Мутная вода

Я усмехнулся. С голубем получилось бы очень символично.

— Может быть, но проблема не столько в нем. Вполне вероятно, что мне действительно еще многому предстоит научиться.

— Брось и даже не смей себе забивать голову подобной чепухой. Если бы ты хоть на йоту был прав, то тебя не сделали бы редактором самого спорного жанра в издательстве. А это значит, что в тебя верят, — при этих словах она незаметно кивнула в направлении столов, где в данный момент находился наш генеральный директор и, по совместительству, большой босс, Эдвард Мертон, о чем-то увлеченно разговаривавший с финансовым директором.

— Ты, Крис, замечательный, и это вижу не только я одна.

На этот раз Нора как-то несмело улыбнулась и отвела взгляд, а на ее щеках сквозь щедрый слой пудры выступил легкий румянец, что было крайне ей не свойственно. А я попытался справиться с небольшим шоком и маленьким апокалипсисом в одном лице — она что, со мной флиртует? О Боже, только этого мне и не хватало.

Я округлил глаза в притворном ужасе:

— Ну конечно, именно поэтому у меня с избытком таких горячих поклонников, как Дентон...

Черт, ну почему все разговоры так или иначе сводятся к этому подонку?

— ...или Чарли Соуз, наш художник. Последний мне месяц парил мозг обложкой Магнуса и все время приносил одни и те же эскизы траурного черного фона, потому что произведение с названием "Жар тел" виделось ему именно в таком образе. Плач по морали всего человечества.

Нора ожидаемо рассмеялась — то ли из вежливости, то ли и вправду было забавно, а может это была ее естественная реакция на любую реплику с претензией на юмор от заинтересовавшего ее парня. Я не стал ждать продолжения нашей дискуссии и под многозначительным предлогом "отлучиться по делам" постарался затеряться в толпе, чтобы сразу направиться к выходу. Но по пути решил захватить еще один бокал шампанского и поэтому притормозил у стола.

Самый разгар вечера: специально приглашенные музыканты наигрывали очередную легкую и приятную мелодию, кругом находилось много нарядных и веселых людей, а нос забивал приторный и сладкий запах смешанного парфюма. Жизнь казалась праздничной и, как никогда, почти реальной иллюзией счастья, только я, кажется, все-таки морально устарел и меня больше не привлекал поиск чего-то, что я когда-то, еще "по молодости", надеялся найти. Был ли это одноразовый и быстрый секс или налаживание полезных контактов, а может просто расслабление и спуск тормозов, только все это куда-то ушло, а взамен появилось неравноценное желание спать или посидеть на темной кухне, пока будет гореть кнопка вскипающего чайника. Можно было просто лечь на диван и бездумно пощелкать телевизор, в котором хранилось каналов на целых десять минут почти беспрерывной гонки пальца по кнопке пульта. Просто плыть по течению...

— Тебе разве уже не хватит?

Перехватив мою руку на полпути, когда я уже собирался сделать глоток, Магнус забрал мой бокал и сам отпил. При этом он, с удовольствием прищурившись, придвинулся так близко, что во время разговора наши локти соприкасались, хотя поблизости было совершенно пусто.

— Что, — вяло удивился я, как бы между прочим подивившись его наглости, и взял новый бокал, — Ты тоже хочешь потанцевать?

Он лишь хмыкнул.

— Катись уже домой, пьяница. А я тебя, так и быть, из-за доброты душевной подброшу.

— Нет, спасибо. Откуда ты узнал о моей самой сокровенной эротической мечте? На глазах у всего издательства укатить в неизвестном направлении в ночь со своим самым скандальным гей-автором. А потом все будут гадать, не списан ли твой очередной шедевр с оригинала нашей бурной ночи и по горячим следам. Нет уж, меня и так достаточно компрометирует эта наша беседа — кто-то может неправильно понять и подумать, что мне с тобой даже в неофициальной обстановке и не в рамках работы нравится общаться.

— Ну если я присутствую в твоей эротической мечте, то это уже хорошо. Может быть, до самого дела осталось всего лишь каких-то пара шагов, — знакомая улыбка из категории "я не только говорю пошлости, но и предлагаю" расползлась по лицу Магнуса, и на какой-то совершенно сумасшедший момент я засомневался, а не принять ли мне его приглашение? Ведь один раз я уже это сделал, к тому же он гарантированно умел доставлять самое высококлассное удовольствие, а я долгое время ни с кем не был. Полная разрядка и смена батарейки, чтобы хоть на пару часов выпасть из реальности — этот простой рецепт был именно тем, что мне сейчас было больше всего нужно.

Наверное, легкое сомнение отразилось на моем лице, потому что взгляд моего "искусителя" тут же изменился — стал уверенным и твердым, словно два торговца душами наконец-то договорились об устраивающей их обоих цене.

Интересно, он специально дожидался весь вечер, пока я напьюсь?

Я только открыл рот, как Магнус меня опередил:

— В каждом правиле бывают исключения, и без них оно бы не было правилом.

— А с ними все вокруг превращается в настоящий хаос, — я устало потер переносицу, беря короткую передышку и пряча глаза.

