| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Скрываться от генерала помогала ей вся моя рота, да и не только. И осталось генералу одно — мстить за любовные свои неудачи Котлову.
Дважды наше начальство направляло документы на присвоение ему очередных званий, дважды направляло в штаб армии наградные документы.
Генерал был начеку: отказ следовал за отказом, на протесты заместителя командующего артиллерией не приходило ответов, а на телефонные обращения ответы были устные в виде многоэтажного мата и циничных предложений: сначала Захарова, и только потом — звания и ордена…5».
Разве такое было бы возможно, если бы при этом «генерале армии П.», комиссаром была решительная женщина, типа самой Землячки?
Три раза «нет»!
Скорее, это она бы его заставила стать своим «военно-полевым мужем».
Но, конечно надо обязательно заметить: были и такие женщины-военнослужащие, которые сами не упускали случая:
«— Действительно ли у всех начальников были ППЖ?
— Мне кажется, да. У командиров взводов ППЖ не было. Мы с солдатами вместе спали в одной землянке. Во всех ротах были санинструктора. А у ротного отдельная землянка, там и санинструктор. От командира роты и выше уже больше условий иметь ППЖ. В батальонах тем более. В полку была такая Катя. Ядреная баба. То ли она у командира полка была, то ли у начальника штаба. Ей столько орденов навешали, а она и фронта-то не знала. ППЖ.
— Обычно им давали медали «За боевые заслуги».
— У этой Кати были ордена Красного Знамени, Красной Звезды, еще чего-то и медали, конечно6».
Из вышеуказанных соображений, я размашисто подписал общим списком.
Другая проблема вылезла, как шило из мешка: а куда лишних мужчин-замполитов девать?
Напряг «послезнание» и оно тут же выдало «на гора»:
«В артбригаде все замполиты прибыли на фронт в 1944 году с Дальнего Востока. Их называли «дети Апанасенко». Командующий ДВКА Апанасенко требовал от всех политработников служивших на Востоке досконального знания боевой техники и оружия своего рода войск. Например, комиссар артполка проходил долгую специальную артиллерийскую подготовку и мог спокойно заменить командира полка, если тот вышел из строя в бою7».
Так что овно вопрос!
Во время «реальной» ВОВ массово перековывали замполитов в строевых офицеров. И лучше всего это получалось у генерала Апанасенко. Вот туда — на Дальний Восток их и отправлю. А то из округов плачутся: командиров нет, а тут такая шобла-ёбла непонятно чем занимается.
Вспомнилось мне и иное:
«— Коммунисты поднимались в атаку первыми?
— Всегда. Призыв, команда ротного или комиссара «Коммунисты, вперед!» не был для нас «дешевой агиткой», это было состояние нашей души, зов сердца. Мы ведь тогда искренне верили в правоту ВКП(б). Ведь на передовой простые бойцы и младшие офицеры в партию ради карьеры не вступали.
В роте обычно было не более пяти-семи коммунистов, и все партийные знали, что наш долг первыми вставать под пули. Замполитом батальона в Курляндии был хороший человек, капитан Иоффе, так он, озверев от постоянных разговоров в штабе про «жидов-интендантов в Ташкенте», пытаясь всем доказать обратное, почти в каждом бою сам приходил из штаба в роты, в первую траншею, поднимать людей в атаку8».
И я сказал Начальнику «Главного политического управления Вооружённых Сил СССР»:
— Понимаю, конечно: «Есть женщины в русских селеньях…». Но всё же война — дело мужчин. Каких бы они не были, но мужчин! Поэтому будьте так любезны, уважаемая Розалия Самойловна — в преддверии ждущих нас суровых испытаний, разработать систему подготовки комиссаров из низового партийного звена. Из повоевавших и выживших на войне бойцов и командиров, из раненых, потерявших трудоспособность…
Немного подумав, добавил:
— Из людей с обострённым чувством справедливости, короче. А чтоб им было легче разговаривать с чинушами, надо обязательно создать из них какое-нибудь общественное движение… «Союз-фронтовиков», например.
Как известно, по Сталинской конституции от 1936-го года, общественные движения не запрещены.
Естественно, такое вызовет яростное сопротивление все этой — гниющей в тёплом устоявшемся болоте биомассы. И ещё больше злясь на самого себя, что приходится ещё больше грузить эту, уже прямо сказать — далеко не молодую и, навряд ли — идеально здоровую женщину, я тем не менее:
— Да, будет нереально трудно, я понимаю… Но это сделать обязательно надо! Ибо, если этого не сделаем мы с вами, товарищ Землячка — этого не сделает никто.
Та, твёрдым уверенным голосом:
— Сделаем, товарищ Сталин. Раз надо — обязательно сделаем!
Затем, эта особа с загадочным видом заявляет:
— Вот только до тех — «повоевавших и выживших на войне бойцов и командиров», ещё дожить надо! Мы же с товарищем Мехлисом придумали кое-что, что можно начать уже сейчас.
