| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Юноша расплел конечности, завораживающе-плавным движением поднимаясь на ноги. Его растяжка была великолепна — всякие вертикальные шпагаты были давно пройденным этапом.
— Да, Рандо-сан?
— Запоминай. — я начал в среднем темпе складывать печати. — Ну как?
Вместо ответа он сплел пальцы в точном повторе. Подав чакру и ощутив эффект, он вопросительно вскинул брови.
— Это противозачаточное дзюцу. Делает невозможным зачатие от существующих сперматозоидов, поэтому действенно, пока не выработаются новые.
Хаку мило покраснел, однако тут же подтвердил свой ум:
— Мы возвращаемся в мир?
— Ты возвращаешься. У тебя будет неделя на развеяться и подумать. Ну и синхронизироваться хорошенько. — я подмигнул юноше и метнул в него пачку рьё.
Тот механически поймал, продолжая светить ушами, потом вдруг светло улыбнулся, кивнул и исчез, сложив отмену призыва. Поскольку призыва, как такового пока что не существовало, мне пришлось незаметно поддержать его, на манер того, как поступил с Забузой.
* * *
Хаку впервые за долгое время ступил обратно на землю Срединного Мира. С удивлением он всматривался в окружающее, широко раскрыв глаза, раздувая ноздри и едва не шевеля ушами. Появился он на том же месте, где пал от руки конохского джоунина. По мосту Тадзуны в обе стороны шел нескончаемый поток повозок и людей, юношу захлестнул многоголосый гомон на десятке разных диалектов, волна густых запахов шибанула в нос, привыкший к тонким, едва различимым запахам Рью-но Кьюкейсо. Пот, конский помет, ароматы цветов и фруктов, мощные ноты кожи, масла и ками знают, чего еще. Его толкнули в спину, Хаку на автомате увернулся, пропуская дородного мужика с худющей, как в насмешку, коровой. Мужик что-то неразборчиво, но явно осуждающе пробурчал и удалился, поводя шеей в складках жира.
Кто-то попытался проникнуть в карман, явный самоубийца, поскольку протектор Кири однозначно выдавал в юноше шиноби, несмотря на халат и тапочки. Хаку мог бы одним пальцем сломать вору руку, однако просто зафиксировал ее самым началом болевого приема и повернулся. Да-а, не вор — воришка. Патлатый и веснушчатый мальчишка лет восьми, нет — поправил он сам себя — десяти или одиннадцати, Хаку не понаслышке знал, как медленно растут дети, которым приходится с боем добывать себе каждый кусок пищи. Медленно растут, но быстро взрослеют — мальчик не пытался вырваться, знал, что бесполезно, просто стоял и смотрел, и даже не строил умилительно-просящего лица. Волчонок. На другой стороне мосте посверкивали глазенками трое дружков, но подходить тоже не спешили.
— Мог бы просто попросить. — сказал Хаку.
— Когда просишь, дает один из тысячи. Когда крадешь, получается пару раз из ста. — угрюмо ответил мальчишка. — А потом будет получаться еще чаще.
Шиноби хмыкнул, не зная, что сказать. Железная логика.
— Если раньше не пришибут. Слушай, ты что-нибудь умеешь делать, кроме как по карманам шарить?
— Тебе-то что?
— Может, удастся пристроить тебя работать, если захочешь. Подмастерьем каким-нибудь... — Хаку совсем отпустил руку, и мальчик тут же отбежал на несколько шагов.
— Горбатиться по двадцать часов в день за гнилой рис и драный футон? Я уж лучше так, на воле побегаю! Не замай, попишу! — и он очень быстро, как ему казалось, достал из рукава ржавенький, но остро отточенный ножик.