Если говорить честно, то мне не хотелось ехать и начинать все снова. Но еще мне было скорее безразлично и это начинало перевешивать.

— Давай сделаем так — я закончу кое-какие дела и через какой-нибудь час позвоню. Если ты до сих пор будешь в настроении, то мы поедем к тебе. Или лучше, если нас не будут видеть вместе. Поэтому ты можешь меня не ждать и отчаливать домой когда захочешь, а я возьму такси.

Мне был необходим еще хоть какой-то, пусть и мизерный, противовес. Возможность повернуть обратно и хоть немного, но контролировать ситуацию.

Магнус лишь молча кивнул и, отходя, полушепотом добавил: "Ты не пожалеешь", — словно это был уже решенный вопрос. Хотелось верить, что утром или, вероятнее, сразу после оргазменной судороги тела с еще большей, чем обычно, темнотой перед глазами, я не пожалею об этом слишком сильно.

* * *

В коридорах горел приглушенный свет, и, в наполнившей их тишине, двери лифта открылись с непривычно громким звуком.

Я дошел до своего рабочего стола, включил монитор работающего компьютера и, сдернув предварительно ослабленный галстук, бездумно уставился в экран.

Что я собирался сделать? Засидеться допоздна, чтобы на фоне всеобщего веселья не так одиноко было возвращаться одному домой? Или дать себе отсрочку и, в то же время, причину в очередной раз отказать собственному, так назойливо навязывающемуся в любовники, автору? Две совершенно противоречащие причины и одновременно "лечащие" друг от друга.

Взъерошив волосы, я расслабленно откинулся на спинку, убаюкивающе раскручивая стул из стороны в сторону, и закрыл глаза.

В который раз за этот долгий вечер. Больше не хотелось видеть окружающую реальность, которая не менялась, а только замыкалась и запутывала еще больше, выступая в роли красочных декораций как в каком-нибудь фильме ужасов. Где герой в конечном итоге впадает в истерику и не может найти другой выход, кроме как выброситься с крыши многоэтажного небоскреба...

— Новак, какого черта вы тут забыли?

Обвиняюще. Раздраженно.

Дерьмо.

Это самый отвратительный сценарий из всех возможных — теперь мне придется выброситься прямо в окно, орошая пол эффектным дождем из мерцающих осколков.

В проеме двери застыл Джейси Дентон собственной и неповторимой персоной. И поскольку слабый свет из коридора в комнату почти не проникал, мне оставалось только ломать голову над тем, как он не только сумел меня разглядеть, но и узнать. Тем-более, что даже отсюда было видно, как ощутимо его шатает из стороны в сторону. А уж таким обыденным вопросом, как: что он вообще с такой завидной регулярностью делает на нашем этаже, я уже даже не задавался.

Странно, он же совсем недавно был внизу и разговаривал с генеральным. И когда только успел так надраться? К тому же, фамилия Дентон и "нажрался как свинья" были слишком несовместимы, находясь в разных весовых категориях.

Пока я молча размышлял, что ответить и есть ли в этом смысл (может просто притвориться, что я заснул с открытыми глазами?), Дентон дошел до моего рабочего стола и развалился на соседнем стуле.

— Твою мать, Новак. Если меня сейчас стошнит прямо на какой-нибудь ваш договор, не обессудьте. Но до туалета я не рискнул идти, зная, что за зрелище может меня ожидать в любом из них. А что еще я мог подумать? Ни вас, ни этого вашего вездесущего Тейлора.

Дентон махнул рукой куда-то в сторону и красноречиво поморщился, а я бы так же эффектно и привычно закатил глаза, если бы был уверен, что в этом сейчас есть хоть какой-то смысл.

Какого черта он несет? Неужели обязательно продолжать этот взаимный обмен "любезностями", даже в праздничный вечер и когда за нами никто не наблюдает? Какой в этом смысл — кусать меня в отсутствие благодарных зрителей и не в пример остальным? Или его личная антипатия распространяется и во внеурочные часы, которые даже не оплачиваются? И при чем здесь вообще Магнус? Хотя...

Задаваясь чередой явно риторических вопросов, я внимательно посмотрел на нашего финансового директора.

Кажется, я начинал что-то понимать и, в следствие этого, запутываться еще больше.

Дентон же говорил, что принимает какие-то антибиотики.

Я скосил взгляд на пустой, с кубиками подтаявшего льда на дне, бокал в его руке, который он тут же небрежно толкнул от себя по столу, и тот оставил едва различимый влажный след.

Тогда зачем он пил? Даже для него это чересчур — быть таким придурком, зная, какую реакцию эта ядерная смесь может вызвать. Или он полностью уверился в своей "божественной бессмертности", вытекающей из того, что все кругом по умолчанию "имбицилы", и что "поборникам морали" еще прижизненно, и в отсутствии недостаточного финансирования на установку памятников, выдают само-заряжающиеся нимбы и флакончики с иммунитетом против похмелья внутри?

— Могли бы и присоединиться, — решил подыграть я, апатично соображая, сколько времени придется ждать такси, если позвонить уже, и устало помассировал виски.