Приятно осознавать, что передо мной — не «боты» какие, как в какой-нибудь примитивной компьютерной стратегии, или стандартном романчике «про попаданцев»…
А живые люди, которые могут не только на хер послать — как это сделал Жуков, или даже попытаться убить — как это попытался сделать Хрущёв…
Но и придумать что-то своё!
Сгорая от любопытства, я:
— И что же Вы там с Львом Захаровичем придумали? Рассказывайте, а то сейчас товарищу Пономаренко в «НКГБ» позвоню!
Та, не дожидаясь приезда «кровавой гэбни», колется:
— Помните, Вы не так давно приказали решить проблему с набором кадров в Наркомат государственного контроля СССР?
Киваю:
— Хорошо помню, вы ещё с ним чуть не передрались — перетягивая кадры из этого ведомства каждый на свою сторону, как любящие супруги — одеяло зимней порой… Вот и пришлось мне приказать. Итак, слушаю…
Та, сперва на меня конкретно наехав:
— Вы, Иосиф Виссарионович, практически ничего не упомянули про комсомол, про его роль, а ведь это глубочайшая ошибка!
Я лишь подумал про себя:
«Знала бы ты эту организацию такой, какой её знал я… И ты бы, про него не упомянула!».
Но внешне, даже глазом не моргнул, только кивнул… Мол, продолжай.
— Мы с Львом Захаровичем придумали создать в каждом подразделении — батальоне, или если получится — в каждой роте, добровольческие отряды комсомольцев-коммунаров.
Услышав такое, удивлённо приподнимаю брови:
— «Отряды комсомольцев-коммунаров»…? Это что за напасть? Для чего?
Розалия Самойловна Залкинд по прозвищу «Землячка», оказывается, неплохо разбиралась в тактике пехоты:
— Бойцы-коммунары должны быть боевым ядром этих подразделений, первыми подниматься в атаку, воодушевляя своим примером других. Это будет кадровым резервом — как для политототделов в Вооружённых Силах, так и для органов государственного контроля и безопасности.
Открыто пренебрежительно к моей известной затее, она добавила:
— И эти ваши «мажоры» из спецшколы на Селигере, тоже будут обязаны на добровольному принципу пройти через эти отряды! Если они мечтают об государственной службе, конечно.
— Эге… Так это Вы, ни много не мало — замахнулись на естественный отбор элиты, говоря словами «моего времени»?
Поморщившись от ненавистного слова, Земляка всё же подтвердила, хотя и иносказательно:
— Если Вам есть предложить что-то лучшее, Иосиф Виссарионович, мы с товарищем Мехлисом в свою очередь, готовы Вас внимательно выслушать.
Немногий случай в истории, когда попаданцу пришлось сознаться:
— Увы… Пока нечего.
* * *
Я сравнительно надолго задумался:
— Так, так, так…
Вспомнился рассказ одного ветерана, из немногих уцелевших в сражение за Умань в 41-м, об нечто похожем:
«29 июня 1941 года нас, несколько тысяч добровольцев, исключительно комсомольцев и коммунистов, собрали в горкоме партии. Отобрали ровно тысячу человек. Примерно 80-85% были комсомольцами в возрасте до 22-х лет. Подавляющее большинство добровольцев было студентами днепропетровских вузов и рабочими заводов города: вагоноремонтного имени Кирова, завода «Коминтерн», завода имени Ленина, и завода имени Карла Либкнехта.
70% бойцов были русские и украинцы, и 30 % — евреи.
Отобрали из нашего состава четверых добровольцев в возрасте старше тридцати лет, и направили на курсы политруков, а всех остальных отправили в Сумы.
Мы получили наименование 1-й Коммунистический полк. Полком командовал кадровый командир, майор Копытин, вскоре погибший в одном из первых боев от прямого попадания снаряда в наблюдательный пункт.
Всего 8 дней нас готовили на территории Сумского артиллерийского училища.
12 июля 1941 года мы приблизились к линии фронта. На вооружении каждого политбойца была винтовка СВТ с ножом вместо штыка и по одной бутылке с зажигательной смесью.
Мы были обязаны своей кровью, своими телами, своим оружием, своей беззаветной храбростью остановить немцев.
Мы, политбойцы, по праву считались наиболее преданной и стойкой боевой частью.
Ведь, если сказать, что политбойцы полка были тысячей фанатиков—камикадзе, то это утверждение будет близким к истине. Мы действительно фанатично и свято любили Советскую Родину. Пусть вам не покажутся эти слова излишне напыщенными или высокопарными. Так было на самом деле.
Только человек переживший сорок первый год, человек, подымавшийся с винтовкой в руках в штыковую атаку, сможет понять мои слова до конца...
15 июля 1941 года мы прибыли в село Подвысокое. Нас пополнили пограничниками и танкистами, потерявшими свои танки в приграничных сражениях. Мы заняли оборону в районе Подвысокое. Сзади нас — река Синюха. Здесь полк и погиб».