Хаку пожал плечами и отвернулся. На душе стало удивительно погано, вся радость от нежданной недели свободы куда-то испарилась. Он медленным шагом направился к острову. Во время миссии они с Забузой-сенсеем совсем не имели времени, чтобы просто послоняться по округе и поглазеть на местные достопримечательности. Вообще говоря, из таковых здесь имелась только одна — новопостроенный Великий мост Наруто, да и тот был достроен уже после того самого сражения. Хаку шел, куда глаза глядят, ноги сами несли его по мосту и дальше, в деревню. Вокруг повсюду виделись свидетельства бедности и разрухи, но вместе с тем шла оживленная деятельность. У причалов стояли новые корабли, у мостков — рыбачьи лодки, туда и сюда носились мышцеватые грузчики, приказчики, писари и гонцы. В толпе сновали ловкорукие мальчики, подобные недавно отпущенному воришке, а из подворотен за ними наблюдали крышующие мордовороты с дубинками. Шиноби были редки в Нами-но Куни, своей деревни тут не имелось, однако недавняя демонстрация возможностей шиноби в бою заметно повлияла на отношение жителей деревни. Хаку никто не трогал, после пары первых толчков толпа начала обтекать его, не касаясь.
Войдя в порт, он долго смотрел на водную гладь, простиравшуюся до горизонта, на силуэты кораблей, вдыхал запахи свежепойманной рыбы и прочих морепродуктов, йода, водорослей, еще какие-то трудноописуемые портовые ароматы, наблюдал за сходящими на берег моряками, которые прямым ходом направлялись в припортовые таверны, и ощущал, как настроение начинает постепенно выправляться. Народ иногда косился на замершего в неподвижности шиноби, тем более, что стоял тот на столбе воротной арки, запрыгнув туда одним небрежным движением. Надо сказать, откровенно оценивающие взгляды людей с дубинками после этого как отрезало, они частью куда-то делись, частью старательно не замечали тонкую кареглазую фигуру в зеленом одеянии.
Наконец, Хаку надоело созерцать сутолоку порта, и он направился в менее шумные части деревни. В какой-то момент он вышел к небольшому, старательно ухоженному парку. Зелень листвы столь же радовала глаз, как и синь моря, а пение каких-то мелких разноцветных птах приятно разнообразило тишину. Впрочем, нет. Тишины не было, ее нарушали женские всхлипы и пара гогочущих мужских голосов.
— От-отпустите меня!
— Ну-ну, не торопись так, цыпочка. Твой папаша крупно задолжал нам, из-за него мы теперь остались без работы. Как думаешь, Ватара, она сможет расплатиться за него?
— Конечно, Масао, но сегодня она отдаст только часть долга. При всем желании, у нее не найдется столько дырок, чтобы оплатить сразу весь, у-ха-ха.
Голоса зашлись в очередном приступе гогота.
Хаку поморщился. Насильников он не любил, мягко говоря. Из-за своей внешности он в детстве достаточно натерпелся, чтобы не вмешаться теперь, когда имел и возможности, и желание. Скользнув сквозь кусты, он увидел перед собой небольшую полянку, на которой вокруг горки-цветника с крошечным водопадом стояли массивные скамейки. На одной из них сидела молодая красивая женщина в растрепанном кимоно, а над ней нависали два широких мужика самого бандитского вида. У обоих на поясах болтались — по-иному и не скажешь — длинные катаны в лаковых ножнах, изрядно побитых и облезших.
Мгновенно "прокачав" противников, Хаку бесшумно вышел из кустов и направился прямиком к ним. Шел он поступью шиноби, которая если в чем-то и уступала походке джоунина Какаши, то заметить это было явно не по силам данной парочке человекоподобных. А вот у женщины удивленно расширились глаза, смотрелось это на ее тонком лице просто бесподобно. Черные глаза, черные волосы чуть ниже плеч, легкое светло-розовое платье с коричневой оторочкой... Юноша ощутил, как в нем пробуждается, в общем-то, несвойственная ему ярость. Он молча воткнул длинный сенбон Воды прямо в задницу левого бандита, так, что острие показалось спереди чуть ниже лобковой кости, пройдя насквозь вздыбленный сук и выглянув из его кончика. Раздался дикий крик. Правый отпрыгнул, хватаясь за меч, но лишь запутался в перерезанном поясе. Разглядев сперва протектор, а затем выражение лица шиноби, он внезапно обмяк и привел в негодность свои штаны. Стоящий перед ним Хаку сделал короткое движение ладонью, и бандит превратился в подушечку для иголок, вонзившихся во все болевые точки передней проекции тела, во все суставы и тенкецу — на всякий случай. Он раскрыл рот и выпучил глаза, мгновенно налившиеся кровью, но издать хоть малейший крик боли ему было не суждено — Хаку не желал, чтобы тот своими воплями осквернял благородные звуки леса. Умереть, во всяком случае, сразу, у него тоже не выйдет, еще крепкое, несмотря на возлияния, сердце позволит ему в молчании корчиться еще почти пять часов.