Дентон насмешливо вздернул свою шикарную черную бровь, и на его виске блеснула маленькая капля. Вообще все его лицо было странно влажным.

У него что, жар?

— Чтобы я на собственном опыте убедился в неоспоримом таланте Магнуса и все-таки увеличил вам тираж? — издевательски протянул он, и у меня тут же пропало всякое желание переживать за его здоровье. Гадюка по-прежнему жалила отменно. — Нет уж, увольте. И вообще, откуда столько стереотипов? Если гей, то значит, что подойдет любая задница? Вы полный болван, Новак.

Последние слова он произнес с придыханием и явным удовольствием. Словно это все было чертовски забавной шуткой. А я моментально вспомнил, как же я ненавижу эту злоебучую дрянь.

— Причем, как оказывается, не только в профессиональном плане.

Пальцы сами собой сжались в кулаки и вместо еще недавно вялой и равнодушной усталости, внезапно сознание затопили неконтролируемые по своей силе холодная ненависть и ярость, неотличимые друг от друга. Как кадры кино, перед глазами услужливо промелькнули все те ситуации и многочисленные собрания, на которых Дентон, не стесняясь в выражениях и с неизменной неиссякаемой фантазией, растягивал и имел меня разом во всех ему известных направлениях. И к черту, что он сейчас может вообще ничего не соображать.

Шумно выдохнув, я почувствовал, как кончики пальцев стало покалывать почти что от физического желания причинить ему боль. Ударить как следует и унизить, чтобы он харкал кровью и валялся у моих ног на полу, разом растеряв весь свой нарочитый гонор и высокопрофессиональную спесь. Стереть с его лица эту издевательскую улыбку и не слышать одни и те же слова, все время проигрывающиеся в голове знакомым саркастическим голосом.

До этой самой секунды я даже не представлял, насколько сильно его не выношу. И одновременно не мог понять, за что он меня так ненавидит. Возможно, давно пора было признать, что для этого нет определенной причины? Но в какой момент я показал себя удобным "мальчиком для битья" и что сделал не так? Какое он имеет право постоянно меня унижать и смотреть с таким пренебрежением? И чего во мне самом больше — гнева, уязвленного самолюбия или самой настоящей и такой детской обиды?

И это чувство внутри было странным. Таким же неконтролируемым, как и неоднозначным. Я не смог бы описать его набором простых и односложных чувств или одним словом. Не смог бы даже назвать причину. Я просто ощущал, что это и есть некий предел. Бессознательно ли или специально и планомерно, но Дентон с присущим ему одному мастерством довел меня до той точки, откуда уже не было благополучного возврата. Словно мы наперегонки и на полной скорости мчались к обрыву, и только что закончилось то критическое расстояние, когда еще можно было повернуть назад или остановиться. Теперь же оставалось долгое и неминуемое падение вниз, которое должно было закончиться грудой покореженного металла и яркой вспышкой огня в мозгу. Только я не собирался падать один.

Стоила ли игра свеч? Поступал ли я правильно? Или быть может мне повезет и он окажется одним из тех извращенных придурков, уважение которых можно заслужить только грубой обороной?

Ничего не замечая, финансовый директор продолжал веселиться, по-видимому окончательно удостоверившись в своей полной безнаказанности. И мутного тусклого света от монитора было достаточно, чтобы я мог разглядеть его знакомое и, одновременно, такое чужое лицо, с выученными наизусть и до зубного скрежета чертами — от узких скул до неестественно пухлой нижней губы.

Не удивлюсь, если он балуется ботоксом или другой косметологической хренью.

— А еще меня в любой момент может вырвать от того лица "всезнайки", с которым ты каждый раз доказываешь мне какую-нибудь очередную чушь, — плавно перешел Дентон на "ты" и тихо хмыкнул каким-то своим мыслям.

Я медленно встал и подошел к нему, сам еще толком не зная, что собираюсь сделать. Но одно желание стало отчетливым — заткнуть.

Было достаточно всего одного шага, чтобы над ним нависнуть, пока он упивался своим небывалым красноречием, и мне даже по привычке не пришлось вздергивать подбородок.

— И да, почему я в данный момент сижу здесь и говорю тебе все это? — и он наклонил голову к плечу, растягивая губы в своей жалостливой ухмылочке и больше всего сейчас похожий на мошенника, в рукаве которого совершенно неожиданно для других игроков оказался джокер, — Потому что, Новак, ты реально меня задолбал. Заметь, не "заебал", так как об этом тебе даже мечтать не следует, а за-дол-бал.

Первое: я никогда не умел достойно проигрывать. Второе: у меня было главное правило, которое заключалось в том, что я никогда не смешиваю работу и личную сторону своей жизни. Ну почти никогда. Третье: я привык говорить как можно больше правды, если она почти ничего не стоит и имеет положительный эффект — так сказать, для пользы дела. Правда, в данном случае, эта польза была весьма сомнительной.

— Джейси Дентон, ты самая последняя блядь, какую я только в своей жизни видел, — произнес я медленно. — И заметь, сейчас я говорю не о том, предпочитаешь ли ты подставлять свою задницу в постели...