Ну, как обычно: самые лучше гибнут, чтоб всякая сволочь смогла «прорваться» из окружения на «лучших в мире» и «быстроходных» танках.
Вспомнил про комсомольцев-добровольцах — бойцов «истребительных батальонов» и ополченческих дивизий, погибших не за понюшку табака:
«Ну, короче говоря, вывели нас на опушку. Морозная ночь, луна светит красивая. Исходное положение для атаки заняли, и все, ждали. И вот на рассвете красные ракеты, и наш московский ополченческий батальон, человек 500—600, хорошие ребята, пошли в атаку по снежному полю. Ни одного артиллерийского выстрела, ни одного танка, ни одного самолета. Ничего. Просто бросили батальон на расстрел…».
И в очередной раз ужаснулся:
«Это сколько же мотивированной молодёжи погибло? И не только русских, украинцев и евреев… Известно, что в обороне Лиепаи участвовал и погиб в полном составе истребительный батальон созданный из местных латышей-комсомольцев».
Стоит ли удивляться, что «красный проект» провалился: выжившие приспособленцы и карьеристы стали задавать тон в послевоенном СССР. И, несмотря на впечатляющее успехи, сделанные скорее по инерции — «отдельные недостатки» погребли под собой извечную мечту человечества б справедливо устроенном обществе.
Я вскочил и в возбуждении забегал туда-сюда по кабинету, на ходу размышляя:
А ведь задумка то, в принципе, была верная:
«…Никто не требовал и не ждал от нас выполнения функций политруков и агитаторов. Задача у политбойцов была предельна проста: первыми подниматься в атаку и сражаться до последнего патрона Под Москвой и под Ленинградом политбойцов-добровольцев распределяли по стрелковым подразделениям, чтобы сплотить людей, поднять воинский дух, показать личным примером, как надо сражаться, проявить мужество в бою, повести за собой людей в атаку и так далее9».
Потом, я вспомнил ещё кое-что:
«Опорой командира роты были комсомольцы. Я в партию вступил в сорок четвертом году, и молодежь, комсомольцы — моя опора. Очень хорошо партийная, политическая работа проводилась среди личного состава».
И ещё кое-что:
«Прибыв в батальон, я, пройдя вдоль строя, отобрал несколько человек, все с Северного Кавказа. Глаз у меня был уже наметанным. Ребята смелые и беспощадные. Верные мне люди. «Личная гвардия» комбата. Они стали моей «группой быстрого реагирования», отделение автоматчиков. Если в какой-то роте во время боя солдаты не могли продвинуться вперед или начинали отступать, я сразу посылал в эту роту кого-нибудь из своей «личной гвардии». И эти люди спасали положение. Не удивляйтесь, но подобная практика создания «личного резерва» была принята во многих стрелковых батальонах10».
И наконец, я принял возможно — самое важное с момента «попадалова» решение:
— Это вы с Ловом Захаровичем очень хорошо придумали!
Едва ли не к самому носу её поднеся указательный палец:
— Вот только в мирное время опять же, в эти «добровольческие отряды комсомольцев-коммунаров» могут с карьерными соображениями проникнуть случайные люди. Поэтому этим добровольцам, перед направлением в роты и батальоны надо пройти максимально интенсивную боевую подготовку и такой же максимально жёсткий отбор…
Вспомнив читанное и виданное, про их «зеленых беретов» и наших «краповых»… А также фильмы «Звёздный десант» и «Битва за Севастополь», я достаточно сочно рассказал Землячке про подготовку кандидатов в спецподразделения моего времени:
— Подготовка бойца спецназа чем то напоминает плен: его кормят однообразно и не досыта, издеваются всеми доступными способами, оскорбляют (хотя и не бьют), гоняют в хвост и гриву так, что после отбоя он падает и тут же засыпает. И при этом курсант имеет право говорить только два слова: «Да» и «Нет». Иначе немедленно — за ворота!
У Землячки буквально волосы встают дыбом:
— УЖАС!!!
— Согласен! Недаром суровые американские парни, называют это «три недели ада». Впрочем, «спрыгнуть с дистанции» можно и вполне осознанно, заявив что «передумал» на вечерней поверке.
В не менее ярких красках, я поведал про итоговой экзамен для выпускников:
— …В конце выдохшегося после кросса со стрельбой, полосы препятствий и прочего, кандидата на «берет» ждёт драка с двумя свежими бойцами по принципу «до первой крови». При этом тот должен суметь устоять на ногах, иначе несчитова! Отсеявшимся считается и тот, чьё оружие после всего пережитого, окажется не чищенным.
Когда та буквально выпала в осадок, предлагаю свой вариант:
— Время нас поджимает, поэтому в нашем случае надо что-нибудь попроще. Главное, что? Боец-коммунар должен обладать непререкаемым авторитетом среди бойцов и командиров, а для этого он должен быть лучшим бойцом.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
