чью сущность он сейчас переделывал под себя. Получались странные несравнимые сравнения.

Шерхам никак не мог расслабиться. Внутри не рассасывался твердый колючий кусочек. Он становился то совсем маленьким, то начинал расти, мешая ощутить себя полностью. Он опять начал анализировать, перебирая себя связь за связью, слой за слоем, воспоминание за воспоминанием.

Такой анализ, привнесенный в него неживой составляющей, давно стал для него легче и привычнее, чем тот, которым пользовалась живая часть Шерхама. А ведь когда-то он мог совмещать это — и аналоговый ассоциативный поиск, и машинный рядный перебор. Неродное образование вновь начало расти и захватывать области Я повелителя звезд. Какое-то древнее атавистическое чувство возникло в областях эмоций. Это уже не просто тревога — это то, что он никогда не испытывал раньше — страх!

Попытка активизировать для защиты дополнительные области привела только к ещё одной волне страха — он не мог включить новые слои — их просто не было!

Сергей просыпался, просыпался, но никак не мог перебороть свой сон. Такой яркий, красивый сон можно смотреть целую вечность. Он с наслаждением начал опять проваливаться в бесконечную силу и свободу, которую дарит ему космос. Но уйти в сон до конца не давало какое-то неприятное воспоминание. Зацепившись на краю сознания, оно — как иголка от шиповника — невидимое, царапало и царапало.

Вдруг звезды исчезли. Вместо них в черной пустоте появились разнокалиберные зелененькие огоньки. Тоненькие зеленые паутинки, идущие к каждому светлячку, росли из рук Сергея. Пошевелив пальцем, он мог приказать им всё! Даже умереть!

Стремительно уменьшавшееся Я Шерхама цеплялось за любую знакомую мелочь, чтобы удержаться. Проверяя связи, он нечаянно коснулся периферийных отростков. Он только недавно прирастил их к себе. Убедившись, что до сих пор может легко управлять ими, он усилил команду на защиту главного тела.

Сергей понял, что только что заставил светлячков усилить защиту своего тела. Что за бред? Как они могут меня защищать. Но тут же понял, что всё правильно — конечно могут!

Командир транспортника "Навигационных систем" почувствовал, что необходимо активизировать защиту. Данные с сильно поредевшей за последние дни спутниковой орбитальной группировки говорили о том, что противник готов нанести удар наземными подразделениями. Приказ адмирала об активной фазе обороны пришел вовремя, Совершенный только что поговорил с каждым. И все — от рядового наемника до командиров бригад — все почувствовали, что наступил решающий час — Совершенному грозит смерть!

Внутри черного корабля творился ад. Взрывом разнесло самое ядро корабля. Рваная черная материя, закрыв эпицентр взрыва, накачивала и накачивала туда энергию, локализуя повреждение и не давая разрастаться энтропии. Но слишком много связей порвалось. Оставшиеся потеряли свои адреса. Бессмертное тело повелителя звёзд истекало.

* * *

Глемас готовился к высадке. Начальство округлило глаза, когда он заявил, что пойдет на лёд вместе с группой семнадцатого батальона. Пользуясь своим авторитетом, он ничего не стал объяснять. Пусть думают, что хотят. Он и себе не мог объяснить, зачем ему идти со штурмовиками. Конечно, надо своими глазами увидеть внутренность корабля предтеч. Любая запись, это уже не то. На самом деле, нехотя признался он себе, он шёл не поэтому — он не верил, что Кротов погиб. Умом он понимал, что десять дней, прошедшие с десантирования землянина, говорили сами за себя. Даже отбрасывая все другие смертельные факторы, он должен элементарно задохнуться. Запас дыхания у него был всего на пять дней.

В течение первых пяти дней ещё была какая-то надежда, но с каждым днем она таяла, пока не исчезла вообще. Глемас старался избегать встреч с Джерези. Она похудела, перестала улыбаться и, при виде Гронберга, у неё на лице возникало такое выражение, что он стал побаиваться капитана-спецназовца.

Сейчас она тоже готовилась к высадке, неизвестно какими доводами убедив командование, что ей необходимо на лёд. Хорошо, хоть пойдет в другой группе.

Вчера, на исходе дня, что-то произошло. Оставшиеся неповрежденные истребители наемников вышли в космос и стали рваться в бой. Это выглядело как самоубийство. На каждый аппарат, поднявшийся с Тарна, флот мог выставить сотни истребителей. Но главное было не в этом — зонды, которые флот постоянно запускал на разведку над саркофагом, вчера прошли зону насквозь и продолжали нормально функционировать. Эксперимент повторили и — успешно. Истребители, преследующие наемников, несколько раз залетали в опасную зону, и вернулись неперехваченными.

Если бы это произошло раньше, Глемас безоговорочно подумал бы на Кротова. Однако теперь, по истечении стольких дней, это вряд ли было связано с миссией землянина. Все эти дни гронец странно чувствовал себя. Он давно научился оправдывать любые потери интересами дела. Гибель Сергея, хотя и не была заложена в плане, но и не была невозможной — война есть война.

Он знал, Кротов и сам это понимал — он был хороший солдат. Но впервые, где-то в глубине души, его грыз червячок сомнения — правильно ли он поступил? По привычке, заложенной в Академии, анализируя свои сомнения, дабы избавиться от них, он пришел к парадоксальным выводам — во всём виноват Кротов. Этот землянин привносил в жизнь других людей что-то такое, что у всех вызывало отклик. Его внутренняя — не показная — честность перед самим собой, готовность выслушать, искренне посочувствовать и тут же предложить свою помощь. Чего стоит одно его наивное: "Разведка своих не бросает..." Глемас вспомнил, как отозвался о землянине генерал Гворинс: "Этот парень сделан из чистого металла... без всяких примесей... ржавчина его не возьмет..." А ведь видел-то его всего один раз.