Сзади раздался сдавленный хрип. Хаку обернулся и увидел, что несколько недооценил левого — тот как-то сумел справиться со страшной болью и схватил женщину за горло, кое-как прикрывшись ею и приставив к ее горлу нож.
— Стой, падла, я убью ее! — отточенное восприятие Хаку позволило во всех подробностях увидеть, как кривое лезвие вжимается в белоснежное горло, как часто-часто бьется жилка на нем... Потом время остановилось. Вспышка. Хаку всегда отличался быстротой даже среди шиноби, но теперь он многажды превзошел сам себя. Бандит еще стоял, и нож все еще находился на своем месте, но все уже кончилось. Разум бандита отказывался поверить в собственную смерть, а тело уже почувствовало ее неотвратимую холодную хватку, и отголосок этого понимания уже поселился на дне глаз насильника искрой ослепительного ужаса.
Откат тяжело ударил по юноше. Секунд десять он только и мог, что стоять и смотреть, как безвольным кулем у ног девушки оседает бандит, а та непонимающе глядит на молодого шиноби. Потом ее лицо вспыхнуло радостью, и она бросилась к нему, поддержала. Хаку со стыдом вынужден был опереться на женское плечо — силы выпила не столько схватка с ничтожным противником, сколько первый выход в новое, непривычное состояние. "Надо будет спросить у Рандо-сана" — подумал он, ставя зарубку в памяти.
Тем временем девушка довела его до скамейки. Хаку тяжело сел на нее, та устроилась рядом и не спешила отнимать руки. Юноша ощутил тонкий нежный запах женского тела, аромат ее волос, пронизанный сердечными нотами лаванды и нероли, мягкость ладоней и упругость груди, невзначай прижатой к его плечу. Все-таки, она была старше него, но следила за собой, а природная красота дополнялась почти куноической грацией движений. А еще она была пьяна. Не то, чтобы в стельку, да и пережитый страх почти изгнал алкоголь, однако винный дух облаком окутал растерявшегося юношу.
— Знаешь, меня всегда спасают шиноби. Сильные и мужественные, высокие и стройные, вы приходите, спасаете... и уходите. Гады! Всегда уходите! — она внезапно схватила его за грудки. — Вот скажи мне, молодой шиноби, что теперь делать бедной женщине?
Хаку натуральным образом обалдел. Он знал сотни способов бесшумного убийства, но не знал ни одного способа пережить женскую истерику. Его жизненный опыт просто не включал в себя такую категорию отношений. Куноичи, с которыми сражался Забуза-сан, вели себя принципиально по-другому, дразнившиеся девушки из веселых домов тоже, на свой лад, конечно, поэтому он сделал то единственное, до чего додумался в этот момент при подсказке молодого здорового тела. Поцеловал.
Она замерла. Невыразимо нежные и мягкие губы будили в груди какое-то неведомое бурление, казалось, он сейчас взлетит, или лопнет, или умрет от переполняющих странных чувств. Упоительно долгий, пьянящий — куда там вину! — поцелуй продолжался, казалось, целую вечность. Хаку ни за что на свете не мог бы сказать, как под его руками вместо спины и хрупких плеч оказались налитые упругие груди — просто в какой-то момент он осознал, что кимоно хранит в себе гораздо больше секретов, чем это видится со стороны.
— Ты не одноглазый. — чуть хриплым голосом неожиданно выдала женщина. — И ог'ни с ним! — одним гибким движением она наполовину выскользнула из одежды, дикой кошкой оседлала юношу, и невероятное ощущение ласкового тепла окончательно отключило у того остатки разума.
Проснувшись, Хаку с недоумением понял, что лежит в настоящей постели, в доме. Рядом, зарывшись в свежие простыни и закинув на него одну ногу, спала молодая женщина. В памяти медленно всплывали кадры их ночных безумств, и с каждой новой мыслью юноша краснел все больше и больше. Восставшее естество коснулось шелковистого бедра Цунами, та сонно шевельнула им, и Хаку вздрогнул всем телом от укола внезапного желания. Теперь он знал, почему Забуза-сенсей никогда не убивал женщин, с которыми делил ложе, даже если это означало проваленную миссию.
Привычное ледяное спокойствие раскололось на куски. Мир виделся полным радости и счастья, хотелось громко подпевать птицам в саду, по-детски прыгать до потолка, куда-то бежать и что-то делать, он сам не знал, что. Потом взгляд упал на рубиновый сосок полной груди, на изгиб длинной шеи, и вопрос отпал сам собой. Аромат нероли со страшной силой будоражил кровь и раздувал тонкие ноздри Хаку. Обняв и мягко притянув Цунами к себе, он едва не застонал от невыразимо приятного ощущения бархатистой, горячей ото сна кожи женщины. Не открывая глаз, она с готовностью раскрылась, и медвяная бездна медленно приняла его, заставив разум юноши вновь отступить в потаенные уголки сознания.
Эту неделю Хаку так и провел с Цунами. Им было хорошо вместе. Инари пропадал с Тозуной на очередном гениальном проекте последнего, так что их никто не беспокоил. Они целыми днями гуляли по деревне, Цунами показала ему множество милых укромных уголков, где можно было отдыхать и предаваться любви, не опасаясь досужих глаз. По-настоящему красивая и искушенная женщина преподала ему запомнившиеся на всю жизнь уроки, о которых он не забудет никогда, сколько бы девушек потом у него ни было. А Нами-но Куни... в первый визит сюда Хаку посчитал ее просто дождливым скопищем бедняцких лачуг, однако теперь он увидел деревню с другой, новой стороны, и ее яркие образы, оттененные воспоминаниями о сладких объятиях, что принимал и дарил здесь, останутся с ним навсегда.
Все на свете имеет свойство заканчиваться, вот и его неделя подошла к концу. У Хаку мелькала мысль задержаться еще, благо его никто не гнал палкой, но наработанная годами самодисциплина и стремление к вершинам силы и мастерства шиноби заставили его нехотя оторваться от Цунами. Та все понимала, и даже сама проводила его в безлюдное место, на прощание крепко-крепко обняв.
— Это тебе. — сказал Хаку, вручая Цунами букет из семи Ледяных цветов. В каждом находился его полный резерв, поэтому растаять им не грозило еще как минимум полгода.
— Красиво...
— Я вернусь, и подарю тебе настоящие! — однако она лишь грустно взглянула на него.
— Нет. Хаку... не приходи больше.
— Но почему?
— Ты же умный... шиноби. Я старше тебя на пятнадцать лет. Я скоро состарюсь, а ты только начнешь входить в силу. Пусть у тебя останутся хорошие воспоминания обо мне...
Хаку самым неприличным образом фыркнул, громко и насмешливо.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Цунами-тян? Ты слишком рано паникуешь. Ты что, собралась стареть, начиная с завтрашнего дня? Посмотри на себя! Ты такая красивая! Эти длинные ноги, эта прекрасная попа, а грудь-то какая! — с каждым словом Цунами краснела и смущалась все больше, но было видно, что речь юноши ей по нраву. — В общем, я вернусь через два месяца, жди меня. И не смей думать о всякой ерунде! — с этими словами Хаку сложил печати обратного призыва.
* * *
— А-а, привет, партнер! Ну как, пупок не стер еще? — понимаю, что все время вгонять парня в краску нехорошо, но удержаться выше моих сил. Впрочем, он с каждым разом воспринимает подначки все спокойнее. — Ладно, самое главное ты сделал.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
